ID работы: 11602886

Атцахлин

Слэш
NC-17
В процессе
161
автор
ajdahage бета
number. бета
Размер:
планируется Макси, написано 115 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
161 Нравится 125 Отзывы 54 В сборник Скачать

Глава 14

Настройки текста
      Воздух окоченел. В палате повисла долгая звенящая тишина — такая, что Наруто показалось, будто он уже целую вечность стоит и слышит только нарастающий вой ветра. Как раненый зверь он стонал и метался по тощим улицам, бился о бетонные стены продрогшей больницы.       Саске молчал и словно не дышал — только грудная клетка поднималась и опадала, — весь заледенел в мрачном, опасном молчании.       Наруто охватило тяжелое чувство: надежда, с упорством толкнувшая навстречу чужой боли, ударилась о неподъемную, несдвигаемую преграду чужого сопротивления и разочарованно сникла, распирая ему грудь.       Стало тесно, невообразимо тесно и сложно. Будто что-то важное, долгое время зреющее и готовое к прорыву из глубины сознания, не смогло выбраться наружу, не встретило отклика. Заныло, заболело. Саске так и остался неизведанной величиной, но Наруто уловил — что-то изменилось.       Нечувствительная броня на миг обнажила за собой нежную тонкую кожицу, исполосованную шрамами, и в тот же миг в ужасе схлопнулась, не позволив сукровице робко засочиться сквозь багряные трещинки.       Он подобрался близко, слишком близко, и впопыхах неумело сковырнул корку незажившего шва. Обнаженная уязвимость в момент спаялась, накрепко сцепила железные ребра опор — не пробраться сквозь нее, не сломать. Что-то подсказывало Наруто: пойди он сейчас сквозь эти прутья — сгинет и захлебнется.       — Уверен? — наконец произнес Наруто.       Саске явно собирался ответить что-то резкое, как обоих отвлекла мелкая дробь шагов: неожиданно возникшая среди глубокой ночной тишины и медленно разносившаяся по больничному коридору, она, то исчезая, то вновь возникая, неизбежно приближалась к приоткрытой двери палаты.       Этот звук показался Наруто обратным отсчетом до конца той, прошлой жизни, к какой он уже никогда не вернется.       Наруто снова повернулся к Саске:       — Уверен? — повторил он решительнее.       Саске склонил голову вбок и опасно сощурился:       — Ты хоть понимаешь своей башкой, что именно предлагаешь?       Быстрый звук шагов нарастал, приближаясь все неотвратимее, и почти настиг конца коридора.       — Да.       — Ни хрена ты не понимаешь.       Дверь коротко скрипнула и распахнулась, впустив во тьму насыщенный синий свет больничной лампы, мгновенно разлившийся по полу мокрой акварелью и объявший силуэт замершей в проеме медсестры — той самой, которая остановила Наруто на сестринском посту.       — Узумаки Наруто? На выход, — скомандовала она, войдя в палату, и, деловито поправив очки, уперла руки в бока. — Вы нарушаете внутренний распорядок. Вы в курсе, что у нас запрещено шататься по ночам к больным? Мало того, что обманули меня, еще и шумите на весь этаж…       — Я уже ухожу, — буркнул Наруто, не сводя глаз с Саске.       Прильнувший к мраморно-белой коже полумрак прошелся по лицу, рукам и груди, и Саске разом расслабился и обмяк, словно кто-то снял крюк, накрепко сцепивший его мышцы: опустил плечи, увел взгляд. Движения снова стали спокойными и замедленными. Наруто увидел, как устало и болезненно он выглядел, когда свет, сочащийся из коридора, лег на его лицо холодной маской.       Сердце прикусило острое сочувствие.       — Будете нарушать правила больницы, вылетите отсюда и будете лечиться в другом месте, — жаловалась медсестра.       Наруто послушно сделал шаг к выходу. Краем глаза заметил, как тень скользнула по бейджику медсестры, приколотому к карману ее больничного халата, и прочитал имя. Карин.       — У вас все в порядке? — спросила она уже мягче, обращаясь к Саске.       Медсестра аккуратно поправила волосы, заправив прядку за аккуратное ушко деликатным движением пальцев, смущенно улыбнулась, и Наруто ощутил едва заметный, неприятный укол в области груди, природу которого не смог определить.       Ее голос прозвучал в той самой заискивающей тональности, какую он часто слышал от многих девушек — от той же Сакуры, к примеру, — непонятная, во всю отдающая притворным, театральным жеманством неразгаданная странность.       Саске повел плечом, повернулся к окну, потянулся к пачке сигарет.       — Да.       Медсестра снова поправила очки и разочарованно поджала губы.       — Не курите здесь, пожалуйста, это запрещено, — с деланной обидой добавила она, но как-то неуверенно. — А вы, — ее тон мгновенно изменился, — вперед к себе. Нечего здесь делать посреди ночи.       Уходя из палаты вместе с медсестрой, Наруто никак не мог справиться с чувством незавершенности и нетерпеливого ожидания, плотным комом, застрявшим в горле. Все, что он успел себе надумать, оказалось шагом в пустое пугающее ничто.       Наруто поднимался по ступеням, гулко замыкавшим звук его шагов под потолком, и размышлял, что все мыслимое и немыслимое о Саске — не выдержало, столкнувшись в реальным положением вещей.       Убедил же себя в том, чего, возможно, и не было-то на самом деле… Сколько времени не мог выбросить из головы его, постоянно возвращаясь к исходной точке. От Саске хотелось добиться всего и сразу. Сначала — ответов, затем — понимания, теперь — принятия. Наивно и нелепо предполагать, что Саске мог думать о чем-то похожем.       Саске вообще о подобном не думал. Саске все устраивало. Саске, казалось, вообще ничего не хотел.       Отчего-то вычеркнув его реакцию, Наруто перебирал в голове варианты, визуализировал их, примеряя на Саске. Это представлялось очередной задачей на преодоление: будто кто-то неведомый запер его в комнате, полной дверей, и вручил связку пронумерованных ключей, а на деле ни один не вмещался ни в одну замочную скважину. Попытайся Наруто разгадать эту сложность в попытке отпереть все двери, сразу пришел бы к неизбежному выводу — они приварены намертво, а ключи — бессмысленная бутафория, болванка для глупцов.       Медсестра покинула Наруто у дверей в палату. Одинокие стены давил бездонный черный туман и только свет уличного фонаря молчаливо терялся в трещинах штукатурки. Болезненный и желтоватый, он падал на смятую больничную койку, телефон, заряжавшийся на подоконнике, и брошенную спортивную сумку, сиротливо выглядывающую из-за тумбочки.       Наруто подошел к телефону, взглянул на экран, смахнул ленту уведомлений — ничего. Не то чтобы он на что-то надеялся, но…       Он закусил губу, резко почувствовав себя объятым странной, холодной пугающей пустотой, словно она осторожно шла за ним следом прямо из палаты Саске и, дождавшись удобного момента, настигла только сейчас, стоило остаться в одиночестве.       Каждое слово Саске отзывалось эхом в черной кромешности, усеянной звездами; в горах Атцахлина, заветренных ледниками и метельной тишиной; в сердце Наруто. Саске. Ударил под дых, натянул жилы, стягивая все в один сложнейший, надрывно дышащий организм, и вновь разорвал, оставив одно пепелище надежд, их прерванное дыхание. Стало как-то отвратно, больно…       За окном, прямо на полотне небосвода — непобедимая тьма, ужас безмолвия в черной пустоте, краешек закатившейся за облака луны между бесчисленного скопления звезд. Наруто вспомнился горный обрыв и скованная холодом река под ним, Киба с куском льда в стаканчике виски, его странный, путанный рассказ о детстве: мечты там какие-то о пришельцах, вселенная, математик, звезды…       Наруто усмехнулся и продолжил эту мысль. Киба говорил, что каждая из этих звезд, как и все человечество, обречена на угасание. Все сказанное сводилось к идее, будто любой мог творить свою правду, опираясь на желание выжить любой ценой. Кто-то ведь уже позаботился о людях, создал разум, возненавидевший бытие и конечность? Наруто задумчиво провел ладонью по стеклу, стерев мутный отпечаток своего дыхания. Все это одновременно напоминало веру в судьбу и предопределение — человечество точно сможет, точно преодолеет, так заложено в программе выживания: стремиться к бессмертию, стремиться выжить любой ценой, но… что она придумала для таких, как Наруто? Какую роль отвела? Тех, кто вопреки всем законам лезет с головой в пекло.       Наруто взял в руки телефон, недолго повертел его в руках, раздумывая, зашел в диалог. Под именем Кибы светилось время его последней активности. Надо же, почти два часа ночи. И чего он не спит…       Наруто задержал палец над спасительным символом микрофона и, собравшись с мыслями, нажал на него:       — Говорить можешь? — спросил он и отпустил кнопку.       Киба отреагировал почти сразу. Две галочки под голосовым сообщением сменили цвет, и через пару секунд Наруто пришел ответ: «Что там у тебя?».       Недолго подумав, Наруто выдохнул, прикрыл глаза и решительно нажал на кнопку вызова.       — Киба, я… — начал он и осекся, как только на том конце трубки раздалось полусонное «алло?»       — Опять что-то с Саске? — натянуто предположил Киба.       Наруто сглотнул.       — Почему сразу Саске…       — Потому что мы только о нем и говорим, — уже веселее ответил Киба. — Два часа ночи, вы в одной больнице, остальное додумать несложно. Ну, что там у тебя? Наруто плотнее прижал телефон к уху, снова собрался с духом и заглянул невидящими глазами в ночь, в плотную стену воздуха.       Озвучил Кибе роящиеся в голове мысли, беглые, как обрывки сна: седые пятна снега под рыжим светом фонаря — слепые пятна в бесконечном потоке мыслей, а он, Наруто, по идее, должен был придумать способ, как избежать повторения… Никогда не становиться на борд и не кататься, как отец. Никогда не приезжать на этот чертов остров. Никогда не попадаться таким, как Саске. Если бы тот шибко умный математик, рассуждающий о вселенной, оказался прав, Наруто сделал бы все возможное, чтобы увидеть в этом конечность и увеличить шансы на выживание. А выходит, что он видел свой путь совершенно иначе.       — Или, если представить, — продолжил Наруто, — представить, что я все делаю правильно, значит, мне и дальше нужно придерживаться своего выбора. Все на это указывает. Выходит, даже так к чему-то можно прийти и никакой ошибки здесь нет…       Киба вздохнул, недолго помолчал:       — Вот теперь я ни хрена не понял.       — А я наконец понял хоть что-то.       Наруто отцепил провод зарядки и развернувшись спиной к окну, прислонился спиной к подоконнику.       — Я просто понял все, — пояснил он, глядя в потолок. — Он дерьмово со мной поступил, и я хотел доказать и себе, и ему, что не заслужил этого. Я бросился помогать Сакуре, Саю… Мол, смотри, Саске, я хороший, а ты плохой. Ты людей используешь, мучаешь, а я спасаю… Смотри, какой ты мудак. Смотри, как сильно ты ошибся на мой счет. Я даже тебя, если хочешь, спасу. Ты ведь на самом деле не чудовище никакое, а сам себя мучаешь. — Наруто вдохнул. — Увяз в этом по самые уши, а когда спросил себя, зачем я это делаю вообще, не понял. Много оправдывал самого себя, говорил: я просто не могу бросить человека в беде, а на деле все это такой бред… Я к нему недавно заглянул, а у него там мороженое… — Наруто прикрыл ладонью глаза. — Я смотрю на него и думаю: все, пиздец. Приехали.       — Мороженое? — не понял Киба.       — Я даже сейчас, Киба, могу придумать еще тысячу причин, зачем я хочу ему помочь, — продолжил Наруто, проигнорировав вопрос. — Сказать, что сделаю мир лучше, если помогу ему, или там… Не знаю.       Он неожиданно обнаружил, что давно ходит по комнате туда-сюда, и присел на свою кровать.       — Но я только что вернулся из его палаты, а там медсестра ему улыбнулась… — Наруто устало потер переносицу и уставился в пол. — И… Короче, все очень плохо, Киба. Я уже не смогу от него отказаться. Помнишь, ты говорил мне, что все, что находится внутри нас — становится частью нас самих? И тогда мы становимся частями чего-то большего?       — Помню.       — Вот. Я на него смотрю и все… И жалею его, и помочь хочу уже не потому, что стану от этого сразу хорошим, а потому, что хочу этого для себя. Ты был прав с самого начала, — сказал Наруто. — Все было в моей голове. Он мне почему-то нравится, Киба. Я должен его ненавидеть, но он мне нравится. Очень.       — Ты же не гей, — рассмеялся он в ответ.       — Это уже не имеет значения. — Наруто нервно фыркнул.       — Почему?       — Он меня послал.       — М-да, — протянул Киба. — И что собираешься теперь делать?       Наруто растерянно взъерошил затылок.       — Понятия не имею.

***

      Пастельные обои мягко лоснились в свете утренних лучей, отражая блики настенных бра. Словно золотистые, перламутровые сережки, они свисали с полукружий плафонов и нежно позвякивали. Алые и по-королевски синие цветы украшали ящики комода и овальное зеркало. Сакура присела на краешек кровати, занимавшей почти половину ее номера, раздумывая, что взять с собой в больницу к Наруто и как уместить все это в новую, крохотную замшевую сумочку.       Она провела ладонью по гладкому накрахмаленному постельному белью, задержала взгляд на вышитом золотом вензеле гостиничного логотипа. В номере пахло лавандой и тем особым запахом нежилой чистоты, будто зацелованной морем гальки, вылизанной до исходной точки, и свежеотмытого дерева, какой можно встретить только в гостинице — переходном пункте к новой странице жизни. В месте, где ненадолго можно спрятаться от действительности, пока жизнь вновь не ударит отрезвляющей плетью реальности. Сакура любила этот запах. Он щекотно проникал под кожу ощущением неизведанного и наполнял изнутри, выталкивая прочь все лишнее и отжившее.       Сегодня она собиралась вдумчиво и долго. Выбирала, какой повязать шарфик, надеть ли снова шифоновую блузку или лучше не мерзнуть и остановиться на менее красивом, но теплом свитере. Вытряхивала на постель косметичку, раздумывая, стоит ли красить губы, спрятать ли синяки под глазами корректором, тем самым, что подарила подруга…       Сакура повертела его в руках, открутила крышечку, оставила несмелый мазок на тыльной стороне ладони, растерла пальцем, насладилась едва уловимым запахом парфюма и тяжело вздохнула.       Вчера вечером, лежа в номере перед телевизором, от скуки рассматривала свою страничку в соцсети, наткнулась на старые фото. Насыщенное селфи: на губах легкая полуулыбка, мягкий взгляд, подпись — «скоро весна». В комментариях — лучшая подруга Ино, с которой вместе учились в мед колледже: «Кто тут у меня такая красотка?». В ответ — смайлик сердечком.       Сакура увлеклась, зашла в переписку, промотала вверх. В круге аватара новое фото подруги: яркая блондинка в солнечных очках, за спиной пальмы и море, на плече мужская ладонь, лица не разобрать. «Классно вчера было, надо будет еще раз всей компанией собраться!» — писала Ино когда-то очень давно. «Захвати блеск, у меня в сумку не вмещается»… Бесконечный ряд общих смазанных селфи в такси и «Ты, кажется, понравилась тому, с густыми бровями!».       Сакура не стала читать свои ответы, цепляясь взглядом только за сообщения Ино: «Я ничего не учила, я не сдам нифига», «Ну… Саске, конечно, очень симпатичный, но я не знаю…», «Милая, не переживай, у тебя будет их еще миллион!», «Ого… так у нас будет девичник или нет?», «Сакура, поехали с девочками посидим?», «У тебя там все хорошо?», «Не игнорь меня, я вижу, ты онлайн», «Давно тебя уже не видела, я тут недалеко, давай кофе попьем?», «Куда пропала? Сто лет не общались».       Сакура зажмурилась, выпустила из рук телефон и перевернулась на живот, уткнувшись лицом в покрывало. Внутри все сжималось от жгучего чувства неуспеха и неустроенности. И о чем им теперь общаться… О том, что семейная жизнь не сложилась, а муж оказался геем? Ино явно начнет убеждать, чтобы Сакура ушла от него. А она бы ушла?       Сакура накрыла глаза ладонями. Рассказать Ино, как полетела с ним и его любовником в отпуск, делая вид, что ничего не понимает? Как не выдержала, перебила посуду, когда Саске, прямо на ее глазах, притащил Сая в спальню? Как хотела выцарапать обоим глаза, а потом психовала, уходя к Наруто?       Сакуре когда-то хотелось, чтобы подруги поджимали губы от зависти, глядя на то, как ей повезло в жизни, а вышло ровно наоборот. А что делать теперь? Разводиться? Каждый раз при мысли об этом Сакура будто сквозь кожу чувствовала, как на ее лбу проступает позорное клеймо: «Неудачница».       — Ты должна быть мудрой, дочка. — Голос матери доходил до нее грубой и отрезвляющей пощечиной, лишний раз убеждая в бессилии.       Сакура старалась быть мудрой. Очень старалась.       Даже пришла в больницу к Саске, пытаясь быть выше всего этого, купила ему там даже что-то… Долго маялась, стояла у прилавка, примериваясь к ценникам — ему же что-то надо принести? Поймала себя на мысли — столько из-за него страдала, мучалась и, подражая сюжетам в сериалах, ела мороженое килограммами, заворачивая страдания в модную, одобряемую обществом обертку.       В сериала героине, подслащивающей нелегкую судьбу ведерком пломбира, всегда воздавалось: возлюбленный — мокрый, грязный, дырявый от пуль или просто растерявший свое баснословное состояние возвращался с признанием в любви; в том, что только она, она все время была рядом и стала для него единственным счастьем в жизни… А потом слезы радости, примирительный секс, хэппи энд в пышном платье цвета слоновой кости и трехъярусный свадебный торт с клубничным кремом. И больше никакого мороженого.       Саске сладкое терпеть не мог. Как-то случайно бросил между делом:       — Брат любил. Я не выношу.       Сакура замерла тогда, как изголодавшаяся кошка, учуявшая щедрый кусок колбасы, впервые заметив отголоски откровения, пробившиеся сквозь воздвигнутую между ними стену. Это было едва ли не единственное признание Саске на ее памяти о чем-то личном, хрупком — о семье, о том, что скрывалось, не говорилось…       Сакура взволнованно задышала, не зная, с какой стороны подступиться, что сказать и как отреагировать. Припомнила: еще до свадьбы узнала, что со старшим братом у Саске какие-то серьезные проблемы. Сакура раздражалась, будто заметила грязное пятно на кристально-чистом полотне ее будущего брака, не желающее сходить усилиями ни одного чистящего средства. В ее идеальной, красивой картинке совместной жизни не должно было быть никаких проблемных родственников, а этот Итачи…       Итачи появился в их жизни лишь раз, и то, когда она соврала о беременности. Мельком застала их ссору — Саске требовал от брата разойтись по-хорошему.       Итачи — опасно привлекательный, не речь — сухой лед, — заметил ее, смерив взглядом, полным равнодушия, и Сакура поджала губы, споткнувшись о его снисходительное безразличие. Из ссоры она поняла далеко не все, но суть уловила: их отец, при жизни занимая высокую должность в полиции, не то принимал участие в коррупционных схемах, не то где-то еще, и деньги, которые остались после него, Итачи вложил в недвижимость — из-за этого что-то там у них не клеилось…       В этом Сакура убедилась позже, когда Саске в очередной раз пропал на целую ночь. Измученная сомнениями, сидела на кухне, рассеянно помешивала чайной ложечкой растворимый кофе, глядела, как на стеклянной поверхности стола наливается лиловым рассвет, а потом резко встала, открыла шкаф с документами, перебирая каждый с дотошностью ревнивой жены, выяснила — у Саске две квартиры в разных городах.       Когда он вернулся — закатила скандал и больно обожглась о жесткое ледяное равнодушие. Саске, оказывается, ничего не скрывал. Ему просто было плевать. В те дни Сакура еще не оставляла попыток наладить с ним отношения и всячески старалась стать для Саске ближе и понятнее, чем родной брат.       — Ну и что, — сказала она тогда, пожав плечами, и капризно добавила: — Мне он не очень нравится… Мурашки от него. Может просто перестанешь с ним общаться?       Саске даже не посмотрел в ее сторону, и больше об Итачи Сакура не слышала ни слова. Малодушно молчала, уверив себя в том, что раз не ответил — то и неважно… В конце концов, зачем ей знать об Итачи, когда она жила с Саске.       Сакура кивнула самой себе и купила мороженое. Ледяной бок неприятно холодил пальцы, когда она доставала его из пакета в больнице, отправляя в холодильник. Саске наблюдал за ней молча со спины, и Сакура мимолетом заметила его взгляд — до странного долгий, изучающий, — а потом он снова изменился, превращаясь в уже до отвращения знакомый и равнодушно-ледяной.       — С Наруто еще не наигралась?       Сакура неуверенно опустила глаза, щеки нежно порозовели алыми вишнями. Спрятала улыбку, с женским ехидством отметила — неужели Саске ревнует?..       — От него будешь идти, забеги, купи сигареты.       Телефон знакомо отозвался уведомлением — на баланс карты упали деньги. Сакуру пробрало дрожью. Он всегда так делал — изменял, оскорблял, а потом, как прислуге, — сходи в магазин, вот тебе, Сакура, деньги. Раньше ее это успокаивало. Казалось: это не иллюзия семьи, а настоящее доверие, и она на своем месте — заботится и старается быть полезной, так же, как когда-то делала мама.       Сакуру чуть не вывернуло прямо в больничном коридоре. Вечером того же дня звонила домой, задыхаясь от слез, торопливо рассказывала матери обо всем, что давно наболело.       — Вообще-то, он мне изменял…       — Все мужчины такие, ты будь умнее, — мягко убеждала ее мама. Фоном в трубке приглушенно звучала заставка из ее любимого сериала. — Ты волосы зачем обрезала? На мальчика похожа стала. Вот он и изменяет.       Сакура рассеянно дотронулась до нежно-розовой прядки, обернулась к зеркалу. Увидела в нем кого-то похожего на нее саму — девушку, но словно уже не ту, что видела утром. Ощутила в глазах и горле — тугую горечь, внутри — негибкий порыв; ей показалось, что подобного никак не могло в ней быть, но каким-то невероятным образом было. Мама говорила что-то еще, Сакура рассеянно отвечала…       — У тебя что, кто-то другой еще появился? — продолжала расспросы мама. — Наруто?       — Я еще не решила ничего.       — Сакура, — вздохнула мать. — Если уходишь от мужа, так хоть заранее позаботься, куда. Кто так делает вообще… Ты на свою зарплату медсестры как жить собралась? Что ты будешь делать? Кому ты нужна?       — Мама! — не выдержала Сакура. — Давай я сама с этим разберусь? Все, позже об этом поговорим, не могу сейчас.       Сакура нажала на отмену вызова, упала на кровать, подумала немного и открыла онлайн-банк на телефоне.       С Наруто было по-другому. Хороший, очень хороший, и если следовать логике матери — зацепиться бы за него, держаться… Добрый, мягкий, понимающий, и все же — не то. Не хватало какой-то детали, важной и нужной, и Сакура, глядя на экран с цифрами на своем счете, думала — так жить больше нельзя.       На первое время ей хватит денег: встроенная с детства в подкорку бережливость помогла скопить пусть и небольшую сумму, но квартиру снять можно, а там работа с Шизуне, новая жизнь…       Для того, чтобы начинать новое, старое должно закончиться.       Больница прозябала в липком холоде, и открытые участки кожи пощипывало сквозняком. Стоя у кофейного автомата, Сакура одернула горло свитера, смахнула невидимую пылинку с рукава.       — Да чтоб тебя… — вполголоса сокрушался рядом Наруто, пытаясь нажать на подрагивающем экране кнопку с выбором напитка.       Дышащая на ладан машина сотрудничать не собиралась.       — Какой ты будешь?       — Латте… — Сакура поежилась, поправила волосы, посмотрела по сторонам. — Наруто. Не хочу здесь, давай на улицу выйдем? Поговорим.       — Хорошо, — недолго подумав, мягко кивнул Наруто, а потом повернулся к ней и виновато улыбнулся. — Напоминает, да? когда мы познакомились с тобой, я тоже кофе тебе покупал…       Морозный воздух покалывал легкие, яркий зимний свет ластился к промерзшей земле, укрытой снегом, и замирал на обросших пушистым инеем деревьях в больничном скверике. Сакура щурилась и улыбалась, по-детски радуясь приятному скольжению подошв по идеально ровной дорожке льда.       — Держись! — рассмеялся Наруто, утягивая Сакуру за руку.       Сакура катилась по льду вслед за ним, одной рукой держась за теплую ладонь и стараясь не расплескать стаканчик с кофе в другой.       — Осторожно, упадешь же, — хихикнула Сакура. — Опять головой ударишься, лечить тебя потом.       Наруто улыбнулся, помог Сакуре сойти с заледеневшей тропинки и, отпустив ее руку, присел на скамейку, запахнув плотнее куртку. Сакура аккуратно устроилась рядом.       Залюбовавшись, как утреннее солнце путается в светлых волосах, падая сквозь тяжелые лапы елей, и золотит макушку острыми бликами, Сакура протянула руку и заботливо смахнула редкие снежинки с головы Наруто. Он такой светлый и добрый…       У Сакуры засосало под ложечкой — так не хотелось его обманывать.       — Ты хотела поговорить, — добродушно напомнил Наруто.       — Да, — кивнула она, неторопливо поставила стаканчик с кофе рядом на скамейку и сжала руки на коленях, собираясь с духом. — Я хотела поблагодарить тебя, Наруто. Спасибо тебе за все… Но я больше так не хочу. — Сакура покачала головой. — Не хочу больше врать, делать вид, что люблю, все это так… Ты и сам, думаю, все видишь и понимаешь.       Она облокотилась о свои колени, прижала ладони к лицу, словно хотела закрыться от всего мира.       — Я устала, Наруто, — выдавила она, глядя вниз.       Под ногами в пушистом снегу валялись мелкие шишечки, поломанные веточки, тут и там были видны крошечные соцветия беличьих следов. Сакура облегченно вздохнула, ощутив, как на плечо опустилась утешительная ладонь и слегка сжала ткань ее куртки.       — Сакура. — Наруто нервно усмехнулся куда-то в сторону. — Я сам, если честно… Сам, если честно, не понимал, что делал, и по глупости чуть тебе не навредил. Мне нужно было разобраться в себе с самого начала, а не бросаться с головой не пойми куда. — Он сделал неопределенный жест рукой. — И я тоже должен перед тобой извиниться. Ты совершенно точно заслуживаешь лучшего. Я сделал бы только хуже.       — Да нет. — Сакура задумчиво шаркнула ботинком по снегу. — Если бы не ты… Я бы, может, так и пыталась оправдывать чужие ожидания. А теперь знаю, что никого от этого счастливым не делаю. И себя тем более.       — Значит, решила меня ранить прямо в сердце? — Наруто наигранно прижал ладонь к своей груди, изображая страдания, и рассмеялся.       — Дурак, — притворно-обиженно отозвалась Сакура и тоже улыбнулась.       — Согласен, — кивнул Наруто и протянул ей ладонь, легонько сжав пальцы Сакуры. — Ты как всегда права. Тогда друзья?       — Друзья, — с явным облегчением кивнула она.       — Пойдем тогда отсюда, — Наруто поднялся со своего места, одергивая вниз свою куртку. — А то совсем замерзнешь.             В холле больницы, распрощавшись с Наруто, Сакура случайно поймала в зеркале свое отражение. Легким движением поправила шерстяной шарф, расправила невидимые складочки на куртке, отметила, как свежо и молодо она выглядит: и макияж удачно подчеркивает привлекательные черты — аккуратные, кукольные губы, мятную свежесть глаз, — и синяки под глазами не видны, и новая сумочка в цвет. Пожалуй, к этой сумочке стоит купить еще новое пальто, и сапожки, и солнечные очки…       На лбу залегла едва заметная морщинка — Сакура припомнила что-то, достала из кармана куртки телефон, еще немного подумала и решительно нажала на знакомую иконку.       Уже сидя в такси вздрогнула от неожиданности, ощутив в кармане вибросигнал.       «Конечно, дорогая! Я тоже очень соскучилась. Когда ты возвращаешься?» — писала Ино.       Сакура улыбнулась в окно медленно проплывающим мимо низеньким серым домам, и, наверное, спустя долгое время, наконец, перевела дыхание.

***

      Мир застыл в цементе и стал невыносимо тесным. Главное решение принято — никаких больше страховочных ремней, подушек безопасности, один только переход на ручное управление. Резкий рывок в воздух не то к небу, не то в пропасть. Наруто сделал все, чтобы дойти до этой точки, и, стоя у окна больничного коридора, глядел на вазу с цветами, ярким пятном громоздившуюся на подоконнике у стола дежурной медсестры.       Взъерошенный, оглушенный букет ощетинился ломаными стеблями — они топорщились в разные стороны, словно когтистые лапы, и из самой его сердцевины несмело выглядывали нежные соцветия — желтые брызги подсолнухов, лиловые капли ирисов, белые бабочки орхидей. Испуганный, угловатый, такой неуместный в простывших стенах больницы.       Нашел же в себе смелость признать честно, взглянуть на Саске открыто, отыскать чистое, настоящее, искреннее. А сам …       Все, что произошло с ним вчера, казалось нереальным, но Наруто считал: раз решился — нужно иметь смелость принять в себе то, чего хотелось по-настоящему. Решиться-то он решился, понять бы еще на что.       Сунув руки в карманы, он прошел в сторону палаты и продолжал еще некоторое время видеть этот букет так же четко и ясно, как пару секунд назад на подоконнике.       Такое случалось с ним и раньше — бесчисленные голоса хором звучали в голове — сложная, непроизносимая острота момента, сильная и необъяснимая, охватывала с головы до ног, но так и не находила выхода.       Наруто еще раз проверил телефон — он упорно молчал. Сай так и не ответил. Пакет с деньгами, спрятанный в спортивную сумку, действовал Наруто на нервы. Разум терзало нетерпеливое желание поскорее от него избавиться, закончить начатое.       Во входящих со вчерашней ночи висело только непрочитанное сообщение от Кибы.       Наруто от скуки открыл диалог, хмуро уставился на фото какого-то незнакомого парня, которого Киба обозначил, как самого Наруто, с подписью: «Я не гей. В отличие от парня, который вчера был в моей постели». Сообщение завершал хохочущий смайлик. Наруто расплылся в улыбке, а затем резко сник.       Вспомнил, как вчера ночью, закрывая глаза, позволил себе продолжить их разговор, где на брошенных вскользь словах и густой черноте глаз Саске ничего не закончилось.       Там Саске был другим: Саске спокойный, Саске услышавший, Саске…       — Саске, можно ведь иначе.       — Как?       Луна в ночи сияла ярче серебряной монеты. Наруто видел мягкий полумрак. Его не выталкивали прочь из больничной палаты, а привлекали ближе. Саске неожиданно менялся и становится другим: вымышленным ли или с вывернутой наизнанку душой, старательно скрытой под стальной нечувствительной броней, каким Наруто его еще не знал и не знал, сможет ли он стать таким когда-нибудь ради него?..       Этот новый Саске — то же лицо, тело, голос, но движения — совсем иные. Осторожные, чуткие. Наруто ощущал себя так, словно когда-то уже перекраивал реальность, и вновь восстанавливал в памяти осколки когда-то цельной картинки. Видел, точно наяву: крутой спуск, просинь вязкого снега, ледяной вал, дымное солнце над белоснежными дюнами — огромным безбрежным океаном с застывшими на бегу волнами, — где Саске дотрагивался до него, прижимался губами, целуя, водя ими у основания шеи. Но в драпировке больничных стен воображение рисовало иное — бережное, утешительное тепло, такое, что под сердце Наруто накатывала неожиданная слабость и сводило колени.       Вымышленная реальность, такая живая и настоящая, казалась истиннее, чем прошлое; ее хотелось ощутить, испытать на себе.       Наруто думал в ночи, ворочался, переворачивал подушку то одной, то другой стороной: может, к Саске нужно просто найти подход…       Вставал с постели, ходил от стены к стене, словно заколдованный. Понятные и простые величины чужого тепла — заинтересованность, привязанность, интерес — были ему известны, но к Саске оказались совершенно неприменимы. Перед глазами всплывало фото, показанное Сакурой — мягкий свет на шее Саске, зеленый блик на запястье… Наруто тряс головой, картинки сменялись другими, новыми: линии торса Саске обнимал свет фонаря, болезненная уязвимость превращалась в странную, нежную ленту из отрывистых кадров — поцелуи, объятия, мягкое кольцо рук вокруг плеч, прикосновения. Всего этого хотелось так же и одновременно по-другому. Саске колючий, а близость иную… как ее представить?       Ладонь касается лица, пропускает пальцы сквозь волосы, ласкает затылок, укладывает на постель, целует, дальше…       — Дальше что, Наруто? — спрашивает воображаемый Саске.       Наруто вздрогнул, оглушенный памятью — прямиком из прошлого, когда прижимал его к стене, желая не то ударить, не то…       Дальше представить ничего не удавалось.       Уже под утро Наруто лениво листал ссылки, забивал в поисковик волнующие вопросы. Перед глазами, сменяя друг друга, мельтешили множество страниц — от откровенно неприятных до крайне странных. Под запросом «Как вы поняли, что вам нравятся парни» — полотна текста с чужими историями, потоки выдуманного и сокровенного. Тайного. Наруто лениво промотал пальцем несколько.       «Мой первый раз произошел в машине с незнакомым парнем. Он предложил прокатиться до залива, мы выпили, слушали музыку, а потом как-то само пошло. Он расстелил перед машиной плед…»       «Лет с семи. Во дворе были всего одни качели, знаете, такие: длинная доска — один садится с одного конца, другой с другого. Нас четверо было, по двое на каждом из концов. Я сидел сзади, держался за другого мальчика. Понял, что нравится его обнимать. Стал старше — ничего не поменялось, только хуже стало…»       «Я вообще ничего не почувствовал в первый раз…»       «Мне всегда нравился младший брат бывшего одноклассника. Был его выпускной, он мне позвонил, просил забрать, я приехал, отвез его домой. Никого не было, только мы, и тут как-то слово за слово…»       «Я влюбился в своего лучшего друга классе в девятом…»       «Студент старшей сестры, она преподает в вузе, приходил к нам домой на дополнительные занятия…»       Наруто промотал в самый низ. Сотни историй, как откровенно мерзких, так и трогательных. Он закрыл страницу, отложил телефон на подоконник. Никаких других парней ему не хотелось.       Уснуть удалось только под утро: вслед за коротким надоедливым солнечным лучом Наруто разбудил обход медперсонала, и с постели он встал таким же встревоженным и измотанным, каким был накануне.       Двигался как сквозь густой туман — будто кто-то за ночь подрезал ему сухожилия. Из зеркала над раковиной смотрел он сам — с залегшей бессонницей под глазами вымученной тенью, в глаза Сакуры смотрел уже другим — вынужденно отвлеченным от тяжелых мыслей, на букет потом еще залип какой-то…       Больница привычно звучала серебристым звоном капельниц, винтов, стеклянным позвякиванием колб с таблетками. Коридоры полнились персоналом и скучающими пациентами, читающими плакаты с призывами беречь здоровье.       Наруто захлопнул дверь своей палаты, отгородившись от лишнего шума, достал из-под кровати сумку и поставил ее на тумбу. Заглянул в пакет с деньгами, завернул его в одну из своих футболок и вышел из комнаты прочь.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.