***
Вэй Усянь кивнул ему в ответ, допив пиалу. Затем допил кувшин до конца и лег на кровать поспать. Усталость довольно быстро взяла свое после вина, он уснул спустя пол часа. Сон у него после вина, конечно, выдался отвратительный и в какой-то момент протрезвев, он встал и уже не смог дальше заснуть. Усянь достал компас из мешочка и посмотрел на него, стрелка на нем осталась на том же месте. Он положил компас на листочек бумаги на пол туда, где его не заметят и нарисовал куда сейчас указывает компас. Затем позвал прислугу, чтоб она убрала завтрак и сосуды вина и принесла бадью для утренних процедур. Вэй Усянь уже заметно нервничал, ронял мыльный корень постоянно в бадью и пару раз выдрал себе волосы, когда слишком сильно потянул за них, расчесывая. За пол года он уже отрастил свою любимую длину волос, но завязывать волосы просто в хвост уже не мог. Для всех Вэй Усянь уже мертв, да и наличие воскрешенного брата не уменьшает желание сделать Сюаньюевский пучок. Хотя он и приспособился к этой прическе, все равно каждый раз матерился про себя, думая, как же это делал Цзян Чэн. На дворе было уже часов десять, и он решительно не знал, чем заняться, сон не шел, а стрелка компаса не двигалась. Он вышел на улицу прогуляться по местному рынку, предварительно накинув на себя заклинание отвода глаз и нацепив черный плащ поверх коричневого ханьфу. Точно такого же дешевого, как и у Цзинь Лина. Он немного рисковал таким выходом на улицу, ведь Цзян Чэн мог не взять мешочек. Он ходил по рынку и разглядывал товары, когда его взгляд наткнулся на простую, но красивую фиолетовую заколку, которую, он недолго думая купил, сам не понимая зачем. Поблагодарил продавца, пошел к следующим прилавкам, заколку сжал в руках и прислонил к себе. Погруженный в свои мысли он не заметил, как минуло еще пару часов. Вернувшись в снятую комнату, он подошел к компасу. Стрелка сдвинулась совсем на немного. И Вэй Усянь чуть-чуть улыбнулся. Возможно, конечно, вещи могли забрать слуги, той ужасной Госпожи Шань. А Цзян Чэна могли уже насадить на вилы за то, что спит в чужом сарае нагишом. Проклятый белый туман после призыва! Из-за него он даже не понял девушка ли или мужчина перед ним. Понял только, что кто-то голый. Теперь ждать стало совсем мучительно. Лучше было не разговаривать ни с кем, поэтому в настольную игру было сыграть не с кем. Он пошарил в Цянькуне и вспомнил, что когда-то давно положил туда книжку. Достал ее и принялся пытаться читать, ибо из-за столь мучительного ожидания, первое время он видел только кучку иероглифов, которые ну никак не складывалась в слова. Это была книга о самосовершенствовании, которую посоветовал его учитель в последнюю их встречу. Он бы мог сейчас отправиться к учителю и прихватить компас, все равно от Цинхэ Не он живет не далеко. Где-то чуть меньше пяти часов галопом на лошади. Нужно было оббежать столицу Цинхэ Не и пробежать столько же в сторону Ланьлина. Мог бы начертить талисман возврата и сейчас телепортироваться туда. Но чутье подсказывало, что силы ему пригодится и не стоит их тратить на телепорты к учителю сейчас. Через три часа стрелка опять вернулась в свое исходное положение. А Вэй Усянь все-таки смог углубиться в чтение и даже безуспешно попытался повторить действия в медитации. Посмотрев на компас, он вздохнул, повернул голову в сторону стола и понял, что не заметил, как слуги принесли обед, пока он медитировал. Не очень хорошие вести, слуга точно понял, что он медитирует, а значит он — заклинатель, хотя меча у него не было видно. «Вот бы она подумала, что я позер». Он посмотрел на компас и понял, что стрелка уже отошла на см. от изначального положения. Он не стал отключать слежение у компаса, потому что магия была незаметная и простая, и если она будет появляется и исчезать постоянно, то Цзян Чэн точно поймет, что за ним следят. В отличии от ощущения постоянно присутствующей очень слабой магии, которую вряд ли заметит Цзян Чэн в суматохе. Он пообедал и продолжил повторять упражнение, описанное в книге. С третьего раза у него это получилось, и он начал тренироваться, периодически выныривая из медитации и поглядывая на компас, когда стрелка сдвинулась еще на два сантиметра, он перестал, к тому же меридианы уже начинали немного выть. Он достал колоду карт и начал раскладывать гребанный пасьянс на столе. «Вот уж никогда не думал, что когда-нибудь знание этой отвратительной и скучной игры мне пригодится.» Когда стрелка начала дергаться, означая, что человек в пару десятков километров от него. Он уже успел собрать этот пасьянс 8 раз. Он собрал все карты в мешочек, и пошел спать. С утра он проснулся и тут же посмотрел на компас. Судя по компасу, примерно через часа полтора-два его брат должен будет быть в городе. Значит, он всё-таки выбрал путь в город. «Наверное, все получилось.» Принесли завтрак и бадью, спустя час он уже закончил завтрак. Затем он закончил утренние процедуры, привел себя в порядок, пожевал можжевеловую веточку и потер ею зубы. Оглядел себя, припудрил киноварную точку и натянул черный капюшон, наложил заклинание для отвода глаз и приготовил талисманы. Затем подобрал компас и выпрыгнул в окно, чтобы смешаться с толпой и найти человека.***
Человек нашелся довольно быстро, ростом примерно 185 см, статный, с хорошей осанкой и сильным телосложением. Однако, рассмотреть подробно его не удавалось, похоже, он тоже использовал заклинание «Отвода Глаз», а лица — так вообще не разглядишь. Затерявшись в толпе, он перестал высматривать Чэна, все-равно по компасу бы нашел и начал просто бездумно рассматривать лавки, как делал до этого, поглядывать на компас, на который решил тоже наложить заклятье «Сокрытия Вещей», чтоб его не было видно, казалось, что он просто поднимает пустую напряженную руку. За подглядыванием на лавки и на компас, он боком шел к цели, пряча лицо, и делая вид, что ему очень интересен товар, и намеренно не поворачиваясь лицом, чтоб наличие заклинания не обнаружилось. Он успел купить красивую маску, закрывающую все лицо. Ведь опытный заклинатель сразу узнавал это заклинание, по невозможности рассмотреть лицо. Он продолжал двигаться боком и посматривать на компас, который держал в левой руке и прикрывал рукавом правой. Внезапно он врезался в кого-то возле мясной лавки и замер, услышав гневное: — Куда ты прешь! Глазами смотреть не учили?! Надо непременно боком по рынку двигаться?! Что мама дала денег, а у тебя глаза разбегаются, не зная, что купить? Давай вали от сюда! — П-прости-те - Он склонил голову и повернулся к разгневанному человеку. Эмоции начали выливаться через край. Он в жизни не заикался. Но теперь, ему было сложно даже сдерживать слезы. Длинный капюшон Сюаньюя закрывал все лицо, на котором была еще и маска. Он вытянул руки и нагнулся в благородном жесте, закрывая сами руки длинными рукавами. Сердце Усяня подлетело и застучало как бешеное. «Так близко… я ведь только что именно в НЕГО врезался.» Все руки начали трястись. Он начал пятится назад, не разогнувшись, а потом резко развернулся в обратную сторону от разгневанного человека так, чтобы даже маску нечаянно не показать. И зашагал обратно, не оборачиваясь, торопливым шагом. Он мысленно благодарил свой мелкий рост и то, что этот человек его принял за нашкодившего и испугавшегося ребенка. Голос… его голос совершенно не такой, каким он его помнит, но эти эмоции и интонации, он узнает из тысячи. Он прошел метров 20 в толпе, а потом решил обернуться. Он увидел, как Цзян Чэн явно продавал тушки убитых зверей торговцу. «Интересно, что же ты будешь делать дальше?» Оставаться в городе и дальше — было очень опасно. Так что он пошел на постоялый двор, в коридоре сняв маску и сбросив заклинание, расплатился за уход над двумя лошадьми, поднялся наверх, забрал свои вещи, сказал, что освободил комнату и вытащил своего коня на улицу, все это время, держа голову как можно ниже, чтобы не было видно лица. Выходя, он вновь нацепил маску. Он взобрался на лошадь и повернул в свободном направлении, по дальше от Цзян Чэна, пришпорил лошадь, обогнул город по лесу и ускакал в Ланьлин.***
Цзинь Лин прибыл на сутки раньше него. Вэй Усянь не решился гнать лошадь без остановки, чтобы не уморить сильно животное, он и так гнал галопом, поэтому на ночь остался один раз на постоялом дворе и прибыл в Ланьлинь только к вечеру. Отвел лошадь в стойло. И тут же пошел к Цзинь Лину, не теряя ни минуты, чтобы удовлетворить любопытство племянника. Племянник обнаружился в своем кабинете, он отвечал на какие-то письма. Усянь после короткого стука сразу вошел в кабинет и снял капюшон, подходя к письменному столу. Цзинь Лин скептически посмотрел на дядю, который по сути без разрешения ввалился к своему Главе Ордена, отложил кисть, и когда тот сел сразу спросил, наливая ему пиалу чая: — Ну? — Это он! Я не видел его, но я в него случайно врезался, и когда он завопил на меня в своей любимой манере, у меня не осталось сомнений. Лица я не видел, он использовал «отвод глаз». Как только я понял, что это он, я сразу дал деру! А он не пропадет, я же говорил, он подстрелил и продал мяснику тушек. Кстати говоря, у него голос изменился… он стал таким бархатным. Жаль я не запомнил его. Цзинь Лин лишь улыбнулся и сказал: — Настолько бархатным, что теперь ты в него влюбишься из-за голоса? — Цзинь Жулань! — ахахахахахха, прости, просто эмоции, с которыми ты описывал все это… ахахах, я не мог не сказать это! - Цзинь Лин рассмеялся до красноты и до слез, а потом и вовсе всхлипнул и закрыл лицо руками, а на правой – был надет Цзыдянь. Вэй Усянь вздохнул и сказал: — Я попрошу приготовить еще чая — после чего вышел, ему тоже нужно было переварить свои эмоции. Цзинь Лин кивнул и сделал два глубоких вдоха, все также улыбаясь. Подошел к тазику с холодной водой, умылся и велел заменить воду. Он никогда не просил теплой воды, он считал: «И так рожа красная! Куда еще краснить, а так хоть чуть-чуть спадет краснота.»***
Вэй Усянь пошел в комнату для того, чтобы принять ванную, переодеться, причесаться после долгой дороги. А так же отдал всю грязную одежду проходившим служанкам. Достал меч и повесил себе на пояс. Вечером с Цзинь Лином, когда они отужинали, он показал компас, а так же красивую маску, которую купил и сказал, что надо упокоить труп Господина Шань по всем привалам. Цзинь Лин кивнул, а после обеда распорядился о завтрашнем обряде похорон, после чего отнес Цянькунь с не упокоенным на стол в кабинете и пошел спать. Вэй Усянь же после обеда пошел прогуляться по садам. Через какое-то время, глядя на умиротворённую картину засаженных цветов, он немного расслабился, усталость начала давать о себе знать. Он развернулся и пошел в свои покои. Разделся и лег на кровать, где достал компас и смотрел на него до тех пор, пока не заснул.***
Звуки… какой-то инструмент. Темнота…. Человек в белом. Из груди вырывается вопрос «Что с А-Лином?». В ответ тишина. Снова темнота. Опять инструмент. Опять человек в белом. Опять тот же вопрос к нему. Кажется, человек в белом и сам ищет ответы на свои вопросы. Цзян Чэн не хочет ему отвечать. Его это не волнует. Его волнует другой вопрос. Опять мрак. Кто такой этот А-Лин? Шум. Звук двигателя. Рядом сидит девушка и заливисто смеется. Стрелка спидометра переваливает за 200. Газ, сцепление, задеваешь рукой следующую передачу на руле. Из колонок льётся музыка: «I push my fingers into my eyes...» Я давлю пальцами на свои глаза… «It's the only thing that slowly stops the ache,» Это единственное, что медленно притупляет боль, «If the pain goes on, I'm not gonna make it!» Если боль продолжится, я этого не переживу! «Put me back together or separate the skin from bone,» Верни мне меня или отдели кожу от костей. «Leave me all the Pieces, then you can leave me alone,» Оставь мне все части, затем можешь меня оставить одного, «Tell me the reality is better than the dream» Скажи мне, реальность лучше, чем сон, «But I found out the hard way.» Но я узнал на горьком опыте: «Nothing is what it seems!» Всё не то, чем кажется! Девушка подпевает и ярко улыбается. Он чувствует, что это самый родной для него человек. Но как ее звали? Что это за странные ритмичные звуки? Что это за шум? Что это за узкое пространство? Все такое не четкое…Яркий свет в глаза. Резкая боль во всем теле и в шее. Опять тьма. Чей-то сиплый и хриплый голос. Кто-то что-то говорит. «Дух Цзян Чэна явись!» Холод. Слишком много всего. Опять мрак. Цзян Чэн очнулся в каком-то неубранном и грязном сарае. В потемках, только в местах, где были щели между досками, просачивался свет и в меленькое окошко напротив двери прям под самой крышей. Ужасно хотелось есть и пить, кружилась и болела голова, предметы раздваивались и было чертовски холодно. — Странно это. Как я вообще здесь оказался? Ну и сны. Сколько же я выпил вчера? Оглянувшись, он увидел листок, но даже с третей попытки не удалось ничего прочитать, иероглифы предательски бегали по листку растягивались, сжимались и менялись местами. Отложив листок, он на нетвердых ногах попытался встать, раза с четвертого он встал на дрожащих ногах и увидел на тумбочке еду и воду. — Ну это по любому для меня, такого дурака, оставили. «О, это наверное, Цзян Кеншуй удружил. Но вот только я ничего, кроме его имени не помню о нем.» Он бухнулся на колени рядом с тумбочкой, где была еда. — Тц, ай, проклятье! «Убогое создание после попойки! Пора завязывать прокрастинацию уже из-за смерти близких, сколько можно!». «Возьми себя в руки ты должен быть выше этого.»- будто бы в голове произнесла Юй Цзыюань. Он выпил пол кувшина воды прям от туда и взял в руки сухари. — Это чего такое? Получше ничего не нашли? Тц! Ладно хотя бы что-то притащили. «Может быть я просто настолько в жопе, что нашлись только сухари. Чувствую себя свиньей запертой в хлеву! Вон как раз стог сена валяется. Приятного аппетита свинья-Цзян Чэн.» -Хмыкнул под себе под нос с самоиронией. Голова все еще кружилась, и он решил лечь полежать хотя бы на сене. Когда он приземлился на сено, ему каждая палочка в жопу впилась, и он подпрыгнул обратно, и не удержавшись, опять упал, приземлившись больно на пятую точку, и зацепился за ханьфу, лежащее на сене. Переместился сразу на колени, чтобы сидеть было не так холодно. Он осмотрел предмет, за который зацепился «Это что еще за странные тряпки? Мое что ли? Да что вообще вчера происходило! Так стоп! Если одежда на сене….Я что голый что ли?!?» — Твою мать! Он резко потянул ханьфу на себя и мешочек Цянькунь со звоном упал на доски. «Потом подниму, сейчас стог сена непреодолимое препятствие.» Кое-как отряхнувшись, он надел ханьфу, сидя и еле-еле залез на стог, после чего тут же уснул.