***
Цзян Чэн вошел в кабинет племянника с тремя листами бумаг, на которых были краткие отчеты о завершенных заданиях. — Привет, юный Глава, справляешься? — Привет, дядя, — Цзинь Лин отложил кисть на деревянную низкую подставку, — справляюсь, — он взял бумаги, протянутые ему дядей, с двумя подписями внизу на каждой. Две были сделаны аккуратной рукой, а один лист написан почти кривым почерком, — как прошла охота? — Нормально, сложностей не возникло. — Как тебе быть в паре с Вэй Усянем? Цзян Чэн очень удивился этому вопросу. Вроде бы он столько лет его знал и такой вопрос звучал странно. Но с другой стороны они вдвоем изменились, почти что переродились и живут теперь в другом ордене. Цзян Чэн грустно задумался, что возможно они куда дальше друг от друга, чем ему кажется. Но он не думал, что рассказать об этом Цзинь Лину — хорошая идея. — Как мне может быть с человеком, с которым я рос под одной крышей? Надоедливый он и приставучий, что я могу еще о нем сказать? — со смешком ответил Цзян Чэн. — Поменять его на кого-то другого на следующих заданиях? У меня есть списки с описанием характеристик, можешь выбрать из тех, у кого пар нету, — он ткнул пальцем в кучу бумаг на широком столе, уставленным стопками бумаг и свитками. — Не надо, я не хочу заново доверяться кому-то. Хоть он и балбес, я всегда знаю, что он из шкуры вылезет, но не бросит в опасности, — сказал Цзян Чэн смотря три пальца, которые он медленно тер друг об друга, — лучше скажи мне, что с его Золотым Ядром было? Почему оно и его соединения — такие хрупкие? Цзинь Лин озадаченно потер лоб, обдумывая как бы ему ответить: — Это еще ничего, дядя, все было гораздо хуже. Первое время я не разрешал ему вставать с кровати, чтобы все усилия не были зазря. Не думаю, что он стал бы от тебя это скрывать, поэтому скажу… понимаешь… это была очередная его «гениальная идея»… как бы помягче тебе сказать, чтобы ты никого из нас не убил… вообщем у лекаря, который согласился на это безумие и мог бы сохранить это в тайне, были не самые прямые руки… до Вэнь Цин ему далеко, — и аккуратно показал пальцем в сторону груди Цзян Чэна. — Он… Да вы вдвоем с ума посходили! Откуда вы ядро то взяли вообще? — раздраженно выдал Цзян Чэн, бегая взглядом по глазам собеседника. — Мы выбрали сильнейшего преступника, которому, был подписан смертный договор. И лекаря который, видимо, по незнанию согласился. Так как потом он открестился и сказал, что больше ни ногой в такие эксперименты, — он вздохнул и продолжил— Мо Сюаньюй никак не мог сформировать Ядро, и у Вэй Усяня осталось два варианта: остаться беспомощным или повторить свой подвиг 16-ти лет назад. Темной энергией пользоваться был совсем не вариант. Во-первых он как бы отдал тело обратно. А во-вторых он безумно боялся повторения, и использовал ее только в ситуации крайней необходимости. А сейчас и подавно, если он не хочет потерять Ядро. Заслуга его учителя, к которому он регулярно ходит, что Ядро крепнет, и сейчас Усяня уже можно отправлять в бой. Цзян Чэн неодобрительно помотал головой и поинтересовался: — Кто его учитель? — Имени не знаю, но я видел его пару раз, мужчина лет 50ти, наполовину седой, все волосы собраны в пучок, короткая борода тоже наполовину седая. Живет под Циньхэ Не в спокойной деревушке. Как они познакомились тебе лучше узнать у него самого. — Так это у нас Вэй Усянь теперь с саблей умеет управляться? — хохотнул Цзян Чэн. Цинь лин помотал головой и ответил: — На сколько я понял, его Наставник когда-то состоял в ордене Юньмен Цзян и во время войны примкнул к ордену снова, а когда война улеглась, он вернулся к образу жизни бродячего заклинателя. К Циньхэ Не он не имеет никакого отношения. Цзян Чэн подумал немного прежде чем озвучить с небольшим ядом: — Посмотрел бы я на этого «наставника». Значит я правильно понял, что он свой стиль оснавал на стиле Юньмэн Цзян. Сами движения и позиции ног очень похожи, мечом он, конечно, даже не взмахивает, а скорее тыкает, чем напоминает прямые атаки Ланьлина. — Ну, дядя, не кипятись. Он же не собирался воздвигать свой орден. Да и учить вроде никого не хотел. Я так понял, Вэй Усянь сам к нему напросился в ученики. Цзян Чэн приподнял бровь: — А что стиль Юньмэн Цзян он забыл? В Ланьлине он тоже учиться не захотел? — Дядя, смилуйся, ты нападаешь не на того, спросил бы лучше у него самого. Он же Мо сюаньюй. В Юньмене он быть не мог. Из Ланьлина его выперли, едва успев обучить азам теории. Наверное, он пошел искать что-то достойное и подходящее ему и по темпераменту и под его легенду. Цзян Чэн пожевал внутренние стороны щек. Ему никак не нравилась вся эта история. Да сколько бы не был знаменит этот 50-ти летний дядька, да сколько бы не был хорош его стиль, сколько бы этот стиль не подходил самому Усяню — это ему не нравилось. Он хотел заставить его пользоваться тем же стилем, что и он сам. А если он не помнит, он бы подучил его, он бы направил его. Хотелось бы, конечно, чтоб Усянь обрадовался этому и согласился. Но как он понял из диалога – этого не будет. Опять возникли три смешанных чувства: злость, переживание и чувство ненужности. Он опять был не нужен, его не просили помогать и заботится, а он опять попался в эту ловушку: «Хотел помочь своему шисюну, посмотри на себя, кому ты нужен, с своими советами и учениями. Кому дело до того, что ты способен в кратчайшее сроки обучить искусству боя любого, кто имеет даже слабое Золотое Ядро. Кому дело до того, что у тебя за плечами годы практики. Твой брат никогда не выберет тебя. Разве что в качество своих плоских шуток». Он повернул голову влево и посмотрел на Саньду в ножнах. Цзинь Лин вновь положил его на подставку к окну, дабы ни у кого не возникло подозрений. Чэн встал с подушки, подошел к клинку и провел пальцами вдоль меча. Меч отозвался к своему хозяину. Узнал. Он взял его с подставки и извлек. Он ощутил чувство странного забытого тепла и ностальгии. Меч вновь радовался своему хозяину. Он был ухожен, смазан, на нем не было пыли. Чэн спросил то, что хотел узнать давно: — Это ты ухаживал за мечом все это время? — Нет,… я может быть и хотел бы, да только Вэй Усянь вцепился в него. Это ведь он забрал его из Пристани Лотоса. Я до сих пор не уверен, что Цзян Кеншуй знает, где твой меч. Цзян Чэн удивленно переспросил: — Вцепился в МОЙ меч? У него своего что ли нету? У него их целых два! На кой черт, он мой трогал? Ему нельзя доверять такие вещи, он свой меч бросал раньше, где не попадя. — Но ведь тогда ты считался мертвым,…прости. А насчёт Суйбяня, так он все реже стал открываться после пересадки Ядра у дяди Вэя. Мы так и не поняли, с чем это связано. Душа вроде его, а меч не подчиняется. Суйбянь сейчас запросто извлечь можешь только ты. Выходит меч уже косвенно твой. — Мда-а-а…. Но пока Саньду меня признает, я его ему не отдам. А-Лин, лучше расскажи мне, что случилось в тот месяц, который вы провели в Пристани Лотоса. Мне ни одна душа, участвовавшая в этом, не говорит подробно. Это вообще-то касается меня, — он повернулся к Цзинь Лину всем телом и стоял, смотря ему в лицо. Бело-желтое ханьфу Чэна с темно фиолетовыми и рядом светло фиолетовыми вставками поблескивало на свете солнца из окна, рядом с которым он стоял, сжимая в двух руках Саньду в ножнах. — Ох, дядя, почему ты выбрал меня для опроса первого полугода жизни Вэй Усяня? У него столько тайн, и ты предлагаешь мне их все тебе передать? Я боюсь, что большинство этих тайн от тебя. Я мечусь между вами как рыба в проруби. Однако, я прекрасно так же осознаю, что он тебе сам ничего не расскажет. Так что я уже не знаю, как правильно поступить. Наверное, надо бы, чтобы вы сами разобрались. — Вот как значит. Вэй Усянь по-прежнему заколачивает доски между нами и городит новые тайны. Понятно теперь все, — он поставил меч обратно на подставку, — Скажи, А-Лин, насколько серьезные у него в этот раз тайны? Я даже не знаю, на что думать. Я даже проверил его состояние, подумал, может он умирает и скрывает это, — он тяжело вздохнул — Я никому и никогда этого не говорил, но мне больно и обидно, что каждый раз он доверяется кому угодно,… но не мне. Цзинь Лин немного задумался: — Я думаю, у него есть только одна, существенная тайна, с которой я ему никак не смогу помочь. Вот скажи, дядя, ты бы, например, не стал бы никогда в жизни общаться с ним, если бы он был бы … ммм.. ну например… обрезанным рукавом, — у Цзян Чэна глаза округлились — Я вот пример тебе привел, вспоминая, как ты отреагировал на Ланей. Представь, что тайна у него именно такая….Согласись не все тайны можно открывать, правда? Он ведь не приставал конкретно к тебе. Понимаешь? — Я примерно понимаю, о чем ты говоришь. Но я бы не стал его кидать только по этой причине. Возможно, я бы просто старался не провоцировать его чувства лишний раз. К тому же какое-то время я действительно так считал, наслушавшись слухов о Втором Нефрите. — Хм. Возможно, я привел неудачный пример. Значит, ты не понимаешь, о чем я тебе говорю. Некоторых вещей ведь лучше не знать, чтобы сохранить дружбу. — Тц. Ты мне все больше смесь Гуаньяо и моей сестры сейчас напоминаешь, А-Лин,— закатил глаза Цзян Чэн — Должен признать, что политика Гуаньяо иногда помогает мне до сих пор увиливать от старейшин. Не все можно решить прямо в лоб, не обладая таким взрывным темпераментом, дядя. Меня ведь, мелочь пузатую, так бояться не будут, как тебя. — Пока что не будут, потом станут. — А насчет тайны. Я не хочу с вами ссорится. По этому скажу, что абсолютно все эти слухи про Пристань – правдивы, и по поводу крыши поехавшей, и по поводу того, что он сидел в библиотеке и остальное. Все, что я не слышал — все было правдой. — Тогда я не понимаю, что он скрывает. Мне было тоже неприятно узнать о том, что он уже мертв. — Так. Все. Давай просто выпьем чаю, — Цзинь Лин окликнул слугу, и она принесла свежий чай.***
Цзян Чэн вышел из кабинета Цзинь Лина в 11 часов утра со смешанными чувствами. С одной стороны он был очень расстроен тайнами шисюна и из-за наставника тоже. С другой стороны он услышал подтверждение слухам, что его горе-братцу было абсолютно не все равно на его смерть. Это обнадеживало немного. Жалко только, что Усянь покажет свои истинные чувства к нему, похоже, только после смерти Цзян Чэна. При жизни Усянь, видимо, решил строить из себя дебила, который тут вообще не при чем. И как пробиться сквозь эти заколоченные им доски. Цзян Чэн пока не знал: «Да что ж у нас все никак у людей? Да нам и десяти жизней не хватит, чтобы разобраться кто кого! Я совершенно не понимаю ход его мыслей!» Он шел к своей комнате и резко остановился: «Может мне напугать его, пропасть на пару дней. Предупредить только А-Лина. Я давно хотел съездить и забрать кое-какие вещи из дома» Он помотал головой: «Нет-нет, я не Вэй Усянь, я не поступлю так по-скотски. Хотя, если он сам не спросит…. я же не обязан перед ним отчитываться, в конце концов!» — О, Чжи Чэн! — Услышал он позади себя и развернулся — ты чего стоишь, задумался? — Цзинь Чжисюн? — хмыкнул в ответ. «Вот надо было ему меня тут встретить то, а? И откуда он тут взялся?» — Хватит киснуть! Знаешь что? Давай спарринг проведем? — сделал вид, будто только что придумал Вэй Усянь, он искал брата уже час по всему Ланьлину чтобы предложить спарринг. — Спарринг? Что это на тебя нашло? И почему вдруг со мной? — Не знаю, захотелось! Так ты пойдешь, или нет? — потянул Цзян Чэна за его длинный рукав двумя пальцами и чуть оттянул вниз. — Пошли — пожал плечами Цзян Чэн. Они прошли вдоль длинного дома с комнатами заклинателей. Усянь же жил в основном доме напротив покоев Цзинь Лина, как основной родственник — его дядя Цзинь. Они дошли до большой тренировочной площадки и выбрали самое дальнее и свободное поле. Цзян Чэн зашел в круг и встал в стойку напротив Вэй Усяня. Опустив обнаженный меч под правильным углом и выпрямив спину. В свете дня, он переливался фиолетовыми и желтыми камнями. Вэй Усянь посмотрел на него и улыбнулся, убрав составную челку набок и за ухо одним движением. И сглотнул вязкую слюну. «Какая у него осанка, а… Дожили у меня теперь встает на него, как только я его вижу… совсем как влюбленный дурак.. да вы посмотрите на эту идеальную позу и правильные линии его тела…. А скулы какие красивые на солнце? Их бы целовать и целовать. Его надо любить, прижимать, обнимать… и.. и.. да я сейчас совсем сойду с ума и перевозбужусь. А ведь А-Чэн просто стоит. Его бы руки… на мою талию… чтоб резко прижал к себе. Не удивлюсь, если я в ходе боя сам ему сдамся просто в руки. Мол, бери меня, я твой. А он, конечно же, швырнет меня куда подальше» — Чего стоишь? — Кивнул в его сторону Цзян Чэн. — Думаю…. Обдумываю стратегию! — нашелся Усянь — А, ну думай, думай. Только учти, я теряю терпение. Вэй Усянь оторвался от него и посмотрел на свой желтый меч с красно-черными узорами с двумя широкими золотыми полосками, наискосок, которые переливались на солнце, сверху был один желтый камень по обе стороны рукоятки. «У Цзян Чэна, конечно, меч красивее, желтый с фиолетовыми тонкими полосками разных оттенков. С камнями, красавец». Он встал в другую позу тоже почти боком с прямой спиной и вытянул руку с мечом прямо на противника, взглянув на Цзян Чэна, который тут же пошел в атаку, выставив меч вперед в согнутой правой руке и сложив печать левой, отгибая два пальца параллельно мечу. Цзян Чэн чуть ли не танцевал, отбивая удары из-под низа, его длинная коса иногда подлетала вверх, а Усянь бегал вокруг него, стремительно уворачивался, отпрыгивал, а затем также стремительно нападал. Он не замечал усталости и просто откровенно любовался на своего партнера по спаррингу. Он ярко улыбался, точно примечая каждое движение тела и взгляда Цзян Чэна. Это было потрясающе. Вэй Ин будто бы окунулся в прошлое, когда они с шиди устраивали каждый день спаринги. на какое-то время ему показалось, что он чувствует запах Юньменских озер и лотосов. Но неожиданно последовала резкая боль в области груди. Он стиснул зубы и стерпел, дабы не отвлекаться от поединка, который ввел его в состояние прошлого, теплого и светлого прошлого. На следующем резком выпаде боль пронзила его так сильно, что вся Ци из меча вернулась к нему и он упал на колени. В следующую долю секунды он уже упал на четвереньки, локтями упираясь, чтобы не завалиться совсем. «Еще немного и это пройдет, я встану и оклемаюсь». Во рту появился вкус крови, который он сглотнул, дабы не показать виду, что ему плохо. Но через секунду от предыдущего всплеска боли последовал следующий, добивая его сверху чем-то тяжелым. Ему не хватило сил держаться даже не локтях, он стремительно поздоровался щекой с землей. Как под толщей воды услышал раздвоенный голос, почувствовав чьи-то руки: — А-Юй! Перед глазами все кружилось и плыло, он не сдержался и закашлял кровью, которая уже лилась даже из носа. В мутном зареве показалось, что из него вышло очень много крови, будто бы из него вылился целый кувшин. Кислорода начало не хватать, вдохнуть не получалось, он лишь что-то хрипел и задыхался. В следующую секунду все окрасилось в красный, и ощущение реальности и головокружения пропало, как и все остальные чувства. Усянь моргнул и увидел реку с цветущими лотосами в запрудах на рассвете. Солнце, что было в зените. Деревянные причалы, у которых стояла улыбающаяся ему девушка в фиолетовом ханьфу с аккуратной прической. Она помахала ему рукой и исчезла. «Шицзе?» — Постой! – прокричал он изо всех сил. Через секунду он подорвался и вздохнул полной грудью. Чьи-то сильные руки тут же уложили его обратно на кровать и что-то сказали. Голоса все еще двоились эхом. Он покачал головой и сказал: — Я не понял, — и осознал, что сказал это без голоса и даже не шепотом. Одними губами, будто забыл, как напрягать связки. Зрение было все еще расфокусировано, но чьим-то рукам он подчинялся. Он лежа жмурился, хмурился и потряс головой, чтобы хоть как-то увидеть того, кто сидел рядом и услышать. Сильно заволакивало сознание обратно в тьму, в это красное марево. Кружилась голова, сильно болела грудь. Он испугался, что ему это все приснилось, будто тьма подкинула счастливые сны о новой жизни, а на самом деле он все еще один, на горе Луаньцзан. — Не-е-т!— просипел он, — Уходи от меня, я больше не твоя жертва, я больше не использую твою силу, — еле слышным шепотом произнес Усянь. Вытянул руку вперед, используя последние силы, и два раза широко отмахнулся от чего-то темного в воздухе. Кто-то поймал его за руку двумя руками, поцеловал ее и что-то произнес. Все настолько гудело и двоилось, что он даже не смог разобрать интонации: — Я не понимаю, — вновь одними губами произнес он, глядя на что-то вверх. Он смотрел, как темно-красная дымка заволакивает что-то белое. Ему было до ужаса страшно, он не понимал, куда он падает, и чтобы не провалится окончательно, сильно сжал чужие руки. Казалось, если что можно будет повиснуть на них. Его вновь поцеловали за руку, и он почувствовал на руке капли чего-то жидкого. «Я под дождем? Я на улице? Я все еще спасаю Вэней? Я же не захлебнусь, да? Что происходит? Я же не умираю? Нет-нет-нет» — он судорожно задышал: «Я не могу, я столько не сделал, Я даже не извинился перед Цзян Чэном, за то, что… за то… да за все! Черт возьми!… Да я же всю жизнь ему все портил и, порой, для этого было достаточно существовать… хотя бы в тот раз, когда А-Чэна никто не похвалил, за то, что он спас меня из той пещеры с черепахой, привел людей на помощь. Его вообще никто и никогда не видел», — Из-за меня все, из-за меня, прости меня А-Чэн. «Сказал ли я это вслух?» Тьма начала сильнее заволакивать, его руку сильнее сжали, а он вновь начал куда-то падать во тьму. Он видел какой-то мультик из обрывков ничего не значащих фраз и объектов. Это был какой-то расплывающийся минутный сур. Он промаргивается и вновь видит что-то белое перед собой. Он зажмуривается пару раз, и картинка начинает медленно проявляться. Оказывается, он все это время смотрел на белый потолок, вот что это было. «Но чьи тогда руки держали меня? » Он медленно поворачивает голову направо и видит лишь пустой стул и ширму. Слева находится еще одна ширма. Он перевернулся аккуратно на правый бок, попытался оттолкнуться правой рукой, чтобы сесть, но рука затряслась, подогнулась, и он плюхнулся со звоном в ушах головой опять на подушку. Сразу же подбежала какая-то девушка и села на стул. Он помогла ему подняться и сесть. А затем она взяла его двумя руками за правую руку. Сердце отдало болью. «Так вот кто меня все это время держал, а я то думал… ну конечно… кто еще будет дежурить круглосуточно возле человека, который всем всю жизнь портит» Вид он, похоже сделал крайне жалкий и расстроенный, так что девушка погладила его по затылку. «Да ну, Вэй Усянь – это не ты. Ты чего так раскис? Ну не гей он, Вэй Усянь, успокойся» — Посидите, хорошо? — Да, — он хотел было кивнуть, но вовремя вспомнил, что это будет сопровождаться звоном в ушах. Девушка вышла и через пару минут, тихой поступью подошел Цзинь Лин и сел рядом. — Ну что дядя Вэй, чуть не докукарекался? Считай, лимит своего везения ты выработал в этом году. — О чем ты? — О чем я? Да тебя еле откачали. Ты когда на тренировочной площадке лужу крови выдал и начал задыхаться в ней, дядя Цзян позеленел от страха, он тебя сам на руках, на мече принес к лекарям и наорал на всех, чтоб шевелились. — Цзян Чэн? Лужу крови? — Да-да там такая лужища была, будто тебе отрезали правую руку и левую ногу — не меньше. Дядя сказал, что когда поднял тебя, из тебя кровь, как вода полилась, и ты задыхался. Мы боялись, что ты больше никогда не очнешься, умрешь либо от потери крови, либо от удушья. Мы на пару с дядей тропинку вытоптали сюда и вокруг павильона. Честное слово! — взволновано посмотрел на него Цзинь Лин. — Да? — он улыбнулся и притянул в объятия племянника. А-Лин, прости, что я напугал тебя. Что вообще произошло? Я упал от боли, закашлялся и потерял сознание. Потом я просыпался где-то, может даже во сне, голова кружилась, и ничего не мог услышать, голоса отдавали эхом, хуже, чем в пещере, и сфокусировать зрение не выходило. Помню, что кто-то держал меня за руку, вроде бы, поцеловал. Потом я оказался под дождем что ли. — Ядро… ты его перенапряг на выносливость, один меридиан оторвался, задел аорту и легкое. Да я тебя в жизни теперь на задания и на тренировочное поле не пущу! Пока твое Ядро не окрепнет не меньше моего! Понял? — Эх, я понял, ты теперь мне не дашь и шагу без согласия сделать, да? — Да, ты все верно понял, — отстранился от объятий Цзинь Лин. Он огляделся, поставил небольшой купол над головой и добавил — ты будешь сильно визжать от счастья, если я скажу, что первые сутки дядя Цзян от тебя не отходил вообще? Скорее всего, это он тебя держал за руку. Я точно знаю, что он плакал, над твоей кроватью. — Цзян Чэн?? Но ведь он… он… он же не пришел сейчас. Почему? Ты уверен? Помощница лекаря взяла меня за руку при пробуждении точно так же. — Да, Цзян Чэн, у меня есть другой дядя Цзян? Или тебе так жизненно необходимо слышать именно его первое имя? И я уверен, потому что помощница стала с тобой сидеть, когда опасность уже ушла, и за этот промежуток ты ни разу не просыпался. А вот дядя Цзян мне говорил, что ты очнулся на пару минут и лепетал какую-то ересь. Так что я думаю, это был он. Но ты бы не радовался так шибко. Но это же ведь могла быть братская любовь, а не то, что тебе нужно. — Тц, умеешь ты обнадежить. Да нет же, погоди, он целовал мою руку…два раза! Я такого точно не забуду. А дождь я, наверное, с его слезами перепутал… — Да, ну блин, ты его просто смертельно напугал. Он говорил, что он не хочет тебя второй раз хоронить. Я его понимаю. Второй раз — это уже слишком. — Но… почему он тогда сейчас не пришел? — Во-первых, я его силками отсюда прогонял. Сколько можно было не есть и не спать? Во-вторых, он ни за что не признается. Ну а в-третьих он не знает еще, я приказал известить о твоем пробуждении только меня. Я подумал, что лучше сам сначала посмотрю в каком ты состоянии, а то дядю инфаркт хватит. — Я тебе уже говорил, что ты сильно вырос? — Говорил. Он вывел заклинание и убрал купол. — Пойду, скажу ему. Боюсь, после его ора половина Ланьлина поняла, кто он. Так выстроить всех по стойке смирно мог только один человек. Ладно, два, наверное,… и оба в свое время умерли от искажения. И все же Не Минцзюэ совсем по-другому орал. Он, как туча, надвигался и злобно долго и верно уничтожал. Дядя Цзян же всегда гаркал так резко и громко и злобно, что все вздрагивали вокруг, как по щелчку удара. Один брал напором, другой резкостью. А отсюда доносились именно резкие грозные выпады,— он подошел к двери и обернулся на Усяня — Да, и кстати, он пообещал убить твоего учителя, который занимался укреплением Ядра. Лекаря он уже чуть не придушил, который пересаживал. — Е-мое…. Я ведь сам укреплял и просил у него книги, он тут не причем. Я же сам до него докапывался…. — Вот ему это и объяснишь. Сам. Моя задача спасти лекаря — была выполнена. — Уф-ф. «Можно ли как то спрятаться от гнева Цзян Чэна? А-Лин куда же ты, мне ведь страшно одному! В этот раз тумаками я точно не отделаюсь. Я прямо пятой точкой чувствую». За своими размышлениями он не заметил, как за ним уже пару минут наблюдают из дверного проема, оперившись на косяк плечом и головой, скрестив руки на груди. Цзян Чэн шумно вздохнул. А Усянь вздрогнул от этого звука и покосился на него с нескрываемым ужасом. Сердце шумно застучало и начало отдавать легкой болью. Он сжал Рубашку: «Я теперь буду всегда жить, как человек с ишемией? А все будут бояться лишний раз ранить меня, да? Проклятье!». Цзян Чэн же оттолкнулся от своего нагретого места и подошел к Вэй Усяню, который следил за каждым его жестом. Пододвинул стул и сел прямо напротив него, смотря в глаза. Сердце начало бухать и страх гнева Чэна исчез совсем. Усяню на секунду даже показалось, что сейчас вот его прям так и поцелуют молча. О! Как бы он много отдал за этот поцелуй. Сейчас он был готов вынуть из себя душу и протянуть ее Чэну, пусть делает с ней, что хочет, лишь бы поцеловал. Цзян Чэн действительно начал медленно пододвигаться к нему … Усяню лишь оставалось надеяться, что у него на лице не написаны его желания. А Цзян Чэн приятянул его к себе в братские объятия за плечи и действительно наклонился, поцеловав его в лоб. Усянь улыбнулся и засветился счастливо. Цзян Чэн же застыл от такой реакции. Он думал, его беспородный брат даже не заострит на этом внимание. Он просто был рад, что этот засранец живой. Но, увидя эту странную реакцию, он уже не был уверен, что поступает правильно. В голову закрались смутные подозрения, которые разбились об свой же железный аргумент: «я сам же видел, как мой брат бредил, тянул куда-то руки вверх и разговаривал с кем-то. Похоже, он не сразу оклемается». — Придурок! Я бы отвесил тебе смачный подзатыльник вот прямо сейчас! Однако я знаю, что после кислородного голодания твоей тупой голове знатно досталось! Усянь виновато прикусил губу и опустил голову. И Цзян Чэн удивился, что его братец вообще умеет вину признавать. — А теперь расскажи ка мне, Вэй Усянь, где там твой «наставничек» обитает? — не сдержался Цзян Чэн, произнеся его настоящее имя, пока никто не видит. — Он тут не причем, А-Чэн! Я… — вздохнул он — Прости меня! Я не знал, что все так обернется… Человек, которого я называю наставником спас меня из ловушки тёмных тварей, когда я еще только вспоминал, как использовать меч. Я решил потренироваться на мелких тварях недалеко от Ланьлина. Я тогда взял с собой Сычжуя и надеялся, если что-то пойдет не так он успеет меня вытащить, или же я успею призвать на помощь Вэнь Нина. Но… неожиданно собралось слишком много тварей, и Сычжуй уже не успевал отгонять их всех гуцинем и отбиваться, чтобы меня не задело. — Тц! Да ты и в самом деле — балбес. За тобой следить надо! Пристально! Иначе ты угробишь себя, а затем и людей, которые тебя окружают! — Кстати, Сычжуй — мой приемный сын почти что. — Так стой, стой, стой он же сын Ханьгуан-цзюня… Усянь! Какого хрена?! — Цзян Чэн… Он вообще на самом деле «Вэнь». Это тот мальчик, который цеплялся за твою ногу на горе Луанцзан и назвал тебя «хмурым Гэгэ»! Цзян Чэн сильно задрал брови и, медленно поворачивая голову в сторону, произнес тихо на выдохе. — Твою же-ж мать! Усянь не удержался и вновь притянул Чэна его в объятья, отказавшись его отпускать. Чэн немного поворывался, но потом, вздохнув, смирился. Сердце Усяня сильно стучало при виде его брата, отдавая тупой болью.