Передайте ему Цзыдянь, когда придет время…

      Цзинь Лин временно не отправлял Вэй Ина на сложные задания в паре, где тому пришлось бы много использовать своей Ци. Однако после долгого нытья Усяня, А-Лин взял его с собой в отряд, дабы разузнать побольше о темных тварях.       Они приехали в уже известный Цзян Чэну город в Центральных землях, для того чтобы переночевать. Все втроем спешились и восемь сопровождающих заклинателей тоже.       Цзинь Лин, как Глава Ордена, пошел в город искать постоялый двор, который сможет принять всех заклинателей, оставив свою лошадь Вэй Усяню, который все так же пребывал в образе Мо. Были бы у него в группе простые адепты, он бы не церемонился и взял бы им 2-3 комнаты, а сам с дядями разместился бы в одной или двух комнатах, если последние опять начнут ссориться. Но 11 комнат было найти не так легко. Хотя на крайний случай можно было бы и ужаться до 6 комнат.       Через полчаса он вернулся и сообщил, что ему удалось занять ровно 11 комнат. Он взял свою лошадь за поводья и повел всю группу в город, остановился он у постоялого двора, который был до «боли в разбитых костяшках» знаком Чэну. Видимо из-за цены этого места, комнат свободных было много. Он привязал лошадь в конюшне рядом и мысленно взмолился, что в желтых одеяниях с фиолетовыми вставками и киноварной точкой на лбу его не узнают. Особенно, если та девушка все еще помнит его.       «Никогда не говори «никогда», Цзян Чэн» — мысленно простонал он. Еще было бы стыдно, если племянник узнает, что он в тот раз устроил со своей комнатой.       Они вошли в просторный холл с ковром посередине, лежащим прямо перед деревянной лестницей наверх. А справа стоял кожаный коричневый стеганый диван и журнальный столик перед ним. На диване сидел какой-то господин и читал какой-то свиток. К ним сразу поспешила женщина лет 40. Она была в богатых одеждах и выглядела очень ухоженной. Хозяйка этого дома. Она поклонилась и попросила господ следовать за ней.       Цзян Чэн разместился по дальше от Вэй Усяня на другом этаже и в другом конце, чтобы хотя бы немного отдохнуть. А то «у этого дурака не заржавеет, он ведь ко мне намылиться», вспоминая старые детские привычки.       Вэй Усянь разместился в соседней комнате от Цзинь Лина. А остальных разбросало по этажам, где были свободные комнаты. Показав все 11 комнат хозяйка удалилась ничем не показав, что помнит Цзян Чэна. «Видимо у нее постоянно пьяные крушат комнаты, другого объяснения я не вижу». Он прилег на застеленную кровать в ожидании бадьи. Как к нему постучали.       — Заходите!       В дверь вошла та самая служанка с чаем и еще две с бадьей и тремя ведрами воды, которые стояли внутри бадьи. Цзян Чэн напрягся, но виду, что они знакомы не подал. Все трое поклонились, но только двое вышли. Цзян Чэн закрыл лицо рукой и тяжело выдохнул. «Узнала, вспомнила»       — А говорили, что не вернетесь…, — лукаво произнесла девушка.       — Мне не стоило этого говорить, я тогда еще не знал как повернётся моя жизнь, — он отнял рука от лица, сел на краю кровати и посмотрел на собеседницу. «Кажется в тот раз на ней было менее красивое Ханьфу»       — Вам идет, —невпопад смотря на ханьфу сказал Цзян Чэн. Потом отвел немного взгляд и добавил, — Стройнит.       — Спасибо, Господин, — и улыбнулась, — Вы вступили в орден Цзинь?       — Да, так получилось.       Девушка кивнула и предложила:       — Если вам понравилось, мы можем повторить.       Цзян Чэн вернул удивленный взгляд на девушку. Он не ожидал, что она скажет это так открыто, поэтому немного засмущался, смотря на бадью.       — Зайди потом, через час, я грязный и пыльный с дороги.       — Это не проблема, я могу вам помочь, — весело сказала девушка.       Цзян Чэн все-таки покраснел глядя на бадью. Он мотнул головой, чтобы стряхнуть наваждение, но уже было поздно, воображение подбросило ему откровенные картинки совместного мытья в бадье с девушкой.       «Интересно служанки тут все такие, или это мне так не повезло?»       Девушка, увидев картину отрицания, улыбаясь, подошла к Цзян Чэну, взяла его за две руки и потянула на себя. Цзян Чэн поднялся, посмотрел ей в глаза снизу вверх, пока она ловко сняла его верхние одежды и ханьфу. Она отстранилась и повесила одежды на вешалку. Затем она опять взяла его за две руки и повела к бадье, все так же улыбаясь, Цзян Чэн смотрел ей прямо в глаза. Девушка вытащила ведра, налила воду в бадью и разбавила в ковше до приятной температуры. Цзян Чэн за это время разделся, снял с себя заколки, расплел волосы и опустился в воду чуть наклонил голову вправо и правой рукой начал гладить подбородок и смотреть, как девушка намыливает губку. Он хитро улыбнулся и сказал:       — Раздевайся-ка тоже.       Девушка замерла на секунду, посмотрела ему в лицу, отложила губку и разделась, повесив все вещи на вешалки, затем взяла губку наклонилась и начала мылить спину и грудь Цзян Чэна, он расслабленно поддавался, чтобы его было легче мыть и рассматривал обнаженную девушку закусив нижнюю губу, продолжая чуть-чуть ухмыляться. Она потянулась к волосам, Цзян Чэн разомлел и издал тихий довольный стон. Когда она полностью его вымыла, он посмотрел с интересом исподлобья на нее, как она тянет мыльные ручонки к его вставшему члену. Он отклонился назад и прикрыл глаза. Затем она взяла ковш добавила в него воды и порциями вылила на Чэна чтобы ополоснуть его. Он поднялся и девушка протянула ему полотенце. Он усадил девушку в бадью спиной к себе. Отложил полотенце на столик с зеркалом за бадьей. Сел, расставив ноги по обе стороны от нее, и притянул ее к себе ближе. Намылил руки и начал водить по ее телу мыльными руками, дразня и не задевая ничего. Девушка прикрыла глаза и шумно задышала. Он повернул ее голову и поцеловал. Дотянулся мыльными руками до сосков и поводил по ним большим и указательным пыльцем, вызвав тем самым тихий стон в губы. Потом он опустил мыльную руку к клитору и погладил двумя пальцами возле клитора. Затем дотянулся до черпака и смыл с обоих мыльную воду и встал, потянувшись за полотенцем, обтерся, вылез из бадьи, затем протянул полотенце вставшей девушке.       Взял ее так же за две руки потянул на себя на кровать. Девушка принялась медленно насаживаться на его член, пока Ваньинь оглаживал ее бедра и бока.       В этот момент дверь без стука открывается, в нее влетает счастливый Вэй Усянь. Он счастливо и громко орет:       — А-Че-е-н! Пошли пить…! — и застывает.       Цзян Чэн дергается и резко поворачивает голову, ловя девушку, которая взвизгнула и чуть не упала с испугу на пол.       — Вэ…Цзинь Чжисюн, мать твою! Тебя не учили, что вламываться в чужие покои неприлично!       Вэй Усянь побледнел и не твердым голосом сказал:       — Твою …мать…. Я, пожалуй, пойду…, извините…, — и хлопнул дверью.       — Тц. Я его удушу когда-нибудь…, — закатил он глаза, — Прости за это, — сказал, развернувшись лицом к прикрывшейся одеялом девушке.       Он притянул девушку к себе за затылок и глубоко поцеловал ее. Он отодвинула от себя одеяло, улыбнулась, приподнялась и начала медленно насаживаться, направляя его член рукой. Цзян Чэн потянулся руками к ее груди. О она со стоном опустилась до конца и замерла, чтобы привыкнуть к его размерам, затем она наклонилась к нему, опершись локтями по обе стороны от него и начала не быстро двигаться. Цзян Чэн сжимал ее ягодицы, шлепал и гладил ее, мял ее грудь. Чуть приподнял ее, взял свой член в кулак у основания левой рукой, не позволяя ей опускаться, низко мягко щипал и крутил соски, дотягивался и поглаживал клитор большим пальцем. В очередной раз, поднимаясь на руках попой вверх, она пискнула, кончив. Цзян Чэн поддержал ее руками, пока ее потряхивало. А затем девушка сползла вниз лицом к его члену и начала его сначала лизать от начала до конца, затем облизала всю головку и пару раз быстро провела языком по ямке в середине, отчего Чэн дернулся всем телом и коротко простонал. Затем она взяла максимально глубоко в себя член и начала чередовать неглубокие движения с языком в щеку и глубокие в горло. Он излился при очередном неглубоком движении, когда девушка задела языком ту ямку. Они не отстранилась и в этот раз, напоследок облизав его.       Тогда Чэн решил положить ее на кровать и нависнуть, сверху начиная с плавных движений и постепенно становясь резче и быстрее. Девушка через пару движений начала стонать, а когда у нее пересохло горло, Цзян Чэн поднял ее к себе на колени и продолжил подмахивать бедрами. Девушка поднималась и опускалась вместе с его толчками, иногда сбиваясь от ощущений. Очень скоро она не выдержала и снова застонала. Цзян Чэн приподнял ее и положил на кровать обратно, доведя себя до кульминации рукой и излившись ей на живот. Он бухнулся рядом отдышаться и протянул девушке тряпку с тумбы. Девушка обтерлась и бросила тряпку на пол, повернулась к Чэну и устроила голову у него на груди. Она очень быстро заснула. А Цзян Чэн смотрел в потолок и вспоминал обалдевшее лицо своего братца.       «Интересно это он так обалдел, когда на член на мой посмотрел? Что он подумал такое? Не думаю, что так реагируют на братьев, которых палят за сексом. Он слишком заметно побледнел. Может он девушку узнал? Может он все-таки из-за члена офигел? Я бы тоже удивился».       Его злило, то, что Усянь зашел без стука, и он мстительно хотел ему припомнить это, и при удобном случае и поддеть. Его вообще злило, что брат застал его за этим занятием. Злило так, будто бы он совершил что-то неправильное. Но ничего такого ведь в этом не было… Тогда в чем же дело? В его бесячем чрезмерно наглом брате, вот в чем! Он обязательно пошутит по поводу той его бледности!       Когда он перестал думать о прошедшем дне и конфузной ситуации, догорела полочка или две благовоний, а сон так и не шел. Он решил проветриться, надел на себя верхние одежды на голое тело, влез в сапоги и пошел в сторону общего балкона.       Он открыл дверь на балкон и удивился. Возле края стоял Цзинь Лин, облокотившись о перила в таком же виде, как и он сам, смотрел куда-то вдаль в сторону города и о чем-то обеспокоено думал. Он подошел к нему положил руку на плечо и спросил:       — О чем думаешь? — и оперся бедром о те же перила, скрестив руки на груди, и посмотрел на лицо племянника, который дернулся от чужого присутствия и повернул голову на него.       — Я смотрю в сердце этого мира, полного отвратительной несправедливости и жестокости. Я стою на краю этого балкона, охваченный ураганом эмоций, в полном смятении, не в силах понять, я выпускаю накопившееся негодование и горечь в единственный вечный вопрос, ответ на который искали, и будут искать, до меня и после, перед началом и после конца, всегда на протяжении человеческой жизни. «Почему?», — процитировал Цзинь Лин, — Почему все так несправедливо в нашей жизни? Почему я не могу ничем помочь и облегчить это? Почему я не в силах ничего изменить?       Цзян Чэн застыл и потерялся на мгновение от таких философских мыслей своего племянника. «Как жаль, что ты так рано повзрослел, я не смог тебя оградить, прости, на твои не окрепшие плечи свалилось слишком много всего, как и на меня после войны. Но вот только родился ты уже после этих страшных дней…. А все равно расплачиваешься за жизнь тем же, чем и я, тем же чем и Вэй Усянь не знавший своих родителей, так же как и ты. Как жаль, что меня не было рядом с тобой, когда я был тебе нужен. Я лишь добавил тебе боли, когда тебе только-только достался твой орден. Откуда столько печали и грусти в этом маленьком ребенке. Вопросы, которые он задает, далеки от детских» На самом деле Цзян Чэну бы и самому переварить всю информацию, он и беспокоился и злился на Вэй Усяня одновременно. Теперь еще и Цзинь Лин подбросил ему новых поводов для беспокойства.       — Всем приходится сталкиваться с несправедливостью, но лишь немногие способны перед нею устоять. Мир как минимум несовершенен, как максимум — абсурден. Большинство страданий из-за несправедливости обеспечиваем мы сами себе. Вот, я например, мог жениться в первой жизни и завести хорошую семью, перестать накручивать себя прошлым и оставить наследника. А что я сделал вместо этого? Задавался вопросом: «Почему мне выпало все это?». Вся проблема в том, что повторись все как в первый раз, и если мне стереть память тех событий, я бы наступил на эти грабли еще раз. А потом еще. Я уверен, что даже сейчас, я совершаю какую-то ошибку.       Цзинь Лин развернулся целиком к дяде и заглянул в его глаза, в которых плескались: грусть, сожаление и тоска. Он внимательно посмотрел на него и сказал:        — Дядя расскажи мне что-нибудь о Вэй Усяне.       Цзян Чэн очень удивился этой просьбе:       — Что-нибудь? Хах, ну сегодня он ввалился ко мне без стука в комнату. Увидел меня с девушкой, побледнел и вылетел как пробка, — а затем добавил, тихо, со скрытым беспокойством, —Дурак. Цзян Чэн категоворически не мог сосредоточиться на разговоре и дать важный совет племяннику, со времени возвращения в мир живых он так и не пришел в себя, его голову постоянно разрывали тысячи разных и не связанных друг с другом мыслей. Даже сейчас он получал все больше новых вопросов, но не на один из них не находил ответов. иногда Цзян Чэн думал, что он очнулся уже в какой-то другой реальности, настолько много он упустил.       — Да я не это имел ввиду. Это я уже слышал, — со вздохом отмахнулся Цзинь Лин, повернув голову в сторону города.       Цзян Чэн посмотрел туда же, все же сумев немного собраться, чтобы хотя бы косвенно ответить на поставленный ему вопрос, набрал воздуха и начал:       — Знаешь, некоторые люди никогда не меняются. Если убрать у него эту наигранность под стиль Мо Сюаньюя. Он каким был дураком, таким и остался. В нем ничего не поменялась. Казалось бы, не было той войны и тех смертей. Он, дурак, берет все на себя. Думает, он самый главный герой всегда. Думает, он готов все перебороть. А как начинаешь докапываться до истины, он начинает отшучиваться и умело переводит тему. Думаешь, я просто так не узнал о ядре? Нет, он умело это припадал, прикрывшись шутками и безалаберностью, как всегда это делал. Несмотря на его видимую открытость, он никогда не позволит добраться до глубины своей души. Не думаю, что он смог переварить все, что было. Во время войны Усянь был озлобленным, быстро срывался, отходил подальше и все шутил про свою беспечность. Я, мол, меч забыл. Хотя есть, наверное, отличие. Тогда он был еще большим дураком. Не замечал вообще ничего вокруг. Как только он с Ванцзи ничего не заметил? Сейчас же, наверное, больше вид делает. Должно быть легче ему изображать из себя балбеса.       Цзинь Лин кивнул       — Делает, но иногда я понимаю его, а помочь ничем не могу.       Цзян Чэн долго посмотрел на племянника и понял, что полную картину произошедшего ему не расскажут. Он никак не мог собрать пазл из слов племянника. Своими попытками понять хоть что-то он усугубил ситуацию и запутался еще больше. Какая-то несправедливость глубокая случилась с Вэй Усянем. Наверное, после того, как он вылетел из его комнаты, он что-то успел учудить. Как жаль, а раньше бы племянник прибежал к нему выпалил все, как есть. может быть он действительно подрос за то время, что его не было в живых? наверное для Цзян Чэна он навсегда останеться ребенком. Может быть более смышленым, чем раньше и способным теперь держать в руках власть, но все равно ребенком, которого он растил. Не хотелось бы, чтобы Цзинь Лин так сильно отдалялся от него. Хотелось всегда видеть его маленьким, чтобы он со всем с ним делился и всегда приходил к нему за советом. Но похоже он слишком много пропустил.       Они постояли вдвоём в полной тишине, рассматривая не спящий город.       — Пойдем назад, замерзнешь. Выпьем чаю.       И они пошли в покои Цзинь Лина. В час ночи Цзян Чэна начало клонить в сон после тяжелого дня. Но ему крайне не хотелось идти спать с той девушкой на одной кровати. Его голова все еще была в смятении, и он не до конца осознавал, зачем вообще он делит с ней постель? Потому что она слишком активно к нему приставала, а Цзян Чэн всего лишь хотел немного расслабиться. Точно в прошлый раз, когда она ему предложила лечь с ней в постель, Цзян Чэн рассудил, что нет никакой разницы в том, что он возляжет с ней в постель или с куртизанкой из соседнего дома. его думы не совсем помогали ему справиться с этим неприятным чувством, которое появилось после прихода Вэй Усяня. Одним своим приходом он будто бы разломал тот фундамент понимания, который Цзян Чэн с таким трудом воздвигал с момента как в первый раз открыл глаза после смерти. Наверное Цзян Чэн немного выбился из реальности, все то, что он считал правильным в своей первой жизни привело его к гибели. Да и нету у него теперь ничего, нету Ордена, которому он посвящал всего себя и лез из кожи, чтобы во время ответить на все письма, организовать праздники или торжественные приемы, просмотреть отчеты адептов и много другой работы, которой он занимался без вылазно. а теперь когда он лишен своей цели в жизни он просто не понимает, что нужно делать дальше. Что сейчас сказала бы ему его матушка? Дала бы она ему какой-то ценный совет или ровно так же не знала бы что теперь делать? Да, проблема была в том, что Цзян Чэну не кому было открыть свою душу. Любой человек сейчас подумает, что его терзания безпочвенны. К тому же он не хотел нагружать близких людей своими проблемами, которые буквально разрывали, и будут продолжать разрывать его изнутри. Цзян Чэн задумчиво застыл, смотря на своего племянника. он уже заметно клевал носом.       Цзинь Лин покосился на зевающего дядю и поинтересовался:       — Дядя, почему ты не идешь спать?       — С тобой сижу. Имею же я право проводить время со своим племянником?       Цзинь Лин покачал головой на бессмысленную фразу и ответил:       — Можешь, конечно. Спать вдвоем будем? Я не против, но что происходит?       — Ничего не происходит, — отрезал Цзян Чэн, покачав головой, — Ладно, пойду я, действительно.       — Стой, — поймал его за локоть Цзинь Лин — оставайся если нужно. Если ты хочешь провести со мной время…. Я… буду всегда рад, — потупил он глаза в пол.       Цзян Чэн помедлил, он не хотел, чтобы племянник оставлял его из вежливости, однако, последняя фраза кольнула его пониманием того, что теперь Цзинь Лин боится потерять его еще раз, и хочет как можно больше времени с ним проводить. «С взрослым дядькой спать, рехнуться можно! Тц, ладно. Это же Цзинь Лин если это облегчит ему жизнь, я посплю сегодня с ним. Да и не очень-то хотелось видеть ту девицу. Почему-то сейчас мне даже противно»       — Дай, я только переоденусь.       Он ушел за ширму, снял верхние одежды и надел, свежие нижние одеяния, которые взял из мешочка цянькунь. Заплел длинную косу на бок и завязал фиолетовой лентой, которую достал тоже из мешочка. Цзинь Лин снял верхнее одеянии, лег и отвернулся к стенке. Цзян Чэн поставил меч рядом с кроватью, затушил свечу, стоящую на тумбе рядом с кроватью и лег с краю на спину.

***

      Сразу после того как Усянь вошел в комнату к Чэну с девицей.       Вэй Усянь закрыл дверь в комнату Цзян Чэна после увиденной сцены, и на ватных не держащих ногах поплелся вниз к Цзинь Лину у которого оставил вино.       Увидев вошедшего дядю с бледным лицом, он вздернул бровь и спросил:       — Понятно, пить он отказался. Но что у тебя с лицом? Ты что там призрак Вэнь Жоханя увидел?       — Хуже, — тихо произнес Усянь,— Я захожу к нему в комнату… а-а он там там с…,— и начал размахивать руками изображая лежащего Цзян Чэна и девушку, садившуюся на его член.       — Я ничего не понимаю! Скажи же уже, наконец, словами! — раздраженно сказал Цзинь Лин, уже начинающий беспокоиться за своего дядю Цзяна.       — Он там тра-хается, — сказал Вэй Усянь заикнувшись и пожав плечами.       Цзинь Лин округлил глаза и переспросил удивленно:       — Он там чего-о-о-о?       — Он лежал на кровати, в чем мать родила, сверху садилась какая-то девица. На его просто огроменный член,— и показал руками форму       Цзинь Лин скорчился:       — Избавь меня от подробностей описания члена моего дяди. Это не то, о чем я мечтал узнать всю жизнь, — он отвернулся, сморщив нос и выставив руку в сторону Вэй Усяня.       Вэй Усянь выдохнул, обреченно бухнулся на подушку коленями, распечатал сосуд и выпил его весь залпом.       Цзинь Лин повернулся, поднял брови и посмотрел на перевернутый сосуд, который заглатывал в себя Вэй Усянь залпом. А затем помотал головой и выдал:       — Я тебя в этом городе искать не собираюсь! И помни, что мы на задании.       Он бухнул пустой сосуд на стол и сказал, глядя в никуда:       — Как прикажет Глава.       Цзинь Лин вздохнул и сказал:       — Ну не знаю что тебе сказать на это… пойди тоже переспи с кем-то, может отпустит чуть-чуть.       Вэй Усянь тоже вздохнул, кивнул, прихватив кувшин, пошел к двери, затем развернулся и показал кувшином в Цзинь Лина.       — Так я и поступлю!

***

      Когда Вэй Усянь вышел, Цзинь Лин положил оставшиеся три кувшина в цянькунь. Погасил свет и улегся в кровать, сон не шел к нему два часа. Он начал переживать, как в таком психическом состоянии его взбалмошный дядя переживет эту ночь. Если бы дядя не умирал, он бы точно пошел к нему рассказывать о своих переживаниях и спрашивать совета. Наверняка дядя Цзян подорвался бы и пошел искать шисюна. Однако именно Цзинь Лину, не внушающим такой трепет, как его дядя, будучи главой ордена, не было смысла ломиться в дом удовольствий и спрашивать где Цзинь Сюаньюй. Надо было либо идти сразу за ним, либо оставить его в покое. Он еще не обрел тех привычек дяди Цзяна, на приключения его причудливого дяди. Конечно, дядя Вэй ему очень сильно помогал с делами клана, помогал налаживать отношения со старейшинами и завладеть авторитетом. Но иногда он же добавлял ему новых хлопот, а Цзинь Лин предлогал не совсем взрослые решения на очередную проблему Вэй Ина, в частности в отношении к дяде Цзяну. К сожалению, у него самого совсем не было опыта в таких вещах, а обрезанным рукавом он и вовсе не заделывался! Он мог лишь предположить реакцию его дяди Цзяну на ту или иную выходку дяди Вэя. Цзинь Лин иногда не понимал, как он ввязался в нечто подобное…        «Дядя Цзян, наверняка, с легкостью бы успокоил и остановил все проделки дяди Вэя… нет. Он бы просто выпил бы с ним. Черт меня за язык тянул, сказать ему с кем-то переспать!»       Поняв, что сон не пойдет он решил запахнуться верхними одеяниями и выйти на общий балкон, где встретил дядю Цзяна. С огромной тоской он посмотрел на второго дядю, понимая что последнее время слишком мало проводит с ним времени. возможно однажды его смерть отпечатала на подсознании ребенка слишком глубокую травму и теперь ему хотелось по чаще проводить время с последними родственниками, даже если они были такими же наглухо отбитыми, каким иногда бывал Вэй Усянь. Но Цзинь Лин старался по большей мере не замечать его бзики, считая это нормой. Он предполагал, должно быть, темная энергия оставила на нем настолько большие следы.

***

      Вэй Усянь подошел к дому удовольствий, который посоветовал купец, допил остатки кувшина и выкинул его в кучу мусора в сколоченной коробке. Он зашел во внутрь и подошел к старшей.       — Здравствуйте, Госпожа, мне бы молодого мужчину, желательно хмурого с острыми чертами лица.       — Здравствуйте, молодой господин, вам повезло, у нас богатый выбор. Поднимайтесь наверх в 7ую комнату, Юноша по вашим описаниям подойдет через пару минут.       Женщина щелкнула пальцами, подбежала низенькая девушка, она ей что-то шепнула, и та сразу побежала наверх.       Вэй Усянь зашел в комнату сел в кресло, набрал горсть винограда и отклонившись в кресле начал его поедать.       Через пару минут, как и было обещано, в комнату вошел высокий видный юноша с сильно нахмуренными бровями, острым подбородком и почти незаметными скулами. Его внешность можно было назвать изящной, а глаза были серыми. У него была длинная челка по обеим сторонам, а оставшиеся волосы были завязаны в пучек с двумя косичками фиолетовой длинной лентой. На голове была красивый полностью фиолетовый гуань, закрывающий этот пучок. На нем было светло-фиолетовое ханьфу.       Усянь подавился виноградом и закашлялся. Это спасло его от ступора. «Вот уж точно в Центральных землях можно найти все, что ищешь! Как же он похож! О небо, ему бы более острые скулы, да глаза коричневые, миндальной формы»       — Добрый вечер, господин. Вы предпочитаете обычный стиль общения или по-грубее?       Вэй Усянь широко мечтательно улыбнулся и ответил: — По-грубее.       Мужчина злобно улыбнулся и Вэй Усянь увидел у него в руках свернутый фиолетовый кожаный кнут. Он вытянул с ним руку вперед и спросил:       — Понадобиться?       Усянь задумался и кивнул «У-у-у похоже я теперь в Центральных землях пропишусь, жалко конечно, что настоящий Цзян Чэн — коренной натурал. Я бы не отказался быть избитым им цзыдянем в постели, а потом….», — он тряхнул головой.«Нечего думать о том, что никогда не получишь. Наслаждайся тем, что есть. Ночь обещает быть о-о-очень жаркой».       — Знаешь что? Давай начнем с твоего кнута, — закинул он оставшиеся виноградинки себе в рот и поднялся с кресла.       «Хорошо было бы, если сегодня из меня бы выбило всю дурь и выжили все соки, тогда не останется сил на сожаления»       — Тогда прошу за все свои дальнейшие действия прощения заранее. Так как это не будет в амплуа моего персонажа.       Мужчина оставил зажженными только две свечи в разных углах комнаты, подошел к Усяню, он был его выше на пол головы, схватил его грубо за подбородок и в три движения грубо оставил его без одежды и тут схватил его за руку швырнул на кровать. Затем держа за волосы начал наносить не сильные, но ощутимые удары по пятой точке, от которых оставались и тут же пропадали розовые полосы.       — Сильнее! — крикнул Усянь стоя раком.       И теперь удары раз разом оставляли бледные полоски, наливающиеся розовым. Вэй Усянь сжимал кулаки и терпел. Через пару десяток ударов в его голову влезли пошлые картинки у него встал, и дальше он уже наслаждался каждым ударом. Он смотрел на фиолетовое ханьфу, так похожее на ханьфу брата во время войны, и стонал от боли, граничащей с удовольствием. Когда терпеть возбуждение перестало возможным и начало все ужасно тянуть, он поднял руку, чтобы прекратить все. Но вместо этого мужчина отпустил волосы и зажал его член в кольцо огладил спину и начал опять лупить. Усянь округлил глаза и понял, что о кое-чем договориться они забыли. Но и эту мысль он очень скоро потерял, забываясь в наслаждении. И начал стонать, еще больше пытаясь извиваться, но никак не останавливал мужчину. Через двадцать ударов он захныкал от невозможности излиться и упал на кровать:       — Я больше не могу, — сказал он в подушку.       Тогда мужчина провел пару раз по его члену. Усянь получил разряд током по всему телу, громко простонал, а в глазах заиграли яркие вспышки света. Он лежал минут пятнадцать в полной эйфории и отрешённости от мира. Выключи сейчас свет, и он бы отрубился до утра. «Кто бы подумал, что меня так просто довести до удовольствия, несчастное создание, да у тебя же даже руки трясутся от того как ты подушку сжимал!»       Он приподнялся с живота и ему тут же протянули стакан воды. Он, ойкнув, сел на край кровати и выпил стакан залпом. Улыбнувшись, протянул стакан обратно. И потянулся к поясу фиолетового Ханьфу. Ему безумно хотелось поцелуев и отсасать, но не проститутке, а его брату. Он притянул проститку к себе, огладил его бедра и спросил:       — У тебя есть хорошее вино? Я бы сейчас выпил кувшина 3-4, — он посмотрел на хмурый взгляд, полный презрения и в полутьме его сердце пропустило удар.       — Есть. Но за ним мне нужно будет спуститься вниз, властным тоном сказал мужчина.       — Хорошо, я подожду, — сглотнув, сказал Вэй Усянь.       «После вина у меня точно поедет крыша, от этого пацана. Сегодня нужно будет заглушить всё. А если надо, я вернусь сюда еще раз»

***

      Этой ночью Усянь был избит, грубо оттрахан, и сам выебал. А под конец ему еще и отсосали! Оставшееся время он проспал в выделенной комнате дома удовольствий. Поэтому сейчас, он сидел с мечтательной улыбкой смотрел на стол с картой, где зафиксировали новое чудовище. И не мог вслушаться в то, о чем беседовали заклинатели на общем сборе в 10 утра в комнате Цзинь Лина. Цзян Чэн то и дело кидал на него гневные взгляды, а племянник разраженные.       — Эй! Дядя Цзинь, ты вообще слушаешь? — помахал перед ним Цзинь Лин, который все это время удивленно и с прищуром косился на него.       — А? А да-да, прости, я отвлекся, — Усянь сидел криво, чтобы не беспокоить пятую точку.       — Дядя! — он взял его под локоть и вывел из помещения, закрыв за собой дверь. В пол голоса он раздраженно продолжил, — Я же предупреждал тебе вчера! Где ты вообще был? Что с тобой? – Цзинь Лин сейчас невероятно сильно походил поведением на Цзян Чэна.       — Ох, Цзинь Лин, рано тебе еще такое знать…, — мечтательно произнес Усянь.       — Неужели на тебя такое впечатление шлюха произвела? А говорил, дядю любишь! — фыркнул Цзинь Лин.       — Лучше! Я нашел копию Цзян Чэна, и он еще и выебал меня! — радостно взмахнул руками Усянь.       — Опять ты со своими подробностями… — возмущенно прошептал Цзинь Лин — То есть мой совет тебе помог? — уже спокойнее добавил он, когда понял, что Вэй Усянь в порядке, и вчера он действительно отправился в дом удовольствий, а не шатался по улице, находя себе новые приключения. Ну как в порядке? Настолько, насколько Вэй Усянь вообще мог быть. Цзинь Лин уже успел сильно привязаться ко второму дяде и его каждодневным причудам.       Усянь улыбаясь во весь рот довольно кивнул.       Цзинь Лин ничего не добавил, но он ужасно хотел сказать, что такая замена ему не поможет, и он лишь временно обманывается, и ни к чему хорошему, по сути, это не ведет. Однако, сейчас Вэй Усянь хотя бы был в хорошем расположении духа. А не убивался по поводу неразделенной любви с натуралом. Он не мог заверить его, что обманывать себя хуже, чем признаться в своих чувствах и получать тоже самое от настоящего Цзян Чэна. Он просто не знал чувств воскрешенного дяди. Он видел, что тот сильно изменился, стал спокойнее и рассудительней, но в нем поменялось что-то еще, что-то, что Цзинь Лин пока не мог разгнлядеть. И вроде бы его раздражал его брат. Он не знал, что ответить Усяню и как помочь. Поэтому положил ему руку на плечо и сказал:       — Иди-ка, дядя, ты проспись пару часов. Похоже, ночь у тебя веселая была, даже сидеть ровно не можешь. А мы пока разведаем предполагаемое место следующего появления.

***

Тем же утром ранее.       Цзинь Лин с утра проснулся на плече дяди Цзяна и почувствовал себя умиротворенно и одновременно стыдно. Он моментально окрасился в цвет помидора и отодвинулся.       Дядя с утра так и не ушел к себе в комнату, лишь попросил слуг принести ханьфу с вешалки и заколки с лентами. Так что бадьи и тазиков для умывания было принесено две штуки. Хорошо, что комната Цзинь Лина была больше, а кровать стояла не по середине а у окна.       Когда Цзян Чэн проснулся, он сразу пошел к бадье и разделся. Цзинь Лин еле сдержался, чтобы не присвистнуть. Накаченный, сильный с узкой талией объёмной попой и широкими накаченными бедрами. Гладкой и ровной кожей без шрамов.        «Дааа, Вэй Усянь, тут есть во что влюбиться. Ну ты и попал»       Цзян Чэн заметил пристальный взгляд племянника, опускаясь в бадью, он вздернул бровь с немым вопросом. Цзинь Лин озвучил то, о чем думал, поджав подбородок, и кивнув пару раз:       — Достойно. Цзян Чэн смутился, открыл было рот, потом закрыл, некоторое время не зная, что ответить:       — Тренироваться надо!       — Да уж натренируешь такие формы, ага.— Цзинь Лин руками вывел форму узкой талии.       — Я тебе что? Девица какая-нибудь? Что ты мне тут показываешь, — раздражаясь, чтобы скрыть смущение сказал Цзян Чэн и передразнил его жесты.       Цзинь Лин на это лишь хмыкнул. «Не видит очевидного! Да-а-а на такого все девчонки слюни пускать будут, завидно»       — Подрастешь, подкачаешься — все тоже самое будет, у тебя тоже талия узкая.       Они покончили с утренними процедурами. Слуги унесли бадьи и остальное. А Цзинь Лин попросил служанок позвать всех адептов в свою комнату для обсуждения дальнейших действий по поимке и уничтожению колоссальных размеров нечисти. Не смогли найти только Вэй Усяня.       — Да где же он! — закусив губу тихо себе под нося буркнул Цзинь Лин.       Цзян Чэн сам пошел в соседние покои, постучался и, не услышав ответа, вошел, если что отомстит за вчерашнее. Однако в покоях никого не оказалось, и у него забралась смутная тревога, что Вэй Ина тут и не было ночью вовсе.       Он вернулся обратно и, когда уже садился поближе к Цзинь Лину, ввалился счастливый и странный Вэй Усянь. Все обсуждение он летал мечтательно в облаках. Так что Цзян Чэн подумал, что его брат-таки решил знатно накуриться или…. да нет, не может быть,… чтоб этот придурок, да в кого-то влюбился. У него все флиртом заканчивается, ну теперь, наверное, еще и сексом. «Интересно он до сих пор так ко всем девицами клеится? Ведь если он послал Второго Нефрита, и откровенно потешался над ним, выходит, он совсем не рукав, обрезанный. Наверное, легко себе на ночь находит кого-то. Так. Стоп. Это не мое дело. Надо просто узнать, что с ним такое творится. Цзинь Лин явно переживает за этого оболтуса! Как будто А-Лину мало досталось переживаний…. Я разберусь с ним сам и устрою ему хорошую трепку!»

***

      После собрания он сказал Цзинь Лину, что догонит, когда поговорит с шисюном. Цзинь Лин бросил на него нечитаемый взгляд и кивнул.       Он постучался в комнату, ответа не последовало, зашуршало одеяло. Цзян Чэн закатил глаза на эту соню и тихо вошел.       Вэй Усянь спал на боку, укрывшись одеялом по ухо, явно после его стука. Часть одеяла он зажал между ног.       Цзян Чэн подавил в себе сильное желание его защекотать или убрать волосы с лица. Он потряс его легонько за плечо и сел на край кровати. Вэй Усянь начал отпихивать руку. Тогда Цзян Чэн наклонился к его уху и тихо сказал:       — А-Сянь, просыпайся, я хочу с тобой поговорить,— он еще раз потормошил за плечо.       Усянь нахмурился, затем открыл глаза и проморгался, перевел взгляд на него:       — А-Чэн? О чем ты хотел поговорить? — спросил он, садясь, зевая и потянувшись на кровати.       — Что с тобой случилось?       — Со мной все хорошо, даже очень, — он хотел положить ногу на ногу, но ойкнул и поставил ногу обратно.       Цзян Чэн приподнял бровь и возмутился:       — Я вижу как нормально. Про тьму ты мне тоже лапши навешал, что все нормально. А в итоге без ядра гайкал! Рассказывай, давай, если не хочешь опять ссоры. Твои недомолвки в прошлый раз нам вон, чем аукнулись!       Вэй Усянь опустил низко голову и тихо ответил:       — Я боюсь, что такое ты не простишь.       — Ох, куда уж мне! Как будто за ядро я тебя простил!— взметнул обеими руками, негодуя Цзян Чэн, затем с хлопком опусти ладони себе на колени.       — Что ты подразумеваешь, под «случилось со мной»? — посмотрел серьезно Вэй Усянь. Вот так поссориться во второй раз с ним он очень не хотел. Он был благодарен судьбе, за то, что опять может быть рядом с братом, за свой второй шанс на двух героев Юньмена, хотя уже Ланьлина.       — Я говорю про то, что вчера ты вылетел из комнаты бледнеющий, потом где-то шлялся, и пришел назад, как укуренный. Ты перепугал Цзинь Лина, а он об этом тебе не скажет, и не надейся, только за тебя он переживает, между прочим, как будто ему мало нервов, Вэй Усянь, ты решил ему добавить?       — А, да не обращай внимание на меня, а А-Лину я вчера сказал ему, куда пошел…       Тишина затянулась, а Цзян Чэн демонстративно ждал продолжения, намекая о том, что это не все, что он хотел узнать.       — Тц, ладно, мне вчера стало скучно после одного кувшина, и я пошел в дом удовольствий всего-то. Пить то со мной все отказались, — недовольно цокнул Вэй Усянь.       Цзян Чэн закатил глаза к потолку и ударил себя по лбу:       — Да, ты…! Да, ты же просто бессовестный, безответственный, не выросший маленький ребёнок! Скучно ему, видите ли, стало, и он пошел по проституткам! — он не знал, на что он злиться больше. На то, что его брат все-таки, как дятё малое, на то, что Цзинь Лина заставил волноваться или на то, что он пропал на всю ночь! На последней мысли, он скривился, сжал кулаки и чуть ли не рычал. Ему стало противно, будто его брат в грязи извалялся.       — Я же говорил, что ты не простишь меня за это, — хмыкнул Усянь, посмотрев на сжатую ткань в кулаках у Цзян Чэна.       — Дело не в прощении! Причем тут обиды, когда я злюсь на тебя, потому что ты ни капли не изменился и остался безответственным оболтусом, который дальше своих хотелок ничего не видит!— он злился и у него возникло чувство дежавю и того, что он опять делает что-то не так. Но «Этот Вэй Усянь вы посмотрите на него, совсем совесть забыл, оттаскать бы его за уши!»       Он рыкнул и схватил Усяня за шиворот и встряхнул, посмотрев ему в глаза.       — Когда же ты осознаешь наконец-то, что у других людей тоже есть чувства!— сказал не то, что хотел, в порыве злости Цзян Чэн, и сам смутился, о чем он вообще говорит, ведь он имел ввиду переживания Цзинь Лина, который сейчас волновался за Усяня также, как и он когда-то. На самом деле он и сам начал волноваться по этому поводу, ведь Вэй Усянь вел себя странно. Это было слишком отвратительно даже для Старейшины Илина. конечно, если не брать в расчет те слухи, которые судачили на каждом углу. В них он переплюнул самых бессовестных демонов. И все же тот Вэй Усянь, которого он знает – не таскался по ночам по таким заведениям в пьяном виде. Перегаром от него несло за версту. Поэтому Цзян Чэн предположил, что у него случилось, что-то серьезное, хотя он не верил, что Вэй Усянь способен вляпаться в любовные драмы и при этом пострадать, так как слово «люблю» в том самом смысле, по его мнению, для его шисюна – просто чуждо. Он никогда не замечал чужих чувств, а сам уж подавно не страдал таким. Он не верил, но не понимал, что могло еще довести Усяня до такой ручки, чтобы он так выглядел после проститутки, находясь в полной прострации. Это было безответственно по отношению к их заданию и по отношению к Цзинь Лину. Последнее Цзян Чэн не мог простить. Он и сам в последнее время слишком зачистил с такими мероприятиями подобного рода, хотя один раз в месяц не было страшным преступлением, Цзян Чэну все равно казалось, что он поступает не совсем правильно. И тем не менее подобные забавы он не ставил выше помощи родному племяннику, который, на секундочку, Глава целого Ордена! Один его статус должен был не позволять подобной вольности Вэй Усяню. Так что либо у него серьезная причина, а он как всегда строит из себя дурачка, либо он растерял последние капли своей совести! Подумать только пренебрегать сыном шицзе!       Так же ему стало страшно от своих слов, а еще он почему-то опять почувствовал себя брошенным и ненужным. Совсем как тогда в первой жизни. Тот же самый букет чувств: гнев, обида, тоска. Он опять резко стал раздражительным и резким. Одно он понял точно – это напрямую связано с его братом, вот только почему он вместо братской любви вызывал всегда вот этот букет. Чэн ведь действительно скорбел по нему, когда думал, что мертв. Он действительно скучал. Но только почему-то опять все выворачивается наизнанку!       Он отпустил его, забегал глазами по комнате. И молча вышел. Он дал себе заметку подумать над этим. Потому что сдерживаться при Усяне не получалось от слова совсем, всегда хотелось ему вмазать хорошенько.       Остаток дня прошел как в тумане для Цзян Чэна. Их отряд выловил двоих Мифических ОкольцовывающихЧервей. Заклинатели принялись разглядывать тварей, а так же снимать с них кожу, да вырывать когти с клыками. Все это добро должно было пойти на изучение и на пользу Ордену. Возможно, толстая кожа,зубы или клыки этой твари имеют какое-нибудь особенное свойство. Все же их расследование продвигалось вперед и сейчас уже они могли почти наврнякак предугадать появление этих смертоносных тварей. А так же они серьезно продвинулись в изучении более безопасных способов убийства этих гигантов, нежели прибегание к темной энергии Вэй Усяня.       А сам Вэй Усянь тем временем так и не появился во время охоты на этих тварей. Цзинь Лину даже пришлось будить его, когда они вернулись обратно на постоялый двор вечером, дабы отмыться и полететь обратно в орден.       Конечно, хорошо, что Усянь доверял Цзян Чэну их племянника, но…. Цзян Чэн был в бешенстве. Подумав, он пришел к мысли, что ему просто чертовски оскорбительно стыдно за все действия его старшего брата. Но разве это когда-то будет возможным объяснить тому, кто не ведает чувства стыда и приличий? У него как и в прошлой жизни просто не хватает моральных сил вытянуть из Вэй Ина что-то откровенное. Вэй Усянь вновь отшучивается и уходит от всех ответов. Он может часами болтать про какую-то херь, но никогда не скажет даже слова лишнего, если его конкретно не довести. Из него всегда приходится добывать информацию силой, но у Цзян Чэна не так много моральных сил после воскрешения. В глазах навсегда отпечатался вид того сарая, в котором он проснулся, тот погром, что он устроил в комнате постоялого двора, разбитые руки и гул в голове. Может быть, чуть попозже он отойдет от этого всего. Но пока что его нервной системе нисколько не помогают подобные скандалы. Однако если сравнить это с тем, какой он был убитый в той жизни после войны, когда допустил свою главную ошибку в жизни – упустить Вэй Усяня, да так, что он умер…. Нет, тогда он был более вымотан морально, а сейчас он скорее дезориентирован и никак не может собрать себя в единый кусок чего-то целого. И когда на такое отвратительное душевное состояние накладываются еще и выходки Вэй Ина, то Цзян Чэн заканчивается и начинает злиться. Он уже задумывался о том, что возможно после смерти от искажения Ци его душа могла повредиться. Не стоило, конечно, забывать о том, что произошло с Вэй Ином, и о том как умер ОН. Но Цзян Чэн не хотел его оправдывать этим, он чувствовал, что тут дело было в чем-то другом и шисюн просто издевается, играя на их с Цзинь Лином нервах. Чэн был уверен, что даже если у него есть какие-то проблемы их можно было бы решить более правильным и одекватным способом. Но Усянь всегда стремился «достичь не возможного» и решить свои гребаные проблемы в одиночку, но по факту, ломая еще больше дров и погребая себя под всем этим. Цзян Чэн злился, волновался, но не мог ничего понять или сделать с этим. Вэй Ин уперся рогом, а Цзян Чэн оставил свои попытки влезть к нему в голову до следующего скандала.