Передайте ему Цзыдянь, когда придет время…

      — Цзян Чэн, ну ведь я теперь одетый. И, да, я понимаю, из-за чего появилось такое чувство.       Чэн вздохнул и лег на спину обратно, закидывая руку, сползшему по ниже Усяню, который угнездивался у него на груди.       — Мне кажется, мы уже пробовали это. Ты точно этого хочешь на самом деле?       Усянь опешил и приподнялся:       — Откуда?       — Я понял, что ты хотел сделать, твои действия, когда наши сознания соприкасаются, они вызывают странные желания…       — Ну, может, тогда разок поддаться этому желанию? Попробовать, ммм?       Цзян Чэн помолчал, хмурясь.       — Ну давай же А-Чен, это же всего лишь я, ты же знаешь, я такое никому не расскажу, а дверь мы запрем.       Усянь демонстративно нарисовал печать своей Ци на ладони, и отправил печать на дверь.       Цзян Чэн закусил нижнюю губу. А Усянь достал его руку и прикоснулся губами его запястью, соединяя тем самым их души.       Это было безумно приятно, поэтому Чэн зажмурился, начиная сдаваться этим жгучим и нежным ощущениям, которые он чувствовал от сознания Усяня и его мягких губ и языка на своем запястье.       Он получил в награду шумное выдыхание и возбужденный взгляд Чэна. Он счел это за немое согласие. По этому снял с себя штаны и закатал длинное платье Чена, осторожно прижимаясь пах к паху, избегая его ног. Он оперся локтями рядом с его плечами и расставил ноги, притираясь к чужому паху. Чэн с сомнение посмотрел на все это. Сейчас они не касались ничем друг друга. Усянь наклонился к нему, соприкасаясь с ним губами. Цзян Чэн даже не уворачивался, а когда губы соприкоснулись, он опять получил сильное желание овладеть им. И это отразилось в его взгляде. А-Чэн начал нежно сминать его губы, не разрывая этот сладкий контакт. Усянь очень хотел, чтобы Чэн взял оба члена в свою руку и прижал их к друг другу. Потому что он нависал над ним, стараясь ничем кроме паха не прижиматься, чтобы не сделать больно. Весь его вес был на его локтях и ногах. Цзян Чен услышал его желание и обхватил, прижимая два нефритовых жезла друг к другу. Они не удержались и издали одновременно тихий стон не сдерживаемого желания, разделенного на двоих. Все их чувства сплелись в единый комок, и они ощущали их как свои. Чэн никогда такого не испытывал… смесь нежности и желания, будто бы он очень давно влюблён и сейчас получает желаемое. Но это было не возможно, зато нестерпимо приятно. Он углубил поцелуй, надавливая на затылок Усяня. Он чувствовал, как он боится навредить ему и как ему тяжело в таком положении, но это не уменьшало их общее желание. Они сходили с ума, они стонали в унисон, и эта реакция распаляла их еще больше. А ведь Чэн даже ни разу не провел рукой. Он срочно начал исправлять ситуацию, понимая, что возбуждение уже дошло до красных пятен перед глазами. Проведя на пробу пару раз они оба вскрикнули, чувствуя и себя и друг друга и излились, содрогаясь в общих, усиленных ощущениях. Они так и не разорвали поцелуй, приостанавливая движения языков во время кульминации.       Усянь все понимал и понимал, что чувствует ответную реакцию на свое безумие. Он чувствовал, как Чэн, убаюканный его похотью, добавляет свою в их общий букет. «Будь ты хоть тридцать раз натуралом, Цзян Чен, это все равно слишком потрясающе»       Усянь приподнялся и снял заколку, передавая ее Чэну, распуская волосы. Он взял руку Чэна в свою и опять поцеловал, вызывая сильное удивление, на свои мысли. Он хотел, чтобы они вдвоем оказались в тесном и влажном пространстве своими членами. Но все ребра Усяня были на месте и он бы так не согнулся. Оставалось найти третьего, кто бы вобрал их в себя или же насадился бы на них, но сейчас он мог только приласкать А-Чэна своим ртом.       Усянь наклонился и лизнул головку, пробуя вкус его семени. И оставляя на нем язык, что бы почувствовать ответные эмоции. Он мысленно передал «Возьми меня за волосы, они мешают». Чэн посмотрел на него абсолютно темным взглядом и намотал хвост на кулак. Усянь поддался его руке и продолжал ничего не делать, держа язык на нем. Он перевел на него спрашивающий взгляд «Ну и чего ты ждешь?». Чэн еще больше распалился от такой власти и медленно опустил его на себя, останавливаясь. Он мысленно задал ответный вопрос «Как глубоко, ты можешь это сделать?». Ответом послужило насаживание еще глубже до упора в заднюю стенку. В этот момент Чэн, кажется, сошел с ума от желания из-за того, сколько ему позволяют. Он медленно начал водить рукой, опуская Усяня не до конца, чтобы не сделать больно, ведь вобрать до конца он так и не смог. Вскоре, он не мог больше терпеть этот медленный темп и распаляясь, начал ускорять темп. Теперь он знал, каково это отсасывать свой же член, он чувствовал, Усяню было приятно это делать. Он прикрыл глаза, ускоряясь, это было просто чертовски хорошо. Усянь начал подмахивать, умело опускаясь до упора.       — «Где, твой рвотный рефлекс, Усянь?»       — «Нету»       Чтобы еще больше усугубить ситуацию Усянь начал поглаживать свой член. И незаметно засунул себе палец, в хризантему, когда на мгновение снялся с члена, а потом вобрал его до упора, одновременно надавливая на простату. Цзян Чэн не понял, что произошло, и что это было за острое ощущение, но почувствовал как свое. Он надеялся, что его сердце это выдержит, отбивая безумный ритм. Он раз за разом чувствовал волны острого пронзающего удовольствия он мысленно взмолился: «Меня так не хватит на долго» Усянь назло увеличил темп своих поглаживаний и Чэн в такт этому опускал его на себя рукой. Чэн едва успел зажать рот рукой, чтобы не проорать на весь дом от удовольствия. Усянь же заткнул себя чужим членом, выдавая вибрации по органу. Хоть Умяню было еще рано до оргазма, если бы он это делал один, но все эти яркие чувства Цзян Чэн подгоняли его к краю гораздо быстрее. Это было что-то действительно невероятное.       Усянь слез с полностью мокрого члена, разорвав контакт, растянул себя подходяще для размеров Чена.       Цзян Чэн прикрыл глаза, расслабляясь и, кажется, начиная засыпать. Он резко распахнул глаза, почувствовав приятную тесноту вокруг себя и одновременно заполненность и удовлетворение. Он ахнул от неожиданности произошедшего.       — Усянь, что ты делаешь?       — Разве ты не чувствуешь?       У Цзян Чена появилось слишком много вопросов к нему. Кажется, до него кое-что начало доходить, но он не был уверен.       — Да, Цзян Чэн, но разве тебе неприятно? Я ведь чувствую тебя.       «Ситуация теперь выглядит совершенно по-другому. Это, твою мать, не попробовать, Вэй Усянь. Это получить то, что очень желал. Самое ужасное, что я чувствую свой же член у себя в…»       — Слезай, нахер! — сиплым голосом он произнес, — Что у тебя написано на мече??       — Цзян Чэн, просто расслабься. Если хочешь, я могу закрыть свое сознание, чтобы ты не чувствовал проникновения.       Чэн не понимал, что ему теперь делать. По сути сам процесс не изменился, только понимание. А-Сянь хотел его, очень сильно хотел, ему ведь чертовски нравится все это, он чувствует. И ему все это нравилось, пока он не понял, что это не его чувства. Ведь понимание не меняет факта. Но он ведь не обрезанный рукав, если бы не сознание Усяня, он бы не смог этого сделать с такой отдачей. На самом деле он очень хотел бы проверить понравиться ли ему это без этой магии. А еще он, все-таки, чертовски хотел ощутить, как А-Сяню хорошо скакать на его жезле. По этому он поддал бедрами вверх, чувствуя отклик. Он ухмыльнулся и хмыкнул.       — Ну, давай, раз ты начал. Покажи мне, как ты сходишь с ума.       Сейчас Чэн очень жалел, что не может поставить его раком и отодрать его так хорошо, как он умеет отдирать девиц и что не может перевернуть его на спину, задавая свой темп и вырывая у него стоны. Зато он положил свои руки на его бедра сжал и начал его приподнимать и опускать, поддавая бедрами. «Вот это тебя кроет, дорогой, так сильно ты этого всегда хочешь?»       Его осенило усилить все это действие, он приподнял его и обхватил основание члена кулаком, не позволяя опуститься ниже, отчего Усянь захныкал. А затем он начал быстро двигать бедрами каждый раз проезжаясь куда надо. Он закрыл себе и ему рот. После чего опустил его до конца и стал предательски медленно двигаться, стараясь ничего не задевать. Усянь опять захныкал. Затем он опять приподнял его и теперь сделал не 10 резких толчков по простате, а 20 и пережал ему и себе член. Усянь с силой закусил кулак, просто сгорая от ощущений. Затем он снял его с себя и притянул к себе, выдыхая в чужие губы он спросил хриплым голосом еще раз:       — Какое имя у твоего меча?       — Ф-феникс…       — Правда? Я вот не поверил. Он залезает пальцем в теплое отверстие, продолжая пережимать ему, и энергично надавливает туда, куда он запомнил по ощущениям. Затем он останавливается полностью и под хныканье Усяня задает опять этот же вопрос.       — Как. Имя. У твоего. Меча?       Не дождавшись моментального ответа, он повторяет тоже самое и застывает на длительное время, чтобы он не смог кончить. Каждый раз он доводит его до грани, но не совершает последнего действия. Мозги Вэй Ина, который уткнулся в него и подавлял в нем стоны, начинают плавится от таких действий. Он больше не задавал этот вопрос продолжая играть с его оргазмом. Он даже сам не был уверен, что хочет почувствовать это, используя только руки. После еще одного раза, когда Усянь уже отошел от предэкстазного состояния он погладил его по щеке и притянул его ухо прямо к нему. Шепотом, используя максимально нежные интонации прошептал:       — Ну же, А-Сянь, не упрямься, твой старший братик(гэгэ) хочет знать, я ведь не отпущу тебя, пока ты не скажешь. А-Сянь, А-Ин… Может ты хочешь, что бы братик назвал тебя А-Юй? Или А-Сун?       Глаза Усяня закатились и он начал дрожать в его руках.       — Давай же, скажи братику, и я сразу тебя отпущу, скажи какое имя у твоего меча?       — Да за такие слова, А-Чэн, я тебе стану рабом.       Цзян Чэн очень довольно улыбнулся и опять прошептал:       — А-Ин хочет, что братик так почаще его называл, да? Тогда скажи мне имя своего меча, и я сделаю тебе очень приятно, только запечатай свое сознание.       Усянь сразу же запечатал сознания трясущимися руками. «И как хоть в точки попал?»       — Теперь, старший братик хочет услышать, — он нежно начал покусывать мочки ушей Усяня.       — Нет, ты меня не простишь.       Цзян Чэн хмыкнул. Усянь еле дышал, плавился, растекался как желе, но говорить отказывался.       — А-Сянь, что же там написано, что ты даже под пытками не хочешь этого говорить?       — Твои пытки слаще меда, - Усянь выдавил из себя широкую лениво-пьяную улыбку.       «У-у-у-у-у-у-у, по-моему я переборщил»       — Если ты скажешь, что написано на твоих ножнах, я повторю это еще раз. Доведу тебя до такого же состояния еще раз, — с этими словами он опять вошел в него на всю длину.       Ваньинь поставил заглушающий купол и все еще зажимая его, не позволяя ему опустится начал быстро двигаться, проезжаясь по тому месту. Через 15 раз Усянь начала орать и срывать свой голос.       — Ой-Ой-ой, Усянь не сжимайся вот так. Ну что? Значит, ты больше не хочешь повторений, так? Я не шучу, когда я понял твои намерения, я пообещал себе, что это последний раз. И если ты не скажешь имя меча, до того, как меня это достанет, и ты спустишь, больше я не буду с открытием сознания развлекаться, понятно?       В ответ была тишина. Самое ужасное во всей этой истории, что нефритовый жезл Чэна без сознания Усяня начал падать, а жертвой своих же пыток он становиться не хочет. Так что он опять запихнул в него все лишь свои пальцы. В последний раз он поласкал его изнутри, а затем провел по его члену один раз. Усянь не кричал, он чуть не задохнулся, падая в судорогах на грудь Цзян Чэна.       Цзян Чену стало резко противно от всего, что он позволил с собой сделать ради того, чтобы Усянь так и не сказал ему того, что без проблем показал Сиченю. Похоже, завтра он будет спрашивать это у Главы Лань. Усталость начала очень сильно проявляться, купал сам спал, глаза закрывались. Из последних сил он закрыл свое сознание, испытывая крайнее облегчение от прекращения головокружения.

***

      Проснулся он от возмущенной реплики Цзинь Лина:       —Ч-Что вы тут устроили?       Цзинь Лин стоял, привалившись к закрытой двери, держась за нее двумя ладонями, и шокировано смотря на них. Затем он не получив ответа запечатал дверь и прошел к окну, чтобы открыть его.       Цзян Чэн проморгался и сказал:       — Забери его на другую кровать, нафиг.       — Нет, я к нему не прикоснусь…. Вы же только что делали это…, — он достал из цянькуня палочки с подставкой и поджег их.       — Интересно, а если бы Цзэу-цзюнь первым вошел бы?       — Тогда, его бы сожрала дикая ревность. Цзинь Лин, он узнал меня по моему взгляду, причем сказал, что для него это «очевидно».       — Что?! Превосходно оба нефрита знают, кто вы такие. Просто отлично.       — Цзинь Лин, если не хочешь его трогать, то просто переложи меня на другую кровать, я чистый, — с этими словами он откинул одеяло, на нем красовалось чистое золотое одеяние, которое скрывало все от посторонних глаз до самых железяк.       — Вот это да, ну и угораздило же тебя, дядя.       Цзинь Лин с этими словами достал свой меч и сложил печать, чтобы он взлетел, направляя его прямо под сломанные ноги. В то время как он сам взял его под колени на руки и переложил на соседнюю кровать. А затем укрыл дядю.       — Дядя… ты, что… ног не чувствуешь? Они очень холодные, — он достал из мешочка меховую шкуру и укрыл ей ноги.       — Не чувствую, мне их обездвижили, чтобы кости правильно срослись.       — А, я понял. А с этим что? Помутнение рассудка? Почему он не проснулся? — он указал на спящего Усяня.       Цзян Чэн покачал головой.       — Вообще нормально с ним все было, до вчерашнего… Ты когда-нибудь видел его с мужчинами? — он заглянул, прямо в глаза Цзинь Лину.       — Ммм… я знал о его предпочтениях на словах, но я ни разу его не видел с кем либо. Даже, что б объятия были или что-то такое… это первый раз. А ты?       — А я… повелся на провокацию. Усянь открыл свое сознание. Прикрой его чем-то.       Цзинь Лин в ступоре уставился на него. — Что вы тут делали вообще? — он подошел и брезгливо накрыл его одеялом.       — О, эта история началась еще там, в лабиринте, меня придавило и я думал, что там и помру. Вместо последних слов, чтобы не обосрать все словесно как обычно, я применил заклинание открытия сознания и просто сосредоточился на том, что хочу сказать. Вэй Ин повторил за мной и отказался убегать.       — Ну еще бы. А потом вас спас орден Лань? Я только не понял как вы выбрались и почему на твоем мече?       — Усянь предложил с помощью нашей Ци подбросить балку, под которую я попал. Балка подлетела, он оттащил меня. Я начал отключаться от потери крови и энергии. Он сказал взял первый попавшийся меч, чтобы вылететь из-под развалов. Ну он не далеко ушел и тоже потерял сознание.       — Понятно…       Цзян Чэн потянулся за скрытым мечем Усяня.       — Что написано на этом мече?       Цзинь Лин нервно почесал голову.       — Так ты тоже в курсе… Я пытался вчера выпутать из него информацию, но он так и не ответил, — нахмурился Цзян Чэн.       — А, так вот, что тут произошло…. Я смотрю, пытки ему понравились… Дядя, а ты коварен, используешь против него его самую большую слабость…       — Похоть-то?       — Нет. «Себя»       — Цзинь Лин, как имя у его меча? Он вчера показал его Главе Лань, и они оба превратились в оскалившихся гиен, ты можешь это представить? Если мне не ответишь ты, я спрошу у него, он мне не откажет.       — Ха? Показал меч? Могу представить частично. Тогда, в храме Гуаньинь, когда Мэн Яо начал поливать тебя грязью, я видел оскал Вэй Усяня. К сожалению, тогда меня волновало совсем другое и я пропустил реакцию Первого Нефрита. А жаль, до сих пор интересно сидел ли он с неизменным лицом, как всегда. Я понял, что он ебанутый только тогда, когда он написал в письме, что призывал каждый день твою душу. Сейчас, оно у меня даже с собой есть. Вот можешь прочесть. Так что я бы на твоем месте держался бы подальше от клана Лань. Этот тоже ебанутый, но по-другому, — он указал на Усяня, — он за тебя голову сложит. А Лани они бешеные на воздержании, я боюсь представить, что они с же… в смысле мужьями делать своими будут. У них же пожизненная болезнь пятой точки будет.       У Цзян Чена брови взлетели вверх, когда он прочел письмо и отдал его Цзинь Лину.       — Так как все-таки называется его меч? Я ведь достану вас всех и не слезу, пока не скажите.       — Сейчас… я попытаюсь вспомнить… Феникс… мммм… там какой-то иероглиф из твоего имени был, я не помню какой.       — Действительно «Феникс»? Почему же тогда у Сиченя такое лицо-то было?       — Ну так иероглиф из твоего имени… Вэй Усянь у нас любитель нарочно выбесить человека, особенно ему доставляет удовольствие бесить Нефритов. Он показал ему красную тряпку, считай. Я бы не стал этого делать, конечно. Никто из нас не знает на что способен Глава Лань, а вкупе с Вторым нефритом это вообще являет собой что-то страшное. Я уже тебе говорил это, когда не знал, кто ты на самом деле такой.       — Я не понимаю,… почему Усянь не захотел вчера говорить имя и почему так активно его скрывал всегда?       — Стеснялся? Не стал говорить, потому что ему были по душе твои пытки, не думаешь? Давай, ты сам спросишь у него? Я привез Саньду и Суйбянь, но вижу, что они не понадобятся….       Цзинь Лин почесал голову и подошел к Вэй Усяню, дабы разбудить его. Вэй Усянь лениво потянулся и зевнул на кровати. Цзинь приказал своему слуге передать ему два тазика для умывания. Глава Лань очень активно порывался зайти и проверить, как там поживает Цзян Чэн, но Цзинь Лин его немного грубо не пустил, сказав, что это дела его семьи и посторонним тут делать нечего. Лань Сиченю, конечно, это не сильно понравилось, но возразить ему было нечем. Помимо тазика для умывания Цзинь Лин велел раздобыть одну бочку для принятия ванны, поскольку дядя Чэн сейчас явно не сможет купаться. Вместо этого он выдал ему тряпки и мыльный корень, чтобы он хоть как-то привел себя в порядок. После чего он отправил слуг за тремя порциями еды, которую поочередно выставлял на передвинутую в центр узкой комнаты тумбу. Сам же он садился на кровать, которая изначально принадлежала Усяню, а сейчас там лежал Цзян Чэн. На другую кровать он несколько брезговал садиться, несмотря на то, что Цзян Чэн очень аккуратно отнёсся к чистоте после их соития, обтерев и себя и Усяня трепкой, дабы оставить кровать чистой. Перед тем как они приступили к еде, Цзян Чэн вновь спросил:       — Так все-таки, как имя у твоего меча?       Вэй Ин тяжело вздохнул. Цзинь Лин нахмурился:       — Будет лучше, если ты скажешь ему.       Усянь призвал свой меч к себе и убрал с него защиту. Он просто молча положил меч Цзян Чэну на колени стороной, где были написаны иероглифы. Цзинь Лин не совсем верно истолковал значения меча. Это было не просто с иероглифом его имени. Этот меч был назван в честь него. Цзян Чэн просто не знал, что ему ответить. Он впал в легкий ступор и вернул меч владельцу не говоря не слова об этом. Что ж, теперь пазл в голове Цзян Чэна сложился. Усянь только хорохорился: «давай просто попробуем», «я просто хочу секса», «я всего лишь хочу тебя». Все это бред сивой кобылы! Вэй Усянь чувствует гораздо больше, чем просто желание к нему. Он ощутил это в полной мере, когда сознания соприкасались. Но можно ли это назвать любовью? Пока Усянь это сам ему не скажет, Цзян Чэн будет основывать свое мнение на том, что знает. Есть какая-то глубокая привязанность между ними, которая заставляет Усяня терять голову по отношению к нему. Ясно как день, что Усянь просто не сможет быть без него. Но дело было даже не в этом. Эти ощущения, которые испытывает к нему Усянь, колохнули какие-то старые струны его души, будто бы когда-то он чувствовал что-то подобное, но вспомнить теперь не может. И это стало решающим.       Исходя из всего этого, когда Цзинь Лин вышел, Цзян Чэн остановил Вэй Ина и сказал ему:       — Вэй Усянь. Отныне ты — мой, а я — твой.       — Цзян Чэн, это ведь не обязательно… ты не должен…       — Просто посиди молча, — перебил его Цзян Чэн, наливая себе пиалу.