***
— Вы совсем обленились! Мне нельзя даже на секунду отвлечься, вы же без моего присмотра и шагу ступить не можете! Отец Роман гневно стукнул кулаком по столу. Кирилл прикрыл глаза, и мысленно напомнил себе о важности терпения и снисхождения. Все люди — дочери и сыны Божьи, и их надо любить, даже если они ушли в запой на две недели и бросили весь приход на плечи диакона и псаломщика. — Маслёнок, ты заполнил те документы, что я просил? — Грозно сверкнув мутными глазами и потирая ноющую от похмелья голову, иерей обратился к щуплому белобрысому парню. Масленок, крещеный Леопольдом и давно привыкший к своему странному прозвищу даже сильнее, чем к своему не менее странному имени, встревоженно застучал друг о друга кулачками: — Нет, отец. Роман уже открыл рот для возмущённого возгласа, но псаломщик перебил его и поспешно стал оправдываться: — Этот участок находится в собственности у Сергея Матвеевича, я не могу оформить прошение о присоединении его к церковным землям, — Маслёнок опустил взгляд и с лёгким упрёком продолжил: — к тому же, нам ведь и не нужно так много места, того что есть вполне хватает. — Как-нибудь без твоих советов разберусь, хватает мне, то есть нам, земли, или нет. Парень понурил голову, и Кирилл молча ему посочувствовал; в обязанности псаломщика, помимо прочего, входила необходимость вести всю документацию церкви, а значит и страдать от нападок иерея ему приходилось вдвое чаще. Больше года прошло с тех пор, как окончив духовную семинарию, парни приехали в эту деревню по направлению, чтобы занять должности диакона и псаломщика. Ступив на порог храма, они застали его в настолько плачевном состоянии, что Масленок и правда расплакался, уверяя, что Господь послал его сюда в наказание за грехи. Со временем, им все же удалось освоиться здесь, привыкнуть к непростому характеру святого отца и даже заслужить любовь местных жителей; почти весь этот год Кирилл самостоятельно исполнял обязанности иерея, подменяя вечно нетрезвого батюшку, хоть и не имел достаточного образования, Масленок же охотно взял на себя всю остальную работу в храме. Отец Роман сел за стол и устало потёр глаза: — Никакой от вас двоих пользы. Даже снег перед храмом не чищен, позорище. Чтоб сегодня же там ни одного сугроба не было, поняли?! Парни синхронно кивнули, и тут же направились к выходу из ризницы, желая как можно быстрее избавиться от общества иерея. — Кирилл, подожди. Масленок пока без тебя начнёт, я хочу поговорить. Псаломщик быстро ретировался, оставляя диакона и иерея наедине. Рома полез под стол, выуживая из ящика бутылку кагора, плеснул себе стопочку, довольно рявкнул, и наконец обратил внимание на ожидающего его диакона. — Кириллушка, ох… — После опохмела у мужчины явно поднялось настроение, и он с заметным усилием сфокусировал взгляд на парне. — Знаешь, я тебя так люблю… Как сына родного. Ты ужасно на Стаса похож, как две капли воды, он тоже вечно с недовольным лицом ходит. Кирилл закрыл глаза. Терпение, смирение и любовь к ближнему, да.***
Твик тоскливо слонялся вдоль ветхого, разваливающегося под гнётом времени забора, и пинал копытами снег, когда услышал, как скрипят ворота церкви. Он радостно обернулся, но тут же понурил голову: на крыльце появился не диакон, а озадаченный псаломщик, который приветливо махнул бесу рукой, и пошел в сторону сарая, откуда вытащил лопату для снега. Твик осторожно, так, чтобы случайно не показать копыта или хвост, приблизился к белобрысому парню, и тот радостно заулыбался: — Привет! Ты снова Кирилла ждёшь, да? — Угум, — бесу было немного некомфортно общаться со священнослужителем, да и в принципе страшно показываться кому-то, кроме того, к кому его послали, но Масленок был общительным, приветливым, не пытался перекрестить беса, и что самое главное, не задавал лишних вопросов, так что Твик время от времени охотно перебрасывался с ним парой слов, чтобы скоротать время, проведённое под стенами храма. — Кажется, наконец начинается весна, — псаломщик вытер с носа упавшую на него с крыши каплю, и поднял довольный взгляд на ровный ряд сосулек под кровлей, — недели через три может даже земля из-под снега покажется. Твик в ответ на это только тоскливо вздохнул: всё-таки в аду было намного теплее. Маслёнок продолжил чистить снег, и спустя несколько взмахов лопатой вновь обратился к бесу: — Ты бы шёл домой. Мы этот снег наверно и до завтрашнего утра не расчистим, а ты только замёрзнешь, пока будешь ждать. — Я лучше останусь. — Твик нервно дёрнулся, вспомнив о тёмном, тесном и не особо тёплом сарае, и решил из двух зол выбрать меньшее. — Как думаешь, Кирилл скоро выйдет? — Не знаю. Отец Роман сегодня долго нас отчитывал, он запросто может ещё несколько часов ругаться. Их беседу прервал громкий высокий голос: — Хэй, Маслёнок! Ты уже освободился? У забора стоял невысокий парень, с торчащими из-под капюшона куртки светлыми волосами, замотанный в шарф так, что разглядеть его лицо не представлялось возможным, но по прищурившимся глазам, можно было понять, что он лучезарно улыбается. — Нет, извини, мне ещё надо почистить снег. — Псаломщик окинул тоскливым зглядом огромный церковный двор. — Да забей. Март в самом разгаре, ещё десять раз снег выпадет, а потом сам растает, — парень пренебрежительно махнул рукой, — пойдём лучше до озера, там красота сейчас такая. — Я не могу, отец Роман будет сердиться. — Маслёнок отвел глаза в сторону, и Твик невольно посочувствовал ему: наверно, тяжело работать круглыми сутками в компании диакона и иерея, не имея возможности пообщаться с кем-то ещё даже в свободное время, так как все твои поступки должны быть сугубо праведными, и святой отец был слишком озабочен тем, чтоб следить за чужим благочестием, забывая о своём собственном. Парень печально вздохнул, и поплёлся прочь от церкви, угрюмо глядя себе под ноги. Твик проводил его любопытным взглядом и спросил: — Кто это? — Это Костя, он мой хороший друг, — парень мечательно улыбнулся и внезапно добавил: — у него очень красивый голос. Я давно хочу уговорить его вступить в церковный хор, а то у нас там только старушки и парочка детей поют. Маслёнок со смесью печали, усталости и нежности посмотрел на удаляющуюся фигурку блондина, и бес сообразил, как он может решить свою проблему. — Слушай… мне кажется, если ты попросишь его об этом сейчас, он согласится. — Правда? — Парень радостно взглянул на беса, но тут же поник. — А как же снег? Кирилл в одиночку тут точно не справится. — Так я ему помогу. — Правда?! Твик в ответ согласно кивнул и стал свидетелем того, как на лице юноши расцветает блаженная улыбка. — Храни тебя господь! Костя, подожди! — Счастливый псаломщик в порыве чувств обнял дёрнувшегося от его пожелания беса, и побежал вслед за своим другом. Он схватил не успевшего далеко отойти парня за рукав и радосто воскликнул: — Твик согласился вместо меня почистить снег, так что мы можем погулять. Костя вновь заулыбался, и благодарно отсалютовал озадаченному бесу. Подхватив псаломщика под локоть, парень хитро ему подмигнул: — Ну что, отец Маслёнок, отправимся на променад? — Я же говорил, мне по сану не положено обращение «отец», — псаломщик смущённо улыбнулся. — Хорошо, тогда я буду звать тебя папочкой. Твик с уважением посмотрел в спину парню, утащившему покрасневшего псаломщика за руку в сторону озера. Вот бы все люди были такими. Тогда у него было бы в сто раз меньше работы.***
Кирилл наконец покинул ризницу и в притворе встретил понурого Стаса — сына священника. С тех пор, как его мать, не выдержав ужасного характера Ромы, ушла от него, Стас довольно редко посещал храм и лишь изредка заходил проведать отца. Парень смерил диакона усталым взглядом и попытался выдавить из себя приветливую улыбку. Сделал он это из обычной вежливости, потому получилось у него не очень правдоподобно, но ответивший такой же неискренней улыбкой Кирилл не мог его винить: беседа с родителем не предвещала парню ничего хорошего, а Стасу и так было тяжело находить с отцом общий язык. — Здравствуй, — диакон позволил себе дополнительную учтивость, кивнув головой, — он сегодня в плохом настроении. — Привет, — Стас молчит, отводя взгляд. Пауза затягивается, а Кирилл своим богослужительским чутьем понимает, что из солидарности должен остаться. В притворе не слишком тихо, уж очень отчетливо даже через дверь слышен громкий монолог священника, обращенный в пустоту и пестрящий весьма необычными угрозами в сторону всех, кто осмелится встать на пути его великой цели по расширению своих угодий. Кириллу это всегда претило, он также заметил, как скривился слушающий Стас. — Да мне особо разницы нет, какое у него настроение, он всегда невыносим, — фыркает тот, наконец сформировав свои мысли в слова. Диакон согласно своему долгу дает высокодуховный совет: — Терпение — наивысшая из добродетелей. Всё, что мы можем, это попытаться смириться с трудным характером батюшки, и принять его таким, какой он есть. — Кому батюшка, а кому папа, — Стас невесело усмехается и проходит мимо Кирилла к двери, слегка пихая его плечо. Диакон умиротворенно глядит в спину скрывшемуся за дверью ризницы парня, мысленно просит сохранению его души у Господа и выходит на улицу, всей грудью вдыхая холодный воздух. Весенний день встречает его высоченными сугробами, но сегодня сердце Кирилла светлее обычного, и он лишь благочестиво щуриться из-за отражающегося от снега солнца. Все было бы идеально, если бы этого самого снега не было бы так много. Он кратко вздыхает и покорно оглядывается по сторонам. И не видит Масленка. Вместо него перед Кириллом стоит дружелюбно улыбающийся, простите за каламбур, осточертевший ему бес. — Привет. Парень оглядывается вновь и медленно начинает смиряться с произошедшим, бросая идею спрашивать, где Масленок у нечистого. Он плетется к сараю, не глядя забирает оттуда лопату. — Тот парнишка, святоша, как и ты, ушел с каким-то парнем, — отвечает на немой вопрос послушный Твик. — Тебе не кажется, что тебе одному не по силам очистить весь снег, а? Закрыть дверь за собой Кириллу мешает копыто, просунутое в щель. Диакон поднимает голову и выжидающе смотрит прямо в глаза бесу. — Давай я тебе помогу? Кирилл показывает нечистому фигу, но ручку двери не отпускает, все еще сверля чужое лицо взглядом. — Да ладно тебе. Почему ты игнорируешь меня, когда я… аргх! я же пытаюсь быть хорошим! Искренне делаю добро, а ты отворачиваешься! И после этого ты работаешь в… здесь? Кирилл хмурится, задумываясь. Иисус говорил, что к каждой твари, живущей, стоит относиться с любовью. Значит ли это, что и к исчадьям ада нужно быть благосклонным, если намерения их благи? Могут ли вообще быть у нечисти благие намерения? Кирилл смиряет внимательным взглядом бесенка с головы до копыт, хвост того волнительно дергается. Признаться, ничего особо коварного Твик до сих пор не сделал и… Снега действительно много. — Если ты принимаешь помощь ближнего, то как это можно назвать грехом, я прав? — Твик дергается, когда Кирилл отступает на шаг, отпуская ручку двери. Диакон показывает ему фигу напоследок, впрочем, наставительно говоря: — Можешь помочь мне с уборкой снега. Твик сияет от счастья, разок радостно дергает глазом и, метнувшись внутрь сарая, вооружается лопатой. Уборка снега проходит в относительной тишине. Птицы на деревьях переругиваются чириканьем, а Твик иногда коротко вскрикивает, что даже вводит Кирилла в некий транс. Он замечает, что за это время успел попривыкнуть к адскому созданию и к его постоянному присутствию рядом, настолько, что диакону уже без особых усилий удаётся его игнорировать и обращать внимания не больше, чем на снег вокруг. Он окидывает беса беглым взглядом и замечает, что тот несколько изменился с их первой встречи. Сегодня он выглядит хило, под глазами залегли тёмные круги, кожа побледнела, а сам нечистый всё время негромко покашливает в кулак и заметно напрягается, откидывая снег прочь. Сглазил кто что-ли? Хотя, кто беса сглазит, глупости. Может, хворь какая напала? Впрочем, Кирилла это не интересует, его радует, что бес не докучает разговорами, на этом все. Диакон откидывает снег лопатой, лениво вздыхает, слегка устав от монотонной работы. Пожалуй, он предпочел бы пройтись по району и поспрашивать, как дела у местных. Он давно не проведовал Аглаю Дмитриевну, той после ухода Мурзика, царство ему небесное, совсем одиноко. Он мог бы приготовить пирог и побеседовать за чаепитием о делах мирских, а потом и помолиться вместе со старушкой о благе всем знакомым. Руки священнослужителя немного устали грести лопатой снег, а настроение у него слишком хорошее для бездумной траты его на физический труд, он хочет проповедовать любовь к ближнему своему прямо сейчас, его душа радостно трепещет в предвкушении созерцания людского добра. Однако его приподнятое настроение вмиг улетучивается, когда Кирилл несколько удивленно оборачивается на звук падения железной лопаты и чего-то мягкого и тяжелого. Он перекрестился, увидев лежащее на снегу тело упавшего бесенка, подбежал к нему, осторожно прикасаясь к чужому плечу, тормоша. Твик лежал на земле, не шевелясь. Глаза его полуприкрыты, маленькое облачка пара выходит из носа — все еще дышит. Кирилл паникует, не имея ни малейшего понятия, как оказывать первую помощь бесам, приземляется на снег и пытается прижать к себе холодное тельце, нащупывает чужой пульс, быстро и взволнованно смотрит в глаза Твику, желая получить хоть какие-то инструкции. Но веки бесенка оказываются закрыты. — Чёрт! — чертыхается Кирилл, неверяще смотря в глаза полумертвого нечистого в своих руках. Твик открывает глаза, судорожно вздыхает, облизывая губы, смотрит прямо в глаза Кириллу и тихим, еще не оправившимся голосом говорит: — Спасибо. — Что случилось? — Парень все еще не выпускает бесенка из объятий, морозя себе ноги. — Я чуть не умер от голода. — Кажется, что Твик сперва произнёс эту фразу вслух, и лишь потом осознал её страшный смысл, потому что тут же вцепился в свои волосы и истерически затараторил: — я так и знал, что погибну на этой проклятой земле, аргх, мне конец! Я никогда не справлюсь с этим блядским заданием, если сунусь домой, меня растерзают заживо, а останусь здесь — сдохну от голода и ебучего мороза! — Успокойся, — диакон похлопывает нечистого по плечу, пытаясь сбавить его пыл. — Разве вам, бесам, нужно есть? — Конечно нужно! И есть, и спать… Просто мы питаемся не такой едой, как вы, люди, а вашими грехами, — у Твика гневно дернулся глаз, — а где я тут грехи найду?! Ты такой святой, что аж противно, а по деревне ходить мне страшно. Вот я и ел, только если кто-то мимо церкви с грешными мыслями проходил, да разве таких много?! Диакон посмотрел на дрожащего беса с неподдельным изумлением. Он мысленно прикинул, сколько времени Твику пришлось сидеть голодом, и его кольнула совесть. — А где ты спал всё это время? Бес нервно дёрнулся и поплотней запахнул шубу в попытке согреться. — В сарае вашем. Там на досках спал, а шубой укрывался. Кирилл наконец поднимает дрожащего беса со снега, отряхивается сам, внимательно смотря на него. Надо же. А диакон и подумать не мог, что они тоже чувствуют, тоже голодают и спят… Иисус как всегда был прав. Может, зря диакон был так непоколебим? — Ты все еще хочешь есть? — монотонно спрашивает он, как бы между делом. — Разумеется! Я успел позавтракать только другом Маслёнка, аргх, тот столько всего чувствовал, но был таким несытным, на вкус как… как печеная тыква, только не сладенькая. А ты… — его глаз дергается. — Твой вкус такой уникальный, никогда не ел ничего такого сладкого, нежного и вкусного, хотя ты просто чертыхнулся. Можно… ты еще раз меня покормишь? — в конце Твик издает вскрик неопределенного содержания. Кирилл неуверенно кивает. Чтобы проявить благородство он должен пренебречь духовными заветами, разве не иронично? Мысль об этом заставляет его занервничать, но тот стоически держится, когда говорит: «Чёрт». Твик облизывает губы, улыбаясь, кажется, довольный новой порцией. Он виляет хвостом и потягивается, расправляя затекшие крылья, выглядит заметно бодрее, чем прежде. — Вкусно? — глубоко внутри в Кирилле просыпается интерес к удивительному созданию. — Как черничный торт… — Твик в блаженстве закрывает глаза, смакуя вкус, а потом дергается, напрягась и распахнутыми глазами пялясь на диакона. — Почему ты со мной разговариваешь? — он мелко дрожит, настороженный. Кирилл одаривает его взглядом, эмоционально не означающим толком ничего. — Почему ты со мной разговариваешь? — снова нервно спрашивает Твик. — Ты игнорировал меня все это время! Но вдруг начал со мной разговаривать! — он хватает себя за волосы. — Что происходит? Что ты от меня хочешь? Аргх, ты планируешь что-то ужасное?! Ай! — Твик вздрагивает, шокированный, смотря на клок блондинистых волос у себя в руке. — Успокойся, — просит Кирилл, несколько не понимая происходящего. Молчит, некоторое время смотря на подрагивающего беса и все-таки задает вопрос. — Скажи мне, зачем ты пришел и хочешь вогнать меня в грех? Твик смотрит на него пару секунд, а потом начинает тараторить: — Да в этой деревеньке, куда ни плюнь, попадёшь в страшного грешника! Священник ваш, храни его Люцифер, хуже всех. Все уже старые, помирать пора, начальство ожидало небывалого наплыва грязных душ, а тут появился ты. Показал им пример благочестия, мол, такой молодой и такой праведный. Бабкам стыдно стало и они все бросились грехи отмаливать! — Бесёнок нервно дёрнулся и одарил Кирилла не то восхищённым, не то осуждающим взглядом. Он прислушался к своим ощущениям, ожидая прилива гордости диакона, но тот лишь начал беспокоиться о селянах. Да ну его к Чёрту! Кирилл не находит нужным сказать что-то в ответ и берется за лопату снова, возвращаясь к работе. — Это все? Мы поговорили? Теперь ты снова будешь меня игнорировать?! Аргх, какой стресс! — Нам нужно расчистить этот снег как можно быстрее, — отвечает парень. Бесенок смотрит с удивлением, но потом счастливо улыбается, полный сил берется за лопату. — Знаешь, не так плохо здесь. Только холодно. Но тот парнишка, тоже святоша, сказал, что скоро станет теплее, — между делом делиться Твик. Кирилл молчит в ответ, но в этот раз бесенок понимает, что его не игнорируют, а просто не считают нужным отвечать.***
Кирилл сидел у себя в комнате и старался сосредоточиться на чтении книги, но то и дело задумчиво поглядывал в окно. Снаружи бушевала метель, даже хуже, чем в тот день, когда бес впервые ступил на землю, ветер раскидывал снег в разные стороны, и в голову диакона против воли закралась мысль, что завтра его снова придётся чистить. А вместе с ней мысль о том, что у сарая очень хлипкие, не способные защитить от холода стены. Тяжело вздохнув, Кирилл поднялся из-за стола, сосредоточенно нахмурился, потёр пальцами переносицу, отворил щеколду на окне, и накинув на плечи тулуп, вышел на улицу. Весенняя ночь встретила его комьями снега, летящими в лицо, и ледяным вихрем. Кирилл не без труда добрался до дверей сарая, вошёл внутрь, пытаясь совладать с порывами ветра, и огляделся по сторонам в поисках бесёнка, когда услышал из дальнего угла испуганный вскрик. Обернувшись на знакомый голос, диакон наконец увидел в темноте два жутковато горящих красных глаза. — Аргх, это ты?! — Бес покинул укрытие и осторожно приблизился к священнослужителю. — Зачем ты пришёл? Кирилл окинул нечистого серьёзным взглядом и гнусавым равнодушным голосом произнёс: — Тут холодно. Идём. Он кивнул головой, приглашая ничего не понимающего беса следовать за собой, вышел из сарая и направился в сторону заранее открытого окна. Толкнул ладонью створку и обратился к вздрогнувшему нечистому: — Забирайся. Твик смерил Кирилла испуганным взглядом, а затем неуверенно взмахнул перепончатыми крыльями и влетел в тёплое помещение. Парень удовлетворенно кивнул, и закрыв окно, направился в сторону двери в дом. Когда он вошёл в комнату, то увидел, как Твик жмётся к батарее, сидя на подоконнике, и обеспокоенно озирается по сторонам. Кирилл подошёл к окну и потянулся к раме, запирая её на щеколду, невольно вжимая смутившегося бесёнка в стекло. — Будь тихим, дядя Рома и Маслёнок дома. — серьезный тон не допускает возражений. Твик послушно кивает головой и нервно вскрикивает, тут же зажимая себе рот ладонью. Кирилл удручённо вздыхает, видимо смирившись с присутствием нечисти, и наконец отходит от окна, оставляя беса сидеть на подоконнике. Твик со смесью настороженности и любопытства наблюдал за его перемещениями по комнате, и наконец взволнованно спросил: — Что ты делаешь? Кирилл промолчал, но подняв глаза на дрожащего беса, вздохнул и сказал: — Собираюсь ложиться спать. — А я? — Будешь спать вместе со мной. — Аргх! — Твик вздрогнул всем телом, с ужасом уставившись на диакона, но тот проигнорировал его испуганный взгляд, взбивая вторую подушку и доставая из шкафа ещё одно одеяло. Закончив приготовления ко сну, диакон стянул с себя рясу, и совершенно не стесняясь раскрасневшегося беса, переоделся в обычную растянутую тёмно-синюю футболку, а затем бросил Твику майку чёрного цвета. — Зачем это, а? — Твик поймал её на лету и стал комкать во вспотевших ладонях. — Ты же не будешь спать в рубашке? Твик посмотрел на Кирилла, вскрикнул и бросил майку на пол. Парень понял, что переодеваться тот не собирается. Обречённо вздохнув и мысленно попросив у Господа терпения, после чего Твик скривился, видимо услышав его молитву, диакон приказным тоном обратился к бесу: — Ложись в постель. Немного помедлив, Твик всё же забрался под одеяло и свернулся в комок, поджав ноги и обхватив руками мохнатые колени. Кирилл выключил свет и лёг рядом. Кровать была довольно узкой, и парень невольно прижался к бесёнку. Твик оказался очень тёплым, даже горячим на ощупь, только он, кажется, всё никак не мог успокоиться, потому что беса била крупная дрожь, из-под одеяла всё время слышались его нервные тихие вскрики, а хвост звучно бился о матрац. — Успокойся пожалуйста, ты не даёшь мне уснуть. — Голос Кирилла звучит совершенно безэмоционально, в нём не чувствуется раздражения, но Твик всё равно принимается рассыпаться в извинениях. — Прости, прости! Аргх, я просто… — Сбивчивый шёпот быстро переростает в истерику. — Что ты хочешь? Ты обольёшь меня святой водой во сне, или свяжешь и перекрестишь, или начнешь молитвы читать, или… — Я не собирался ничего такого делать. — Парень смотрит на беса с изумлением. Тот выглядит настолько испуганным, что сердце диакона невольно сжимается от жалости. — Не бойся, пожалуйста, — парень пытается вложить хоть немного нежности в свой обычно холодный голос, и кажется, у него получается, потому что Твик смотрит на него уже чуть более осмысленно, — почему ты думаешь, что я стану вредить тебе? Твик вздрагивает и параноидально начинает бормотать: — Все вокруг всё время пытаются меня прикончить! В аду мне покоя не было, а здесь ещё хуже. Ты же в любую секунду можешь меня убить, аргх, или меня поймают селяне и замучают до смерти! А если я сбегу и вернусь домой с пустыми руками, меня выебут во все щели, сдерут кожу и заживо поджарят. Беса трясло с ног до головы от страха, и диакон не мог ему не посочувствовать. Бедняга. Разве он виноват, что был рождён в аду? — Я обещаю, что не стану причинять тебе зла. Твик неверяще смотрит на диакона, но тот никак не выдает эмоций на своем лице. Он лишь прожигает бесенка взглядом в ответ, между ними почти нет расстояния и они смотрят лишь друг другу в глаза. Какой стресс! Твик начинает мелко подрагивать, но не отводит взгляда, чрезвычайно волнуясь. Кирилл немного хмурит брови и прижимает беса к себе в попытке успокоить, осторожно поглаживает его по взлохмаченным светлым волосам. — Ты горячий. — Кирилл слегка дует на разогретую чужой кожей ладонь. — Ты тоже красивый, — смущённо шепчет Твик, и лишь потом понимает, что именно имел в виду священнослужитель. — Ой, то есть… блять. Твик пугается своей собственной дерзости и напряжённо сверлит диакона огоньками ярко-красных глаз. Кирилл устало зажмуривается, вздыхает и решает, что он выше того, чтобы хоть как-то реагировать на слова нечистого, а потому просто переворачивается на другой бок и мысленно обещает себе, что включит в свою ежеутреннюю молитву просьбу послать ему больше терпения.