Ради любви

Энакин ворвался в комнату, как ураган. Он не думал о том, что будет после и нужно ли вообще что-то говорит просто несся на коне своей ярости и ничего не замечал вокруг. Быстрее ветра Скайуокер подскочил к Асоке и почти прорычал, глядя на неё: - Как ты посмела меня обмануть? Нагуляла ребенка от своего любовника и теперь изображаешь тут святую невинность! Это же низко и подло, как ты не хочешь понять? Асока совсем опешила от такого явления и потому не сразу поняла, что Энакин имел ввиду, но ему её реакция и не требовалась, он хотел только излить свою негодование, чем он и занимался под взглядом недоумевающей тогруты. Наконец, минуте на пятой этого скандала, она наконец обрела голос и ответила, стараясь говорить как можно убедительнее: - Энакин, что за бред ты несёшь? Тебе ли не знать, что до нашей свадьбы я была невинной девушкой, а наш сын был рождён от нашей любви, не ты ли сам ждал его вместе со мной? - Да, была невинной! - нисколько не прислушался Энакин к доводам жены, или бывшей жены - За то провинилась позже! Конечно, нашего ребёнка ты потеряла, потому, что не могла родить от меня, наша кровь несовместима и ты это знала. Но не растерялась и нашла хороший выход! Твой Маркус не отказал тебе помочь! Вот только я не такой тупой, как ты думаешь! Я всё узнал! - Что ты мог узнать? - начала закипать и Асока - Что я так хотела родить нашего ребёнка, что решилась на это, несмотря на выкидыш? Родила, вопреки тому, что могла умереть от этого? Или тебе не сказали, что я потеряла много крови во время родов и мне пришлось под наркозом зашивать все разрывы? Это? И как только совести хватает на меня орать? - Узнал то, что твой целитель постарался на совесть! - продолжал злопыхать Энакин - Смог не только помочь тебе меня обмануть, но и справится с последствиями, следы замести! Как только наглости хватило назвать этого бастарда в мою честь? Малыш Эни, встревоженный криками родителей, начал беспокоится и расплакался. Энакин только поморшился с досады и не двинулся ни с места. Асока пыталась успокоить ребёнка, прижимая к себе, но тот не успокаивался. Тогда, привлеченная громким ревом младенца, в комнату вошла Шаак и молча взяв ребёнка, обняла его и чуть подняла вверх, зная, что его это успокоит. Асока в который раз удивилась тому, как её мать умела успокоить её сына. В то время, как она сама выбивалась из сил, пытаясь заставить Эни перестать плакать, Шаак было достаточно лишь взять его на руки и тот сразу замолкал. Возникшая в комнате тишина заставила на миг замолчать и обоих молодых супругов, и непроизвольно посмотреть в сторону Шаак. Как бы по-разному сейчас не мыслили Асока и Энакин, но в данную минуту оба заметили одной. Они впервые внимательно посмотрели на двоих вместе и заметили, что те неожиданно сильно похожи. Асоке даже на секунду показалась, что на неё смотрят два почти одинаковых лица. А Энакин отметил, что цвет кожи у ребёнка и бабушки один и тот же, а узоры на лице практически повторяет один другой. Но если бы только они посмотрели на них чуть дольше одного мгновения, то скандал закончился бы, едва наметиашись, но, увы, Асока и Энакин были слишком взвинчены, чтобы думать о чём-то ещё, кроме предмета ссоры и вот Скайуокер снова вернулся к нему, почти кидая в лицо жене заключение из лаборатории медкорпуса: - Вот, полюбуйся! Я вывел тебя на чистую воду! Смотри и знай, кто ты такая! Тогрута машинально взяла листок бумаги в прозрачном файле и глаза тотчас выхватили из строчек сухого медицинского текста самую суть, холодную и чужую в своей невозможности. Два имени, одинаковые по звучанию, но разные по своей сути, если узнать, кто их носит в жизни. Два Энакина Скайуокера, родившихся в разное время и не умевших между собой никакого генетического сходства. - Вероятность отцовства меньше одного процента, - одними губами прошептала Асока - Я ничего не понимаю, этого просто не может быть, ведь я точно знаю, что родила от тебя. - Сказки эти другим будешь рассказывать, я уже давно вырос из детских историй, - пренебрежительно бросил Энакин - Нагуляла имей совесть признать очевидное. Шаак смотрела на это действо и с трудом сдерживала себя, чтобы не дать вырваться внутренней дрожи, что ледяными тисками сжала её изнутри, мешая дышать и мыслить логически. Вот она, расплата, как никогда отчётливо поняла сейчас женщина. Пришло время заплатить за свой грех, за попытку пойти против самой Силы. И теперь она карала её, заставляя смотреть, как по вине её же благих намерений рушится семья её дочери, та самая семья, которую Шаак надеялась спасти, принеся в жертву свою. И теперь семья дочери не только разрушится, но и сама Асока, её любимая и родная девочка, получить клеймо изменницы, от которого вряд ли сумеет отмыться, ведь, не зная всей правды, она может лишь продолжать настаивать на своём, а Энакин ей не поверит и разведется с ней. Это будет ещё одним тяжёлым ударом для Асоки, которых она и так пережила немало. И не факт, что этот не станет роковым. Каково же тогда будет ей, Шаак, видеть всё это и до конца дней своих жить, зная, что во всем произошедшем виновата она сама. Не брось она тогда вызов Силе, а достойно прими посланное ей испытание, то, быть может, всё и образовалось бы, пускай не сразу, через время, но вошло бы в привычное русло. Природа не терпит пустоты, а, значит, Асока и Энакин смогли бы пережить потерю ребёнка и невозможность иметь других детей и понять, как жить дальше. Ведь это же не конец света, в конце-концов, есть сурогатное материнство, ЭКО, на совсем уж худой конец можно взять приёмного ребёнка. Ведь для этого у них было главное - любовь, которая поможет выдержать все испытания, всё в руках любящих людей, главное, суметь не потерять это чувство. Что сейчас и происходило на глазах несчастной тогруты, любящей матери, что совсем забыла о том, что не всесильна и что ради любви нельзя совершать преступлений, даже из благородных целей. А теперь она видела, как любовь дочери умирала на глазах, грозясь сделать последний судорожный вдох и кануть в небытие, оставив после себя боль и обиду. Можно ли исправить это и не поздно ли? Шаак точно знала, что да, она способна помочь любви не погибнуть, но для этого ей придётся вновь принести жертву, но на сей раз действительно благородную и угодную самой Силе, ту, что расставит всё по своим местам и тем самым дарует ей прощение. Не людей, но самой Силы. И Шаак решилась, несмотря на страх последствий. "Это искупление, подчинись ему," - твердила она себе мысленно и после, обратившись к дочери и её мужу, громко произнесла, почти не сдерживая разрывавших её чувств, которые не делали речь красивее, но более искреннее точно: - Асока, Энакин, я прошу вас, выслушайте меня! Мне очень трудно сейчас говорить об этом, но молчать дальше просто невыносимо. Я знаю, что вы вряд ли меня простите и не требую этого, я прошу лишь понять ситуацию и после не сделать сейчас той ошибки, от которой вас отделяет лишь лезвие бритвы... - Хорошо, мама, я слушаю тебя, - ответила Асока не без волнения, она знала такой тон своей матери и понимала, что та не будет просто так сотрясать воздух, не та была у неё натура. - Да, Магистр, я готов, - ответил и Энакин, переставая скандалить, ему стало интересно, как же Шаак оправдает распутство дочери, но услышали оба совсем не то, что ожидали. Историю любви и отчаяния. Саму боль материнского сердца и слепую любовь, что, желая сделать добро, не видит, что идёт в другую сторону. Они молчали и в тишине комнаты звучал лишь тихий, надорванный голос старшей тогруты. Говорила она долго и с каждым словом их лица меняли выражения с непримиримой обиды, на откровенное сострадание и горечь от непоправимости случившегося. Асока долго не могла говорить после услышанного, потом вдруг резко вскочила и бромившись к матери, почти упала на колени возле неё. - Мама, что это значит? Моего ребёнка больше нет? Мой сын умер? И я никогда не смогу родить другого... Мой сын... Это мой брат... Как это всё... Нет, я не могу... Асока бессильно взмахивала руками и с каждым словом сильнее бледнела лицом, пока не обмякла окончательно и не повалилась без сил на ковёр. - Асока! Что с тобой? - тотчас же подбежал к ней Энакин и мигом забыв про ссору, которая окончательно потеряла свой предмет, подхватил её на руки и перенёс на кровать - Милая, приди же с себя! Не надо, не умирай, я без тебя не могу! И поверь, мне никто больше не нужен, ни Баррисс, ни кто-то другой, только ты! Нисмотря ни на что. Обида прошла и теперь он ощущал только чувство вины и невероятную нежность к этой хрупкой маленькой девушке, что мужественно выстояла в борьбе с судьбой и осталась верна себе. Пожалуй, только сейчас Энакин впервые осознал, как сильно он её любит, не как красивую картинку, а как трепетную и чуткую душу. Асока медленно приходила в себя, с трудом узнавая настоящую реальность. Но тут же выяснилось, что от стресса у неё поднялась температура и начала ужасно болеть голова. Шаак оставила её у себя и Энакин весь вечер не отходил от её кровати, они всю ночь проговорили, узнавая друг друга как будто в первый раз. А под вечер пришёл Мэйс, который, казалось бы, ничему не удивился, Шаак решила, что это потому, что он привык видеть у них Асоку и сына, но на деле всё оказалось не так.