***
Сатин ничуть не удивилась поведению Асоки, больше того, ей было неясно, почему это так ярко проявилось только сейчас, надеясь при случае напомнить тогруте об этом. Но сегодня был день ребёнка и она не хотела омрачать его, а просто спустилась в Зал тысячи фонтанов, где уже всё было готово. Виновник торжества был в комнате, вместе с Асокой, где та укладывала его спать. Энакин пошёл вместе со всеми и почти сразу попал в общество Баррисс. - У тебя был такой торжественный и одухотворенный вид во время регистрации, - сказала она самым ласковым голосом, какой у неё только был. - Странно, а я запомнил только то, что меня просили приносить бесконечные клятвы, - устало произнёс Скайуокер - Не думал, что отцом быть так трудно. - Согласна, это очень тяжкий груз, - тяжко вздохнула Оффи - Но ты же хотел именно этого. - Я рад тому, что у меня есть сын, но я не думал, что с его появлением ситуация станет сложнее, - покачал он головой - Мы стали больше ссорится. - Родители постоянно ругаются из-за детей, мне ли не знать, - участливо кивнула Баррисс, увидев в этом свою выгоду. Одновременно с этим в комнате наверху маленький Эни проголодался и на попытку Асоки накормить его, поднял такой крик, что рисковал поднять на уши весь храм. Но, как и всегда, Шаак пришла на безмолвный призыв, руководствуясь только внутренним чутьем и сразу же стала кормить малыша, с готовностью прильнувшего к родной груди. И надо же было этому произойти, что как раз сейчас в комнату вошёл Энакин и начал привычно возмущаться тому, что видел, откровенно прося Шаак не влезать в их семью и как можно меньше проводить время с ребёнком. Та заметно оскорбилась и решила, что раз больше им не нужна, но лучше проведёт новогодний праздник с Мэйсом.***
Однако, отпуск начинался лишь после самого праздника, к которому всё большое семейство готовилось очень тщательно и Зал тысячи фонтанов был украшен самым затейливым образом. Вот только для молодых Скайуокеров этот праздник был совсем не в радость, они снова поссорились, причём, так, что Асока взяла сына и ушла ночевать в своё прежнее жилище, заявив, что не придёт на праздник, если там будет он. Ей категорически не нравилось то, что Энакин, фактически, ставил её перед выбором между своей семьёй и её, выбор тут был очевиден, но даже Асока не понимала всех причин такого поведения. Да, Энакину не нравилось то, что Шаак кормила его сына, но ещё больше не нравилось то, что он сам относится к сыну не так, как хотел бы относится. В мечтах Энакин с удовольствием возился бы с ним, играл, и главное, он мог смотреть на него бесконечно, как на самое дорогое существо в мире. Но получилось совсем иначе. Энакин уже который день ловил себя на том, что слишком уж холоден к малышу, носившему его имя. Что не ощущает того нежного отцовского трепета, какой, по идее, должен был. Сперва мужчина обьяснял это сам себе тем, что малыш, вопреки ожиданиям, полностью пошёл в мать, взяв от Асоки не только расу, но и черты внешности. Однако, это казалось очень слабым оправданием самому себе, он видел причину значительно глубже и беспомощно злился от того, что не может её обнаружить. И свою злость изливал на Шаак, за то, что она чувствует малыша гораздо лучше него. И это при том, что он-то ему родной отец, а она всего лишь бабушка. Этот факт приводил в уныние и навевал мысли о своей беспомощности и Энакин потому старался отрываться на празднике так весело, как мог, несмотря на отсутствие Асоки. Баррисс тоже была здесь и не упустила случая пообщаться в неформальной обстановке. Она окружила Скайуокера вниманием, то и дело подкладывая на его тарелку самое вкусное и подливая в бокал вино. - Как жаль, что Асока так и не пришла, - пожаловался он ей. - Что делать, такова доля матери, сидеть дома возле ребёнка, иначе никак, - ответила Оффи, улыбаясь - Я точно так же сделала бы, ведь никакие развлечения не заменят радости от воспитания ребёнка от любимого человека. Выпитое вино понемногу сказывалось, заметно рсслабляя и снимая напряжение, и постепенно Энакину стало казаться, что только Баррисс по-настоящему понимает его и даже на миг подумал, не ошибся ли он с выбором жены. Но когда та совсем потеряла совесть и начала открыто на него вешаться, Скайуокер пришёл в себя и решительно отошёл в сторону от перепившей мириаланки. А тут ещё некий доброхот позвонил Асоке и непрозрачно намекнул на весьма близкое общение её мужа с Баррисс, лучше было не говорить о том, что было после, ясно одно, примирения сейчас точно не будет.***
У Маркуса дела шли всё хуже, если говорить о душевном состоянии, он всё чаще уходил ото всех и обществу людей предпочитал одиночество, даже Марианна не могла понять его полностью, а он и не собирался, в свою очередь, с ней делиться, продолжая сидеть внутри своего горя, как в коконе. Но когда девушка однажды пришла к нему домой в неурочный час, то была просто поражена тем, что там увидела - Маркус, совершенно счастливый и довольный жизнью, играл с малышом, не старше пары месяцев, держа его на руках и улыбаясь робким попыткам что-то сказать на своём младенческом. - Сейчас папа тебя покормить, а потом уложит спать, - говорил Маркус совершенно довольным тоном, не имевшим ничего общего с угрюмым брюзжанием в последнее время бывшим у него почти всегда. Марианна стояла в дверях и совершенно ничего не понимала. Что за ребёнок? Почему Маркус считает себя его отцом? Но решила ничего не выяснять, а просто вышла, оставив наблюдения на потом и однажды не пожалеет об этом.***
Энакин и Асока продолжали холодную войну, которая длилась уже неделю, они разговаривали только в присутствии Шаак или Мэйса, которая просто расцвела от того, что внук был всегда рядом. Но вот о том, чтобы вернуться не могло быть и речи, за то для Баррисс наступили просто золотые времена.