Ода о мертвом нарциссе

Что есть любовь? Бездумье от угара.

Игра огнем, ведущая к пожару.

Воспламенившееся море слез,

Раздумье — необдуманности ради,

Смешенье яда и противоядья.

— Уильям Шекспир

***

      — Учиха, сгинь.       Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, кто перед ней стоит. Все Учихи были похожи. Прямой нос, широкий лоб, крупные губы и оленьи глаза. Черты лица были гиперболизированными, будто бы увеличенными вдвое, чаще встречались прямые и чёрные волосы. Перед ней стоял классический представитель глазастых. Различать она научилась их ещё в года три, но впервые Тобирама встречала Учиху не на поле боя, а на обычной поляне около селения. Он был чуть старше её, может на год или два.       — Сам сгинь, малявка, — мальчик грозно зыркнул и плюхнулся на траву, раскидывая руки в стороны. — Твои полу-шавки Хатаке уже наверняка обыскались тебя, а здесь территория Сенджу.       Тобирама сразу поняла про мальчика две вещи — что он туповатый и бесстрашный. Возможно, второе шло от первого, она не разбиралась. Мало того, что он перепутал её с парнем, так ещё подумал, что она из клана Хатаке, хотя в ней из характерных признаков ровно ничего, разве что можно было спутать её альбинизм, но красноватый белок ставил все сомнения на место.       Он не стал нападать на неё, ведь Хатаке союзники Учих, а Сенджу парень в ней не распознал. Тобираме казалось странным такое совпадение, её брат, втайне от всех, виделся с отпрыском главы клана красноглазых недалеко от текущего места, а тут ещё один нарисовался. Пока Хашираму она не сдавала отцу, но только пока.       Тобирама подошла и нагнулась над его головой, загораживая солнце.       — Если это территория Сенджу, ты чего тут забыл?       Тень закрыла мальчика, его лицо мигом сгладилось. Он открыл один глаз, внимательно разглядывая её лицо, во рту у него была длинная травинка с семенами на конце.       — За братом слежу, он зачастил сюда.       В голове сразу стали вырисовываться предположения и они Тобираме ох как не понравились. Единственный лишний ребёнок, который здесь шлялся — это Мадара, будущий глава клана, а если он его брат, то значит, перед ней Изуна собственной персоной, младший сын.       А если это так, то ей нужно не выдавать себя и разузнать информацию о Мадаре и Хашираме через него.       Ветер растрепал её короткие волосы, дурацкие пряди закрывали весь обзор, Тобирама всё время убирала их за ухо.       — Интересно следишь с закрытыми глазами или у Хьюг украл бьякуган? — Тобирама присела около него на траву, Изуна так и лежал, не шевелясь.       — Я по чакре чую его, малявка, — мальчик перевернулся на бок, лицом к ней, крутя во рту травинку. Он задумчиво рассматривал её лицо, после переходя на всё тело. — Ты девка что ли?       — Да, Тоби Хатаке, — она решила сократить имя, чтобы не вызывать у него подозрений.       — Имя какое-то мещанское, — Изуна дёрнул её за переднюю прядь, девочка от неожиданности качнулась вперёд. — Отрасти волосы, тебе пойдет.       — Буду я ещё какого-то недоделанного Учиху слушать! Может и имя себе ещё поменять?       — Может и поменять!       Тобирама обиженно надула губы, на Изуну подействовало, мальчик сразу забеспокоился и принялся её успокаивать.       — Харе, тебе и так идёт, я просто вредничал.       Она паскудно ухмыльнулась.       — Дурак, с девочками так не разговаривают.       Изуна раздражённо выдохнул и схватил себя за короткие волосы. Вдали Мадара с Хаширамой возились с камнями и кидали их в реку. Развлечение у них было так себе. Видимо, Изуна считал также, поэтому перестал следить за ними глазами и решил, что больше пользы от него будет лёжа на земле.       — Я же извинился! Что ты пристала ко мне.       — Ты так и не представился. Кто тебя учит манерам?       — Изуна меня зовут! — прокричал он.       — Дурной Изу.       — Сама ты дурная Тоби!       Он ей показался симпатичным, будто его глаза были чуть чернее, чем у всех, а кожа — более светлой, усиливая контраст. Остальные Учихи были не такие, да и этот был на порядок тупее, Тобираме стало жалко убивать его. Это был её долг, который она решила проигнорировать, но, в конце концов, Тобирама выполнит его, пускай даже его смерть случится многими годами позже.       В тот день они много ругались, кидались в друг друга песком и попробовали также покидать камни. Обоих не вдохновило. Как только она почувствовала, что Хаширама отдаляется, Тобирама последовала за братом домой, напоследок оскорбив Изуну, мальчик в долгу не оставался, назвав её тупой и страшной.

***

      Второй раз они встретились ровно через восемь дней на том же месте. Солнечные лучи били в глаза, Тобирама всё время ходила нахмуренная, перед взором вот уже третий месяц бегали мушки. Отец пытался приспособить организм дочери к жаре, но выходило плохо. Даже её бледная кожа не выдерживала такого напора, поэтому на семейном совете они решили пока отстранить Тобираму от битв, что не очень ей нравилось, но голова на плечах у неё была, в таком состоянии она бы просто погибла на поле.       Тобирама казалась себе вареной картошкой, красноватые пятна разрастались по всем местам на теле, лопнувшие капилляры алой сеткой обволакивали белок. Лето в их селении вышло аномально жарким и, следовательно, свободного времени из-за запретов отца у Тобирамы было столько, сколько за всю недолгую жизнь вместе не собиралось. Поэтому её главным развлечением стал Изуна. Ей даже прятаться не приходилось, парень напрочь не чувствовал её чакру и по сторонам решил не смотреть, а она пристраивалась в тени на толстой ветви дерева и следила за тем, как тот следил за Мадарой и её собственным братом. Шесть дней она не напоминала о себе, просто наблюдала вдали за тремя идиотами, ничего нового. Было понятно, что Изуна пытается выяснить фамилию её брата и как только он поймёт, что перед ним Сенджу — сразу побежит докладывать отцу. Но брат на удивление не палился.       Срезанные волосы щекотали щёки, небольшой ветер был как нельзя кстати, тело успокаивалось под лёгкие прикосновения потоков воздуха. Дерево имело такую густую листву, что она еле различала силуэты вдали, но Изуну с её места было видно отлично. Шесть дней её великой маскировки подошли к концу в самый дурацкий момент, когда её шатающийся на ноге тапок слетел и упал на траву с глухим, но при этом громким звуком. Изуна сразу обернулся и уставился на неё, прикрывая глаза ладонью, будто полями соломенной шляпы, спасаясь от прямого попадания солнца в глаза.       — И давно ты здесь, малявка? — выкрикнул Изуна со все силы, чтобы Тобирама услышала.       — Только пришла, дурной Изу, — соврала она. — Но смотрю, ты занят шпионажем.       — Мой брат якшается с Сенджу, я просто слежу, чтобы его не убили. Идиотка Тоби.       — Как благородно, а ты уверен, что это Сенджу?       Изуна нахмурился, его рука чуть оттеняла лицо. Уверенности в нём было хоть отбавляй, а вот доказательств кот наплакал. Его тяжёлый выдох было слышно даже с высоты, Тобирама решила спуститься к нему.       На земле не чувствовалось той лёгкой прохлады, кожу жгло, но за пару месяцев она привыкла испытывать небольшую боль. Босые ступни касались зелёной травы, пачкаясь окончательно.       — Ты выглядишь хреново, от псин своих псориазом заразилась? — Изуна ткнул указательным пальцем в красное пятно на щеке Тобирамы, та не стала никак реагировать на пацана.       Младший ребёнок главы клана не различал своих же союзников Хатаке от Инудзук. В его голове это был то ли один гибридный клан, то ли спутанные окончательно два отдельных. Не удивительно, что он не знал о ней, иначе уже бежал бы ябедничать своему отцу.       — У меня серьёзная болезнь.       — Жаль, сколько тебе осталось?       — Посмотреть на твою смерть хватит, не переживай.       Изуна хмыкнул, подходя к ней ближе, без предупреждения беря её лицо себе в руки, большими пальцами растирая и так красные щёки.       — Ай! — Тобирама стала бить его по рукам, пытаясь выбраться из них. — Мне больно, придурок.       — Терпи, ты же шиноби.       — А ещё я девочка!       Больше Тобирама ни с кем такую карту не разыгрывала, только с ним. Ей даже нравилось играть этот спектакль и смотреть на смущающегося пацана.       — Девочки не умирают от псориаза!       — А мальчики, по твоему, умирают от него?       Изуна нахмурил мордашку, видать задумался над тупостью своих выпадов, но может она слишком хорошего мнения о нём.       — Я умираю от скуки, — мальчик театрально взмахнул руки к небу, с размаху впечатывая ладони на лицо.       — По тебе и видно, что ты недалёкий, даже развлечение себе придумать не можешь.       Голову стало припекать, ей нужно было либо уходить в тень, либо идти к речке, охлаждаться. Ей повезло, что Изуне пришла в голову такая же идея.       — Сегодня очень жарко, пошли играть в морской бой на речку.       Он не стал ждать её ответа и спокойно пошёл к воде, уверенный, что она последует за ним. Так и было, а учитывая, что природная стихия Тобирамы была вода — она обыгрывала Изуну в два счёта.       Ещё, и ещё раз, пока мальчик окончательно не разозлился и не ушёл домой, под её раскатистый смех.

***

      На следующий день он принёс ей фамильную мазь и рецепт как её делать. Спустя некоторое время, когда пятна стали пропадать, Тобирама оценила жест Изуны и счастью её не было предела. Больше ничего ей в жизни не помогало ни до, ни после. Только принесённая в деревянной коробочке с резьбой каких-то цветов мазь.       Они периодически виделись так около месяца, пока Хаширама не спалился тем, что стал лечить цветок, который Мадара по случайности растоптал, а брату вдруг стало жалко такое красивое растение. Изуна чуть ли не обделался от счастья, и, даже толком не попрощавшись с ней, побежал ябедничать на своего брата отцу. Ну а следовательно, Тобираме ничего не оставалось, кроме как предупредить Буцуму о негодяе Мадаре и его страшном плане схватить Хашираму в плен.

***

      Листва будто взбесилась, шелест стоял такой громкий, что кроме шипящего ветра и бьющихся друг об друга лепестков, ничего не было слышно. Солнце, наконец, перестало жечь, чувствовалось приближение осени.       Шлем Тобираме казался не по размеру, слишком большой, но это единственное, что у неё осталось в наследство от Итамы. Хоть он и лез в глаза и Тобираме приходилось всё время поправлять положение, она не снимала его во время сражений.       Они с отцом сидели в засаде вот уже десять минут, Мадара опаздывал, как это обычно бывало, даже не верилось, что тот был осведомлён. Отец молчал, это значило, что он раздумывал, пытался решиться. Тобираме не составило труда понять о чём пытался сам с собой договориться Буцума.       — Отец, ты возьмёшь его в плен?       Тяжёлый взгляд переметнулся с сына на дочь, его длинные волосы растрепал ветер, казалось, что он в муках, терзает себя выбором. Хотелось облегчить страдания отца, но тогда она выдаст себя, Тобирама была не в выгодном положении.       — Я убью его. Таджима сделал бы тоже самое.       Безапелляционно, ни капли сомнений в голосе, но Тобирама и так понимала, что отец колеблется, не хочет брать ещё один грех, в итак бесконечную череду ошибок. Убить ребёнка, даже если это уже подросток — считалось в их мире чем-то позорным. Поэтому дети часто убивали друг друга сами, ведь в них ещё не появлялась жалость, сострадание, и душу ничего не терзало. Они без труда заносили нож, глядя прямо в глаза. Но тем не менее, даже с таким раскладом, мало каких взрослых позор останавливал.       Их отношения с Учихами итак несли бесконечный ворох смертей, а убить старшего сына, наследника клана — сильный удар, такому мало что может противостоять. Хаширама дёрнулся, заметил своего друга вдалеке. Мадара шёл неспешна, пока, наконец, не приблизился к противоположной стороне небольшой реки. Его лохматые волосы только сильнее закручивались от ветра, а напряженные глаза смотрели неподвижно на Хашираму. Мальчик был озадачен и расстроен, понимал, что видит друга в последний раз. Из всех присутствующих людей только она знала, что обе стороны предупреждены и сегодня будет просто показательный наезд, не более. Но для её брата и Мадары всё обстояло иначе, сейчас они прощались друг с другом.       Отец достал катану с ножен. Она затаилась, её руки покалывало от напряжения. Ветер дул в уже мокрую от пота спину, Тобираме не хотелось заболеть восполнением лёгких от своих нервов.       — Ты сегодня припозднился, — Хаширама сел на корточки, стал выбирать подходящий камень для броска на другой берег.       — Я пришёл как обычно, не гунди, — Мадара повторил за своим другом, сразу находя то, что нужно.       Шлем тяжело давил на темечко, ветер поднялся, стал разноситься ещё сильнее. Отец присел в стойке.       — Нет, бака, я мог уже уйти, а если не я, то кто ещё будет тебя учить бросать камни?       На этой фразе Хаширама кинул камень в своего друга, Мадара зеркально повторил его действия, перебросив свой в руки её брата. Как только оба взглянули в кинутые друг другу камни, подростки отскочили из своих мест назад, а на смену им появились их отцы, лидеры своих кланов.       Она впервые видела Таджиму, от страха ей парализовало ноги, но Тобирама опомнилась и вышла из своего места, встречаясь глазами с Изуной. Он, правда, пытался делать вид, что не был шокирован, но не мог, всё его красивое лицо перекосило от гнева.       Без каких либо раздумий и предупреждений Таджима бросился на неё, но Хаширама успел отбить атаку, откидывая её чуть дальше основных действий. Буцума же, пытался разом убить кунаем обоих, но Мадара без усилий увернулся, а Изуну Таджима кинул ближе к ней. Их оставили разбираться друг с другом вдвоём, подозревая, что они не нанесут серьёзных ран, так как были детьми. Началась небольшая потасовка, их отцы стали вести обсуждения, параллельно бросаясь кунаями, но не переходя на полноценную бойню.       — Я поверить не могу. Поэтому нас сегодня ждала засада? Ты всё растрепала?       Звон скрежета металла разнесся по округе, Тобирама отвлеклась от битвы и перевела взгляд на Изуну.       — Идиот, по твоему мне не нужно было сказать отцу, что на его сына и моего брата сегодня будет совершено нападение?       — А что ты раньше-то не говорила? — Изуна встал с земли, становясь в стойку, направляя на неё свой клинок.       — Не было необходимости, я и так знала, что Мадара — это мелкий Учиха, но ты прознал, что Хаширама является Сенджу и сразу побежал ябедничать отцу, у меня не оставалось выбора.       — То есть, если бы не я, ты бы ничего не делала с этим?       — Нет, зачем. Мне плевать.       — Они предавали свои кланы!       — Пф, мы с тобой тоже.       Изуна опустил меч и яростно выдохнул, но что-то подумав про себя, снова поднял клинок и напал на неё. Она увернулась и подкралась к нему со спины, прикладывая кунай к горлу.       — Не дёргайся, я не собиралась тебя убивать, — прошипела она ему в ухо.       Шлем уже закрывал половину обзора, сзади всё еще слышались неразборчивые разговоры, заглушаемые свистом ветра. Изуна не стал её слушать, откидывая оружие из её рук, затем сворачиваясь в стойке, и, наконец, нападая снова с голым лезвием в руках. Тобирама играючи увернулась, приземляясь на траву. Зелень в этих краях была плотной и красивой, в следующей жизни ей бы хотелось иметь дом в таком месте.       — Мне твои подачки не нужны, Тоби Сенджу, — Изуна приготовился, активируя свой начальный шаринган.       — Тобирама.       — Звучит уже не так мещански, — спокойно сказал Изуна, нападая уже с совершенно иной скоростью.       Отец всегда говорил Тобираме, что её главный козырь — скорость. Она была мелкой, шустрой и крайне быстрой, Хаширама всегда называл её крольчонком, хоть Тобираму и бесило это сравнение. Но сейчас Изуна оказался быстрее, а шаринган давал такие преимущества, против которых она была бессильна и новую атаку Тобирама отбивала на голых инстинктах, отлетая на несколько метров.       Она не стала ждать и кинула в Изуну поток воды, который он пытался остановить своим огненным шаром. В обычной ситуации она бы не предприняла таких действий, но Изуна был быстрее, и для неё это оказалось неожиданностью, которую нужно было нивелировать мощью, а Тобирама была точно сильнее его.       Земля под ними отсырела, вся трава оказалась сожжена, они испортили такое красивое место. Изуна сидел на каком-то сгустке травы, единственным остатком под его ногами, который он не сжег. Парень был весь продрогший, волосы закрывали всё его лицо и с концов стекали капли, падая, на и так насквозь мокрую одежду и доспехи. Изуна руками откинул передние пряди, вяло вставая на ноги. Её тело всё пропиталось потом, было холодно и, очевидно, что Изуна испытывал тоже самое, даже в большем размере.       — Прекрати, я не хочу с тобой драться, ты мне помог. Видишь? — Тобирама указала на своё чистое лицо, на котором не было ни одного пятна. — Я теперь выгляжу нормально.       — По твоему это нормально? То, что я тебе помог? Мои братья и сестры погибали от рук Сенджу, а я тебе помог! — Изуна выкрикнул последнюю фразу, крича на неё.       В уголках его глаз собирались слёзы, Изуна пытался сдерживать их, но у него ничего не получалось держать в себе, капли дорожками полились из глаз.       — Они просто играли вместе, ничего более, — Тобирама указала головой в сторону своего брата и повернулась обратно. — И мы с тобой только общались, в этом нет ничего страшного. Моих двух братьев и мать убили Учихи, но это не был твой брат или ты. Почему я должна была наплевать на это и идти ябедничать своему отцу, чтобы он смог убить вас обоих, как это сделал ты? Если бы я хотела, вы бы двое уже давно были бы мертвы.       Изуна понимал это, именно поэтому был так зол.       — И что? Будешь петь мне басни про мир, как твой брат?       — Нет, я всего лишь младшая дочь главы клана, от меня ничего не зависит и я не верю в мир. Тем более, пока наследники клана Учиха такие непроходимые идиоты, нам с братом ничего не угрожает. Как можно было не понять кто я? Абсолютно все кланы в курсе как я выгляжу, кретин.       На такие вопросы Изуна ожидаемо не отвечал.       — Идиотка. В следующий раз надевай шлем по размеру.       Изуна повернулся в сторону своего отца и Мадары, которые уже сворачивались обратно к себе в деревню.       — Я наблюдал за твоим братом больше месяца, удивительно, насколько же вы похоже мыслите, — Изуна попытался пробраться сквозь камыши, но плюнул и обошёл их, проходя мимо Тобирамы. — Как два дурака, удивительно, что ваш отец Буцума, хотя кто знает, может и нет.       Тобирама не сдержалась и поставила ему подножку, он споткнулся, но не упал, раздраженно смотря на неё. В итоге Изуна смог взять себя в руки, и уходя, он показал ей рукой ругательный жест, а позже исчез в листве.       Они возвращались домой в тишине, Хаширама отставал, плетясь сзади неё и отца. С того дня в нём навсегда что-то исчезло. Тобираме думалось, что детство.

***

      Зимой она познакомилась с Хьюгами, которые не впервые гостили у них в селении, но она никогда не попадала на их приезд. Отец уже долгое время вёл с ними переговоры, но глава клана не хотел отказываться от своей железобетонной нейтральной позиции. Буцума всё время говорил, что это из-за болеющей жены и недавно родившегося ребёнка, которому только сейчас стукнет год. И призывал своих детей жениться и выходить замуж как можно позже, чтобы не обременять себя муками выбора. Но заключать договоры на брак как можно раньше, это важное дополнение.       Хитоши нравился ей, он был элегантен, строг, но при этом добр сердцем. Всегда угощал её жасминовым чаем и шоколадными конфетами с мёдом.       — Маленькая принцесса Сенджу слишком строго выглядит, как думаешь, Хима, влюбилась небось? — Хитоши сидел на веранде со своей женой, которая укачивала Широ, и пил чай из фарфоровой кружки. — Все думы наверное о нём.       Хима легонько толкнула мужа, но не скрывала своей лёгкой улыбки. Жена Хитоши была красива — очень маленькая, грациозная, с точечными чертами лица и приятной, чистой кожей. Кожа Тобирамы вечно покрывалась пятнами от всего на свете, она надеялась, что с возрастом её проблемы уйдут. Благо крем от Изуны помогал.       — Муж, не смущай Тобираму, она же ещё маленькая.       — Её то смутишь, к девяти годам я и четверти не умел из того, что она вытворяет.       Трава испачкала ей все ступни, это беспокоило Тобираму намного сильнее, отмыть их не представлялось возможным. Она много прикладывала усилий в учёбе, чтобы хоть немного догнать брата по силе, но даже сейчас она понимала, что никогда не сможет приблизиться к нему в физическом плане. Зато брат был непроходимо туп, поэтому иногда их шансы были равны.       Мелкий Широ заплакал и Хима стала его усерднее качать, легонько напевая фольклорную песню клана Хьюг. Тобираме было странно осознавать, что эта женщина скоро умрёт. Хитоши всё время ездил к ним, чтобы Буцума помогал на небольшое время продлить жизнь его жене, но оно было на исходе. Иногда генетика играла очень злую шутку.       — Как вы чувствуете себя, госпожа? — Тобирама села напротив женщины, пытаясь увидеть первые признаки смерти. Никаких следов близкой кончины.       Она разговаривала и вела себя в пределах этикета, почему Хитоши решил пренебречь этим, для неё оставалось неясным. В идеальном сценарии, она бы не сидела тут, а сразу направилась бы в свою комнату и легла спать. Тренировки на концентрацию убивали в ней всю энергию. А вместо этого она находилась с Хьюга и пыталась не заснуть сидя.       — Вполне терпимо, нужно будет доделать некоторые дела и возвращаться, у меня осталось не так много времени.       — Мне жаль.       — Не стоит, — Хима прижала своего ребёнка сильнее, целуя того в темечко. — Моё отражение навсегда останется с вами.       И улыбнулась, указывая на Широ. Тобираме понравилась метафора, ведь действительно, он останется и будет нести в себе её черты, силу и характер. Но какого будет Хитоши? Ей казалось болезненным видеть каждый день в своём ребёнке человека, которого ты любил.       Хима не продержалась до своего селения и умерла через пару дней, её хоронили в их фамильном склепе, транспортировка тела в такую даль не представлялась возможной.       Хитоши каждый год приезжал к ним в день смерти жены и у Тобирамы была возможность видеть их ребёнка. Он был шумный, крикливый и совершенно невменяемый. Подкрадывался вывод, что отражение из него вышло так себе, либо она многого не знала о Химе.       У Широ был план самоубийства, по другому Тобирама не могла это объяснить, пацан падал с больших высот, его кусали змеи, он ломал себе руки и ноги, а один раз даже чуть не выпил чистый яд. Она спасала его бесчисленное количество раз и за это Хитоши давал ей крайне полезные свитки в благодарность.

***

      Следующая их встреча произошла через год, на улице ровно также стояло пекло. Тобирама перед каждым выходом на улицу мазала крем, вспоминая Изуну, про себя благодаря его всеми известными ей словами.       — То-би-ра-ма Сенджу, — проговорил по слогам Изуна, выходя из-за дерева, пока она делала вид, что не чувствует его присутствия, натягивая сандаль.       — Дурной Изу, какая встреча.       — Ты всё также походишь на крестьянку, хотя бы отрасти волосы.       — Как ты и твой идиот брат?       Он был единственный ребёнок, который с ней общался без приставок и суффиксов, как с равной. Тобирама скучала по этому.       — Как твой брат и отец!       Стоит отметить, она действительно была единственной, кто носил короткую стрижку. Волосы мешали ей и она стеснялась своего идиотского белого цвета.       — Почему ты здесь? Беги ябедничать Таджиме. Может, я успею перед смертью ещё три заката посмотреть.       — Обязательно, только по дороге постараюсь растоптать как можно больше сорняков, чтобы твой брат ринулся их спасать. Хоть так может живой останешься!       Тобирама обиделась на эту шутку. Тупой братец с таким рвением защищал цветы и Мадару, что становилось очень завидно. На неё настолько большая любовь не распространялась, как ей казалось.       — Дуро-Мадару не забудь прихватить с собой, он с радостью поможет Хашираме!       Изуна кинул в неё камень, она увернулась, бросая уже пять в ответ. Сложно было сказать сколько они так стояли и унижали семьи друг друга. Приблизительно до заката.

***

      Они виделись с редкой периодичностью, гуляли по округе, кидали друг в друга камни и всячески пытались оскорбить. В целом, развлекались как могли. У них было только пару правил — ни слова о делах клана и никаких фамильных техник. Иногда им приходилось сталкиваться на поле боя и только тогда ребята узнавали уровень друг друга, вместе с техниками из арсенала, но при личных встречах обычно они занимались совершенно детскими делами, пока не стали подростками.

***

      Своё пятнадцатилетие Тобирама встречала с Изуной.       Он уже был на месте, около их дерева, и ждал её, сидя на скошенной техниками земле. Его волосы были собраны в низкий хвост, а передние пряди вылезли вперёд, закрывая скулы. Тобирама боялась, что он до сих пор дуется на неё, хотя по лицу и так было видно, что обижен. Чего, собственно, хотела от него?       — Что такое, Изуна, плачешься дереву, что не смог даже догнать меня?       Корпус так и оставался отвёрнутым от неё. Их разрыв в силе становился всё отчётливее, от этого Изуна злился на неё, ему была невыносима мысль, что он слабее. Тобирама не замалчивала эту проблему и, по своему обыкновению, сразу напоминала о ней, чтобы невысказанный спор не мешал их отношениям.       — Идиотка, я пожалел тебя, не более того.       Изуна развернулся, и вместо кислой мины на нём заиграла лёгкая улыбка. Ему понравилось то, как она была одета. Тобирама специально сегодня выбрала лёгкое кимоно с внушительным вырезом на груди. Для него ей хотелось наряжаться и распускать волосы, которые она также отрастила по его просьбе. Линия поведения с Изуной выстроилась ещё в первую встречу, Тобирама так и не смогла выключить свою женскую природу, всё время напоминая ему, что это она здесь девочка и вести себя с ней нужно соответствующие, даже если обзываешься.       Тобирама ждала от него подарка, они всегда придумывали друг другу смешные розыгрыши или вручали самые ненужные вещи на свете, чтобы подчеркнуть абсурдность их положения, ведь нужный подарок для шиноби они подарить не могли, тот мог использоваться во вред собственному клану.       — Конечно, я так и поняла, дурной Изу.       — Пошли, — Изуна встал с травы и сразу же приобнял её за плечи, таща в сторону леса. — У меня есть для тебя подарок. Хорошо выглядишь, не как нищая крестьянка.       Он отвернулся, пока делал ей комплимент, чтобы скрыть своё лицо. Тобирама толкнула его в бок, Изуна повалился на землю и сделал вид, что ему больно.       — Ах, всесильная Сенджу ранила меня!       — Не пакостничай, идиот.       Изуна поднялся и они продолжили путь. Лес был влажным после вчерашнего дождя, подол кимоно пачкался об грязную траву, Тобираме хотелось вернутся обратно, а не шастать в вязкой чаще перед началом сумерек, но подарок, по всей видимости, находился в лесу.       — Я слышал, Мито беременна.       — Да, скоро родится первенец. Но Хаширама с каждым днём всё мрачнее тучи.       — Из-за чего? Он же счастлив был, когда отбил Мито у моего любимого и неповторимого братика, — Изуна сделал вид, что расстроен данным фактом. — А ведь Мито с Мадарой были идеальной парой.       Враньё вселенного масштаба, они отвратительно смотрелись вместе. В паре не должно быть двух идентичных по характеру людей, а они были слишком похожи. Именно поэтому Хаширама с ума сошёл по Мито, не была бы она женской копией Мадары — таких чувств у Хаширамы к девушке не возникло бы.       — Как он по-твоему отбил Мито? Пообещал её отцу, что их первенец будет Узумаки, следовательно, большую часть жизни будет находится в Узуши. У отца Мито двое дочерей и нет наследника, так он убил двух зайцев разом. Мадара на такое условие не пошёл, у Учих слишком специфические гены, их нельзя так раздавать.       — И твой брат пошёл на это? Не похоже на Хашираму, — Изуна остановился и осмотрелся по сторонам, выбирая нужный путь.       — Сделал вид, что пошёл. Но в итоге придётся подчиниться, это не тот случай. Отец уже скоро умрёт и Хашираме нужно становиться главой, а портить отношения со всем Узуши самый идиотский план. Даже брат понимает, что где он обучался, там отец Мито уже преподавал.       — Мне жаль, насчёт отца, — Изуна выбрал тропу и схватил её за локоть, таща за собой.       — Не ври мне, жаль ему. Счастлив, небось.       Отец умирал уже полгода от неизвестной им болезни и по последнему визиту становилось ясно, что долго он так не продержится. Буцума больше не мог есть, ходить, нормально двигаться и еле говорил, отдавая свои последние приказы. Худший конец для война, Тобирама предпочла бы, как и все они, чтобы отец погиб в бою, нежели мучился долгое время, не имея возможности даже сходить в туалет. Ей искренне жаль и больно было видеть его таким.       — Не уходи в свои мысли, забудь сегодня о нём, — Изуна встал перед ней, хватая за подбородок. — Я старался, хоть сделай вид, что тебе приятно.       Кисть Изуны повернула её голову вместе с корпусом ровно влево и она увидела дом, который был давно заброшен, но очень красиво покрыт разными кустами, плющом и мхом. А ещё мерцал изнутри, сквозь щели лился тёплый свет от свечей, освещая листву и старую древесину.       — Так красиво, — Тобирама не отрывала взгляд от заброшенного домика.       — Теперь это наше новое место, я немного прибрался и оно стало пригодно для времяпрепровождения.       Она не понимала, что чувствует. Будто по всему телу разлилось тепло, а в груди сильнее забилось сердце.       — У тебя так мило покраснели щеки, — Изуна развернул её лицо к себе и потёр большими пальцами ей скулы, смеясь непонятно от чего. Он часто трепал её, ещё с детства.       Тобираме захотелось поцеловать его в благодарность.       Не должна такое Сенджу чувствовать по отношению к Учихе, сколько раз себе повторяла это Тобирама, не счесть. Но смотря в его глаза, в которых отражались блики от свечей, напоминая ей шаринган, она почему-то резко всё забыла.       — Спасибо, Изуна.       — Как всегда очень сухо, Тоби.       У неё слишком быстро билось сердце, ещё чуть-чуть и выпрыгнет из груди, Тобирама так жаждала, чтобы он её поцеловал. Изуна никогда не делал того маленького шага, который перевернул бы между ними всё. Сейчас она видела какие-то намёки, но не понимала до конца. Тобирама была подростком, тело вопило и требовало от неё источник всех гормональных взрывов за те два года начала перехода из детскости. Вот он — потянись вперёд.       Она отбросила его руки и пошла в дом, никак не комментируя его замечание. Внутри было аккуратно и даже мило. Изуна приволок татами и небольшой столик, на нём были криво порезаны фрукты, а ещё различные декоративные подушки, которыми славятся Учиха. На всех поверхностях стояли толстые свечи, ночью должно было хватить. Тобирама села на татами, схватив дольку яблока и облокотившись на подушку.       — Очень романтично, ты решил лишить меня девственности не на голой земле около подножья горы, а в лесу и при свечах на татами, с расшитыми твоим кланом подушками. Лучший подарок.       Шутка вырвалась прежде, чем она успела её переварить. Тобирама ничего не могла поделать, при сильном стрессе она начинала строить из себя шута, этот раз не был исключением. Изуна стоял на пороге и наблюдал за тем, как она развалилась на подушках, с его губ не сходила наглая ухмылка.       — Я посмотрю ты не против такого развития событий.       Татами прогнулся под его весом, Изуна сел около неё, хватая подушку и облокачиваясь назад. Они были друг напротив друга в полулежащем состоянии.       — Почему ты не отвечаешь, — Изуна провёл ладонью по её коленке, спускаясь к щиколотке.       — А имеет смысл? — сипло проговорила она.       — Я никогда не начну первым, Тоби, не в нашем случае, — он серьёзно посмотрел ей в глаза, снова медленно ведя рукой по ноге.       — Ты уже начал, идиот.       Он остановил ладонь на колене и медленно пошёл к бедру. Тобирама почувствовала, как начинают неметь ноги, покрываясь стогом игл на конечностях. Она хотела ответить ему, тоже провести ногами по груди или паху, в игривой манере, но всё рухнуло об дрожащее тело, которое она была не в состоянии контролировать и перевести всё в шутку. Тобирама не понимала серьёзно ли он или издевается над ней, но возможности спросить ответа у неё больше не было. У них никогда не заходило так далеко, только подколы и издёвки на эту тему. Худые колени сжались, когда Изуна прошелся пальцами по нижнему белью.       — Останови меня или начни.       — Останавливайся или начинай сам.       Ладонь снова полезла к её бёдрам, ведя лёгкими круговыми движениями. Второй рукой Изуна стянул пояс с её кимоно, раздвигая ткань в области груди, розовые соски сразу встали от холода.       — У тебя очень красивая грудь, — Изуна прошёлся от подбородка к левой груди, очерчивая контур соска, позже стягивая ей нижнее бельё.       Воздуха стало не хватать, Тобирама даже не слышала, что он там ей говорил. Голову кружило и вся она была сосредоточена только в тех местах, где касались его руки. Изуна был спокоен, возможно, она выглядела также, но с реальностью это не имело никакого отношения.       Его губы накрыли Тобираму внезапно, она была отвлечена ощущениями и совершенно забыла о его лице. Торс Изуны прижимал её худое тело в татами, а руки избавляли от остатков кимоно. Она горела, всё тело стало ватным, голова перестала посылать ей любые мысли, остался только он.       Ей было так хорошо и настолько же больно оказалось иметь близость с ним физически и морально. Но если физический дискомфорт со временем прошёл, то моральный с ней оставался по сей день.

***

      Буцума лежал с еле открытым ртом. В комнате были сумерки и лишь единственная свеча горела в отдалении, не вредя больному. Тобирама зашла к нему, чтобы проскользнуть в свою комнату, которая находилась за комнатой Буцумы, а заодно напоить его водой.       Исхудавшее лицо обтянуло кости, некогда статный и красивый мужчина превратился в живую мумию, которую домочадцы обслуживали по очереди, бальзамируя заживо. Тобирама подошла к нему, обхватывая рукой голову, чуть наклоняя, чтобы влить немного воды в приоткрытый рот.       — Где… ты была… — Буцума, еле шевеля губами, сипло прохрипел ей в лицо.       Рука чуть дрогнула, проливая немного воды мимо рта, которая разлилась на щёку. Отец уже неделю не разговаривал, а тут смог задать ей вопрос. В её день рождения, когда пару часов назад она была в объятьях сына его заклятого врага.       — Я собирала травы в лесу.       — Не ври мне… никто не ходит собирать травы в таком виде… — Буцума лёг обратно на подушку. Его иссушенная рука нашла и чуть сжала её запястье. — Я скоро умру… и твои тайны уйдут со мной.       — Некоторые тайны должны оставаться тайнами, отец.       Васильки шелохнулись от сквозняка, они выглядели такими живыми на фоне отца. Жаль, что увянут, возможно, даже быстрее чем Буцума. Она так хотела рассказать, услышать в последний раз упрёк и осуждение хоть от кого-то, ведь ни одной живой душе Тобирама рассказать не могла. Она не имела право оставаться безнаказанной, всё зашло слишком далеко.       — Надеюсь… это не Мадара.       Тобирама рассмеялась. В их семье уже много лет принято Буцумой винить во всех бедах с детьми именно Мадару, так как тот раскрытый случай с Хаширамой отдавался шлейфом ещё очень долго.       — Нет, не он.       Буцума тяжело выдохнул и переложил её ладонь себе на грудь, он хотел что-то сказать и собирался с мыслями.       — Твой брат скоро станет главой, — сказал Буцума, больше не запинаясь, говоря ей те важные слова, которые вертелись в его голове долгое время. — Я не могу быть уверенным в нём… вы похожи, но Хаширама не может отделять себя и клан, а ты, как бы ни была близка с врагом, держишь дистанцию.       Отец всегда был слишком проницательным, даже лёжа на кровати, еле вертя головой, он оставался собой, главой клана Сенджу. Тобираме стало страшно от того, что ещё мог знать её отец. Знать может и не знал, но догадывался точно.       — Ты не прав, отец, они все выбирают клан.       — Они все всегда выбирают себя. Клан — придаток, от которого не деться, — Буцума второй рукой накрыл её уже сжатую ладонь. — Как отец, я мечтаю, чтобы выбрали тебя. Не важно кто это будет.       — Даже Мадара?       Он тихо рассмеялся от её шутки, но вскоре разразился кашлем. Тобирама ещё раз напоила его водой, чуть приподнимая голову отца.       — Чёртов Мадара, — Буцума с тяжестью проглотил воду. Он чуть двинулся, освобождая Тобираме место, чтобы она смогла лечь около него. — Если твой идиот брат будет предлагать мир, а второй, ещё больший идиот согласится — тебе придётся стать его женой, рано или поздно.       Мир с такой реальностью не должен был существовать, но Хаширама бредил этой идеей и как только он станет главой — попытки мира будут вопросом времени. С её отцом уходила эпоха, старые устои рушились и начиналась новая эра. Ведь Таджима умер пару лет назад от его руки и место занял Мадара, старший сын.       — Думаешь, мир невозможен?       — Всё возможно, но надо быть готовым к последствиям. Сенджу и Учихи перестанут существовать как кланы при мирной жизни.       — Отец, — Тобирама со всей силы обняла его, утыкаясь в бок. — Ты говоришь глупости.       — Наверное да, но к чему-то всё же прислушайся. Спи.       Тобирама лежала и пыталась запомнить этот день. Тихие вдохи отца, его прощальную речь, ведь в оставшуюся неделю жизни он больше не заговорит, цветущие синие васильки на прикроватной тумбочке, тусклый свет от свечи и вязкую, тянущуюся боль в груди от не проходящей горечи.       Через семь дней васильки завяли.

***

      Мадара листал воспоминания, как давно прочитанную множество раз книгу. Встречи Изуны с Тобирамой проходили так часто, что становилось страшно от осознания того, насколько его брат скрывал большую часть своей жизни. Они виделись постоянно, не насыщаясь друг другом, разделяясь только на встречи со своей семьёй и кланом. Изуна не остановился ни тогда, когда женился, ни тогда, когда уже ждал ребёнка. Калейдоскопом в голове проносились эмоции Тобирамы, её страхи, сожаления и безграничная любовь, которую та пыталась заглушить в себе, ни разу не давая волю произнести её вслух.       Всё было хорошо до того момента, пока она не забеременела.

***

      Три дня Тобирама не могла прийти в себя. Сначала её просто тошнило, но она всё сбрасывала на мигрень, потом кости нещадно ломило, но и это можно было объяснить простудой. К сожалению, маленькую, еле зарождающуюся инородную чакру, Тобирама игнорировать не могла. Только она её чувствовала, на таком сроке ещё ничего не было видно.       Ночью Тобирама ходила собирать определённый вид грибов, чтобы приготовить себе смесь для избавления от плода. Всю неделю она не видела Изуну и не появлялась в их общем домике на краю леса. За многие года это был рекорд, но Тобирама не могла заявляться до того, пока не избавится от проблемы.       В клане куноичи часто нежелательно беременели, она давно знала как приготовить нужную смесь и это не составило сильного труда. Когда всё было готово и оставалось лишь принять дозу, Тобирама выбрала себе красивую фарфоровую кружку и села на татами, удобно располагаясь за столом. Её идеальный план разрушил Хаширама, который играючи ворвался в комнату, убегая от Ичиро. Малец ещё плохо ориентировался на местности и его движения были хаотичными, никто не мог их предугадать, Тобирама не была исключением. В его возрасте она уже бегала по деревьям и держала оружие в руках, Ичи был не такой.       Фарфоровая кружка разбилась, разливая по всей комнате гремучую смесь из грибных пор. Племянник Тобирамы скользил на их остатках, смеясь на всю округу.       А может она специально не предотвратила падение?

***

      Небо застилалось непробиваемой плотной ватой. Глухой серый цвет успокаивал глаза, на душе было неспокойно, она сжала в кармане оторванный цветок василька, взятый с собой на удачу.       В последние дни она часто вспоминала отца, что бы он сделал с ней, с единственной дочерью, если бы знал насколько его ребёнок далеко зашёл.       Рёв воронов разносился над полем, она видела летящую стаю, несущуюся на север, в даль. Рука неосознанно потянулась к животу, туда, где зарождалась новая жизнь. Она надеялась, что потеряет ребёнка в бою. Пусть даже сам Изуна ей в этом поможет. Тело дрожало, Тобираме так хотелось увидеть его.       Учихи опаздывали. Бои никогда не были запланированы или заранее обговорены, но сегодняшний день был редким, и тем не менее, иногда возникающим исключением. После очередной провальной попытки заключить мир с Мадарой, брат разозлился и организовал малый союз с Нара. Это была отместка, она не ожидала такой трюк от Хаширамы.       Нара весомый союзник, все это понимали и Учихи в том числе, именно поэтому Мадара планировал взять в жены сестру главы клана, хоть она и была почти что на десять лет его старше, являлась вдовой и имела двоих детей. Но узы брака обязали бы Нара не идти против клана мужа одной из наследниц, у них всё решали женщины. А её брат сумел договорится, являясь уже женатым человеком. Тобирама даже не представляла, что тот им мог предложить.       Земля под её ногами задрожала, она сжала катану в своей руке сильнее, Хаширама, по правую сторону от неё, стал вбирать сен-чакру, готовясь к атаке. Все Сенджу затихли, бой начинался.       Первое, что она увидела в дали, это чёрные вьющиеся волосы Мадары, несущегося впереди всех остальных. Он мигом добрался до них и встал в паре метров от Хаширамы, смотря только на него, не обращая больше ни на кого внимания.       — Мало того, что ты мою первую невесту в жёны взял, так ты ещё одну решил себе прихватить? Второй женой сделаешь? — Мадара вытащил новый гунбай и приготовился к атаке. Старый Тобирама много лет назад выкрала у его отца, неудачно зазевавшегося во время атаки. — У тебя член только на моих баб стоит? Или может ты просто можешь кончать только туда, где до этого был я?       — Видимо, госпоже Наре больше в почёте быть моей второй женой, чем твоей первой, — выкрикнул Хаширама, собирая чакру в ладонях.       Они оба были злы друг на друга, в таких битвах кланы имели второстепенную роль, весь конфликт решался в центре и пока один из них не отступит, бой не завершался. Остальные поспели вовремя, сегодня оба клана в малочисленных позициях, около пятнадцати человек с каждой стороны, именно потому, что это была скорее личная встреча при свидетелях и в таких битвах потерь никто не нёс, за редким исключением. Они мерились силами в такие дни, повторяя за лидерами.       Последние два действующих лица встали по левую сторону от Мадары, прямиком напротив неё. Она не видела его две недели, это был чуть ли не самый большой срок их разлуки, сердце забилось быстрее, ей хотелось подойти к нему, но Тобирама уняла свои порывы и стояла, замирая под его глазами. Она физически от него зависела и такой резкий обрез заставлял её чувствовать большую потребность в нём, чем когда-то она ожидала.       Около Изуны стоял его друг, Кано. Они частенько выступали дуэтом против неё, это не было удивительным. Их битвы всегда были спаррингом, ничем больше, но когда на сцене появлялся Кано, всё становилось серьёзнее, Тобираме приходилось не давать себя убить и при этом не наносить серьёзных ударов другу Изуны. Эта задача оказалась почти непосильной в том случае, когда тебя пытаются всеми силами убить, но она старалась.       — Может мне сестрёнку твою трахнуть для разнообразия? А то ты больно обнаглел, — Мадара активировал шаринган и занёс гунбай кверху. — Жаль не встанет на неё, но ничего, буду представлять твою мамашу.       Хаширама взбесился и напал первым, Мадара добился своего. Он всегда выводил Хашираму словами, пытался задеть и кольнуть посильнее, ведь её брат всегда уводил у него потенциальных союзников. Среди всех кланов это уже стало шуткой, старики вечно этим шантажировали Мадару.       Все ринулись в бой, Тобирама отвернулась от места битвы брата и перевела всё своё внимание на противников. Кано скрылся и напал со спины, Тобирама успела среагировать и увернуться, Изуна напряженно наблюдал за другом. Ему в таких битвах было тяжелее всего, он должен был показывать свою реальную силу, следить за Кано и при этом ухитриться сильно не задевать Тобираму. Конечно же, у них никогда ничего не выходило.       Кано одним за другим посылал огненные шары, Тобирама всё блокировала суйтоном, распределяя воду в появившихся маленьких кратерах от катона. Она всегда делала это на автомате, противники постоянно забывали о такой незначительной детали и потом часто платили за это жизнью.       — Изуна, не стой столбом, — Като отвлекал Изуну от боя с Токой, на которую тот пытался переключится, но друг не давал. — На неё Юдзу есть!       Сердце стучало быстрее чем обычно, в последнее время её замучила тахикардия, ей нужно было побыстрее избавиться от ребёнка, пока тот не угробил её вместе с собой. Тобирама медленнее двигалась, хуже соображала и мучилась от перепадов давления.       Изуна напал справа и, не останавливаясь, стал наносить удары катаной, которая была пропитана чакрой. Като заходил слева, спина оставалось чистой и это единственное, что мог сделать для неё Изуна.       Спустя двадцать минут она стала уставать, не все приходящие атаки получалось предугадывать, а дыхание сбивалось с ритма. Изуна странно вёл себя, его горящий шаринган не отрывался от неё и некоторые атаки Като были отражены им же самим. Что было фатальной ошибкой, лучше бы он ранил её, как хотел.       Но спасти всех Изуна был не в состоянии, Като смог, наконец, зайти к ней со спины, а в таких случаях она не видит нападающего и всегда автоматически бьет в печень. Это была вынужденная случайность, иначе он бы проткнул ей живот. Хоть и не смертельно, но получать такого рода травму не хотелось, тем более она девушка.       Но Тобирама бы подставилась и дала сделать Като задуманное, если бы он не нападал со спины. Теперь она смотрела на Изуну, который двумя руками закрывал рану на животе друга, не обращая ни на кого больше своё внимание.

***

      Васильки в этом году разрослись, погружая всю поляну в голубой цвет, земля будто отражалась от неба. Так красиво, за все проведенные в этом месте года, не было никогда. Снаружи деревянные стены дома сильнее покрылись плющом и виноградными гроздьями, вся небольшая местность мимикрировала в местную фауну и только внутри наблюдались признаки цивилизации. Но сегодня Тобирама не стала заходить внутрь. Она сидела на веранде и ждала Изуну, каждый день с момента ранения Кано, но он так ни разу и не пришёл за двенадцать дней.       Возможно, он никогда больше и не придёт, Тобирама не знала, выжил ли его друг или же погиб, как и большинство её противников, которых она ранила в печень. Неопределённость давила, заставляла жить в тревоге, она больше не понимала что ей делать.       Но Изуна появился, когда настали сумерки, вышел из стороны леса, облачённый в чёрные похоронные одеяния, неся в руке одну свечу, зажженную катоном. Тобирама всегда сидела в темноте, Изуна же нёс свет, либо зажигал внутри. Сегодняшний день не был исключением.       Сложно было хорошо разглядеть лицо, он был в капюшоне. Изуна сел около неё, снимая сандалии, его ноги были в мозолях, виднелись стёртые в кровь пальцы.       — Кано умер, — произнёс он, снимая капюшон.       Тобирама и так это поняла, как только увидела его. Изуна был уставшим, изнеможённым и явно пришёл к ней после похорон. К убийце своего друга.       — Ты ничего не скажешь? — Изуна прикусил губу, смотрел с настороженностью на неё, хотел спросить, но другое.       — Прости, мне нечего сказать. Я соболезную.       Трава к вечеру становилась влажной, Тобирама прошлась по ней правой ступнёй, уже оледеневшей от тревоги. Она была холоднее горной реки, страх сковал её и это был страх не за себя, а за будущее без него.       — Прекрати так делать, тебе же холодно, ты вся дрожишь, — Изуна схватил её за ноги и подвинул чуть ближе к себе, пряча её ступни в своём хаори.       — Изуна, мне правда жаль, — Тобирама обвела овал его лица своей рукой, опуская её на грудь, туда, где сердце бешено стучало под слоями костей, мышц и кожи.       — Я понимаю, что ты не специально его убила, но Тоби… мы слишком далеко зашли и уже очень давно, — Изуна спрятал лицо в ладонях, позже стягивая руками веки и щеки к низу. — Настолько давно, что если кто-нибудь об этом узнает — нас с тобой обоих убьют.       — И что ты предлагаешь? Не видеться больше?       Слёзы хотели вырваться из неё, но она пыталась держаться, хоть и голос всё равно выдавал своей дрожью.       — Да, это всё слишком для меня. Я многие года предавал свою семью, но сегодня, спустя двенадцать дней борьбы, мой друг умер от твоей руки, поставь себя на моё место. Не заставляй меня быть человеком, который хуже, чем предатель.       — Мы всегда были в равном положении, Изуна.       — Я никого не убивал из твоего близкого круга, — возразил он, кусая губы.       Ноги так и оставались ледяными, тёплое хаори и руки Изуны не помогали. Впервые.       — Это всегда был вопрос времени.       Они сидели молча, уткнувшись в друг друга.       — Ты еще не избавилась от ребёнка?       — Увидел?       — Во время сражения.       — Я хотела грибными спорами, но племянник случайно пролил на себя, а больше у меня нет таких ингредиентов, ещё пара недель и я смогу проткнуть леской матку и вытащить ребёнка.       — Это опасно, — Изуна сильнее прижался к её коленям, кладя на них голову. — Большая вероятность, что ты больше не сможешь иметь детей.       — А у нас есть ещё варианты?       Изуна молчал, вариантов не было. Тобирама перебирала волосы на его голове, пытаясь запомнить момент и осознать, что они больше никогда проведут время также. Изуна поднялся, хватая её за руки, кладя их себе на шею.       — Мы так часто виделись, что я не представляю свою жизнь без тебя, — он заправил волосы ей за ухо, наклоняясь ниже. — Я буду скучать, Тоби.       — Я тоже, дурной Изу.       Они долго сидели на веранде, больше не разговаривая, лишь держась за руки. Когда свет на влажной траве замерцал от восхода они расстались.

***

      Её руки дрожали, сжимая металлическую, плотную леску с заострённым концом. Тобирама набрала ванну с горячей водой, надеясь, что так боль притупится, в голове лишь были надежды, что она не умрёт одна, в горячей ванне от потери крови.       Одежда соскользнула на пол, ноги стали погружаться в воду, а за ними последовало всё тело. Срок был уже не маленьким, но всё ещё не большим. У неё была одна попытка, такие удобные случаи выпадали редко, сейчас ни одной живой души не было дома, никто не сможет почувствовать всплеск, когда Тобирама не проконтролирует свою чакру.       Она легла, расставляя широко ноги, собираясь с духом. Железка в руках блестела, она поднесла её к своим половым губам, чуть входя внутрь.       Тело охватила судорога. Затем ещё и ещё одна.       Тобирама вытащила железку и выкинула её на пол. Отвращение прокатилось по ней, настигая волнами, она не знала куда деть руки, поэтому пару раз ударила себя по лицу.       — Чёрт, в этом же нет ничего сложного!       Кроме того, что она могла умереть, истечь кровью и больше никогда не стать матерью, Тобирама прекрасно знала, как проводить процедуру аборта. Но себе её сделать не смогла. Она решила выдохнуть, освободить голову и попробовать в другой день. На крайний случай у неё всегда был радикальный вариант.

***

      Пот ледяными каплями стекал по лбу, щекоча кожу. Нос заложило из-за брызжущей из него во все стороны струек крови, но боли она не чувствовала, лицо онемело от тяжёлых ударов рукой. Единственное, что Тобирама испытывала — была злость. Неконтролируемая, сжигающая ей все нутро злость на саму себя. Ни разу в жизни, ни до ни после, она не испытает её настолько ярко, как в тот злополучный день. Только Ненависть.       С того самого дня, она для самой себя навечно останется идиоткой, тупой дурой, возомнившей себя сильнее и умнее всех в ближайшей округе. Тобирама подвергла опасности себя, Хашираму, весь клан Сенджу, своего не родившегося ребёнка, и даже если она сама хотела от него избавиться — это не было ей оправданием.       — Принцесса как-то злостно выглядит, может её угостить железом? — наклонившись к ней прошептал капитан отряда Учих, который взял её в плен.       Тобирама отвечать не стала, да и вообще ни слова не произнесла за прошедшие пять часов своего плена. Она была выдающимся шиноби, такие рождались раз в десятилетия, но даже она ничего бы не смогла сделать с элитным отрядом из двадцати Учих, которые поймали её в заранее организованную ловушку. Которую она не заподозрила.       У неё были бы шансы, если бы она сама застала бы их всех врасплох и не была бы уже вымотанной, да даже если бы не попалась на такой идиотский трюк. Но голова в последнее время работала будто сквозь вату, более точного сравнения она бы не нашла. Учихи сыграли на её слабости, отправили ей гонца под хенте, когда она была полностью в измождении после битвы с самим Мадарой, от которого еле смогла убежать. Она должна была проверить, но решила экономить силы, чтобы помочь брату, которому, по утверждению ненастоящей Токи, требовалась срочная помощь на границах.       Ей не нужно было идти, она была не в состоянии вести битву. Но пошла, как последняя самоуверенная идиотка.       И вот теперь, она сидит в какой-то пещере, в окружении Учих. На сырой земле, вся мокрая от пота и влажности, залитая кровью, капающей на белую кофту и штаны. Доспехи с неё сняли сразу же, как схватили. Она редко плакала, но сейчас Тобираме захотелось разрыдаться, это была безвыходная ситуация, никто не сможет ей помочь, а сбежать с таким количеством людей около неё не являлось вообще возможным. У неё было два варианта, либо обмен на невыгодных условиях, либо смерть, и второй вариант был куда лучше для всех, даже для неё самой. Но она держалась, сдаться всегда успеется.       Тело била дрожь, озноб распространялся на каждый участок, у неё поднималась температура. Учихи перевязали ей руки сзади и лодыжки, Тобирама почти даже не чувствовала их, всё онемело. Был только холод. Она пыталась согреться с помощью чакры, но из неё всё высосали, даже крупиц не осталось.       — Юдзу, оставь, может Мадара захочет обменять её, — ещё один Учиха, но помладше, подошёл к своему капитану, наклоняясь к ней и проверяя ушиб на носу. — Мы и так в не самом выгодном положении, может с помощью неё оно изменится. Сенджу нужно одеяло, похоже на обморожение.       — Убивать не станем, но калечить никто не запретит, уж точно не Изуна. Пусть помучается.       Она хмыкнула на такое заявление, Юдзу это не понравилось и он дал её пощечину, Тобирама чувствовала отголоски боли на щеке.       — Ещё ухмыляется дрянь, я могу делать с тобой абсолютно всё, что моей душе угодно, — Учиха оттянул её за волосы и взглянул в глаза, активируя шаринган. — Твои сородичи изнасиловали и убили мою беременную невесту.       — Юдзу…       Пятеро Учих стояли у входа, следили за обстановкой в округе. Ещё семь было внутри, кто-то просто сидел, кто-то полулежал, в целом отдыхали, на неё внимание никто не обращал. Двое стояли около неё, капитан и лекарь. Ещё один парень пошёл в селение предупреждать Мадару с Изуной об улове, самый маленький, ему было не более четырнадцати лет. Всего пятнадцать человек. Ещё пятеро ушли на свои позиции и были в паре километров отсюда, они не участвовали в её поимке, но Тобирама слышала, как остальные говорили о них. Возможно, если она надавит на жалость, ей развяжут руки. Битва хотя бы сможет завязаться, а там уж если и убьют, то она хотя бы пыталась.       — Дай одеяло, — первое, что она сказала за пять часов.       — Заткнись, — он встал, идя к другому краю пещеры, таща её за волосы. — Думаю стоить опорочить принцессу Сенджу Учиховским достоинством, чтоб позор на всю жизнь, шлюха.       Она уже мало что соображала, инстинктивно сжимая свои связанные, онемевшие руки в районе живота. Не понятно было, что пыталась защитить. Капитан даже не представлял насколько она уже глубоко опорочена чёртовыми Учихами. В голове стоял шум, в ушах звенело, в глазах плыли фиолетовые разводы. Но она держалась, нельзя иначе.       — Юдзу, кончай, какого чёрта ты делаешь? — лекарь подбежал к ним, выхватывая у своего капитана Тобираму из рук.       Остальные обратили на них внимание, некоторые даже проснулись, поднимая заспанные лица кверху.       — Капитан, прекратите, — молодой шиноби, стоявший у выхода, нёс в руках одеяло. — Мы понимаем, что у вас горе, мы все через это прошли, но она нужна целой.       — Да как ты смеешь, никто из вас даже близко не проходит то, что пришлось мне! — выкрикнул капитан так, что земля под ней встрепенулась от эха.       Парень отцепил руки лекаря и накинул на неё махровое, специально подогретое одеяло. У Тобирамы вырвался полу вздох облегчения, невозможно было сдержать его в себе. Она слышала его историю, это было в том месяце. Один из отряда Токи отклонился от плана, схватив гулявшую в неположенном месте Учиху, девушка просто собирала травы. Возможно, даже для своего нерадивого и вспыльчивого мужа. Тело чуть согрелось и стало пульсировать, боль накатывала волнами.       — Капитан в трауре, он так нормальный, просто с ума сошел мальца, не беспокойся, — заверил её шиноби, немного ободряюще улыбаясь.       Они бы с ней хорошо обходились, если бы не их капитан. Соблюдали бы субординацию, ведь Тобирама наивысший заложник из возможных вариантов. И почему-то все это понимали, кроме идиота Юдзу. Его безапелляционная агрессия была им на руку, у неё не оставалось ни единого шанса на малейшее действие в таком виде. Его траур сыграл с ней злую шутку, в таком состоянии мужчины находились в аффекте. Остальные были уставшие, голодные и сонные, им было не до неё, счёты были уже сведены или забыты, раны затянуты, но не у Юдзу.       — Хаширама казнил его в тот же день на глазах Мадары, — прохрипела она, сильнее кутаясь в одеяло.       — Меня должно это утешить?! — Юдзу скинул своего солдата и сжал со всей силы ей плечи. — Я сделаю с тобой тоже самое, чтоб твой поганый братец мучился хоть на каплю также, как я. Так уж и быть, убивать тебя не стану для блага своего клана.       — Юдзу, не смей! — лекарь попытался обездвижить капитана, но тот его откинул так далеко, что он вылетел за пределы пещеры. Учихи у входа ринулись за ним.       Парень, давший ей одеяло, секунду размышлял и тоже совершил нападение, активируя шаринган, но Юдзу был быстрее и вывел его из строя одним точным ударом по шее. Он был необычайно быстр и силён, не зря был капитаном, Тобирама с ним не билась, но Тока часто была с ним в дуэли, поэтому про его мощь она была наслышана сполна. Но каким бы он ни был сильным, сейчас всё умножалось из-за чувства мести, его глаза жаждали крови, впитывали её.       — Если хотя бы один из вас помешает мне, я за себя не ручаюсь. Вся ответственность перед Изуной и Мадарой на мне, это приказ.       Учихи стали переглядываться. Лекарь не был полноценным ниндзя, не удивительно, что его так быстро вывели, а молодой парниша просто не ожидал такой реакции от своего капитана. Если бы они все вместе напали бы на него — всё бы закончилось, но они не стали. Тобирама не могла их винить, шиноби устали, а кто мог ей помочь — уже вне игры. Им уже было не до неё, да и не важно что с ней сделают, главное не убьют, а капитан отомстит и перебесится. Так они все думали. Либо боялись, не были уверены в своих силах.       Он отобрал одеяло и скинул его на землю, её отбросил на пару сантиметров подальше, чтобы Тобирама валялась на сырой грязи. Тело колотило, небольшое тепло ушло и организм стало трясти с двойной силой. Тобирама пыталась дышать, не получалось, воздух поступал в глотку, но она не могла сделать вдох, будто задыхалась, как рыба, которую выбросили на берег.       Тобирама пыталась закрыть глаза, не получалось, всё вертелось перед глазами, кровь и пот смешивались вместе и забивались ей во все отверстия на лице.       Тобирама пыталась абстрагироваться, представить, что она не здесь, не выходило. Она чувствовала, как Юдзу рвёт на ней одежду, единственную каплю тепла, целиком и полностью выбрасывая тряпки к одеялу. Но она держалась, из всех сил держалась.       — Вот, гляньте, Сенджу Тобирама.       Он взял её за волосы, вынуждая подняться, но спину так свело от холода, что она не могла выгнутся до конца. Юдзу схватил её за шею и поднял, скорченную, грязную и голую. Тобирама, дыша урывками, смотрела на остальных.       Не смотрели, им было стыдно. Прятали глаза, не хотели видеть зверства своего капитана. Кому повезло чуть больше были снаружи, и то, отошли от входа, не хотели даже соприкасаться с этой историей. Внутри так и оставалось человек семь, уже не отдыхающих и не спящих, а стыдливо отворачивающихся от своего капитана.       — Смотрите, это приказ.       Двое не выдержали и сразу вышли, ничего не став говорить.       — Слабаки.       — Капитан, остановитесь. Или мы вынуждены будем принять меры.       — Это угроза?       Пятеро поднялись и встали в стойки, Юдзу рассмеялся ей под ухо, чакра разнеслась по всему периметру, ударяя в голову. Учихи в неверии замерли. Она не видела его, так как Юдзу держал её за шею, но по реакции могла понять, что тот активировал мангёке. Даже у Изуны его не было, только Мадара обладал такими глазами. Это была точка, против мангёке парни ничего не смогут предпринять. Те тоже это понимали и сели обратно на свои места.       — Ещё один рывок и вы пожалеете.       Юдзу убрал свои руки с шеи и она упала, будто мешок с картошкой, также глухо и больно. Руки тянулись к животу, верёвка давила так сильно, что натирала, оставляя следы крови. Она не могла больше чувствовать эту боль. Было ужасно везде и сразу. Глухие шаги Юдзу к сумке Тобирама чувствовала телом, они отдавались ей через сырую землю, он поднял какую-то стекляшку и посмотрел ей в глаза, мангёке всё ещё был активирован. Сквозь туманную пелену она видела, как он задумчиво глядит на неё и высыпает себе пару пилюль, ещё раз взглянув, Юдзу решил не мелочится и употребить все пилюли, которые у него был в запасе.       Он собирался совершить акт изнасилования как возмездие, не обязательно с ней, с любой Сенджу, а она так удачно подвернулась. У него уже давно были готовы пилюли, оставалось их грамотно применить. Этот Учиха не был насильником по природе, но готовился стать им по сути. Член бы у него на неё в жизни бы не встал, тем более когда она в таком состоянии. Поэтому и принял таблеток с лихвой и побольше.       Её тело развернули лицом к земле, с носа полилась новая, горячая кровь. Она стала молится. Сквозь густую кровь и грязь, к которой её приложили губами, Тобирама шептала слова, вознося их к богу, в которого не верила. Впервые в жизни, слезы заливались ей на губы, обжигая. Она молилась о своём дитя, которое всей душой хотела убить. Нельзя было сдаваться.       Казалось, невозможно больше чувствовать боль, ей передавили все конечности, сломали нос, избивали и заставили мёрзнуть до обморожения с температурой, но Юдзу хотел постараться сильнее, он взял её за бёдра, поднимая их вверх. Спина сгорбилась от таких действий снова, её бы и трое сейчас выгнуть не смогли.       Она почувствовала его стоячий член на своем бедре сразу же, он контрастно отдавал теплом на заледеневшей плоти, Тобираму так сковал ужас, что невозможно было из неё добиться никакой другой позы, только скрученное, стоявшее на четвереньках существо. Рыдания свои она услышала с опозданием, даже не поняла, когда начала. Юдзу закрыл ей рот своей огромной ладонью, но Тобирама стала задыхаться и хвататься за его предплечье связанными руками, её нос не дышал и рот был единственным источником воздуха.       В дали, сквозь звон, она услышала всхлип, какой-то из молодых Учих не смог больше сдерживаться. Вдруг всё стихло, Тобирама замерла.       Он вошёл резко, без предупреждения, и вдалбливался в неё как дикарь. Вся боль пропала, осталась только главная, жгучая и всепоглощающая, на другую внимания не хватало. Юдзу будто колотил её изнутри, она кричала. Так было легче. Главное держаться.       Руки закрывали живот, больше никаких действий она не делала, осталось только одно в ней.       Горячие капли лились на спину, Юдзу плакал. Насиловал её и плакал. Строил из себя маньяка, бесчувственного и безжалостного человека, а сам плакал, насилуя её. И не останавливался, не давал себе остановится. Пытался отомстить и делал себе только хуже. Идиот Юдзу, какой же идиот. Будь проклята эта война.       В ней оставалась только боль и жалость, злости больше не было, только на себя идиотку, что так глупо попалась. Юдзу рыдал громче чем она, заглушая своим мужским басом, надрывно, задыхаясь и продолжая вдалбливаться в Тобираму. Ему надо было убить её, никого не слушать и просто убить. Для обоих это было бы более безвредно. Отребье, предавшее свой клан — вот кто она была. Подстилкой для Учих. Носительницей тварья внутри себя.       Нет, нельзя так думать, она должна держаться.       Юдзу участился, его толчки стали менее болезненными и более хаотичными, он стремился завершить этот акт возмездия как можно быстрее. Ещё один рваный выпад и он вышел из неё, кончая на землю. Несколько капель попало ей на щеку, остальная сперма смешалась с её кровью, потом и слезами. Самое худшее сочетание, которое ей приходилось видеть. Тобирама постаралась отодвинуться на немного дальше, но тело отказывалось подчиняться, окончательно деревенея. Юдзу решил за неё, переворачивая весь корпус Тобирамы на бок, тем самым припечатывая её всей щекой в размешанные жидкости на земле.       Сразу случился неконтролируемый рвотный приступ, она пыталась блевать, но было нечем, оставался лишь звук. Сворачиваясь сильнее Тобираме удалось чуть передвинуться.       Зубы готовы были разбиться друг об друга, челюсть ходила ходуном. Юдзу оделся, даже не смотрел на неё, прятал глаза. В пещере и за её пределами стояла гробовая тишина, ни один из присутствующих не произносил ни единого слова. Даже слёзы и рыдания прекратились, Тобирама пыталась пустить энергию на согревание организма.       Ей представилось, как она лежит на поляне залитой солнцем, около неё сидит черноволосый мальчик лет шести и безмятежно разглядывает травинки под своими ногами. Почему она его видела?       Может, здесь всё начнётся и закончится, он никогда не родится и умрёт вместе с ней. Может иной мир существует? И она видела его отражение у себя в голове?       Нет, она должна держаться.              Клинок вошёл в землю около неё, блестящие и отполированные до блеска грани мерцали, в них можно было увидеть своё отражение. И она увидела. Новые слёзы полились с глаз, она сама себя не узнавала, да её собственный брат бы не признал. Так Тобирама выглядела сейчас и должна была себя такой запомнить на всю оставшуюся жизнь.       И в этом отражение был её сын, она знала, что это мальчик. Его не было видно, но он был, она врала себе каждый день. Тобирама обязана выжить. Её ребёнок, ничей больше, он должен жить, ведь она видит его отражение сотканное из её боли и изнеможения. Ведь отражение — это Кагами. Её отражение, не Изуны. Её.       Выживет, не сдохнет в грязной пещере замученная до смерти. И Кагами выживет, ведь такой же стойкий как его мать.       В следующую секунду она испугалась. Из всех возможных вариантов этот был самый для неё предпочтительный, но почему-то её сковал страх. Тобирама хотела бы заставить себя не так сильно испытывать отчаянье, счастье и испуг при виде него, но зачем уже было себя ограничивать в эмоциях.       — Итак, вы взяли пленника, но Торю мне не сказал кого именно, — Изуна вошёл в пещеру вместе с гонцом, который бегал за ним. — Сюрприз говорит. Току что ли смог наконец схватить, а, Юдзу?       Остальные Учихи, которые были снаружи, зашли вслед за главнокомандующим. Изуна выглядел уставшим, в уже изрядно разорванном и ободранном доспехе, он прошелся до середины пещеры и его взгляд зацепился за неё. Изуна сразу его отвёл, не став задерживать.       Сердце Тобирамы замедлило свой ход.       — Что вы с ней вытворили, как это понимать?       Он не узнал её. Сейчас даже её белоснежны волосы — главная отличительная особенность, были насквозь пропитаны кровью и грязью, а всё лицо так опухло, что невозможно было узнать черты. Он был разозлён, брови сошлись на переносице, губы сжались, понимал, что будут последствия от такого приёма важного военнопленного.       Вот только она не Тока и ранг у неё выше.       Она ждала момента, когда ему скажут. Тупая вера никуда не хотела уходить, ведь это был её Изуна. Может и не отдаст Хашираме, но хотя бы отмоет и согреет, залечив раны. Пожалеет. Надежда всё равно сливалась со страхом, она не понимала чего можно было от него ожидать, Тобирама мечтала сжаться к нему и разрыдаться на плече. Ей хотелось, чтобы он не бросил её сейчас, в такой сложной ситуации, полностью сломанную происходящим.       Они не виделись два месяца, хорошая вышла встреча после расставания.       — Это полностью на моей ответственности, ребята ни при чём, — Юдзу поприветствовал Изуну полупоклоном, выражая уважение.       — Юдзу, я понимаю твоё горе, но она еле живая, по моему даже не дышит, будет меньше проблем, если мы её убьём, нежели отдадим Хашираме, поверь мне, — Изуна больше не взглянул на неё ни разу, не хотел смотреть, но всё равно зацепился за лужу около щеки. — Ками, ты ещё и изнасиловал её, совсем из ума выжил?!       — Я готов понести любое наказание.       — Не сомневайся, — проговорил строго Изуна. — Оно будет. Вымойте и согрейте её, а там решим. Но, думается мне, мы её убьём, Хаширама не простит такое обращение с двоюродной сестрой. Нужно обговорить этот вопрос с Мадарой.       — Вот только, — самый младший, Торю, который бегал за Изуной в деревню, с ужасом смотрел на неё, не переводя больше никуда взгляда. — Это не Тока.       — А кто? — Изуна решил всё же приглядеться, подойдя к ней ближе.       Никто не произносил ни слова, вопрос остался без ответа. Он сел на корточки, рассматривая её, прошелся по рассеченному лбу, разбитому, измазанному в крови носу и остановился на губах, зависая.       Изуна рухнул на колени. Обхватил её лицо, не веря, ища другие черты, но натыкался на давно знакомые, изученные наизусть. Тобирама увидела панику на его лице, слёзы лились ему на ладони, которыми он держал её за скулы и пытался большими пальцами стереть остатки спермы Юдзу. Совсем недавно он трепал их.       — Это… я…       Из горла доносился еле слышный хрип, только Изуна его услышал, сразу замер с её лицом в руках.       — Мы схватили Тобираму Сенджу на границе.       Его глаза налились шаринганом и в красном, замутненном киселе стали мазками вырисовываться новые линии, создавая замысловатый узор, закрывая, теперь уже чернотой, почти весь белок. Изуна открыл мангёке и с широко распахнутыми глазами, налитыми кровью, не отрывался от неё. Пару красных капель вышло с левого века, смешиваясь со всеми остальными жидкостями на сырой земле.       Трясущейся рукой она попыталась дотронуться до его ладони, но конечности настолько сильно её не слушались, что замирали на пол пути. Изуна будто не дышал. Мелкий Торю подобрал брошенное Юдзу одеяло и накинул Тобираме на плечи, подходя к ним ближе.       — Изуна-сенсей, вы как?       Все с замиранием ждали. Страх подскочил к горлу, у Тобрамы было ужасное предчувствие, она повернулась к Торю, пытаясь сказать хотя бы губами, чтобы он бежал, но крепкие ладони Изуны сжимали её лицо настолько сильно, что и звука не могло вырваться из неё. Его замирание пугало, Тобирама не видела просвета разума в его глазах.       — Изуна-сенсей?       Он перевёл взгляд с неё на Торю.       Разразился истошный вопль.       — Ты что творишь? — Юдзу побежал на Изуну, тот убрал свои руки с её лица и развернулся всем корпусом.       Весь отряд кинулся на Изуну, но не прошло и секунды, как всё покрылось чёрным пламенем. Он поглотил каждую крупицу пещеры.       Везде был огонь, чёрный, смольный, она видела, как отряд горел. Тобираму снова рвало, запах палёной плоти проник в не дышащий нос, она смотрела, как кожа сходит и заживо плавится на Юдзу. Он пытался отмахнуться, размахивал руками и от бессилия драл на себе одежду, а она намертво впитывалась в горящую кожу. Он орал, как же сильно он орал, заглушая остальных ребят. Слой за слоем сжигалась кожа, чернея, переходя на мышцы, плавя их, принимаясь за кости. Постепенно, методично, не зная пощады. Кто-то пытался наложить печати водных стихий, даже получалось, но мгла всё сжирала. Те двое, которые пытались ей помочь, горели лежа, всё ещё находясь без сознания. Хотя бы они умерли не так ужасно.       Ад выглядел именно так. Тобирама брала ртом воздух, задыхаясь и захлёбываясь, в глазах стоял чёрный, непонятный смог, все кричали невпопад, она пыталась закрыть уши, не могла, поэтому просто уткнулась в землю и закрыла глаза, успокаивая себя, что скоро всё закончится. Это не могло быть правдой, Изуна сошёл с ума, проклял самого себя. Но она держалась. Должна держаться.       Что могло быть хуже, чем сгореть заживо?       Земля содрогалась от падающих тел, горячим лбом Тобирама чувствовала вибрации. Она пыталась закрыться одеялом, не хотела видеть обгоревшие лежащие трупы на сырой земле, больше не было холода, только стоящий алый жар от мангёке.       Крик эхом прошёлся по пещере и заглох, последний из отряда упал напротив неё. Тобирама подняла голову и увидела то, что осталось от Торю, самого младшего, который пришёл вместе с Изуной. Он начал гореть первым и упал самым последним, мучаясь дольше всех. Почти до костей, глаза отсутствовали, веки и губы сплавились, оголяя глазницы и зубы. Но она всё равно узнавала его.       Тяжёлое дыхание Изуны, вот что оставалось, он стоял в центре, приходя в себя, осматриваясь вокруг. Широко распахнутые глаза не моргали, мангёке так и оставался не рассеянным, через нижние веки текла кровь вдоль щек, падая на землю. Проклятую сегодняшним днём землю.       Шок и паника охватили сознание настолько крепко, что она перестала чувствовать боль, будто всё, что произошло с её телом, было намного менее значительным, чем то, что ей пришлось увидеть.       Нечеловеческий крик, ещё более отчаянный, разразился, отбиваясь от стен. Изуна упал на колени, ползя к трупам, к своим соклановцам.       — Нет! Ками, что я наделал?! — орал он, проносясь вдоль отряда, останавливаясь около неё, смотря на Торю.       — Нет, нет… этого не может быть, — Изуна вертел головой, пытаясь прикоснуться к обгоревшему телу, боясь повредить его ещё сильнее.       Кровавые слёзы падали в пустые глазницы, вливаясь в них. От тела исходил жар и вонь, но Изуну уже мало что волновало, он потянул Торю к себе на колени, гладя его по сожженной голове, качая в руках, будто маленького ребёнка. Она слушала его рыдания и всхлипывания, лежа с трупами на земле, ни слова не могло из неё вырваться.       Изуна держал Торю, не отпускал, но в какой-то момент обратил на неё внимание.       — Он брат моей жены, я убил его. Брата своей жены, дядю своего ребёнка. И ещё четырнадцать человек из своего клана, — Изуна не переставал гладить голову трупу, смотря на Тобираму залитыми кровью глазами. — Из-за тебя я их убил.       Изуна говорил ясно, без запинок, смотря ей в глаза.       — Я ненавижу тебя.       Тобирама не должна была так реагировать, эта новость всего лишь крупица горя в сегодняшнем дне, но она разрыдалась, нашлись вдруг силы на слёзы. Гвоздь в крышку гроба забила информация, что он был женат, что у него был ребёнок, семья, в конце концов, она ничего от него и не ждала. Но они так давно были вместе и ей казалось… как же много ей казалось.       Рыдания не прекращались, она не могла их остановить, оплакивая свою любовь, свою жизнь. Тобирама должна была держаться, должна была.       Но она сдалась. Так глупо, на мелочи.       Оказалось, это была не мелочь, а самое важное, что в ней было. Он. Спрятанный во множестве слоев и запертый в сердце.       Время остановилось, или шло, она не знала, растворяясь в нём и в своих слезах. Тобирама рыдала, уже не понимая, что он выносит её из пещеры, лечит раны, укутывает. Она не видела, как Изуна сжёг место и всю округу в придачу, заметая следы, оставляя пепел.

***

      Первое, что она ощутила, был хлопок. Пальцы прошлись вдоль одеяла, тело ныло, но больше не болело. Она была в их маленьком домике. Изуна сидел на табуретке около неё, ждал когда она проснётся. Тобирама не видела, чтобы он когда-либо выглядел хуже, чем сейчас, весь отёкший, с красными глазами, будто постаревший лет на десять.       — Ты избавилась от урода?       Никогда раньше Изуна не позволял себе так с ней разговаривать. Психика закупорилась, далёкой и глухой болью отдавались его слова. Она заплачет, но позже, не сейчас и не при нём, они больше никто друг другу. Ей было даже думать больно об этом.       — Да.       Сам не посмотрел, значит, шаринганом пользоваться пока не мог. Скорее всего и чакрой в ближайшие дни особо не сможет владеть. Ей это было на руку, проверить Изуна всё равно не сможет.       — Отлично. Я хочу, чтоб ты больше никогда, ни единого раза не появлялась на поле боя. Потому-что если хотя бы один мой глаз зацепится за твой силуэт — я убью тебя. Поверь, найду способ.       Была ночь, язычок пламени на свечи колыхался от ветра, разнося тени, рисуя силуэты и играя бликами на его лице. Он был таким далёким, Тобирама больше не могла коснутся его щеки, провести по волосам, обнять.       — Так убей сейчас, пока я не могу ответить. Не моя вина, что ты не смог обуздать свои силы и всех сжёг.       Он резко встал, скидывая табуретку на пол и бросился на неё, сжимая горло, давя с ощутимой силой. Тобирама не ожидала этого выпада, хватаясь за его предплечья, пытаясь отцепить от себя, но Изуна был сейчас сильнее. Кислород закончился, она задыхалась, но не прекращала бить его по руке. Его лицо стало размываться, фиолетовая пелена закрывала глаза, превращаясь в черноту, удары слабели, жадно хотелось сделать вдох.       Когда Тобирама стала терять сознание, спустя долгие минуты, он отпустил. Ей не сразу удалось сделать вдох, но потом воздуха стало слишком много, перед глазами всё ещё была темень, только лишь через минут десять она смогла прийти в себя.       — Ты убила моего лучшего друга, из-за слабости к тебе я убил пятнадцать своих людей, среди которых был мой родственник. Но если я убью тебя — я умру. Поэтому прошу, никогда больше не попадайся мне на глаза.       Смягчение в его голосе надломило её, он сидел, сложив голову в ладони, больше не смотря на неё. Тени удлиняли его волосы.       — Изуна, ты уже убил нас сегодня, сжёг себя и меня. Мы и так мертвы.       — Три дня назад, — поправил он её. — Так не добивай нас. Мы нужны своим семьям.       Тобирама хмыкнула. Он поднял голову с ладоней, весь его белок покрылся красной сеткой. Отказалось, что Изуна и не принадлежал ей никогда, всё было иллюзией. Его голову ласкали другие руки, в постели согревало другое тело и ребёнок был таким, каким нужно, а не её выстраданный Кагами.       — Мне нечего тебе сказать.       — Я ненавижу и никогда не смогу простить тебя. И себя.       — Не переживай, мне тоже много есть за что ненавидеть тебя.       Усталость накрыла её, Тобираме хотелось спать, организм не пришёл в себя. Изуна понимал, о чём она говорит. Сложно было даже посчитать сколько лет они общались, потом дружили, а позже спали, и ни разу Изуна не упоминал о том, что у него была своя собственная семья.       — У нас никогда не было будущего.       — Мне нечего тебе сказать, Изуна. Меня били, насиловали, издевались, мне пришлось смотреть на горящие тела и под конец я узнала, что мне всю жизнь врали. У меня нет сил, мне больно и плохо. Либо убей меня, либо уйди наконец.       — Ты самая никчёмная Сенджу! Попасться на такую тупую уловку это совсем дурой быть надо, — Изуна снова встал, подходя к ней, вскидывая руки. — Посмотри что ты натворила! С собой, со мной и ещё с пятнадцатью людьми!       Слёзы подкатывали к глазам, но она держалась, цепляясь ногтями в предплечье, её глотку сжало. Тобирама бы возразила, если бы сама не считала себя виноватой, и гори они все пламенем, но даже Юдзу не заслуживал такую смерть, что уж говорить про остальных ребятах. Если бы она не отключала голову, то осталась бы целой, как и ещё пятнадцать человек. Но Тобирама не смогла вовремя избавиться от ребёнка, всё упиралось в это.       — Уйди вон, Изуна.       У неё не было больше сил смотреть на него и слушать обвинения. Изуне больно, возможно, даже больнее чем ей, она не могла представить себя на его месте. Если он сейчас будет винить себя, а не её, у него поедет крыша, психика защищала Изуну, ровно как собственная защищала её. Позже до него дойдет, как и до неё некоторые вещи, которые сейчас голова блокирует. Но Тобирама больше не будет его успокаивать и брать всю вину на себя, больше нет, не после всего пережитого.       — Скажи, почему ты повелась, ответь!       Он орал на неё, стоя у кровати, нависая сверху, рвя волосы на голове.       — Пошёл вон!       Табуретка разбилась об стену, одна ножка прилетела ей на бок. В комнате было мало вещей, но Изуна сносил всё на своём пути, бил мебель, рвал её рисунки на столе, разбивал стёкла. Уничтожал их совместную жизнь. Оставалась только свеча, которая хаотично дёргалась и плыла, разнося тени по голым стенам.       Он ушёл, хлопнув дверью, ничего не сказав напоследок. Тобирама наконец разрыдалась, обнимая себя за живот.       После этого они встретятся ещё два раза и каждый будет хуже предыдущего.

***

      По деревне прошёлся слух, что она убила целый отряд Учих, не оставив ни от кого даже костей, но доказательств, кроме её общего плохого вида — не было. Поэтому ни о какой показательной мести от Учих ждать не приходилось. Тобирама никак на вопросы не реагировала, тему обходила стороной. В селении она появилась ещё через два дня, столько времени потребовалось, чтобы прийти в чувства.       Хаширама ходил хмурый и разозленный, по её ужасному внешнему виду думал, что это действительно она всех убила, но на прямую не спрашивал, боялся, что ему она скажет правду.       Тобирама не знала, что ей делать, единственным выходом был Хитоши, около которого она вечно крутилась и ждала, пока тот сам начнёт разговор. В конце концов, они стали много времени проводить вместе и пить чай по всем канонам высшего общества.       Хитоши подсел к ней на веранду, в округе никого не было, все мужчины ушли на битву, а женщины сидели дома и, по своему обыкновению, молились, пытаясь так уйти от тревоги. Она же сослалась на ужасное самочувствие, впервые в жизни, чем ещё больше озадачила Хашираму. С Хитоши был другой случай, он, как глава клана, никогда не пойдёт в бой за чужой конфликт.       — Ты выглядишь грустной уже который день, — он протянул ей в руки пиалу с чаем и сам уселся около неё, растягивая ноги на траве.       — У меня проблемы. Разве главе клана можно так вальяжно сидеть?       Раскатистый смех оглушил её, Хитоши поставил чай на веранду и облокотился на свои локти.       — Надеюсь ты не расскажешь.              — Конечно расскажу.       Ей хотелось удавиться. Проблемы снежным комом накатывались на неё, а она впервые в жизни не знала, что нужно делать и даже положиться было не на кого. Так глупо было надеяться на Хитоши. Но какой же она испытывала стыд, разводя его на помощь.       — Я решу твою проблему, если не расскажешь о моём позоре! Не ходи вокруг да около, я давно должен тебе и твоему отцу.       Вот пришла и её очередь рассмеяться. С чего ей было начать?       — Я серьёзно Тобирама.       Он действительно больше не смеялся, глядел пристально и участливо приложил свою ладонь ей на плечи.       — Хитоши, не думаю, что ты в силах мне помочь. Да и не захочешь, поверь мне.       Зачем она использовала такие дешёвые манипуляции на человеке, который уже готов был ей помочь, оставалось загадкой для неё самой.       — Твоя тайна умрёт со мной, я даю тебе своё слово.       Отец говорил также перед смертью. Ступни окоченели, она сняла сандалии и стала греть их руками, ведь больше никто кроме неё этого не сделает. Ей было так пусто в душе от таких мелочей вот уже больше двух месяцев.       Нельзя было вести себя так перед Хитоши, но голова приходила только к тому, что он сейчас её единственный выбор. Уйти сейчас к Хьюгам — мудрое решение, которое повлечёт за собой дальнейший союз, так бы она рассуждала раньше и именно таких действий все от неё ждут. Но всё упиралось в Хитоши, ведь он сможет ей помочь только в том случае, если будет знать правду и не отвернётся от неё. Ехать к ним, не говоря всего как есть — фатальная ошибка.       Тобирама и так их много совершила за последние месяцы, но и здесь она ошибётся. В, казалось бы, мелочи, но из мелочей строится жизнь. В тот момент она понимала лишь одно — ей нужно уходить в клан Хьюга и это было истинно верным решением.       — Ты беременна, только в этом проблема?       Сложно было слышать своё реальное положение от постороннего человека, но глупо было надеяться, что Хитоши не знал. Хьюги всегда всё видят, в отличии от остальных.       — Проблема в том от кого.       — Если это настолько проблема, то единственная моя догадка в том, что это Учиха, — Хитоши также спокойно сидел, медленными глотками выпивая им же привезённый чай с жасмином.       — Да, я пыталась, но так и не смогла избавиться от ребёнка, а рожать здесь равносильно моему и его убийству.       — А имя отца?       Голова сама опустилась на колени, обхваченная руками.       — Изуна.       Хитоши уронил кружку, она слышала как хрусталь разбился об деревянную поверхность.       — Неожиданно.       Нельзя было здесь оставаться, не тогда, когда Изуна в таком шатком состоянии. Может через пару-тройку лет ей удастся вернуться, но не сейчас, не с новорожденным ребёнком на руках. Его фамилия должна остаться тайной.       — Я понимаю, никто не должен знать клан отца, тем более его имя, а твоя задача в жизни теперь такова — защищать своего ребёнка, — Хитоши приблизился, поднимая её голову с колен, доставая маленькую кисть из хаори. — Как отец, чьего ребёнка ты много раз спасала и как муж, чью супругу лечил Буцума, я обязан тебе по гроб жизни и даю клятву защищать тебя.       Кисть с красной краской аккуратно прошлась вдоль её скул и подбородка, когда Хитоши закончил, он обвёл глазами свою работу и собрал несколько печатей правой рукой, позже касаясь лица Тобирамы, зацикливая клеймо. Ей нужно было тогда поправить его, чтобы он закреплял клятву не только на её защиту, но и на её ребёнка. Тогда Тобирама ещё не думала как будущая мать, ей это умение пришло позже. И за такую ошибку пришлось расплачиваться.       Ошибки Тобирамы всегда слишком дорого стоили и никогда не были ей по карману. Она долго ходила меченая этой клятвой, не избавляясь от неё, чтобы видеть напоминание своей ошибки на лице. Тобираму Хитоши защитить смог, но вот её ребёнка уже нет. Только после того, как Мадара согласился на брак, она смогла избавиться от меток.

***

      Глаза горели и слезились, будто засыпанные песком, Тобирама под ним вертела головой, залитая слезами, не давая смотреть дальше. Он зафиксировал её подбородок, чтобы продолжить дело, с глаз стала вытекать кровь, ему стоило сделать перерыв, но Мадара не собирался останавливаться.       — Прошу, Мадара, прекрати, — Тобирама ледяными руками обхватила его предплечья, пытаясь отодвинуть от себя. — Если ты так сильно хочешь, то я покажу тебе, но умоляю, не сейчас.       Теперь он обратил внимание на то, какие же у неё холодные руки, Тобирама дрожала, ей было холодно. Бред, вызванный высокой температурой, ушёл, так как градус стал падать. Теперь она была цельным куском льда. Мадара вгляделся в лицо, и правда, красных отметин нет, а ведь раньше они всегда были на её лице, он даже не заметил их отсутствие после помолвки.       Внешние и физические признаки — это всё, о чём его мозг был в состоянии думать. Мадара был в таком глубоком шоке, что спустя пару минут он ещё не сформулировал ни одну мысль из того, что только что увидел.       — Я должен видеть.       — Увидишь! — Тобирама отчаянно крикнула, сразу задыхаясь от совершенного действия. — Мадара, в моей жизни было три худших дня, ты заставил меня заново пережить один из них, не заставляй меня больше, я сейчас не могу. Тем более, сможешь ли ты сейчас ещё раз увидеть его смерть?       Кровь капала ей на скулы, он уже видел такое в её воспоминаниях. Тобирама плакала, её слезы лились на подушку, периодически смешиваясь с его кровью, но звуков она не издавала. У неё было испуанное лицо, дрожащие губы и влажные глаза, впервые он видел такое в живую и сколько же раз ему пришлось увидеть это в её воспоминаниях. Мадара не выдержал бы, он не понимал зачем просил её об этом.       — Он забрал Кагами?       — Изуна узнал, да. Он пробрался в поместье Хьюга, убил меня и забрал моего ребёнка.       — Но ты жива.       Тобирама отпустила его руки, Мадара перестал сжимать её лицо. Он не понимал как к ней относится, раньше было проще и, как оказалось, некоторые тайны должны оставаться тайнами. Права была Тобирама. До сегодняшнего дня Мадара не понимал эту фразу.       — Он, с помощью мангёке, убил мой мозг, но Хитоши смог всё вернуть, пока не стало слишком поздно. Изуна думал, что я мертва, ровно до дня своей смерти. У меня не было возможности снова вернуться на поле боя и забрать Кагами, мои каналы были в таком же состоянии как и сейчас, — Тобирама отвернулась в стену, не смотря больше Мадаре в глаза. — Потом я убила его за то, что он убил меня и забрал Кагами.       — Поэтому ты вышла за меня? Из-за Кагами?       — Мадара, — Тобирама перевернулась и снова заплакала, закрывая лицо руками, утыкаясь ему в бок. — Я была так счастлива, когда ты согласился. Мне приходилось делать вид, что меня не распирает от радости, но за многие года это была лучшая новость.       Голос Тобирамы доносился слабо, но разборчиво, она отняла руки от лица и стала сжимать его хаори, всё ещё не смотря на него.       — Я никому не могу сказать, никто и никогда не должен был об этом узнать. Сначала я была слабой, чтобы забрать его, а потом меня бы сжег ты и твой же клан, если бы я просто взяла бы его к себе. Я смотрела на него издалека, посылала еду, сладости и одежду, прятала деньги так, чтобы он смог их найти, у меня не было права даже прикоснутся к нему. Он был уже не в том возрасте, когда я смогла бы просто его выкрасть, у него уже была семья, у него был ты. И ты дал мне право легально быть с ним, с моим сыном.       Так как он знал, что Кагами сын Изуны, Мадара убил бы её прежде, чем вообще начались бы обсуждения. Тобирама говорила с закрытыми глазами, сбиваясь, повторяя некоторые предложения снова и снова, она одной ногой была уже не здесь, но продолжала говорить. Мадаре стало не хватать воздуха, он попытался встать, но Тобирама его остановила.       — Не уходи от меня сейчас, не сейчас, — она схватила его за указательный палец, больше сил в ней не было, Тобирама отключалась. — Ты заставил меня вспомнить это. Я создала технику воскрешения, лишь бы ещё раз увидеться с ним. Так и не воспользовалась…       Он облокотился на кровать, накрывая их одеялом. Тобирама провалилась в сон, дрожь в её теле усилилась, Мадара попытался согреть её, прижимая к своему торсу. После того как она уснула, он позволил себе заплакать. Его рыдание было громким, Мадара разрешил себе это, ведь уже некоторое количество дней на первом этаже стояла заглушка. Он прижимал её, гладил по голове, Мадаре было так жаль. Так жаль её и Изуну, который был сам не свой все те три или четыре года, пока думал, что она мертва.       Как ему теперь относится к ней? Девушка, из-за которой Изуна лишился друга. Девушка, из-за которой его брат убил целый отряд и брата своей жены. Ему не было прощения после такого, Мадара не мог представить силу эмоций, чтобы совершить настолько большое зверство. Изуна обманывал и предавал его и весь свой клан, свою жену и ребёнка, но в конце решил выбрать сторону семьи и прожил остаток жизни глубоко несчастным. Столько лет, страшно подумать, эти двое были вместе. Он всегда выбирал её, даже тогда, когда было нельзя, но почему-то в последний раз выбрал другую сторону.       А эта дура была не лучше. Били, насиловали, предавали и даже убили. Но она так любила Изуну, что не смогла избавиться от ребёнка, из-за которого и возникли все их проблемы. Просто не хватило духу. Будь её разум чист, Тобирама никогда бы не попалась в такую ловушку и не пошла бы на сделку с Хьюга, не пришлось бы. Впервые в его жизни он думал о том, насколько же Тобирама оказалась идиоткой. Всегда холодная, здравая, опирающаяся только на свой разум. Оказалось она не всегда была такой и прийти к этому дорого ей стоило.       Мадаре было так жаль. Теперь, когда мир заключён, таких историй больше не должно быть. Эта война погубила жизнь Изуны и Тобирамы, и не от клинка погубила, а от любви, которая не должна была возникнуть, но возникла.       Он гладил её белоснежные волосы и вспоминал в какой грязи они были, но всё в этой жизни рано или поздно отмывается.       Боль тоже.

«Но повесть о Ромео и Джульетте останется

печальнейшей на свете…»