***
Сакура расположилась на полу и улыбнулась в зеркало, показывая самой себе ровные белые зубы. На лбу красным пятнышком обозначился мелкий прыщик. Сакура незамедлительно попыталась выдавить его кончиками ногтей, но вовремя спохватилась — не хватало еще предстать перед Саске с кровавым месивом на лбу. Потянулась к косметичке, вытянула оттуда тонко и вкусно пахнущий парфюмом корректор одного знаменитого бренда, напоминающего Сакуре модные подиумы и лоск баснословно дорогих бутиков. Корректор стало жалко — когда-то его подарила подруга, и Сакура так и не смогла разрешить себе использовать хоть капельку, поэтому снова отложила его в кармашек косметички. Вместо этого она достала старенький недорогой тональный крем и, выдавив на палец горошину, осторожно замазала прыщик. Расчесала щеточкой светлые, тонко очерченные брови, встала в профиль перед зеркалом, разглядывая изгибы своей спины, тень впадинки на животе и упругую грудь. Еще пару лет назад ее не было, а теперь Сакура с удовольствием рассматривала себя новую, повзрослевшую. Она покрутилась на носочках, сжала свою грудь, провела ладонью по талии и бедрам, пытаясь представить, что почувствовал бы мужчина, дотрагиваясь до нее. — Ну я же для чего-то родилась красивой? — спросила Сакура в зеркало и тут же поправила саму себя. — Для кого-то. Сакура с сомнением взглянула на шкаф — недавно в нем обнаружились напольные весы, возможно, забытые здесь прошлыми постояльцами — или кто знает, как они сюда попали? — и, переминаясь с ноги на ногу, все же вытащила их из шкафа. Ступила, примерившись, как на противотанковую мину. Напряженно взглянула вниз, облегченно выдохнула. Похудела. Оставшись довольной и цифрой на весах, и грудью, и талией, и изгибом спины, Сакура повалилась на кровать. — Как ты, не скучаешь? Сакура вздрогнула от неожиданности, услышав откуда-то из-за спины голос Наруто, незаметно вернувшегося в дом, и тут же смутилась. На щеках нежной вишней вспыхнула краска. — Я собиралась к Саске, — сказала она, переворачиваясь на спину. — Вещи заберу, все-таки… Жалко ведь. И борд. Наруто присел рядом на кровать. Оголенное плечо Сакуры почти касалось его руки и, словно обожженное солнцем, запылало от ожидания: возьмет за руку или нет? Не взял. — Я с тобой пойду, не против? — попросил Наруто. — Кое-что спросить у него хотел. Сакура неопределенно кивнула и, заметив зеркале, как по ее подбородку забегали некрасивые ямочки, натянула улыбку. Встала с кровати, наскоро накинув поверх домашней шелковой пижамы толстовку, засуетилась в поисках теплых брюк. С Наруто не получалось. Общение с ним отдавало неприятным послевкусием, как после неудачного романтического свидания, которое так ничем и не закончилось. Он был обходителен, внимателен, и его ненавязчивая забота поначалу пришлась Сакуре, решившей окончательно порвать с Саске, по вкусу. Уж больно разительны были отличия между его грубой неприступностью, перемешанной с редкими, но яркими вспышками секса, и ровным, медленным интересом Наруто, развивавшимся постепенно. Но Сакура заскучала: ей стало пресно. Не хватало какой-то искры. Она пару раз порывалась купить билеты и улететь обратно домой в надежде, что Наруто ее остановит. Он в ответ заметно удивлялся, но предлагал остаться, хоть и не так рьяно, как надеялась Сакура. Это было непонятным и даже отчасти неприятным открытием, когда кто-то всерьез принимал ее показные истерики за чистую монету, и Сакура вскоре перестала говорить об отъезде. Всю дорогу до дома Саске она молчала, разглядывая снег под ногами, — мокрая снежная жижа подмерзала, образовав ледяную корку. Наруто шел следом за ней, рассматривая, как подвижно и живо спускаются по ее хрупкой спине нежно-розовые глянцевые прядки, смотрел на мягкие изгибы предплечий, бедра, обтянутые плотной тканью спортивных штанов. Думал о том, что Цунаде удалось найти в ее лице неожиданную поддержку — теперь они созванивались, и фронт волнующихся о его сохранности людей, кажется, пополнился еще одним бойцом, удерживающим Наруто от опрометчивых поступков — вроде спуска по трассе «Девятихвостый». — Ты девочку себе нашел? — деловито спросила его Цунаде вскоре после телефонного знакомства с Сакурой, и Наруто уловил радостно-торжествующие нотки ее голосе — Сакура определенно ей понравилась. — Она хорошая, неглупая. Прислушивайся к ней, хотя бы для разнообразия. Наруто внутренне напрягся и искренне понадеялся, что Сакура не успеет войти во вкус — по его мнению, ее в большей степени заботили свои проблемы и переживания. О Саске, к примеру. Дверь снова оказалась открытой. Сакура вошла в дом первой, с опаской разглядывая тусклую тьму коридора, освещенную блекло-желтым светом одной единственной лампы. — Я вещи забрать, — металлическим голосом объявила она в пустоту и прошла вперед, скрывшись в глубине комнат. Из кухни послышались спокойные размеренные шаги. Саске, выглянувший в коридор, равнодушно проводил ее спину взглядом. — Это ты подослал тех психов? — спросил Наруто прямо с порога, не решаясь пройти внутрь, — так и застыл, опираясь о дверной косяк. — Кого? — переспросил Саске, наконец обратив внимание на Наруто. Наруто раздраженно выдохнул и вкратце рассказал ему о случае в кабине подъемника. — Сколько предложили? — спокойно поинтересовался Саске. — Да какая разница… — Ты согласился? — Нет. — Ну и дурак, — резюмировал Саске. — Мог бы подзаработать. Плевать на правила, здесь их особо никто не соблюдает. Он надел обувь и, словно тот был пустым местом, подошел к Наруто почти вплотную, толкнул входную дверь прямо над его плечом. Наруто стушевался от неожиданно близкого контакта и отступил в сторону, пропуская Саске на порог дома. Наблюдая, как тот, расслабленно прислонившись к перилам, достает из пачки сигареты. — И они не идиоты, раз зарабатывают на этом. Значит, работает. — Я на таком зарабатывать не хочу, — ответил Наруто. — Это нечестно. — А на чем хочешь? — Саске прищурился, закуривая. — Много на этом спорте не заработаешь. Инвентарь, снаряды и оборудование стоят немало. Я бы на твоем месте подумал. Наруто открыл было рот, но спорить не стал: что-то подсказывало, его отношение к деньгам, которое Цунаде иногда называла безалаберным, в корне отличалось от того, как относился к деньгам Саске. — А ты бы согласился? — поинтересовался Наруто. Саске пожал плечами: — Не знаю. — Он выдохнул дым. — Мне предложили другое. — Что? Саске снова сощурился. — Вывести тебя из игры на трассе. Даже интересно, Наруто, — его взгляд стал внимательным, цепким и пугающим, — чем ты их так заинтересовал? Теряюсь в догадках. Наруто сглотнул. — И ты согласился? — сдавленно спросил он. — Нет, — помедлив, сказал Саске, вернув себе незаинтересованный и равнодушный вид. Тугой узел внутри Наруто немного расслабился. — Я так не развлекаюсь. Это спорт, а не тараканьи бега. Тем более, ты и без меня прекрасно справишься со своим стремлением к самоубийству. Девятихвостый, Наруто, — пояснил он. — Так они Девятихвостого, что ли, к соревнованиям готовят? — не понял Наруто. — Нет, — нехотя отозвался Саске. — Вроде бы «Акацуки»… Я вообще не об этом. — А, ну да, — раздраженно протянул Наруто. — Я же сумасшедший новичок, который в жизни ничего тяжелее лыжных палок не держал, а горы так вообще впервые вижу. Как вы мне все дороги со своими советами. Лучше за собой следите. — Что за подростковый бунт? — удивился Саске. — Ничего, — ответил Наруто. — Я никому почему-то в голову не лезу, когда остальные считают это своим долгом. — Не лезешь… — задумчиво повторил за ним Саске. — До тех пор, пока не напьешься. Наруто вспыхнул и уже собирался что-то ответить, как его отвлек демонстративный шум из коридора. Сакура, придерживая сумки и избегая смотреть на Саске, вручила Наруто борд, с гордым видом прошла мимо и, уверенно чеканя шаг, спустилась на улицу по скользким от налипшего льда деревянным ступенькам.***
Подготовка к соревнованиям заставила Наруто видеться с Саске почти каждый день, иногда — в компании с Саем. Дни летели быстро, сменялись неделями, и вскоре Наруто обнаружил, что постоянное присутствие Саске где-то поблизости подстерли те яркие противоречивые эмоции, которые он испытывал каждую встречу с ним. Ворох из агрессии, недоверия, страха, обостренного желания что-то доказать постепенно гас и в итоге стал… никаким. Теперь Саске воспринимался иначе и привычнее — спокойнее, ровнее; его фразы, обращенные к Наруто, растеряли пренебрежение и болезненную остроту, стали проще и равнодушнее, взгляд — вымерз и опустел (иногда Наруто казалось, будто Саске смотрит сквозь него или вовсе не видит), а подробности изнасилования, произошедшего почти месяц назад, постепенно стерлись, обзавелись новыми смыслами и переродились во что-то совершенно иное. Наруто даже прочел на каком-то сайте по военной подготовке, что, оказывается, человека, за неимением других источников, действительно могло согреть только тепло человеческого тела, и испытал от этого какое-то мрачное удовлетворение. Ни о каком сексе в статье, правда, не говорилось, но поступок Саске оброс извращенным рационализмом. Наруто все еще бросало в дрожь от воспоминаний о тяжелом и влажном дыхании на своей коже, но теперь это дыхание принадлежало не безымянной сволочи, а человеку, который мог попросить придержать двери подъемника, едко сравнить хреновую погоду с чьей-то неудавшейся личной жизнью и коротко поджимать губы, когда крупные лыжные очки неожиданно соскальзывали ему на лицо. — Нос не разбей, — ехидно советовал в таких случаях Наруто. — Пошел в жопу, — миролюбиво отзывался Саске и вновь водружал очки на лоб. Наруто ловил в них свое отражение и каждый раз мысленно сравнивал свой опыт с опытом других жертв насилия, о котором поначалу читал в интернете. Убедить себя, что образ Саске с портретом типичного насильника не вязался, удалось быстро, ровно как и найти ту самую, такую нужную и спасительную мысленную лазейку: раз Саске вел себя не так, как ведут типичные маньяки — не бросался на него с оружием, не угрожал и не шантажировал, — то и изнасилованием все это назвать сложно. А значит — собственное возбуждение обрело смысл и логику, помогло с собой примириться. Это немало успокоило. Наруто давно пытался себя уверить, что произошедшее было именно близостью, сексом — пусть грубым, жестким и бессмысленным, а теперь и вовсе прекратил рефлексию, возвращаясь к воспоминаниям все реже и реже. То, что случилось в прошлом — уже не изменить, а что нас не убивает, то делает только сильнее. Или как там говорится?.. Тем более, что сам Саске — безразличный и сдержанный, подрастерявший в общении с Наруто привычную дерзость, стал понятным и предсказуемым, превратился в обычного живого человека, который тренируется, говорит, дышит, думает о чем-то своем. У которого так же бьется сердце, как и у самого Наруто. Редкий и почти случайный интерес Саске к Наруто можно было назвать только профессиональным или спортивным. Больше Саске себя никак не проявлял. Совсем. Кольнуло одно. Сакура однажды продемонстрировала неожиданный талант ловко выискивать любые доказательства измен по активности в социальных сетях и показала его страницу. Фотографий там практически не было, лишь парочка: борд в снегу, какие-то трассы… На одном из фото Наруто узнал знакомые далекие вершины дикой, неподступной границы страны — ее глубокой, острой сердцевины. Ту землю обнимали, словно непокорное, гордое орлиное воинство, огромные горные хребты, чьи извилистые скалистые отроги, будто оголенные шашки, взметались к облакам сквозь дым и надрывное пение муэдзинов. Но обратить на себя внимание заставило другое фото. С самим Саске. Четко очерченная линия губ и скул, пальцы, расслабленно обнимающие стакан, луч прожектора, полыхнувший фосфорной ядовито-зеленой волной, проникавшей сквозь душную темноту не то бара, не то ночного клуба и случайно скользнувшей по изгибу его шеи. Взгляд — магнетически-черный, неожиданно спокойный, тлеюще-теплый, без привычного холодного напряжения. Расслабленный, обволакивающий. У Наруто робко и волнительно заныло под ложечкой, и он прикусил губу, сворачивая фото. Он видел губы, которые уже однажды целовали его, видел руки, которые уже ласкали его, и все это было таким знакомым и понятным, что сам Саске становился от этого знания ближе. Болезненная острота, с которой он чувствовал Саске, те страдания, что он причинил, вдребезги разбивались о выматывающее, заводящее своей нелогичностью равнодушие. Иногда, сам того не замечая, Наруто неожиданно находил себя разглядывающим Саске, когда тот рассказывал об отборе спортсменов или крыл матом крепления, неверно установленные на продольной оси борда. За Саске, который задумчиво курил у кабин подъемников, Саске, который никогда не тусовался в компании других бордистов, Саске, который однажды забылся и окрикнул Наруто, чтобы тот поймал его выскользнувший из-под ног борд, потому что устал и не хотел за ним спускаться. Каждый раз Наруто ловил себя на мысли, что, пытаясь отыскать на лице Саске то самое выражение с фото, ту исчезнувшую тень обволакивающего взгляда, из раза в раз задается вопросом: изменилось бы его отношение к Саске, примерь он хоть раз этот взгляд на самом себе? Но Саске равнодушно смотрел в ответ, и Наруто, сам не понимая отчего, чувствовал нарастающее раздражение. Проматывал в памяти моменты, когда Саске случайно касался его, когда подходил слишком близко, будто любой телесный контакт между ними был естественным или Саске намеренно стирал между ними границы. Наруто казалось, что-то должно было произойти дальше, но что именно — не мог толком объяснить, а чего хотел сам — не понимал. Вертел в голове мысли, перебирал варианты, думал о близости с ним и внутренне вздрагивал. Понимал однозначно: нет. Секс с Саске невозможен — было уже, и повторять точно не хотелось. Но слова, сказанные Кибе, что он не гей, рождали в душе бурю неуклюжих противоречий. Парни Наруто действительно не нравились: от мысли о сексе с тем же Кибой или Саем становилось жутко и тошно. В противовес этому Наруто отмечал, что секс с Сакурой однозначно приятнее. И все же… Прижимаясь ночью к ее бедрам, Наруто мучился странным чувством незавершенности. Оно никак не хотело сглаживаться, не выдавливалось из головы, лишало спокойствия. — Пойдем, — однажды сказал Саске вечером, когда большинство трюков было отработано, и небо с одного края затлело оранжево-розовым, проливая на обкатанную трассу закатные тени. — Сай сказал, прибыл судья-проектировщик. Трассу для соревнований начали готовить. Нам туда на пушечный выстрел нельзя приближаться, но с другого склона, — он указал куда-то вдаль, — можно посмотреть, что они там придумали. Наруто согласно кивнул. Грядущие соревнования отзывались легким волнением. Профессиональные трассы не были для него новинкой, однако возможность узнать, что именно его ждет, подстегивала любопытство и одновременно рождала липкий страх. После знакомства с Обито Наруто пару раз видел его людей, околачивающихся возле спусков, — они больше не подходили, но их близость неприятно действовала на нервы. Кто знает, кому и что из участников они предлагали? И предлагали ли вообще. Подул ветер, Атцахлин нахмурился и заволновался. Наруто шел следом за Саске, огибая протоптанные снежные дорожки, пока вскоре им не удалось достигнуть спрятанной в каменистых ущельях тропы — откуда о ней узнал Саске, Наруто оставалось лишь догадываться. Пробираться по скользким, обледенелым камням было непросто. Наруто то и дело оступался, рискуя вывихнуть ногу, но вскоре грубая полоса валунов кончилась, и они достигли небольшого уступа над огромной пропастью. Перед глазами открылась невероятная картина, мягко скроенная из лиловых потемок, силуэтов гор, подернутых синеватой мглой, пламени и огненных искр тлеющего огромным костром заката. Багровое зарево поднималось так высоко, что казалось, будто пылает весь Атцахлин. Вдали тяжелой массой ворочался и влажно вздыхал изумрудно-синий океан — его пена светилась белыми полосками, воды опадали и снова катились, обрушиваясь на едва угадываемый в низинах мол вспыхивающей, извивающейся горой шипящих волн. Они вылизывали остроконечные рифы острова на самом берегу — отвесном, с темными ущельями и угольными пластами, поддернутыми белоснежным туманом. — Надо выше, — перекрикивая ветер, сообщил Наруто, в восторге оглядывая широкий простор над бесконечной пропастью. — Отсюда плохо видно трассу. Наруто примерился к уступу у скалы, подтянулся и, зацепившись руками за обледенелый камень, подался вверх всем телом. Думал сперва, что не сможет взобраться выше, но с легкостью изогнувшись каким-то немыслимым образом, подставил ноги и в два счета оказался на скалистом уступе. — Ебанутым нет покоя… — вздохнув, сказал Саске и подтянулся вслед за ним. Ветер рванул волосы, у Наруто перехватило дыхание. Высокие крутые отвесы скал, лесистые долины, бушующий вдали океан, прозрачный туман и видимая бесконечная свобода расстилались по обе стороны на сотни километров. Закат просвечивал пушистую вату облаков. Наруто подобрался ближе к обрыву и, замерев на самом краю, раскинул в стороны руки. Солнце обняло его силуэт пылающими алым лучами. — Смотри, Саске. — Наруто обернулся, и Саске увидел. Увидел, как за те несколько бесконечно долгих секунд, пронесшихся сквозь леденящий отвесы гор неукротимый ветер, сквозь развороченное багровым пламенем небо, сквозь бездонную глубь под морской пеной зеленеющего вдали океана, Наруто неожиданно перевернулся в прыжке, как в одном из воздушных маунтбайк-трюков, и, встав на руки, в остром напряжении вытянувшись над головокружительной бесконечной бездной, встал на руки, опираясь о грубые обломки щебня. У Саске ослабли ноги. Ветер сдул алмазную пыль со снежных бугров, и он сквозь дернувшееся, будто в воде, отражение, увидел, как земля трещит и грозит оборваться под Наруто. Саске упал на колени и тяжелым от напряжения движением вцепился в него, мертвой хваткой сжав плечи. Острые пики камней впились в кожу до мяса, Саске исступленно дернул Наруто на себя. Ладони обожгло болью, как каленым железом. Обреченно блеснув радужным, словно глаза огромной стрекозы, в бездонной глотке пропасти исчезли горнолыжные очки. — Идиот! — гневно прокричал Саске сквозь грохот осыпающейся горной породы. — Идиот, какой же ты идиот! Ощущение немыслимой высоты выбило воздух из легких, сдавило дыхание. Внизу — зияющая пропасть, громадная чаша глубокой ямы, дно которой терялось в тумане. Напротив — острая аквамариновая дымка расплескавшегося в ужасе неба, поддернутого пьянящим страхом, и дрожащие пушистые ресницы, слипшиеся от ярких струек крови, алыми нитками стекающих с бледного лба на рукав Саске. Наруто, каменея, почти не дышал, замер в ужасе, заледенел в руках, свешиваясь ногами над пропастью, — холод сомкнул колени, и он что есть сил обнимал Саске за шею. Страх вцепился в горло и достал до самого сердца, насквозь пронзив клыками и пережевывая внутренности. Жгуче заныло запястье, стесанные ладони засаднили, в грудь вонзилась тупая боль. — Да не бойся ты, — хрипло выдохнул Саске в побелевшее лицо, удерживая на весу доверчивое тепло чужого тела. — Все, смотри на меня. Я тебя вытащу. — Не боюсь, — одними губами — бледными, дрожащими, посиневшими от нахлынувшего ужаса — еле выговорил Наруто. — Вытащишь. Саске, примерившись, уперся коленями камень — боль вгрызлась в кожу — и потянул Наруто на себя. В бездну посыпались мелкие крошки, треснула ткань оранжево-черной куртки под отточенными лезвиями скал, суставы плеч заныли. Наруто повалился на Саске сверху, прижимаясь щекой к вороту его куртки, не в силах расцепить руки. В груди гулко стучало сердце, словно подстреленный загнанный зверь, руки онемели, в глазах рябила муть. Наруто судорожно вздохнул, глотая ртом морозный воздух. — Идиот, — голос Саске набирал обороты, пропитываясь раздражением. Грудь ходила ходуном от прерывающегося дыхания. — Башкой думать не научился? Наруто, путаясь в мыслях, только сильнее сжался на груди Саске. — Нахрена ты этот балет устроил? — Я всегда любил свободу, — быстро заговорил Наруто ему в шею, еле ворочая онемевшим языком, — с детства. Чтобы ветер в волосах, и чтобы дышать им полной грудью… Я всегда чувствовал, я всегда хотел на свободу. Я потому горы и выбрал. Саске, она никогда меня не подводила. Я не знаю, что произошло… — Какой бред, — немного подумав, уже мягче сказал Саске, оценивающе разглядывая его лицо. — Сильно головой ударился? — Я где-то ошибся. Я что-то делаю неправильно. Саске промолчал. Пальцы, неожиданно холодные, дотронулись до лба Наруто, затем прошлись по шее, затылку. Наруто поднял голову и взглянул на него, ловя теплое прерывистое дыхание, скользнувшее по щеке и губам. Пламенный багрянец отцветающего в ночь заката расплетался тьмой в глазах Саске, отливая красным, и этот цвет, отчего-то показавшийся Наруто до боли знакомым, проступившим сквозь путаные закоулки прошлого памятью крови, памятью костей, превратил его всего в смесь испытующего, тревожного предчувствия. Из ниоткуда, давно минувшего, запорошенного пылью прошлого — его голос, его дыхание рядом, словно когда-то уже существовало, было кем-то предрешено. Наруто казалось, что он слышит сквозь ветер гулкий роковой набат — он набирал обороты, оглушительно лязгал — казалось, содрогалось само небо, и из-под его стеклянного купола, дрожа, восставало солнце. Раскаленное добела, оно горело лавовыми всполохами, медленно поднималось, и над его бунтующей силой, сквозь чернильную тьму светила матовым диском луна. Наруто казалось: то была их общая плоть — ветер носился по склонам, звенел металл, а давно сгинувшие в пыли сражений воины — воины-призраки, воины-вымысел — месили под ногами грязь и взбивали подошвами пыль. Наруто сглотнул оцепеневшую тишину — та не прекращалась и замерла с осторожным трепетом. Сердце споткнулось, Наруто втянул в себя морозный, ледяной воздух и, не осознавая до конца происходящее, где в мелькающих перед глазами искрах погибал закат и весь мир погибал и сгорал в томящем напряжении, почувствовал на своих губах касание губ Саске. Казалось, если прислушаться, как сквозь скрытую надломленную муть взметалась горячая пыль и воины-вымысел — воины-духи — в немом оцепенении замирали, опуская проржавевшее оружие, — Наруто ощущал вкус его губ, тепло его дыхания и, погружаясь в плотную, оглушающую тьму, знал и чувствовал, что все это — и жуткое коллапсирующее солнце, и израненная кратерами луна — было частью когда-то общей реальности, канувшей в пустое ничто.