Конечно нет запретов, я стану, кем захочешь Если слегка подтаешь, Останемся до ночи Смотри, какой он грустный, Сделай его счастливым Хотя бы на сегодня, сегодня все красиво
Цзян Чэн же, почувствовав уход Цзинь Лина, разлегся по свободнеее и перевернулся на правый бок лицом к Усяню. — Усянь, мне кажется я все-таки не смогу тебе дать то, что ты хочешь от меня. — Но ты же ведь вчера вроде… — Я бы так не сказал, Вэй Усянь… вчера я ничего не сделал особо. Я лишь поработал чуть руками, и тебе крышу снесло. А вот мне после этого жутко стало, и я на улицу пошел … — Точно… ты же вчера даже ни разу не кончил, я просто… просто я … ты прав мне снесло крышу… прости. — Вэй Ин… не изменяйся предо мной, — он тяжело вздохнул, — Вчера я не смог после всего уснуть и… как бы тебе сказать то это мягче… я ходил бродил по улице и в итоге…я весь вечер провел с Цзинь Лином и двумя девушками. Тебе лучше не пробовать со мной что-то начинать. Не похоже, что я в состоянии усвоить эту информацию и смогу тебе помочь в этом... этой ситуации. Повисло молчание, Цзян Чен был готов ко всему и к истерике и к побоям, но не к спокойному разговору. — Я и раньше тебя видел с девушками, — хихикнул Усянь, — однако, Цзян Чэн, у тебя же вчера стоял, значит, ты можешь спать с парнями, сам подумай. После этого Цзян Чэн едва смог опять говорить от шока: — Да, но я при всем желании не смогу кончить, Вэй Усянь прекрати, — он нахмурился так, что даже в этом новом теле появилась складка меж бровей, а по его телу прошла холодная дрожь от такого легкомысленного смешка. Была ли это шутка или Вэй Ин действительно захотел быть трахнутым своим братом, Цзян Чэну уже давно не до шуточек. Информация не хотела усваиваться в его голове, внутренний голос язвил, что над ним просто насмехается его брат, устав дрочить своей правой рукой, но он тщательно отгонял это, надеясь что.… На что он, в самом деле, надеялся, когда ему брат предложил подобное? Он не мог ответить на этот вопрос. Наверное, он просто верил, что последние крохи его оставшейся семьи не станут настолько сильно насмехаться над его чувствами и моральными устоями. Он просто хотел сделать так, чтобы хотя бы сейчас родные ему люди не страдали и были счастливы. А расплатиться за это желание, видимо, ему придётся телом. Конечно, он не слишком хотел углубляться в понимание того, что в самом деле от него ждут и что он должен будет для этого сделать. В противном случае можно растерять последние капли здравого рассудка. — А-Чэн, просто дай мне шанс, я признаю, что в тот раз был настоящей девицей, которая чуть ли не бревном лежала. Это было не правильно с моей стороны, зная, что ты никогда не спал с парнями и тебе будет вообще очень тяжело смириться с чем-то подобным. Я удивлен, что ты меня вообще не убил на месте, в той жизни ты бы точно убил бы. Сейчас ты стал спокойнее, тебе будто нервных клеток подсыпали. Просто дай мне еще один шанс, и я попробую сделать все так, чтобы это не было настолько травмирующим для тебя. — Не говори ерунды! За что ты извиняешься? Ты с ума сошел! Я же тебе говорю, что я сделал вчера! Ты, верно, не понял меня… — Я все понял, А-Чэн, а еще я понимаю, что тебе нужно время ты всю жизнь натуралом был, как можно за один раз стать не просто «би», с возможностью переспать с мужчиной, а стопроцентным геем? — Ты… ты вообще слышишь себя? Усянь кивнул головой — Да? А вот я думаю, ты рехнулся, и не соображаешь, что несешь! — Да, я соображаю, и да я — рехнулся. Рехнулся настолько Цзян Чэн, что знаю проститутку, сильно похожую на тебя, который приходит в фиолетовых одеждах с твоей старой прической и похожей заколкой! Неужели это лучше, чем с тобой? Цзян Чэн вытаращил глаза, перевернулся с бока на спину не моргая, затем зажмурился и положил руку на глаза, громко страдальчески простонав. Потом тихо выдал: — Твою-то мать, Вэй Усянь… Вэй Усянь повернул его обратно к себе и увидел, что глаза его брата блестят, а ресницы мокрые, Цзян Чэн не смотрел ему в лицо. Он приобнял его за плечи и попросил. — Пожалуйста, А-Чэн, просто дай нам обоим шанс. Я не прошу тебя любить меня, я сейчас говорю только про секс, пожалуйста… Цзян Чэн зажмурился и хрипло произнес: — Усянь, какой шанс, какой секс, ты достоин большего, прекрати, — с его глаз упала одна слеза. — Я… я просто счастлив, что ты жив, и я сейчас тебя вижу и могу до тебя дотронуться… Ладно, ты меня вынудил, сегодня я проверю новое заклинание и запечатаю тебе воспоминания всего вечера и ночи. Будешь сопротивляться, я применю талисман марионетки! Цзян Чэн задохнулся в возмущении, злобно взглянув на Усяня, чем воспользовался Вэй Усянь и применил заклинание талисманом в считанные секунды. От чего Цзян Чэн тут же отрубился. «Так-то лучше. Не известно, чем бы этот нервный срыв для него закончился». Через полчаса Чэн проснулся и первое что почувствовал это стук своего сердца у себя в голове и головокружение, глаза расплывались. Сердце выдавало тахикардию. «Вот они симптомы дневного длинного сна». Отчего-то на душе было противно. А потом почувствовал уткнувшегося в него головой Усяня и трепетно обнимающего его. По груди разлилось тепло: «Ах ты моя преданная собачка, везде ко мне льнешь, да?». Он завозился, достал руку и погладил его по спине. Вэй Усянь проснулся, зевнул и потянулся, Цзян Чэн притянул его в объятия и чмокнул в губы. И тут вдруг это сонное нечто спросило: — А-Чэн что любишь обычно в сексе?— он пристально посмотрел на Чэна. — То, что я обычно люблю, с тобой не пройдет. — Ты раньше не спал с парнями вообще никогда? — Нет же! — Ну все равно расскажи мне хоть что-нибудь, чтобы я знал. Цзян Чэн переборол возмущение по поводу наглости вопроса, наверняка шисюн хотел, как лучше для них. Но вот смущение перебороть уже не смог и выдать хоть что-то. Он пару раз по открывал рот и тут же его закрывал, словно рыба глотая воздух. — Нет я не могу… этого передать. — Ну, может хотя бы в общем скажешь? — Ммммм с девушками я обычно… наверное нежно стараюсь и плавно.. это же девушки. — А почему тебе вдруг со мной захотелось по-другому? — Не знаю, А-Сюн, тебя так и хочется связать и подчинить себе, да зажать покрепче. Усянь задумался, хитро улыбаясь. — Что ты задумал? Хочешь соблазнить меня? — хохотнул Цзян Чэн. — Да, шиди, я хочу тебя сильно завести. Цзян Чэн хмыкнул и выдал коварную улыбку: — Ну попробуй. Только я боюсь крышу тебе свернет быстрее, чем мне.— весело высказал Чэн, вспоминая вчерашнее. Он задумался, как он смог напиться от нескольких пиал вина так, чтобы не помнить конец всего вечера. Он потянулся и попросил слуг еды и бадью на двоих. Сначала они поели, потом Чэн полез в бадью. Мылся он за ширмой, которую расставили слуги и мог только догадываться, какие слюни пускает Вей Усянь. Он поднялся из бадьи с стекающей водой. Протер глаза с которых тоже капало и увидел этого Цзинь Сюаньюя, разглядывающего его. — Нравятся ? — Очень. Цзян Чена выжал волосы и потянулся к полотенцу. — Лучше бы тоже пошел и принял ванную. Первым делом вытер лицо и уши, затем спину, торс, между ног, бедра с ягодицами последними ноги поднимая каждую и вытирая по отдельности, прежде, чем поставить на пол. — Я — уже. — Так быстро? — приостановился он пока вытирался — Ага, очень хотелось на тебя поглазеть. Цзян Чэн хмыкнул. Он повесил полотенце на ширму и подошел босяком по ковру к глазеющему на него шисюну, буквально ощущая кожей, как он хочет его коснуться. Усянь улыбнулся и конечно же начал его щупать. Он заворожено гладил его по рельефу мышц, которые Цзян Чэн специально для него напрягал, видя, как радуется такой ерунде его брат. Затем Усянь взял его за руку отвел к кровать, расправил ее и уложил Цзян Чэна, который приземлившись сразу начал тянуться и зевнул. Усянь, все так же улыбаясь, еще погладил по мышцам, пока брат тянулся. У Цзян Чэна после перерождения в паху росли тонкие мягкие и прозрачные волосы, которые не достигали больше сантиметра в длинну. Так что все было очень хорошо видно. Вэй Усянь принялся его целовать по всему телу и ласкать, через какое-то время член налился полностью кровью, а тело начало отзываться сильнее на прикосновения. Его явно намеривались сначала замучать до смерти, не касаясь члена. Сначала он начал только чуть подмахивать бедрами или выгибаться в спине, в зависимости от того, где его ласкали а потом поймал себя на том, что начал издавать тихие звуки. — И где ты этому только научился, засранец? — сказал Цзян Чэн со сбитым дыханием. — Нигде А-Чен , я просто делаю так, как понравилось бы мне. Тебе нравится? — Тебе обязательно весь момент испортить надо? А ты будто не видишь? — спросил он, напрягая мышцы члена, отчего он немного колыхнулся. Вэй Усянь едва касаясь провел вдоль члена подушками пальцев не до ходя до головки, — Ого… А я вот так поднимать не умею. Цзян Чэн покраснел как рак: — Замолчи! — Ладно-ладно, сейчас замолчу! — смеясь сказал Усянь и заткнул себя его членом. Цзян Чэн издал короткий стон, когда Усянь вобрал в рот его головку. И прислонил кулак к своему рту. Он уже был сильно возбуждён, и иногда прикусывал свой палец, сжатый в кулак. Засранец ласкал его медленно и протяжно. От чего ему так и хотелось приподнять бёдра и начать втрахивать прямо ему в рот. Усянь отстранился, а Цзян Чэн, красный от стыда из-за того, что подобное делает его брат и тяжело дыша возмутился: — Эй! ты куда? — Не хочешь, я тебя двумя пальцами поглажу изнутри? — Нет!!! — он испуганно приподнялся и сел на кровати. — Это очень приятно. Отстреливает током прямо в мозг. Если я начну,ты не захочешь, чтобы я останавливался. Но выбор за тобой — А я вот понимаю, что обратной дороги после этого уже не будет. — Как скажешь, если ты не хочешь, я не трону тебя, — сказал Усянь надавливая на него, чтобы он лег обратно. Он пошуршал под одеялом, достал флакончик с маслом и провел масленными руками по члену Цзян Чэна, который чуть расслабился, видя что в него ничего не будут вставлять. Затем Усянь завел ту же руку за себя и немного выгнулся, потом зажмурился и простонал, когда запихнул сразу два пальца в себя. Почему-то у Цзян Чэна возникло опять желание жестко его отодрать. Он приподнялся. Отдернул его руку и заломил ее, припадая губами к чужой шее, оставляя на ней ощутимый но не болезненный укус, после чего насадил его на себя разом. Усянь вскрикнул от неожиданности и приятности. Вчера Цзян Чэн его очень хорошо растянул, поэтому боли не было особо. После пары толчков у него аж глаза закатились от удовольствия. Цзян Чэн хмыкнул, злорадно улыбнулся и подмахнул резко во внутрь до упора три раза бедрами. Вэй Усянь явно получил от этого удовольствие и дышал через рот. Чэну чертовски захотелось, чтобы его умоляли. Он не понимал откуда в нем эти желания всплыли, это явно было неправильно, однако так ему нравилось больше. Усянь начал подниматься с его ритмом и жмурясь громко стонал и кусал свои губы. Он явно пытался сдерживать свои стоны из последних сил, но у него не особо это получалось.***
Днем они зашли в чайную по случайному совпадению в ту же самую что и вчера. Усянь не знал, Чэн не помнил. Они сделали заказ и через несколько минут к ним подсела вчерашняя спутница Цзян Чэна. Она накрыла его руку своей, чем вызвала небывалый шок у Чэна. А Усянь нахмурился, предполагая уже, что как раз по вине этой девицы вчера его любимый А-Чэн сожалел о том, что произошло. «Какова должно быть сирена, что А-Чэн на нее повелся». Девушка смотрела только на Чэна — Доброе утро, выглядишь так, будто только недавно проснулся — хихикнула, прикрывая рукавом одной руки лицо, она потянулась второй рукой к его лицу. Цзян Чен отошел от шока и наглости, отдернул руку, лежащую под чужой и увернулся головой от второй. — Кажется, вы обознались, я вас первый раз вижу. Девушка удивилась и начала хлопать глазами в непонимании. Прежде чем она успела сказать хоть что-то Усянь взял ее за запястья и холодно улыбаясь поднялся со стула утягивая ее вверх. — Цзинь Чжисюн, ты куда это собрался? — Ревнуешь? — получив хмурый взгляд, он посмеялся и ответил, — Чжи Чэн, кажется ты забыл, я сплю только с мужчинами, я ведь гей, а не «би». Цзян Чэн сделал удивленно ужаснувшееся лицо от такой откровенности и долго посмотрел на него, пытаясь воззвать к его стыду, затем перевёл взгляд в прямо и долго смотрел в одну точку, выглядело это так, будто про себя он сказал «ну нахер». — О, последний раз такое выражение лица я видел у тебя на собрании кланов. Ответа не последовало, Цзян Чэн накрыл лицо ладонью и тяжело вздохнул. Вэй Усянь отвел девушку в сторону, так чтобы их не было видно Цзян Чэну. — Прости, но я стер твоему новому другу всю память. — Чтооо? За…зачем? А его ты не забыл об этом спросить?! — Вообще-то он мне сам это с утра все рассказал, знаешь довольным он не выглядел… скорее он очень сильно сожалел, об этом. Опережая твой вопрос — я уверен так, как не думаю, что люди, у которых падает слеза из глаз радуются. — Но, но, но почему? Да ты мне врешь! Я же не слепая была! И вообще знаешь ли ты, кто этот человек на самом деле? Он же в могиле лежит по мнению всего мира! — О-о-о… так Цзян Чэн сказал тебе? Вот те на… «Правильно ли я поступаю, что блокирую их воспоминания? Теперь я не уверен. Он сказал ей кто он на самом деле… шутка ли для моего брата, который в этой жизни стал скрытным и еще более недоверчивым? Ответ теперь получить можно только отменив заклинание. И чем она его только зацепила так сильно?» Однако тут был четкий выбор либо он, либо эта девица, как бы хороша она не была. Он тяжело вздохнул, не расставлять же камни на доске заново, когда уже начал игру. И повторил заклинание на девушке с тем же временным промежутком. Затем он извинился перед ней и протянул талисман перемещения, который активировал с помощью Ци на конечную точку возле него. Затем наложил небольшое количество темной Ци, чтобы талисман сам сработал в случае очень сильной опасности и отдал девушке, сказав всегда носить с собой, коли она уж так понравилась его брату. Мысленно он отшучивался, что просто брат до смерти не общался с девушками вот и захотел водиться с первой встречной. Он попрощался с ней и чуть отойдя наткнулся на Цзинь Лина с скрещенными руками и приподнятой бровью. Он притоптывал ногой. — Я все видел, Цзинь Чжисюн. Усянь тяжело вздохнул. — Ну а что мне оставалось делать, если с утра А-Чэн мне во всем признался и даже пустил слезу по этому поводу… Думаешь, я поступил не верно и он хотел быть с ней? Цзинь Лин тоже вздохнул — Не думаю, что она очень сильно ему понравилась, скорее это было спонтанно и она просто подошла ему. Однако, вчера он вскользь упомянул о заколке. — Заколке? О, боги…- Усянь опустился на первый попавшийся стул, — Что я наделал? Я… я могу это исправить, ведь я лишь заблокировал… ты сдашь ему меня… да? — Всё, Чжисюн сиди на месте, что сделано — то сделано. И нет, я не сдам тебя, для меня важно, что б вы оба были счастливы. Если я это ему скажу, он тебя просто убьет и будет долго орать на тебя! — Ох, прости, я, верно, сначала сделал, а потом подумал. Я думал так лучше будет для всех. Он сказал, что он был с девушкой, но он не обмолвился, что было так все серьезно. — Да не ной уже. Он вообще-то там один в зале сидит, вам там уже еду принесли, если не хочешь, чтоб его опять увели, тебе следует по-быстрее сесть к нему. А то как и та девушка за словом не в карман, а в в нижние одежды полезет. — Что?! Она?! Она туда залезла что ли? И ты это видел? — Видел. По средине танцевального зала. Не думаю что кто-то кроме меня видел. — Цзинь Лин… слушай, а почему он ей рассказал, кто он на самом деле…? — О, там смешная история вышла, в которой я участвовал вместе с ее младшей сестрой. Да, он рассказал частично, но он скорее просто повеселился. Я не увидел ничего серьезного. Вэй Ин кивнул и пошел обратно к столу очень недовольного Цзян Чэна. — Где тебя черти носят? Уже еду принесли! — Ах, прости, я просто поговорил с той девушкой. Я же говорю, я просто рад, что ты жив…, — тихо и бесцветно, прищурившись от тоски произнес Усянь. Чжи Чэн нахмурился, он всегда знал, что его брат изобретатель и что вернуться к жизни на данный момент можно только с помощью писанины Старейшины Илина. Другой вопрос, в том что ритуал, проведенный тем сумасшедшим разительно отличался от его. И в этой модернизации мог преуспеть только сам создатель. Но он не был уверен, что темные записи Старейшины не разлетелись по всей поднебесной. Это могло бы быть большой проблемой, кто знает, может где-то уже разгуливает Вэнь Жохань? Или может быть Вэй Ин изночально планировал вернуться, а затем вернул и его к жизни? Это могло бы многое объяснить… Он должен узнать правду. — Вэй Усянь, а что бы ты делал, если бы я был бы все еще мертв? — тихо спросил он оглаживая края пиалы. — Я бы что-то обязательно придумал бы, ты так от меня легко не отделаешься, — сказал он жуя, ничего не подозревая, и со спокойной душей отправил в рот очередное лакомство. Он потянулся за вторым, но встретился с хмурым и шокированным взглядом брата, не предвещающим ничего хорошего. Он застыл с открытом ртом, поднося к себе кусочек, — Что? Фиолетовые глаза начали метать молнии. Цзян Чэн прищурился. А затем начал судорожно хлопать глазами, пытаясь обработать поток информации, который только что осознал. Вэй Ин прокрутил в голове то, что он сейчас выдал и побледнел, понимая все. «Я бы что-то обязательно придумал бы, ты так от меня легко не отделаешься». Кусок угощения вывалился из его рук. — Нет, нет, нет, Цзян Чэн, что ты там надумал? Цзян Чэн поднял на него цепкий и злобный взгляд: - Это я что там придумал? Может лучше ты мне расскажешь, что ТЫ там понапридумывал? Откуда мне теперь знать, что ты не специально инсценировал свою смерть, этот суд, мою смерть, наше возрождение? А? В чем, мне вообще быть уверенным? — гневно шипел Чэн, еле контролируя громкость своих заявлений. Его терпение уже трещало по швам. Он быстро встал и грубо схватил Сюаньюя за запястье, дернул его, вынуждая тоже встать и бежать за ним. Из-за того, что рост У Чэна был 185 см и ноги были длинные, а у Мо Сюаньюя был рост 177 см и ноги, относительно его тела не были длинными, ему приходилось семенить ногами. Цзян Чэн затолкал его в снятую комнату и повесил сильное заглушающее заклинание. Он рыкнул и злобно, сквозь сжатые зубы громко выдал, поднимая руку Цзинь Сюаньюя очень высоко. — Говори. И говори мне всю правду. Если я узнаю, что ты мне соврал, ты очень сильно об этом пожалеешь. — А-Чэн! Больно! Отпусти меня! Я скажу тебе, только отпусти меня.— жалобно отозвался Усянь. Чэн опомнился и отпустил руку. Он попытался взять в руки свой гнев. Однако, все что касалось его первой жизни отдавало в нем глухой глубокой злобой, несмотря на то, что сейчас у него совсем другая и гораздо более спокойная жизнь. Он только что будто нырнул в тот день во время осады этой чертовой горы. Все его существо, будто кошка, ощетинилось при этих воспоминаниях. «Нужно еще раз попытаться успокоится. Вдох-выдох. Уже все прошло. Это все в прошлом». Он потер руками переносицу. И еще раз глубоко вдохнул. Сел на подушку и скрестил руки у себя на груди: — Я слушаю тебя, очень внимательно. — А-Чен, я расскажу все, что я знаю о том, что произошло с момента моего воскрешения. Только факты. Тебе не все понравиться Цзян Чэн приподнял одну бровь, безмолвно требуя продолжения, а Вэй Усянь собрался с силами и, набрав воздух в грудь, продолжил: — Я проснулся в деревне Мо на кругу призыва мстительного духа, с порезами на руке, призывавшими отомстить за Мо Сюаньюя. Я не знал даже, как именно нужно отомстить. Он не оставил не одной записки. В тот же день прибыли заклинатели из клана Лань, и объявилась рука Не Минцзюэ, с сильной затаенной злобой. Рука указывала нам путь к остальным честям тела. — Нам? — Нам с Лань Ванцзы. Чем дальше мы заходили, тем больше секретов мы узнавали. В конце концов мы пришли в Башню Кои, под предлогом собрания орденов. В скрытой комнате Гуанъяо я нашел голову Чифен-цзуня. Гуанъяо все понял и привел всех глав орденов именно в этот момент в ту же комнату. До этого он шантажировал свою жену, чтобы она хранила молчание. И как только все вошли она убила сама себя под его заклинанием. Меня объявили предателем Мо Сюаньюем. И чтобы защититься я случайно призвал Суйбянь. Тогда Ляньфан-цзунь объявил, что я и есть Старейшина Илина. На меня началась охота и более того, кто-то специально взял детей в заложники на горе Илина, будто бы это я захотел их убить. Цзинь Гуанъяо хотел устроить вторую осаду этой горы, так же, как и устроил первую, поссорив нас с тобой. — Откуда тебе известно, что это был он? Я лично собирал все ордена. И ссорились мы с тобой и без них. Усянь покачал головой: — Он сам во всем признался, думая, что избежит смерти в храме Гуаньинь. Он мне в лицо это сказал, А-Чэн. Разве у тебя был выбор не начинать это? Тогда бы все подумали, что Юньмен Цзян покрывает отступников, и началась бы охота на весь орден. — Ха, ну неужели до тебя дошло спустя столько лет? — ядовито выплюнул Чэн, оскалившись. Усянь тяжело вздохнул: — Ох, А-Чэн, послушай же меня до конца, пожалуйста. Мэн Яо был тем, кто захотел безоговорочной власти. Он строил из себя жертву говоря: «А разве был у меня выбор?». Он восстановил тигриную печать и хотел убить всех глав и их сыновей на горе Илина. Он управлял марионетками и его верный слуга Су Ше в тот момент лишил всех духовных сил. Он убил или довел до суицида и сумасшествия ВСЕХ своих братьев, чтобы стать главой ордена, он убил Яньли за то, что она бы ему мешалась. Он сказал ей, что она меня увидит в последний раз в Безночном Городе. Разве стала бы она сидеть сложа руки, после этой информации? Она побежала нас с тобой разнимать, когда за кулисами Су Ше и Сюэ Ян играли на флейте, подражая мне. Именно поэтому я потерял контроль над марионетками и злобными духами. Ими просто управлял уже не я. И тогда, на тропе, они опробовали этот прием первый раз. Вэнь Нин убил Цзинь Цзысюаня и Цзинь Цзысюня по их приказу. Проклятье наслал Су Ше. Цзинь Гуанъяо намекнул Цзысюню, что это был я, а затем отправил туда же Цзысюаня. Послышался треск и Усянь посмотрел на оторванный братом кусок стола. По нему пробежала холодная дрожь. Его брат мог быть очень устрашающим. Чэн поднял свой тяжелый взгляд фиолетовых глаз: — Продолжай. Дело не в том, что я раньше этого не знал, но слышать это из первых уст… Хотя некоторые вещи были искажены. — Ох, так вот. Он еще и убил своего отца, женился на кровной сестре и убил своего ребенка, чтобы он не был больным. Помимо него за кулисами играл еще один человек, который направлял все это расследование, который дал Мо Сюаньюю мои записи. Он же сделал вид, будто бы Цзинь Гуанъяо напал на главу Лань, тем самым убив первого. Не Хуайсан. Он отомстил за своего старшего брата и обнародовал все грехи Цзинь Гуанъяо. Однако… — …Стой, но зачем ему понадобился я? Какую партию я должен был сыграть в его спектакле? Вэй Усянь тяжело вздохнул, он на мгновение задумался не оставить ли все как есть, но если Чэн об этом узнает, он может не поверить всему. И тогда он придумает что-нибудь по хуже правды. — Нет, Цзян Чэн, ты понадобился мне. Однако, в той истории все еще полно дыр, но это все, что мне известно… Дальше Усянь рассказал всю правду о том, что он делал, чтобы воскресить брата и как искал для этого жертв. Цзян Чэн чуть нахмурился и прищурился, затем покачал головой, опустив взгляд. Он будто бы не верил, что Усянь способен на что-то такое и сильно разочаровался в нем. Больше его лица Усянь увидеть не смог из-за руки, на которую брат опер свой лоб. Повисла гнетущая тишина. Усянь теребил свое ханьфу, комкая его на коленях, и прикусил губу, ожидая хотя бы чего-нибудь. Цзян Чэн подорвался и молча вышел в соседнюю комнату, не глядя на Усяня, закрыл перед ним дверь и щелкнул замком, привалившись к стене. Усянь побежал за ним, погладил закрытую дверь и тихо сказал: — Прости меня за все, Цзян Чэн. — Уходи, — хрипло отозвался он. Цзян Чэн и сам не знал, что ему делать с этой информацией. Был ли он шокирован? Нет, скорее он ожидал худшего. Верил ли он, что брат на самом деле заставит кого-то невинного умереть таким способом? Нет, не верил. Было ли это самое плохое, что брат в жизни делал? Нет, не было. На войне было что-то и по хуже. Однако, сейчас не война и это не была вынужденная мера. И он использовал темный путь, извратив его до предела. Он сделал эти артефакты, своими руками для него. Он обещал выслушать правду и выслушал. Брат ему не соврал, да. Но отчего же тогда так гадко на душе? От того, что он следил потом за ним и потерял? Нет. Скорее от того, что он опять чувствует себя шутом. Опять из-за Вэй Усяня он вел себя, словно гороховый шут. Даже больше чем шутом, Усянь будто бы воскресил для себя лично свою любимую наложницу и активно пытался его привлечь к этому действию. А как же его чувства? Что от него, самого, в нем осталось? Вся сила и красота, что сейчас у него есть… Всему он обязан был ему. Тогда речь шла только о золотом ядре. А теперь? Что он теперь из-за себя являет?? Вроде бы жизнь его, а вроде бы нет. Без него этой жизни не было бы, или же была, но не такая. Была бы немощная жизнь того жалкого парня, что пожертвовал собой. Но почему его опять не спросили, а чего именно хочет он? Может быть Цзян Чэн больше не хотел жить в этом мире, может быть он не хотел чьей-то жертвы, не хотел быть кому-то чем-то обязанным. Ты обязан ему настолько, что можно было бы податься в рабы. Такой долг не вернуть. Вообще-то это чертовски больно понимать, что ты чей-то раб, по сути. Ведь теперь он не может поступить так, как он в действительности хочет. Хотя он уже и не знает, в самом деле чего он хочет сам, а не для кого-то, дабы вернуть свои долги. Он устало закрыл глаза и беззвучные слезы отчаяния полились из его глаз.