Передайте ему Цзыдянь, когда придет время…

      Усянь проснулся поздно, как всегда, уже был час Лошади. Первое, что он захотел сделать — это найти А-Чэна. Но он не может нигде найти Чэна, он переходит на бег, уже начиная волноваться. Он обегает всю башню два раза и узнает, что в последний раз его видели с Сиченем. Сердце окатывает тревога, он несется в поисках Цзинь Лина, чтобы срочно ему это сказать.       Цзинь Лин нашелся в компании Сычжуя и Цзиньи. Усянь нахмурился и бесцеремонно выцепил из толпы Ланей племянника. Эту фамилию он уже готов буквально сплевывать, как сплевывал в свое время фамилию Вэнь. Хватит с него всех этих Ланей.       Усянь коротко обрисовывает ситуацию о пропаже Цзян Чэна и о том, что ему удалось выяснить в ходе поисков А-Чэна. Цзинь Лин с шоком раскрывает глаза и рот. Затем он стремительно покидает Вэй Усяня, говоря тому, что попробует решить этот вопрос. Усянь окрикивает его, чтобы он остановился и не действовал в одиночку, но Цзинь Лин даже не оборачивается. Усянь поворачивается к двум шокированным Ланям, что стояли рядом с племянником и неловко им улыбается по-Мосюаньюйски.       Вечером этого же дня Усянь уже не может найти даже Цзинь Лина. К его несчастью его самого искали и это был Лань Ванцзы. Он предлагает помочь запуганному и плохо от того соображающему Усяню, но тот все же наотрез отказывается, кривясь от переката иероглифов на языке в слове Лань.       Через какое-то время, глубокой ночью Цзинь Лин находит Вэй Усяня в его комнате не спящим и рассказывает о письме учителю Ланю и его официальном визите, а также о том, что Цыжэнь не воспринял данную новость со всей серьезностью, все еще веря в своих племянников, он обещал им лишь тяжелое наказание, если улики на них действительно найдутся. Усянь хмурится и кивает, делает свои выводы о том, что возможно младшее поколение Ланей тут ни при чем.       На следующее утро Ванцзы, которого никто не заметил в башне, к сожалению о том, что Ванцзы бесследно прокрался в Орден Усянь не знал, и этот Лань вылавливает его вновь, в открытую говоря, что он знает, где его брат. Он предлагает показать дорогу и Усянь веруя в то, что Лань бы не стал врать ему так нагло, летит за ним, с уверенностью, что он в любом случае сейчас будет сильнее Ланя.       Ванцзы действительно показал ему вход в это подземелье, однако во внутрь он пройти не дал, и к большому удивлению Усяня призвал мертвецов гуцинем. Да, гуцинь - не флейта. Собрал разом целую армию, но вот только и вреда от тьмы этот Лань получил во столько же раз больше. Усянь был уверен такие волны темной Ци, отдающей от призыва такого количества мертвецов, со временем не способен выдержать любой. Усянь достал флейту, но ничего кроме как отбежать, сделать не смог. Когда Лань закашлялся кровью от отдачи, Усянь сразу же дал деру от него. Сейчас он не был готов вновь использовать тьму. Не после всех обещаний себе, а главное Цзян Чэну и предкам. Ни после того, как Цзинь Лин поверил в это. И не после того, как чуть не умер от перегрузки золотого ядра. Он просто встал на меч и полетел так быстро, как смог. Но это продлилось не долго. Во-первых он задыхался от таких усилий, во-вторых тот самый злосчастный меридиан, хлестнувший его изнутри тогда начал побаливать. А это был - серьезный сигнал. Смерть во время погони - тоже смерть. Он спрыгнул с меча и стал отбиваться как мог от мертвецов, которые не отставали от него даже на лету. «Это не простые мертвецы»       Когда прилетел Цзян Чэн, Вэй Усянь едва не вмазал ему, думая, что его уже догнали. Но Цзян Чэн сделал то, что Усянь никак не мог ожидать. Он поцеловал его! И главное как! У Усяня задрожали колени, начиная подгибаться. Хорошо, что Цзян Чэн сильно прижимал его к себе и... к своему стояку, вау! К Усяню закралась не хорошая мысль, что такое состояние его А-Чэна связанно как-то с проделками Первого Нефрита. Лишь бы он ему ничего не сделал! Как Усянь испугался, что Цзян Чэна могли взять насильно. Он побоялся это спросить в эту минуту, но спросил позже. Ответ очень сильно его утешил. Но все же, что за настроение у Цзян Чэна? Почему он такой... живой? За все время после его пробуждения Цзян Чэн не вел себя настолько живым. Будто бы он что-то пережил или переварил, как будто кто-то частично забирал его эмоции после воскрешения, а теперь вернул обратно. Вэй Усянь хотел бы, чтобы его брат остался таким навсегда. Но что-то ему подсказывало, что это временная радость для него. В его жизни ничего долго и постоянно не бывает, и если он чему-то радуется это непременно скоро исчезнет.       Когда они бежали к войскам своего когда-то родного Ордена, Вэй Усянь подумал, что, кажется, Цзян Чэн слишком живой! С ним определенно что-то сделали, иначе как понять то, что они бегут прямо под стрелы агрессивно настроенного войска? Он едва не испустил дух, когда все войско выпустило в них стрелы. Но похоже, Цзян Чэн все же отдавал себе отчет в том, что делал. Усянь не знает, чем тот руководствовался в самом деле, но его грандиозный план, слава небожителям, сработал!       После того, как Цзян Чэн преподал урок мелкому негодяю, заменяющему главу Ордена в первый раз в жизни, в лагере войск Юньмэна, он подошел к Усяню, взял его за локоть, чтобы отвести в сторону, за палатку:       — Вэй Ин, — нет, что-то в Цзян Чэне было очевидно не так, почему он такой? Такой... Почему Усянь так захотел обнять его и прижать к себе? Почему сейчас он так нежно и страстно целует его? Почему он такой радостный и возбужденный? Ноги вновь задрожали, а затем отказали, и он медленно начал стекать вниз в объятиях.       Цзян Чэн оторвался от него:       — Что ты делаешь? — недоумевая произнес он с легкими нотками раздражения, его взгляд был абсолютно темный, зрачки большие, а взгляд похотливый, — Что ты…? Ты падаешь? — Цзян Чэн попытался поднять стекающего Усяня на ноги за подмышки и поставить, чуть приотпустив руки, но Усянь вообще не держался на ногах, Усянь лишь нервно посмеялся. Цзян Чэн усмехнулся — Что, ноги не держат, да, Вэй Усянь?       Цзян оглянулся вокруг и поднял Усяня на руки. Он понес его в сторону шатра, который им двоим предоставили на время прибывания тут.       Внутри были две циновки, с тонкими матрасами, по два одеяла и две подушки, один письменный стол с кистью и чернилами, два сундука для вещей, поверх которых лежали свежие нижние одеяния, но Цзян Чэн не был уверен, что они подойдут ему по размеру. Два светильника в разных концах шатра, стоящие на земле. А также две бумажные не расписанные ширмы. «Просто и со вкусом» — подумал Цзян Чэн.        Он осторожно положил свою ножу на одну из циновок, затем пододвинул к ней вторую. Даже если он потом запечатает все свои воспоминания и эмоции о Вэй Ине, он хоть раз хочет почувствовать какого это заниматься с ним любовью.       Цзян Чэн никогда не отличался терпением. А сейчас оно и вовсе покинуло его. Он смог только помыть руки, после чего принялся медленно раздевать Вэй Ина, оглаживая руками желанные участки тела, что лишались слой за слоем одежды. Вэй Усянь громко дышал. Когда Цзян Чэн провел большими пальцами поверх нижних одежд по бусинкам сосков, Усянь громко пискнул. Цзян Чэн нахмурился, останавливаясь от прелюдий. Но лишь для того чтобы поставить над ними защитный купол, который не пропустил бы лишних звуков. После чего он вновь принялся трогать Усяня везде, где ему хотелось. А хотелось ему очень многого. на кончиках пальцев покалывало от ощущений родного теплого тела. Он впился ему в губы, спустив руку к паху, также поглаживая сквозь нижние одежды вдоль всего паха, затрагивая член, мошонку и задний проход. Нижние одежды он скидывал с себя так же быстро, как и свою одежду, едва не порвав все. Он швырнул кучу белья, даже не запоминая куда. Он лишь вытащил флакон с маслом для меча. Для него было чем-то удивительным не расправить и не сложить снятую одежду, а сейчас он еще и швырнул ее комом на землю, даже не прицеливаясь куда. Его руки и дыхание подрагивали от нетерпения когда он оглаживал вход. Он прерывисто дышал в лицо Усяню, периодически утягивая его в глубокий поцелуй. Цзян ЧЭн, наверное, слишком быстро разрабатывал его, но Усянь не жаловался и не пищал от боли. Он стонал исключительно от наслаждения, когда Чэн немного надавливал к верху. Его стоны заставляли руки трястись сильнее, движения становились резче. В конце концов он выдернул руку, боясь сделать только хуже с таким мондражом рук. На последок он тщательно смазал свой член, немного перебрав с жидкость, которая падала на циновку вязкими каплями. У него просто-на-просто дрогнула рука в этот момент. Он закинул себе на плечи его ноги. Последние остатки своего самоконтроля он растерял, медленно входя в горячее тело и останавливаясь. Он тяжело дышал, сердце грозило вырваться наружу от бешенного стука, тело немного подрагивало, хотелось начать сразу двигаться до сведенных судорогой мышц. Но он мысленно отсчитывал до 10. Эмоции, эмоции. Их было слишком много для Цзян Чэна. Когда он начал двигаться чаша его внутреннего терпения наполнилась до краев. Его просто распирало эмоциями. Все было настолько плохо, что он начал тихо постанывать. Когда он почувствовал, как Усянь все больше сжимается вокруг него, все эмоции выплеснулись наружу:       — Я люблю тебя, — прошептал Цзян Чэн. Это вырвалось у него совершенно случайно. Он не хотел говорить подобного и обнадеживать брата, и не хотел признаваться в этом.       Вэй Усянь судорожно вдохнул, резко открывая глаза. В этот момент Цзян Чэн проклял себя. Он резко остановился, все еще тяжело дыша от возбуждения. Однако страх непоправимого накатывал на него волнами. Да как же у него теперь поднимется рука запечатать все это, когда он только что так красиво признался во всем. Он подарил надежду Усяню, и теперь был не вправе ее забирать. Что ж, теперь, если Усянь предаст или покинет его, он будет страдать. Цзян Чэн лишь надеется, что при таком раскладе ему хватит сил на то, чтобы успеть совершить ритуал до того, как он наложит на себя руки.       Вэй Усянь открыл рот и долго держал его в таком положении. Судорожно вздохнув и зажмурившись он сказал: — Я тоже тебя очень сильно люблю.       Цзян Чэн думал, что Усянь раз так зажмурился скажет что-то очень неприятное ему в этот момент или отшутиться, он начал готовиться к худшему, но ответного признания он не ждал. Хотя со стороны Усяня было много предпосылок к его признанию, да и его сознание он чувствовал уже однажды. Все равно Цзян Чэн не был уверен в себе до конца, не был уверен, что действительно так сильно нужен Вэй Усяню. Но сейчас, даже если его голова говорила ему о том, что так просто словам заядлого вруна верить не стоит, сердце уже поверила, услышав настолько долгожданную фразу в самый нужный момент. Цзян Чэн утянул Вэй Ина в новый, но очень нежный поцелуй. Он долго целовал его. Постепенно остальные эмоции и окружающие звуки возвращались к мере того, как он отходил от шока. С ними же и вернулось чувство возбуждения. В общем-то в паху уже начало неприятно ныть и тянуть, так что вместе с нежным и очень долгим поцелуем он продолжил движения своим тазом, но уже не такими быстрыми и размашистыми движениями, а более медленно и плавно, подстать тому поцелую, который он сейчас дарил. Вэй Усянь кончил с громким вскриком, сильно и резко выгибаясь всем телом. Цзян Чэн на это время остановился, жадно впитывая взглядом и прижимаясь к дрожащему телу ближе, выцеловывая скулы Усяня в этот момент. Когда Усяня перестало потряхивать он продолжил двигаться очень быстро возобновляя приближение сверкающего пика до того же момента, что было до того как он остановился. Он кончил, сильно передернувшись и шепча имя: — Усянь.        Вэй Усяню было невероятно важно и приятно услышать такой шёпот возле самого уха. Вероятно, этот шёпот будет теперь преследовать его во снах.       После одного захода их хватило только на то, чтобы вытереться. После чего они мгновенно заснули, проснувшись только от звуков колокольчика, которым тряс караульный адепт, дабы разбудить лагерь.       Цзян Чэн выпутался из конечностей Вэй Усяня, который бубнил о том, что он отказывается встать и точно не хочет отпускать теплого Цзян Чэна. На такое поведение бесцеремонной личности он коротко улыбнулся, закатывая глаза. Сейчас он больше всего хотел узнать, где можно было бы стать чуть-чуть по чище. Цзян Чэн всегда был ужасным чистюлей и от грязи его очень сильно коробило, даже на войне он всегда находил время чтобы сбегать к речке. Так что сделав ставшую уже привычной прическу с длинной косой, одевшись в старую одежду Ланлиня с фиолетовым вставками, а также прихватив с собой одеяния рядового заклинателя, Цзян Чэн встал у выхода из шатра:       — Вэй Усянь, я полечу к ближайшему водоему.       — О-о-о-х-х,— раздался громкий стон,— А поваляться ты еще не хочешь, а? Непременно надо в такую рань куда-то лететь, чтобы потом окунуться навярняка в холодную воду.       — Хочешь быть грязнулей?       — Не-е-е-ет, но я хочу еще поспать!       — Спи, тогда я слетаю один.       — Вот, Цзян Чэн!— Усянь подскачил на циновке, — вот что ты за человек, то такой! Ты же не из Ордена Лань..., — Усянь осекся, вспоминая какими теперь "Лани" были в глазах всех людей.       — Орден Лань, к твоему сведению, встал бы еще на пару тройку часов раньше! — «Удивительно, похоже он полетит со мной, раз так вскочил»       — О, ну на пару ты загнул! На час может быть, — сказал Усянь уперев руки в бока.        Цзян Чэн замер, нахмурившись. Вэй Усянь имел ввиду китайские часы, соответствующие 12 знакам зодиака. В то время, как Цзян Чэн имел ввиду другие часы, он бы сказал "обычные". Но откуда он подобные вещи знал, он не понимал.[1]       Пока Цзян Чэн сосредоточился на своих размышлениях, Вэй Усянь бегал голыми пятками по земле, собираясь в путь. От подставки с мечом, до сундука и затем собирая свои вещи, попутно слегка похлопывая по ним в попытке отряхнуть. Увидев подобное, Цзян Чэн покачал головой, закатив глаза. Затем Вэй Усянь, когда все собрал сел пятой точкой на циновку и принялся судорожно отряхивать свои пятки, чтобы влезть в сапоги. В отличие от него Цзян Чэн постарался дотянуться до всего стоя на циновке, а что не достал, собирал уже в сапогах, полуодетый. Покончив со сборами Вэй Усянь радостно подскочил к Цзян Чэну, кладя руки на его грудь и поднимаясь на мысочках к его губам. Цзян Чэн наклонился к нему ближе головой, а руками мягко прижал к себе, чтобы Усянь случайно не навернулся. Так как он заметил, что в этом теле Вэй Ин слегка неуклюжий. Скорее всего это было связано с тем, что новое тело совсем не соответствует размеру его родного тела. И все же после короткого поцелуя, ему не захотелось отпускать руки, он сильнее прижался к нему туловищем и губами, запуская свой язык ему в рот. Вот сейчас это все грозило перерасти в полноценный секс из совсем ненавязчивого утреннего поцелуя под сильный стук в груди.       — Ой, — тихо пискнул Усянь, отстраняясь, когда почувствовал возбуждение Цзян Чэна, а его самого уже начало сильно крыть от такого напористого и уверенного захвата.       — Так мы не доберемся до воды, — хрипло проговорил Цзян Чэн, пытаясь успокоить свои желания, и не смотреть на Вэй Ина. Он попытался сосредоточится на чем-то другом. Но это что-то оказалось его очередным странным сном. То была комната в бежевых тонах, с коричневыми толстыми шторами на невероятно широких окнах. Он сидел на диване, смотря на какую-то магическую плоскую штуку в совершенно бысстыдной вальяжной позе, почти сползая с этого мягкого дивана, расставив ноги. На нем были слишком толстые нижние штаны и слишком короткие верхние одеяния, на которых не было запаха. Он не совсем понимал, как что-то подобное можно вообще надеть. На его бедре лежала девушка с кучерявыми пышными темно-коричневыми волосами, поза которой была еще более раскованнее. Они смотрели на эту магическую штуку и о чем-то тихо переговаривались. Она была в чем-то похожем на верхнее одеяния, но с рукавами длинной по плечо. Эти одеяния едва держались на одной завязке, так, что Цзян Чэн мог бы разглядеть все ее непристойности, если бы сильно наклонился. Но почему-то в том сне он не думал о том, что она выглядит как-то не так, он воспринимал и девушку и то как она выглядит как данность. А почему ему снятся какие-то девицы, в то время, как Вэй Усянь был совсем рядом под боком, он совершенно не понимал. Если раньше подобное можно было бы объяснить его тягой к женскому полу и отсутствием вообще хотя бы какой-то симпатии к кому-то кроме девушки и только в рамках этого сна, то теперь чем это объяснить? Чертовщина какая-то, которой не было вроде бы до его смерти в этом мире. Нужно почитать какие-либо свитки о душе человека или что-то связанное со смертью человека. Его чувства к этой девушке казались даже чище, что в общем-то оставляло горький осадок, чем к его брату, который много раз с ним ссорился и предавал его доверие. И все равно он его любил, очень сильно любил, хотя некоторые вещи простить ему не мог.       — Цзян Чэн, ты чего такой хмурый стал?       — А? — он обернулся на Усяня «Ну вот как ему это объяснишь?»— Меня беспокоят мои сны, — Цзян Чэн вновь отвел от него взгляд.       — Тебе опять снится горящая Пристань Лотоса?— Цзян Чэн покачал головой, — Опять… та странная карета с той девушкой?       Цзян Чэн заметно пожевал щеки с внутренней стороны:       — Странная комната и да, опять она. Это, наверное, какая-то ведьма, раз я ее постоянно вижу.       — Цзян Чэн, ты сможешь ее нарисовать?       — В том то и дело, я не запоминаю ее лица.       Вэй Усянь нахмурившись почесал переносицу. Цзян Чэн перевел на него взгляд: — Ладно, это потом, — он вышел из шатра и огляделся вокруг. На улице было прохладно, изо рта шел пар. Это совсем не располагало к купанию, но Ваньинь сомневался, что сейчас кто-то найдет ему бадью, а после всего произошедшего очень хотелось окунуться. Солнце уже встало, оно находилось на приличном расстоянии от горизонта, но еще не успело прогреть воздух после холодной ночи. Адепты и заклинатели суетились, ходя между шатрами. Кто за едой у полевой кухне, кто еще куда. Цзян Чэн уловил привычный для себя запах Юньмэнской еды, сразу захотелось безумно сильно есть, и желудок решил с этим согласиться, громко оповещая владельца о своей пустоте. Он досадливо цокнул, откладывая полет до озера. В холодную воду на голодный желудок лезть уж совсем не хотелось. Сзади послышался шорох ткани. Из шатра вышел Вэй Ин и клацнул зубами от холода.       — Цзян Чэн, ты уверен, что ты куда-то хочешь лететь?       — Надо. Но для начала мы чего нибудь перекусим, — говорил Цзян Чэн смотря прямо на свою дальнейшую цель.       Вэй Усянь обошёл его, чтобы посмотреть в тоже направление:        — О, как же я давно не ел блюда Юньмэна, — Усянь потер свой живот.        — Да, тебе то что? Ты все равно еду перчишь так, что не понятно съел ли ты лягушку или нормальный кусок мяса, — хотя по правде говоря, Цзян Чэн спокойно мог съесть то, что перчил Вэй Усянь. Возможно это была его детская закалка. Однако ему все же нравились чуть менее приправленные блюда.       — О, ну конечно! Я все прекрасно отличу.       Цзян Чэн сморщил нос, выражая свое полнейшее не согласие. Скосив глаза на Вэй Ина он молча пошел в сторону полевой кухни. Вэй Усянь фыркнув пошел за ним.       — Что там? — поинтересовался Цзян Чэн, указав на закрытую железную посудину, которая стояла на тлеющих углях.       — Сегодня у нас жареная свинина в специях с острым корнем и стеблями лотоса, Господин, желаете?       Цзян Чэн ухмыльнувшись обернулся к Вэй Ину, предвкушая его реакцию. О, это того стоило он в этот же момент посмотрел на него сверкающими голодными глазами.       — Слюной не подавись, — усмехнулся Цзян Чэн, рискуя самостоятельно попасться на свою же издевку. Как же давно они не ели Юньмэнской еды. Даже если повара Ланлина готовили нечто подобное, для этих двоих это был все равно не то вкус, — Положите нам, пожалуйста, две тарелки.       И правда все то время, пока они искали где сесть, Вэй Усянь молчал, едва ли не уткнувшись носом в тарелку. Только когда они сели на циновки в своем шатре, он заговорил:       — А-а-ах, — с наслаждением протянул Усянь, — Как хорошо! Остренькое! С лотосом! То что нужно!       Цзян Чэн хмыкнул беря палочки в руки. Он предпочел побыстрее приступить к еде, нежели вести разговоры.       Во время еды к ним прибежал адепт.       — Господин Ц-цзян, Господин Вэй, Вас просят явиться на военный совет генералы, к нам скоро прибуду войска Ордена Цзинь.       — Хорошо, передай им, что я приду через половину палочки благовоний.       Когда адепт откланялся и ушел, Усянь все же решил поинтересоваться.       — Почему ты в последнее время так странно определяешь время? Оно, конечно, правильно было, но все же.       — Я путаюсь в этом. Я забыл кую форму времени и когда нужно использовать. Я помню другое понятие времени, воспринимаю его по-другому, — честно сознался Цзян Чэн.       — … А в твоих снах используют то время, которое ты помнишь? — Вэй Усянь вздернул бровь и внимательно посмотрел на Цзян Чэна       — Причем тут эти глупые сны и…. Что? Погоди-ка, может быть. Но я слишком плохо помню хоть что нибудь стоящее из этих снов.       — А что насчет твоих странных выражений? Например, что значит «Дъявол» ты отчетливо это произнес когда нас погребало под камнепадом лабиринта.       — Это ругательство такое. А что?       — Ты постоянно произносишь странные слова, странные выражения. Такие слова ты помнишь в своих снах?       — Я… не знаю, — Цзян Чэн опустил низко плечи не в силах вспомнить хоть что-то, — Хотя некоторое время назад, я помнил, что один из странных звуков ударов металла, что я тебе описывал из первого сна очень похоже на музыку. Только человек там не пел, а буквально орал. Честно говоря, мне это понравилось.       — А сыграть сможешь?       — Не представляю, каким инструментом это можно было бы сыграть, разве что Шен подойдет. Но я не умею не ней играть. Я мог бы набить ритм этой песни и желательно именно на каком-то широкой плоском куске металла, от которого бы шло хорошее эхо.       Вэй Усянь прыснул со смеху:       — Аха, на колоколе набей.       — Тц. Да что ржешь! Я ему тут души изливаю, а он…!       — Я же пошутил, Цзян Чэн, успокойся. Может сопереживание…?       — С ума сошел! Все, отвали от меня с этими расспросами, — Цзян Чэн встал с циновки, направляясь к выходу.       — Цзян Чэн! Погоди, — подбежал к нему Усянь, — Может быть есть что-то такое, о чем ты умолчал? Что-то важное связанное с этим? Скажи мне, чтобы я мог подумать над этим, пока ты будешь на совете.       Цзян Чэн тяжело вздохнул, он развернулся к Усяню, смотря ему прямо в глаза:       — В первый раз я видел это, до того как я очнулся. Не нужно было быть очень сильным дураком, чтобы понять, что та сильная боль в теле, что я почувствовал в тот момент была предсмертной. Я не помню название всего того, что я описывал. Но этого всего определенно нету здесь… в этом мире. Я надеялся, что я вспомню или найду ответы на свои вопросы, но заместо этого я получаю новые загадки с каждым новым сном. Я не знаю связаны ли мои сны с тем, что я видел перед тем как ожил здесь. Я искал эту девушку, но ее нигде нет, она ни на кого не похожа. У нее были пушистые каштановые волосы. Не помню никого такого. Я надеюсь, что это все прекратится, и я не буду больше видеть ни ее, ни остальную магическую хрень. Доволен? — Цзян Чэн вышел из шатра, не дождавшись ответа, оставив Вэй Усяня с открытым ртом медленно оседать на пол.