Руководство по приучению нечисти к молитве, кресту, церкви, в общем, ко всему православному

Мороз звенел в воздухе. Ветер выл, подобно стае голодных волков, озлобленно бросаясь на стены ветхой церквушки и осыпая вышедшего из её ворот молодого человека снегом, будто отыгрываясь на нём за то, что в эту холодную ночь больше никто не осмелился выйти на улицу. Неизвестно за что, но Господь явно обозлился на людей, раз карал их подобным образом. Такая погода никогда не прельщала чрезвычайно духовную душу Кирилла, работающего в церкви диаконом. Кому может нравится этот период, особенно учитывая, что в случае Кирилла относится он к началу весны? Когда, казалось бы, диакон должен прыгать по лужам, радуясь капели и набухающим почкам на всяких там деревьях. Но что он получает? То, что выходя из церкви, ему приходится закутываться в шарф, чуть ли не натягивая его на глаза, зажмуриваться, чувствуя, как ресницы покрываются инеем. Кирилл засовывает руки поглубже в карманы куртки, надеясь получить ощущение относительного тепла, но тщетно. Он тупо смеряет взглядом сугробы. Что в них может хоть кого-то прельщать? Что вот Бог нашел в них достойного этой земли? Кирилл спешит по непротоптанной дороге к дому, надеясь не обледенеть прямо в сию секунду — его тело уже слегка дрожит от холода. Обледенел в начале весны — любой посмеется такой кончине. Он с неприязнью осматривается по сторонам: тот же снег вокруг, тот же гололёд ближе к площади, где вчера упала Марья Степановна, после чего у неё остался синяк, который они с Маслёнком, псаломщиком, обрабатывали чуть позже. Пусть Кирилл и не любил изменения, но устоявшаяся повседневная отвратительность не могла не претить его высокодуховной натуре. Те же замерзшие окна в начале весны, те же суровые порывы ветра, норовящие сорвать с него шапку, и те же проклятые самим служителем церкви сугробы, и та же проклятая разверзнувшаяся земля, выпускающая потоки пламени и жуткого рокота… Ой. А земля-то и правда проклятая. Кирилл замирает, отступая на шаг, с выпученными глазами пялится на образовывающуюся трещину в дороге перед ним, на вырывающиеся из дыры языки пламени, растапливающие снежок по краям… Начало весны не перестает удивлять. В оцепенении наблюдая за разверзнувшейся почвой, подсознательно у Кирилла все-же остаются силы отметить, что благодаря адскому пламени он хотя бы согрелся. Наконец перед его глазами появляются сначала красные рожки, затем блондинистая растрёпанная шевелюра, почему-то зелёная, в разрез с остальным образом, рубашка, длинный бесовский хвост, и козлиные ноги с копытами, под которыми земля и срастается обратно, оставляя лишь свободный от растаявшего снега кружок голой земли в знак свершившегося. У Кирилла приоткрывается рот. Он крестится, кажется, не отдавая себе отчета в том, что делает. Моргает и крестится снова. — Чур меня, — шепчет он в страхе. — Привет, — здоровается с ним адское отродье. Кирилл молча пялится на тварь перед ним и паникует, пусть снаружи его лицо и не выражает абсолютно ничего. Видимо, такая реакция вполне устраивает существо, потому оно улыбается. — Понимаешь, тут такое дело… — Сгинь! — наконец опомнился Кирилл. Он перекрещивает демона, после чего тот пугливо отшатывается от диакона. Тогда, почувствовав себя немного властным над ситуацией, служитель Бога оглядывается по сторонам, и в поле его зрения попадается белая кошка, спящая на заборе и как-то терпящая лютый мороз. — Я приказываю духу твоему вселиться в эту кошку! — властно прикрикивает Кирилл, пытаясь скрыть страх в своем голосе. Зажмуривается в надежде. Существо напряжённо замерло на месте, сверля его обеспокоенным взглядом, а затем нервно дёрнулось: — Аргх, почему ты решил, что это сработает? — Иисус смог вселить бесов в стадо свиней, — замечает диакон с сокрытой надеждой, будто школьник, пытающийся получить тройку за откровенно неправильный ответ. Демон с ног до головы обводит его пристальным взглядом. — Не обижайся, но ты на него не очень похож. — Он снова смотрит на шокированного диакона и издает нервный смешок. Кирилл удивленно моргает. Страх от появления нечистого медленно начинает отступать и к нему возвращается способность мыслить логически. — Кто ты и что тебе нужно, Адское отродье? — уверенно спрашивает он. Если в сердце нет страха и греха, то нечистый не сможет тебя тронуть. — Ах, да… Я, вроде как, к тебе пришёл. — У беса дернулся глаз, и он осторожно приблизился к священнослужителю, а затем, сминая в ладонях край рубашки, проговорил: — Меня послали сбить тебя с пути истинного и наставить на тропу греха! — Чертёнка колотила крупная дрожь, не то от холода, не то от страха. Он с надеждой взглянул на изумлённого таким заявлением до глубины души диакона. — Ты согласен? Кирилл согласен не был. Вместо того, чтобы подробно обьяснить порождению тьмы свою жизненную позицию, он молча сделал шаг в сторону, натянул на уши шапку так, что та почти скрывала глаза, и направился в сторону дома, обойдя растерянного беса через сугроб и набрав при этом полные валенки снега. Неудачливый вербовщик смотрел ему в спину с настоящей паникой в горящих адским кровавым пламенем глазах. — Ты куда, аргх? — Беса передёрнуло и он бросился вслед за диаконом, вцепившись руками себе в волосы и бормоча что-то бессвязное себе под нос. — Чёрт, какой стресс! Подожди, ты же не собираешься меня тут бросить? Кирилл лишь поплотней запахнул воротник. На сегодня ему хватит изменений. Он сожалеет. Он просит прощения у Бога за то, что сомневался в его творениях. Он любит мягкий снежок, он любит белые сугробики, он любит каждую снежиночку, с сильным порывом ветра вонзающуюся в его лицо, он любит сверкающий гололед, на котором в последствии подскальзывается и падает на спину, ударяясь плечом о какой-то камень. Рука болит и Кирилл закусывает губу, закрывает глаза, вспоминая подходящую молитву, вздымает руку, чтобы перекреститься, но чувствует, как его схватили за ладонь. Кирилла поднимают на ноги и застенчиво улыбаются, виляя демоническим хвостом. — Осторожнее! — Нечисть встревоженно осматривает парня, желая убедиться, что с ним всё в порядке. Священнослужитель отвечает ему таким же внимательным взглядом, пытаясь хотя-бы примерно определить, кого именно силы тьмы отправили на промёрзшую землю, и наконец спрашивает: — Кто ты? Порождение ада сжало в вспотевших ладонях свой хвост, и нервным высоким голосом ответило: — Твик. Кирилл слегка нахмурился, в голове перебирая слова Данте в книге Апокалипсис. Так и не вспомнив ничего похожего, он вслух отметил: — Я о таком виде адских сил никогда не слышал. — А, нет, это меня так зовут. А вообще, я — бес. — Ясно. — говорит Кирилл. Наверно, стоило догадаться. Пожалуй, если он всего лишь бес, то почти ничем не грозит такому высокодуховному человеку, как диакон. Не зря ведь говорил преподобный Антоний Великий: «Если человек старается жить по заповедям Божиим и покаяниям, то он соединяется с Духом Божьим. Если же он начинает жить противно заповедям Божиим, то он соединяется с духами злобы». А соединяться с этим конкретным злобным духом Кирилл явно не собирался, не хотел же он каких болезней подхватить, бешенства к примеру. Потому диакон вздохнул, обошел внимательно изучающего его взглядом беса, сделал ещё несколько шагов, наконец оказываясь на крыльце домика священнослужителей, который он делил с иереем и псаломщиком, и уверенно вошёл внутрь, хлопнув дверью прямо перед бесовским носом. Представитель низшего демонического сословия глупо уставился на деревянную дверь, а затем, поняв, что внутрь его не пустят, истерически дёрнул себя за волосы. Чёрт. Это будет гораздо сложнее, чем он думал. Дома его съедят с потрохами, только косточки и выплюнут! Хотя что там дома, его прямо здесь съедят с потрохами, если прямо сейчас он не окоченеет от холода! Вдруг… а вдруг на улице водятся монстры, подобные адским? О таких на земле Твик не слышал, но это не помешало его фантазии расписать их в самых ярких красках. Нужно бежать, нужно прятаться, иначе ему пиздец. Дрожа с головы до копыт и от холода, и от приступа страха, он, быстро оглядевшись по сторонам с целью разведать обстановку, бросился в сторону сарая.