О чудесах и желаниях

      Ангела улыбнулась, входя в дом. И её тут же чуть не сбила пара мальчишек, гонявшихся друг за другом. Она увернулась, умудрилась не уронить кипу коробок и пакетов, которые держала, и засмеялась.       – Ох, милая, прости, они совсем разбушевались! Давай помогу, – Ингрид подхватила часть коробок, которые перекрывали обзор. Ангела стряхнула с ног зимние сапоги и пошла следом за хозяйкой дома.       Когда они разложили все коробки под елкой, Ангела оказалась в крепких объятиях и обняла давнюю подругу в ответ.       – Как давно мы не виделись! Как хорошо, что ты приехала!       – Я тоже соскучилась. С Рождеством!       – С Рождеством! Твоя комната там же, где и всегда.       Праздновать Рождество у Линдхольмов было традицией. Давней, въевшейся в кожу: праздник в кругу друзей, ставших семьей. С момента, когда Торбьорн едва ли не силком привез ее сюда, Ингрид вручила теплые пушистые тапочки и кусок вкуснейшего яблочного пирога. Когда она увидела коммандера Моррисона и коммандера Рейеса – суровых, боевых и очень решительных – в глупых вязаных свитерах, спорящих о том, как правильно варить глинтвейн и кто больше построит снеговиков. Когда Фария и Бритта слушали сказки Райнхарда, и даже сама Ангела прислушивалась его глубокому низкому голосу. Тогда в ней разлилось это теплое, важное и, как казалось, потерянное чувство. Она чувствовала себя дома.       Менялись люди, дети Линдхольмов росли, у них появлялись их собственные, которых они привозили в родительский дом на Рождество. Команда Овервоч тоже менялась: юная Лена без проблем вписалась в их компанию, Джесси веселил всех своими фокусами и шутками на грани, за что получал от бдящей за порядком Аны. Люди менялись, а чувство дома не уходило. И сжимающая её ладонь рука Габриэля его только усиливала.       Даже когда все кончилось, так жутко и страшно, даже когда на праздник смогли приехать только она и Райнхардт, даже тогда в груди было тепло, хоть и невыносимо больно.       Ангела поднялась в отведенную ей комнату, привела себя в порядок после долгой дороги, переоделась в подаренный на прошлый праздник свитер и спустилась вниз, помогать Ингрид. Они еще собирались связаться с Уинстоном и Леной, отмечавшими этот праздник вместе, поэтому стоило поторопиться. Райнхард пробасил ей свое приветствие, слишком занятый самыми маленькими членами этой большой семьи. Голос Бригитты, спорящей с отцом, доносился со стороны мастерской.       Сильно за полночь, когда в доме улеглись даже самые беспокойные его обитатели, а из освещения осталась только перемигивающаяся золотыми огоньками ёлка, Ангела выскользнула на улицу. Дневной снегопад прекратился, во все стороны, сколько хватало зрения, простиралось белое снежное покрывало. Ангела зябко повела плечами, но в дом не вернулась.       – Зачем ты пришел?       Из тени в углу к ней шагнула фигура в черном.       – Испортить всем праздник? – интонация была скорее вопросительной, чем утвердительной, но за этой чертовой маской нельзя было разобрать точно.       – Ты знаешь, что я не позволю. А еще я знаю, что ты так не сделаешь.       Ангела повернулась, заглянула в пустые провалы глазниц на маске. Жнец подошел ближе, протянул руку в своей страшной перчатке. Ангела с готовностью перехватила ее двумя своими ладонями, прижалось щекой. Кожу неприятно царапнуло, но она не обратила на это внимания.       – Почему? – прозвучало тихо, скрипуче. Почти надломлено. – Почему ты всё ещё видишь во мне добро?       Ангела покачала головой, прикрывая глаза и прижимаясь к чужой ладони сильнее.       – Я всё ещё вижу в тебе тебя.