***
— Пожалуй, на этом мои полномочия заканчиваются, вы в относительном здравии, — доктор в последний раз померил давление, хмурясь от низких цифр, и проверил общее состояние тела. Всё в Тобираме было плохо, но уже не так смертельно. — Слабость в организме пройдёт в течении месяца. — Спасибо, доктор, — прохрипела Тобирама, чуть приподнимаясь на локтях. Она уже была собрана для долгого пути обратно. Хан слабо улыбнулся и вышел из комнаты. Мадара, как и Нацу, уже были готовы выдвигаться и ждали пока доктор проведёт свою последнюю проверку. Ходить Тобирама не могла, даже такое простое действие, как подняться на локтях — вызвало большую слабость и его жена обратно провалилась в постель. Она плохо выглядела, похудевшая, ослабленная и еле открывающая потяжелевшие веки. Нацу целый час билась с тем, чтобы одеть её в легкое кимоно, всё оружие и доспехи Мадара спрятал в свитке. — Я отправлю плату с ястребом как доберусь до деревни, ждите, — Мадара сел на кушетку спиной к Тобираме, чтобы та ухватилась за его плечи, но и с этим ей пришлось помочь. — Хорошо, — не стал возражать доктор. Погода за окном оказалась чудесной, солнечные дни были не редкостью в этой местности и за всё время их пребывания, Мадара не видел ни одного облака или тучи, кроме перового злополучного дня. Нацу шла около него, щуря глаза и периодически поправляя у Тобирамы съехавшую голову. Их путь должен был занять две-три недели и на седьмой день Мадара был уже на грани нервного срыва, ходить своими двумя на пешей скорости оказалось задачей не для слабонервных. А его нервы славились своей ломкостью, слабостью и тонкостью. На обратном пути у них не было ни мобильности, ни полноценной безопасности. Если на них нападут — Мадаре придётся сражаться одному и пытаться защитить Тобираму с Нацу. Драки не были чем-то сложным или волнующим для него, но вот если лис внутри взбесится или они смогут взять в плен его еле живую жену — пиши пропало. Поэтому их путь лежал на всех обходных тропах, а ночлежка была сырая земля в лесу. У него появилась одышка, что ещё сильнее раздражало его нежную душу. — Она горит, — Нацу приложила ладонь ко лбу Тобирамы, она выглядела ровно также хорошо после запечатывания, как будто не было бесконечной череды ужасных дней за последний месяц. — Давай остановимся, уже вечереет. Действительно, сумерки уже подступали, но он так задумался, что не обратил на это внимание, в последние дни Мадара останавливался за полночь, не видя ни времени суток, ни своей усталости. Нацу, в свою очередь, теперь могла пешком до самой Конохи дойти, не останавливаясь, но не перегружала свой организм, в отличии от него. — Хорошо, сейчас срежем. В лесу ночью начиналась своя жизнь, днём звери мало давали о себе знать, но как только солнце садилось… К звукам леса Мадара привык со временем, ему так казалось, но триггерные моменты всё же оставались. Грёбаные птицы, эти неадекватные филины, совы и остальная летучая голодная прорва тупых созданий, заставляла его окунаться в прошлое, о котором он не хотел в последнюю неделю никак возвращаться. Мысли о брате сводили его с ума, вдобавок, Мадара всё это время находился в дороге, с грузом на шее, который напоминал о прошлом фактом своего существования, почти в полном молчании. Нацу, видя его не лучшее настроение, старалась с ним особо не контактировать. Они потратили час на разведение костра и созданию приемлемого ночлега, Тобирама всё это время была прислонена к дереву и накрыта взятым с собой одеялом, дрожь в теле можно было заметить даже в паре метров от неё. Мадара уже выучил когда организм переходил в фазу бодрствования на пару часов в день. Сейчас температура достигла своего пика, а позже резко спадёт, как раз тогда Тобирама откроет глаза на пару часов и снова уснёт. Ему было бы легче, если бы она не приходила в себя, пока они не дойдут до Конохи. Костёр в этот раз вышел большим, Мадара снова задумался и перестарался с сухими ветками, в лесу будто начинался пожар, пришлось чуть притушить, чтобы не привлекать внимание. В это время Нацу закончила собирать грибы и уже варила суп из них на его ядерном огне. — Они не ядовитые? Ещё яда в организме никто из нас не переживёт, — Мадара оценочно осматривал оставшиеся грибы на наличие опознавательных признаков несъедобности. — Я всю жизнь их собираю, скорее, ты отравишься своими погаными мыслями, чем моими грибами. Нацу улыбнулась ему, доставая из-за пазухи охапку ярко-красных мухоморов. — О нет, — Мадара отодвинулся подальше. — О да! — девушка спрятала их обратно в сумку, размешивая суп. — Не беспокойся, не добавляла. Это на чёрный день. — В прошлый раз я чуть не умер. А в тебе, дай напомнить, теперь живёт демон, которого нельзя раззадоривать спутанностью сознания. — Без няньки принимать не буду, обещаю. Треск костра успокаивал Мадару, он не отрываясь смотрел на огонь, это расслабляло. В эту промозглую ночь хотелось находится дома, с выключенным светом, и в тёплом одеяле, но они имели только сырую землю и горячий костёр. — Как ты себя чувствуешь? Есть изменения? Нацу так и продолжила мешать свою кастрюлю, она задумчиво глядела на разлетающиеся искры и пыталась сформулировать правильный ответ на вопрос. — Я больше не устаю, у меня полно сил и энергии, — она достала три похлёбки, не спеша разливая суп в них. — Но моё раздражение стало сильнее. Всё ещё не как у тебя, но разница присутствует. — Это из-за демонической чакры, — прохрипела Тобирама, сильнее кутаясь в одеяло. — Мне холодно, переместите ближе к огню. Хоть Мадара и знал, когда она приблизительно очнётся — это всегда было внезапно. Он подошёл к Тобираме и взял её на руки, перемещая к костру. Как раз Нацу закончила готовить и вручила ей в раскрытые ладони суп, спустя неделю Тобирама могла есть сама и даже спокойно разговаривать. — И что теперь, мне нельзя злиться? — Не переживай, можно, просто эмоция будет ярче. Должно быть очень сильное потрясение, чтобы мы увидели вырывающегося демона. — Тобирама, трясущейся рукой пыталась засунуть себе ложку в рот, со второй попытки обычно получалось. — Для этого мы и выдаём тебя замуж, всегда должна быть лишняя пара глаз с тобой. — И ещё пар восемь в придачу. Как раз у Хьюга с этим проблем нет. Тобирама хрипло рассмеялась, немного давясь супом. — Аккуратно! — Нацу похлопала её по спине, суп в руках немного вышел из бортиков похлёбки, пачкая руки. — Все хорошо, — откашливаясь прохрипела Тобирама. Суп вышел сносным, есть было можно, но не хватало хлеба, а запечатанная еда у них закончилась. Был расчёт на то, что они пополнят запасы в близлежащих городах, но теперь, когда им нужно было ходить везде в обход — речи об этом не шло. Дрожащие руки Тобирамы вызывали в нём странные эмоций, он совершенно не понимал что испытывает, но ненависти в этом наборе больше не было, она смылась с него, будто грязь водой. У неё не было стресса или страха, она минимум третий раз за жизнь находилась в нежизнеспособном состоянии, оно было ей знакомо. — А если я буду рожать, Тобирама, что тогда? — Нацу с волнением держала её за запястье, видно было, что ни один день задавалась этим вопросом. — Это возможно, но для безопасности, тебя нужно будет вывозить из деревни и я должна контролировать весь процесс, — Тобирама отдала оставшийся суп, не в состоянии больше его есть. — Поэтому не рожай в ближайшие года полтора, пока я полностью не восстановлюсь. — Но… ты же слышала, что сказал доктор. — Нацу обеспокоено посмотрела на Мадару, тот и сам не понимал, почему его жена была так уверена в полном успехе восстановлении чакры. — Тобирама, у тебя все каналы набекрень, ты не видишь, но там всё очень плохо, — ему было тяжело это говорить, но надо было сразу поставить перед фактом, чтобы не было лишних надежд. Она выдохнула, её пальцы обвили одеяло, а белесые волосы небрежно торчали во все стороны, что совершенно не вязалось с её образом. — Мои каналы в таком состоянии уже очень давно, я лишь скрывала их ото всех, что совершенно не сложно с моим уровнем контроля, — она перевела взгляд на Мадару и напомнила ему о давнем случае. — Помнишь, ты не мог понять, чем отличаются мои клоны от меня и выяснил, что лишь потоком чакры в голове. Так вот, я просто не могу накладывать иллюзии на них, поэтому моя чакра функционирует именно так, как ты видел. У меня уже давно всё разрушено, врожденной чакры во мне почти нет, поэтому сейчас вы видите ту ужасную картину, но у меня всего-лишь отравление чакрой лиса, не более. Как только она полностью уйдёт из организма я смогу снова функционировать почти что как раньше, но на это нужно время и много. Ужас сковал его, он помнил, что у клонов своей чакры просто не было, они выглядели как коматозники. — Но как ты тогда пользовалась чакрой? — Никак, моей чакры во мне почти нет, только природная. Но и её я не могу использовать бесконечно, только столько, сколько может впустить тело. Так как я пустой сосуд — мне не нужно использовать посторонние методы, достаточно хорошей концентрации и настройка каналов. Всё, что ты видел во мне, отражение чакры — всё это украдено и переработано. — Это невозможно, — Мадара активировал шаринган, пытаясь не смотреть в глаза Тобираме, чтобы не травмировать её внезапным переключением. — Если Изуна, с помощью мангёке, вырубил тебе всю чакру вместе с мозгом, ты не могла бы пользоваться ничем, кроме тайдзютсу. Все потоки были разрушены, в каналах, вперемешку с врожденной чакрой, лилась демоническая, отравляя организм. Было видно, как она тонким слоем лилась из кожи. Нацу, хоть и не понимала о чём речь, лишних вопросов не задавала. — Немного моей чакры осталось, я могла ей пользоваться в редких случаях, но в основном её не было. Чем больше я вбирала в себя природную — тем хуже мне становилось на длительное время. При запечатывании мне пришлось использовать намного выше нормы. Но если бы не эта особенность — я была бы мертва в худшем случае, а в лучшем — была бы инвалидом всю оставшуюся жизнь. Она была с Хьюга, это единственное объяснение и Тобираме не надо было даже озвучивать это вслух. — Во мне очень много печатей, их просто не видно, но они помогают мне красть у природы. Тело Тобирамы всегда физически было в полном порядке и это могло сбивать, её проблема крылась внутри и Хитоши пришлось сильно постараться, чтобы она смогла заменять и дополнять недостающие пробелы. — Каким образом он убил тебя? — Мадара смотрел на льющуюся красную чакру из всех щелей организма и не понимал как она смогла восстановить свои силы. Всё было в дырах, даже если Хитоши и залатал — оно не должно было давать таких результатов. — Вырубил мозг, — Тобирама наклонила голову вниз, уже усыпала, Мадара должен был уложить её к себе и передвинуть шалаш ближе к костру. — Я была намного сильнее, всё что есть во мне сейчас — эхо той силы. Только разработка новых техник помогает путать вас всех, ничего более. Она не стала отвечать как именно, то, что он отключил ей голову и чакру Мадара и так знал. Тобирама уже многие годы обходится политическими миссиями и юридическими действиями, то, что она на пьедестале одного из быстрейших людей на земле не делало её самой сильной или выносливой. Она многое знала и ещё больше умела, но не в общедоступном значении, о её техниках никто не знал, все были подстроены под особенности чакры. — Я помню, — Мадара укутал её и переложил на сухой шалаш, укладываясь рядом. Нацу выкинула остатки супа и легла с другой стороны от Тобирамы. Они каждую ночь таким образом грели её, да и сами согревались об её горячее тело. — Ты раньше всегда использовала замещение. — Да, теперь я не могу его использовать, пришлось придумать замену. — Вышло куда лучше. Тобирама улыбнулась сквозь сон. Сова ухала над головой, но даже это не помешало заснуть Мадаре, тепло от костра разморило и они все втроём провалились в сон.***
Спустя две недели они дошли до Конохи. Тобирама мало разговаривала и большую часть времени спала у него на плече, Нацу даже приходилось будить её, чтобы накормить бульоном и ломтиком свежего хлеба, но его жена не могла осилить и половины предоставленной еды. — Какое счастье, я сейчас пойду к Хаши и усну на своей кровати дня на три. Мадара, ты справишься без меня с ней? — Нацу остановилась у перекрёстка и развернулась в сторону дома Хаширамы. Её уставшие глаза сканировали местность на наличие людей, чтобы без беспрепятственно добраться до пункта назначение. Но было утро, никого не наблюдалось. — Иди, отдыхай, не беспокойся. И возьми еду по дороге, я уже в метре от тебя слышу урчание, Мито ещё не встала, чтобы готовить тебе завтрак. — Какой ты нетактичный. Надеюсь на неделе не пересечёмся, бывай, — Нацу махнула ему рукой и ушла вдоль улицы. Хоть она и говорила об усталости, Мадара подозревал, что у неё скорее был моральный дискомфорт от миссии, нежели физический. Выглядела Нацу хорошо, свежо и ни одного синяка или царапины не было на её теле. В отличии от него и Тобирамы. Одна была на грани жизни и смерти, а Мадара до сих пор не восстановил свою чакру, находясь в крайне подвешенном состоянии. Когда Хаши посмотрит на неё ему не придёт на ум, что они еле выжили на этой миссии, поэтому ждать его можно завтра, а не с утра пораньше. Тобирама тихо сопела у него на плече, всё тело было горячим, она слегка подрагивала, её знобило, а значит температура поднималась и нужно было доставить её домой как можно скорее. Он долго не был в своей конуре, а та неделя, что Мадара провёл здесь, ища нужные свитки, была мгновением, которое он не считал нужным включать в общую сумму дней отсутствия. Прохлада утреннего воздуха бодрила, а горячее тело со спины давало контраст температур. Мадара так хотел лечь на свою кушетку и забыться сном, эта миссия вымотала его настолько сильно, что он чувствовал как организм сдает под натиском стресса, его тело стало ломить, а горло будто драли изнутри, пытаясь вырваться наружу. Как только дом показался на горизонте он ускорился, уже наяву представляя мягкий футон, который ему всё же придётся разложить. Белые лилии красиво зацвели у порога, приятный ненавязчивый запах хотелось вдыхать с новой силой. Дверь поддалась его рукам и порог встретил их со скрипом, прогибаясь под тяжестью двух тел. Мадара, не останавливаясь на первом этаже, сразу поднялся по лестницам и остановился, не зная куда пойти. Оставить её одну в своей постели? Но Тобирама вся дрожала от холода, ей нужно было дополнительное тепло и лишние уши на случай, если станет совсем плохо. Спящий мертвым сном Мадара, в другой комнате, никак не смог бы ей помочь. Приняв решение, он перестроил маршрут на правую комнату и вошёл в неё, залезая в многочисленные коробки, разбросанные по всей площади. Найдя новое бельё, он расстелил его на футоне и аккуратно положил на него Тобираму, накрывая сверху одеялом. Снимая с себя всю одежду, Мадара пару раз чуть не упал, у него уже немели руки от нетерпения. Справившись с собой, он принялся стягивать походный костюм Тобирамы, под ним как раз была спальная белая юката. Открыв окно и вдохнув свежего утреннего воздуха, он последний раз посмотрел на цветы у крыльца и нырнул под одеяло. Спящая Тобирама сразу прильнула к источнику тепла и он обнял её, прижимая дрожащее тело плотно к футону. Ему было странно вот так ухаживать за кем-то, Момо всегда сама прекрасно справлялась и с Тоши и с собой, ведь на смертельные задания никто её не отправлял, только Изуну приходилось вечно вытаскивать из передряг. Приятная прохладная хлопковая ткань и горячее тело моментально провалили его в сон. Белые лилии красиво цвели у дерева, он засыпал с этой мыслью***
Тупая ноющая боль с висков отдавала в зубы, он был уже на грани синхронного крика с этим маленьким чудовищем. Пацан ни на секунду с утра не замолчал, и как бы не старалась нянька, мамаша двоюродного брата Момо, тот игнорировал все попытки, будя почти весь квартал своим гортанным, громким рёвом. — Мой рабочий день скоро заканчивается, — выдыхая пролепетала женщина, с облегчением вручая ребёнка ему в руки. — И ты вот так бросишь меня с ним? — Кагами в его руках дёргался в разные стороны, не желая оставаться в статичном состоянии. — Именно это я и сделаю, — женщина продемонстрировала церемониальный поклон и быстро выбежала из дома на пять минут раньше, пока он не успел среагировать на ещё один раздражитель. Всегда нянька убегала, как только он находился дома, скидывая на него орущего демона. В первое время Мадара пытался качать его, через тридцать минут они перешли к подпрыгиванием на месте, но больше часа в таком положении он не выдерживал. Позже, Мадара решил, что еда угомонит мелкого демона, но тот замолкал только лишь в те моменты, пока проглатывал кашу с черносливом. Как ему говорил брат с невесткой — у пацана режутся зубы и ничего с этим не сделаешь, только смирение поможет в этот нелёгкий период. Хотя зубы у него вышли ещё месяца четыре назад, скорее это был просто дрянной характер. Смирение не помогало. Они вышли на улицу, ветер освежал его голову и немного приглушал плач ребёнка. Тучи плотно застилали ночное небо, ничего в округе не было видно, лишь лёгкий свет от фонарей внутри домов. Он поступал эгоистично, вынося исчадие ада на улицу, ведь все и так устали от этого засранца, но свой комфорт сейчас был важнее. Он опустил пацана на сухие доски веранды и сам сел около него, пытаясь зафиксировать ребёнка вертикально. — Иди. Как только Мадара опустил руки, пацан упал и начал орать ещё сильнее. Ползать Кагами научился уже давно, но перебороть и пойти у него никак не выходило, сколько бы усилий люди вокруг него не прилагали. Плюхался на задницу, да и в целом не хотел вставать и так уже два месяца. — Иди я сказал. — Неть! — ребёнок топнул рукой и рыкнул на него. — Кагами, тогда замолчи хотя бы на час. — Неть! Тупой Дара! Для своего возраста он был гением, если так можно выражаться. Пацану было месяцев восемь, но он уже почти полноценно разговаривал. Да, криво и неправильно, но в сравнении с Тоши, которому год, и единственное, что можно было от него услышать — неразборчивые звуки, разница колоссальна. Кагами смотрел на него, крупные слезинки капали, увлажняя сухие доски. Идти ребёнок не хотел и не собирался. Становление отцом в его планы не входило в ближайшие лет десять точно, его брат прекрасно справился с деторождением, как оказалось в итоге, план даже перевыполнил. Злость на безответственного Изуну периодически заполняла с такой силой, что Мадара хотел на всё плюнуть и спихнуть второго ребёнка Момо, но целостность семьи, в таком случае, гарантировать никто не мог. Его тело дёргалось непроизвольно во всех местах, а ещё чесалась голова, он уже думал у него вши. Но нет, просто нервы. Кагами вдруг замолчал. Мадара почувствовал своего брата за спиной и обернулся в его сторону. Изуна стоял молча, его хмурое лицо выводило из себя посильнее орущего ребёнка. — Ты можешь сделать так, чтобы он не кричал, Тоши не может уснуть, — Изуна облокотился об перила, на ребёнка не смотрел, только на брата. — Ты, кретина кусок, ещё смеешь командовать мне, как я должен затыкать твоего бастарда? — кровь бурлила под кожей, заслоняя пульсирующую боль от усталости в голове. — Тише! — Изуна приложил указательный палец к губам. Они оба злы на маленького ребёнка, который был не виновен в их проблемах. Он пытался его любить и оберегать, но пока получалось только злиться. И на кого направлена эта злость было сложно понять. Мадаре казалось, что Кагами понимал своё положение, чувствовал нелюбовь, от того так истошно вопил. Он бы тоже выл на его месте от такой перспективы. — Сам успокаивай своего ребёнка раз он тебе так мешает, — Мадара взял в руки Кагами и отдал его своему брату, тот отвернулся от него, так и не посмотрев на младенца. — Не давай мне его в руки. — Он замолчал только после того, как увидел тебя. — Тогда я постою. Кагами действительно заткнулся на славу всем. Он смотрел на своего горе-отца не отрываясь, тот в ответ смотрел на горящий тусклый фонарь на подоконнике. — Если бы ты больше времени проводил с ним, он бы не вёл себя так. — Я не могу на него смотреть, он слишком похож на мать. — Он совершенно точно похож на меня даже больше, чем на тебя, никаких других черт я в нём не вижу. Пацан подполз к Изуне и вскарабкался по штанине, вставая на ноги. Блестяще, теперь он хочет находиться в вертикальном положении. — Дурной Изу, покатай! Изуна сначала дёрнулся от обращения к нему, но тем не менее, опустился на корточки и взял ребёнка правой рукой, закидывая его себе на плечи. Вторая рука тоже оголилась и стало видно, что она намертво забинтована, напоминая о ночи рождения Кагами. Со звонким свистящим звуком они стали кружится вокруг своей оси, ребёнок заливисто засмеялся. Мадара ещё больше с этого разозлился, его он также развлекает постоянно, но пацану глубоко плевать, а на Изуну реагирует будто к нему сам Будда спустился. Ветер драл листья с деревьев, по запаху влажности, Мадара пришел к выводу, что ночью начнётся дождь и он невероятно этого ждал. Мадара уже представил, как будет лежать на своём татами в кромешной темноте, прижимая спящего карапуза к себе и слушать шум дождя, вместе со стуком капель об открытый подоконник. Когда ребёнок молчал или спал, ему нравилось лежать с ним и слушать лёгкое сопение. А ещё Кагами приятно пах. Голову немного отпустило, разъедающая мозг боль ослабла. — Ещё! Ещё! Возможно, он и любил его, просто в порывах злости забывал об этом. Поэтому ревность к брату была не такой уж и неожиданной. Изуна особенно высоко подбросил Кагами и тот закричал от восторга, Мадара непроизвольно улыбнулся на приятный звук. — Он рад тебе. Изуна замер с Кагами в руках, всматриваясь в его лицо, ребёнок в ответ тянул руки к голове. — Дай! — прокричал Кагами. — Он хочет потрогать волосы. — Я знаю, не хочу, чтобы он их рвал, — проговорил Изуна прижимая ребёнка к груди, фиксируя руки. У самого Мадары половины волос на голове к этому моменту уже отсутствовала. Слишком ребёнок любил трепать ещё и их помимо нервов. Сухие доски, прогретые дневным солнцем, стали остывать, Мадаре захотелось обуться или спрятать ноги в хаори. Кагами что-то лепетал на своём, засыпая. — Скажи мне кто его мать или хотя бы причину почему ты так себя ведёшь со своим ребёнком. За вопросом крылось на самом деле иное. Почему ребёнка, у которого есть отец и наверняка мать, скинули Мадаре. На главу воюющего клана, у которого нет времени даже поесть толком, который ведёт жесточайшие сражения и каждый божий день находится на волоске от смерти. — Какая разница, кто его мать? — Изуна сел около него, чуть баюкая ребёнка, который почти заснул. На его здоровой руке красовалась красная фенечка, совершенно идиотский аксессуар, который ему не шёл, но Изуна не собирался его снимать, учитывая, что Мадара его не первый месяц видит на руке. — По твоему поведению, я сделал вывод, что большая. Он не понимал своего брата, вот уже почти год длилось его замешательство и никаких ответов на вопросы никто давать ему не собирался. — Ты обещал мне помочь, так помогай. Его мать умерла при родах и оставить ей своего ребёнка я никак не мог. Эта была единственная информация, которой он поделился за долгое время. В ту ночь у него не было иного выбора. Изуна уже прощался с ним и собирался покинуть страну огня, направляясь в Суну. Скинуть на него вместо второго ребёнка своего первого, с женой в придаток. Что ему ещё было делать? В итоге, конечно, Изуна ушёл в Суну, сбрасывая на него всю свою семью, но хотя бы на месяц, а не на всю жизнь, как изначально планировал. Каждый раз он задавал одни и те же вопросы и каждый раз Мадаре не давали никаких ответов. Иногда казалось, что он отец целого поселения людей и помимо проблем клановых ему ещё приходилось решать целый ряд задач от уже взрослых людей, которые не в состоянии были взять на себя ответственность. — Зато мне смог спокойно. — Я… прости меня, брат. Изуна крепче обнял ребёнка и легонько качал его всем телом из стороны в сторону, его стеклянные глаза зацепились за уже окоченевшие ноги Мадары и никак не реагировали на раздражители. Он был в своих закрытых забором мыслях, за которые Мадара не мог прыгнуть. Лёгкий озноб полностью отчистил голову от пульсирующей боли. Мадара достаточно восприимчив к сменам температуры и его тело реагировало моментально. Поведение Изуны каждый раз оставляло вопросы. Было видно, как трепетно он относился к Кагами, но при этом старался даже не смотреть на ребёнка лишний раз. Не брал его на руки, не говорил о нём и избегал встреч с ним, находясь у него в гостях. А сейчас сидел и прижимал спящего ребёнка к себе всем телом, ближе к сердцу. Он готов был уйти с ним, даже покинуть клан, но, отдав Мадаре, будто открестился и старался дистанцироваться как можно дальше. — Просто почаще навещай его, это всё, чего я от тебя прошу, — Мадара лёг на доски, не выдерживая больше находится в сидячем положении. — Мать с какого клана была? — Сначала я думал, что Хатаке, потом мне казалось, что Инудзука. В итоге чёрт его знает, может бесклановая была. — Пф, видимо вы были не очень знакомы. — Да, — Изуна лёг на спину, параллельно Мадаре, Кагами уютно спал на животе своего отца. — Почти не знали друг друга. — И тем не менее, на ребёнка тебе смотреть сложно, потому что он похож на свою мать? — Мадара положил ладонь на голову Кагами, чуть поглаживая её. Ребёнок был тёплым. — Это не значит, что я не любил её, — Изуна с улыбкой провёл забинтованной рукой по пятке мальца и потом дернулся от боли. — Просто всё было сложно. Ожег на руке так и не прошёл, хотя Мадара, взяв грех на душу, даже обратился к Хаши за помощью, чтобы тот подобрал лечение или мазь на худой конец. Но старый друг ничем не мог ему помочь, лишь просил дождаться Тобирамы, та разбиралась как возвращать нормальную циркуляцию чакры в конечности. — Болит? — Терпимо. Из-за ранения он не мог нормально сражаться. Помимо того, что рука болела, она ещё плохо функционировала и постоянно выходила из строя. — Может всё-таки зайдешь в клан Хьюга, когда лето начнётся в горах? — Мадара перевернулся на бок и облокотился об ладонь. — Хаши замолвит слово и она сможет вылечить тебя. Он развернул голову в другую сторону. Мадаре казалось, что Изуна просто упёртый баран, который не может попросить помощи у своего заклятого врага. Вон, он тоже Хаши не жалует, но видят Боги, он изредка обращался к нему за помощью в обход клана, как и тот к нему, когда дело касалось личных историй, как тогда, когда один из Сенджу изнасиловал и убил жену одного из его покойных приближенных Юдзу. Такие вопросы обе стороны решали быстро. — Не будь таким ослом, один раз попросить помощи лучше, чем всю жизнь мучиться. Он ничего так и не ответил, даже голову не повернул в его сторону. Да, это было странно и против логики, но Тобирама была практичным человеком и помогла бы без проблем помочь за ответную услугу, а уж Мадара найдет как эту суку завлечь. — Я не понимаю, с чего вы с Хаширамой взяли, что она ещё жива? — Изуна прервал молчание через долгие пять минут и снова повернул голову в его сторону. Чёлка съехала, открывая высокий лоб и изогнутые брови. — Она уже давно не участвует в сражениях и пропала с горизонта. Ему нечего было на это ответить. Хаширама уже больше полугода не может выйти на связь с сестрой, и он не должен был об этом знать, но тот сам вылил на него тонну переживаний, когда Мадара ходил просить Хаши о помощи с рукой Изуны. Они почти никогда не виделись один на один, за последние десять лет это происходило буквально раза три. К Хьюгам ближайшие месяцев восемь не сунется никто, эти черти выбрали себе самое ужасное местоположение на всей планете. Да, на них никто в здравом уме не нападёт, но и сами они иногда застревали в горах на очень долгое время, поэтому глава Хьюга не каждый год мог навещать могилу своей жены, похороненной в склепе Сенджу. Но даже со всеми этими сложностями, Тобирама слишком давно не выходила на связь и Хаширама уже серьёзно беспокоился. Мадара был бы и рад, если бы она там и осталась до скончания века или действительно бы померла. На поле битвы её не было видно уже около двух лет и его всё устраивало, слишком много проблем она создавала своим присутствием. Мадара не мог самозабвенно драться с Хаши, когда она была вблизи, приходилось следить за ней, ведь уровень сил с Изуной у них был разный и не в пользу его брата. Их клан до сих пор не знает она ли тогда устроила резню целого элитного отряда или нет, но пропала Тобирама с его поля зрения ровно после того случая. — Эту суку убьёт только время и то не факт. Брат рассмеялся на его ответ, но как-то без энтузиазма. Изуна вообще предпочитал никогда о ней не говорить, даже в самый пик их противостояния, возможно, действительно не воспринимал её также серьёзно, как он Хаши. Сам Мадара все разговоры в тяжелые времена войны сводил к Сенджу старшему. С того дня их отношения между кланами ухудшились и началась фаза полномасштабного уничтожения друг друга, Мадара больше не вёл душещипательные беседы с заклятым врагом и бывшим другом, поэтому о его внутренних переживаниях и реальной обстановке внутри семьи не знал. Саму Тобираму он увидел лишь в день смерти своего брата. В глаза неожиданно стал падать свет, он потянулся к Изуне, но тот лишь мёртвым взглядом уставился в небо, держа одной рукой голову ребёнка. Силуэт распадался в свету, горящая лампа засветилась ярче, выбрасывая его в реальность, но на периферии он в последний раз заглянул брату в разлагающееся лицо, его рот открылся, иссушенные губы деформировались. — Нарциссы и васильки уже завяли, лилии ещё держатся, но скоро умрут, возроди цветы в доме. Глаза впали, превращаясь в пустые глазницы и в них он увидел недостающий пазл света, всматриваясь в него, выныривая из сна.***
Проснулся он от того, что тёплый луч бился ему в зрачок, проникая сквозь закрытое веко. По ощущениям и теням, ползущих от ветвистого дерева по краям комнаты, заполняя всю боковую стену, он понял, что в Конохе наступил полдень. Мадара любил время между заходом солнца и начинающими сумерками. Буйство света, яркие вспышки и последние аккорды янтарных бликов, несущихся друг за другом на подоконнике и затухающим у пола. Всё тело охватила приятная нега. Мадара, наконец, ощущал сухость, а не промозглую влажность, пробирающую до костей и пустоту в голове. Тобираму больше не знобило, она прижималась всем корпусом к его торсу, пытаясь согреть свой измождённый организм. Её исхудавшее лицо немного разгладилось и теперь Тобирама меньше походила на оживший и далеко не самый свежий труп. Блики от затухающего солнца путались в белоснежных волосах, крася их в приятный охровый оттенок. Сон не отпускал его, Мадаре не нравилось, когда ему снился Изуна, тем более в таком виде, почему-то это никогда не счастливые воспоминания из детства, а последние годы, омрачённые тяжелыми событиями. Белесые ресницы подрагивали от крутящегося внутри глазного яблока, Тобирама периодически дергала головой и морщила свой маленький нос во сне. У Мадары было ощущение, что он всю жизнь видел перед собой ширму и вдруг она исчезла, оголяя образ, делая его чётче, человечнее. Она никогда не была хрупкой в его глазах, слабой или способной любить. Тобирама была холодной, грубой, всегда жестокой, не идущей на компромиссы женщина, для которой её собственный клан был дороже всех жизней, даже своей. И вот она лежит, завернутая в одеяло на его постели, в солнечных бликах, в его руках. Изуна высек из неё война, не знающего пощады ни к себе, ни к другим. Они проспали больше десяти часов, его организм пришел в норму, про состояние его жены он решил не задумываться, ей предстоял долгий путь реабилитации и будет чудо, если она проснётся сегодня. Стоило зайти к Хашираме и доложить обо всех результатах и последствиях их миссии, заодно зайти в ближайшую забегаловку за горячим куриным бульоном. Как только Тобирама проснётся, её обязательно стоило накормить. Он вытащил руку, которой обнимал её во сне и чуть приподнялся на локтях. Его голова кружилась от столь долгого сна, веки тяжело открывались, он очень заторможено моргал. Встать получилось только со второго раза, координация была не на высоте, Мадара странно шатался из стороны в сторону, ему срочно стоило поесть и принять долгую горячую ванну. Он прошел к своим сундукам, из которых была выстроена целая стена в уголке комнаты и стал рыться в них, доставая из одного большое пуховое одеяло. Он уходил по делам и Тобираме требовалось дополнительное тепло. Мадара расправил громадного гиганта и накрыл поверх основного одеяла на свою жену. Её голова смешно торчала из-под многослойного укрытия, но по лицу было видно, что холод она не испытывала, поэтому Мадара вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь и хватая первое попавшееся чистое черное кимоно. Если не считать лохматой головы — он выглядел приемлемо. Сегодняшний день должен был пройти без дополнительного стресса. Он выспался, позже в его планы входило очень плотно поесть самой жирной свинины, которая час назад бегала у Акимичи во дворе и пойти, желательно с Хаширамой, на горячие источники, чтобы заодно обсудить их суицидальную миссию по поимке демона с бесконечным потоком чакры. Но спустившись по лестнице вниз и по обычному сценарию зайдя на кухню, его план рухнул. Мадара никогда не отличался особыми талантами в сенсорике, тем более он не чувствовал чакру детей, поэтому сидящий на стуле Кагами вызвал у него смешанные эмоции. Он облокотился о стол локтем, рукой подпирая свою голову, и смотрел в окно, на танцующие свой последний солнечный танец листья. На него ребёнок даже не взглянул, хотя явно чувствовал присутствие ещё одного человека в комнате. Его маленький, одинокий образ, смотрящий в даль, резанул в нём картину из воспоминаний. Кагами развернул локоть и повернул голову в его сторону, показывая свой точеный учиховсий профиль. В нём всё было от них, ребёнок больше походил на Мадару, чем на своих биологических родителей. Но сейчас, когда он знал правду, чувствовалась разница. Не во внешности, нет. Еле уловимая тень образа, которая заполняла всего Кагами. То, как он поворачивает голову, сгибает кисти, говорит, его выражение лица, мимика, плавные жесты, предрасположенность стихии, взгляд, тембр голоса. Он действительно был её неуловимым отражением, продолжением сущности, Кагами нёс её в себе, напоминая в лёгких мелочах на кончиках исчезающих бликов. — Ты не ворвался к нам в комнату, на тебя не похоже, — Мадара подошел ближе к ребёнку, набирая воды в чайник. Кагами никогда не церемонился. Всё, что было в собственности Мадары — он считал своим. Начиная от дома, заканчивая содержимым сундуков с ненужной церемониальной одеждой. Поэтому его поведение было странным. Они долго жили вместе и только последние пару лет Мадара целенаправленно оставлял его в доме сирот, хоть в этом и не было особо большого смысла, Кагами всё равно шесть дней в неделю проводил у него в доме и спал с ним в одной комнате и только когда Тобирама вошла в этот дом, он отдалился, присматривался к ней и не оставался больше с ним. У них были сложные отношения. Мадара никогда не признавал Кагами как своего сына, хоть вся деревня и была уверена в обратном. Ребёнок всю свою недолгую жизнь жил с ним, Мадара пускал в свой дом женщин, чтобы они заботились о нём, он проводил с Кагами всё своё свободное время, пытался стать ему другом. Но ребёнку не нужен взрослый друг, ему нужен родитель. Проблема заключалась в том, что Кагами был уверен, что Мадара являлся его отцом. И хоть они и действительно были ближайшими родственниками, сказать то, что он его дядя — Мадара не мог. Ребёнка не устраивал такой расклад, поэтому в какой-то момент их отношения повернули не туда. Кагами считал, что он недостойный сын, раз его отец не признаёт его и как только в голове Кагами созрела эта мысль — он стал огрызаться и всячески пытался отдалиться. Мадара, на прямые вопросы всегда отвечал правду — что он не являлся его отцом. Кагами на такие заявления оскорблялся и не желал больше жить с Мадарой, убегая из квартала. В отместку Мадара закинул его в детский дом, тем самым поддерживая его желание отдалится. Тогда он думал, что это отличная идея, убивающая сразу двух зайцев. Ведь так Кагами не будет считаться прямым наследником и от него не будет никаких ожиданий и ещё ребёнок будет находится под его наблюдением, раз не хотел жить с ним. Формально, он всё равно большую часть времени находился у Мадары. На обед, правда, всегда ходил к себе. В последний год он рос почти без него, всегда находясь в детском доме, длинные миссии и женитьба шли рука об руку. Мадара был рад, что ребёнок всегда под присмотром. — Она больна, — спустя долгое молчание монотонно ответил Кагами. — Не хотел её тревожить. Мадара налил в две глубокие пиалы фирменного хьюговского чая и одну пододвинул к ребёнку. Тот отвлёкся от созерцания листьев дерева одним глазом и перевёл всё внимание на чайные листья, кружащихся в зелёном вареве. — Тобирама будет рада твоему присутствию, когда проснётся. Сейчас она не в очень хорошем состоянии, но жива, — Мадара обратил его внимание на своё запястье с кривым красным браслетом. — Твои обереги помогли. — Вас долго не было, около двух месяцев. Он говорил тихо, без классического недовольного налёта и огрызаний. — Миссия оказалась сложнее чем мы думали. — Ты до этого уходил на три месяца, теперь на два. Что дальше? Уйдешь на год? Кагами со всей силы сжал горячую пиалу, обжигая свои руки, но злость притупила боль. Он должен был взять себя в руки и поговорить с ним. Сейчас. Долго можно было ходить вокруг да около, пытаться задобрить или вовсе поставить перед фактом. Кагами зол и требует объяснений и Мадара даст ему их. Выдаст всё так как есть, не приукрашивая. Перед ним сидел ребёнок, но он будущий шиноби и с горькой правдой им приходится сталкиваться намного раньше. — Нет, не уйду. Мне надо серьёзно поговорить с тобой, — Кагами сжался, загнанно смотря на него исподлобья. Сразу же пожалел о своём выпаде. — Я хочу, чтобы этот разговор навсегда остался в твоей памяти, но никто кроме нас двоих никогда не должен о нём знать. Мадаре было не комфортно смотреть на него, ребёнок вёл себя крайне нетипично, крайне скованно и по лицу всегда скользила тень страха. Кагами скучал, он никогда не расставался с ним так надолго и предъявлял ему претензии каждый раз, когда тот не соответствовал роли отца, которую ребёнок сам выстроил себе в голове. Мадара сел ближе, забирая пиалу с покрасневших рук и беря маленькое лицо себе в руки. Ни единого следа Тобирамы в чертах. Сплошное её выражение лица. — Ты хочешь отказаться от меня? Я больше не буду заходить без спроса! Он зашевелился в его руках, задышал чаще. Его сокомандники, как и сама Тобирама, наверняка удивились бы тому, как он ведёт себя. Но Кагами любил его и был уязвим от его слов и действий, в отличии от остальных. Тоже тем самым напоминая свою мать, как оказалось. — Нет, конечно нет, — он потрепал ребёнка по макушке и устало перевёл взгляд в окно. Наступали сумерки, пространство понемногу заполняла синева. — Я должен рассказать правду о твоём рождении. — Ты, наконец, признаешь меня своим сыном? Он не хотел видеть ту зарождавшуюся надежду в глазах, на неё у него не хватало воздуха в лёгких. Буквально года два назад они говорил об этом постоянно и в какой-то момент Кагами просто отчаялся, перестал спрашивать и больше не заводил эту тему. — Да, — резкий выдох Кагами заполнил пространство кухни. — Но я не твой биологический отец, как уже ни один раз говорил тебе. Горькие слёзы неконтролируемо полились на стол. Каждый раз Кагами думал, что его отвергали и что правда была совершенно иной. Мадара ничего не мог с этим сделать, но сейчас собирался раз и навсегда прекратить мучения ребёнка. Принять его. Стать отцом. — Послушай меня и не плач, — Мадара вытер большими пальцами влагу с щек, растирая детскую кожу. — С сегодняшнего дня я твой отец, а ты мой прямой и единственный наследник. Я беру тебя к себе в дом, как старшего сына и представлять тебя буду соответствующе. — Почему тебе так сложно признать что я твой настоящий сын?! Кагами оттолкнул ладони Мадары и со всей злости ударил его в торс. Он почувствовал лёгкую вибрацию чакры, мелкий пытался использовать её, чтобы навредить хоть на сколько то также, как сам Мадара его. — С сегодняшнего дня ты и есть мой настоящий сын, дурень! — А вчера я кем был? Сыном Акимичи Ирозы? Нервный смех вырвался прежде, чем Мадара успел его остановить. — Нет. Вчера ты был моим племянником и сыном Изуны Учихи. Кагами остановил свои поток едких комментариев и завис. По глазам было видно как пытался обработать информацию, которую только что получил от него. — Но Момо же…она жена Изуны. У них есть Тоширо, который моего возраста… — Кагами остановился у края стола размышляя вслух, нечетаемым взглядом смотря на него. — Но Момо не моя мать, ведь мы с Тоши не близнецы. Тобирама убила твоего брата… — Всё верно. — Тоби убила моего отца? — с ужасом спросил Кагами. — Да. — Почему? Кагами нравилась Тобирама лишь из-за того, что она очень не нравилась Мадаре, он не стал тогда ей об этом говорить и слава богам, что не заикнулся, посчитал совершенно неважным и не обидным для неё. Он знал, что шкет сразу побежал за Тобирамой, как только увидел её в своём поле зрения, только лишь чтоб насолить ему посильнее. Тогда насолил. Для Кагами Изуна был далёким воспоминанием, о котором он мало что помнил, лишь размытые образы и редкие встречи за общим столом, не более. Для Тоширо он имел огромное значение, как и для его матери, но на сегодняшний день их общий отец превратился для Кагами хорошим поводом насолить близким, он не задумывался об их чувствах. Хотя скорее как раз задумывался и хотел навредить как можно сильнее. В отместку за самого себя. — Потому что он забрал тебя у неё. Истинная причина, никакая более. Даже то, что Изуна буквально убил её не нанесло Тобираме такой вред, как-то, что он отобрал её ребёнка. Выстраданного, такого поистине желанного и любимого, невзирая ни на что. Поступил ли тогда Изуна правильно? Безусловно да. Он, наконец, выбрал клан, сквозь невыносимую боль, но выбрал. Смог убить её, что было единственным верным решением. Но чёртов Хитоши всё испортил. Изуна был бы жив, если бы тогда он не пытался воскресить её всеми существующими способами, которые нанесли ему самому серьёзный ущерб. Мог ли он винить Тобираму? Уже нет, не мог. Мадаре было сложно представить себя на её месте, она должна была умереть ещё семь — восемь лет назад или даже раньше, таково было стечение обстоятельств. Случайных и не очень. Если бы тогда её не поймал тот отряд во главе с Юдзу, что тогда случилось бы? Может он потерял бы брата ещё раньше и они вдвоём с Тобирамой растили бы Кагами где-то на окраине деревни волн. Но был бы он счастлив вдали от семьи? Куда не посмотри везде тупик. Роковая встреча случилась сразу, в первый день знакомства. Единственный вариант, при котором они оба были бы счастливы — только если бы никогда не знали друг друга. Кагами сидел, он больше не задавал вопросов и пытался понять самое главное, но натыкался в голове на тупики, не понимая, что она могла бы быть его матерью. — Она не должна быть в курсе того, что я сказал тебе об этом. Кагами, ты всегда знал свою принадлежность по отцу, хоть немного и заблуждался в вводных. Мы одна семья, всегда были и будем. Попытайся принять её, она многое пережила, чтобы быть с тобой. — Ты знал? — Кагами смотрел на него, сдерживая ярость в своём маленьком теле. Его кулачки были сжаты и спрятаны под стол. — Нет, моя осведомленность случайна. Я сам узнал совсем недавно. — Я… Кагами был растерян, он не знал что сказать и как себя повести в этой ситуации. Мадара не стал давить на ребёнка, эмоции должны поутихнуть и тогда они снова начнут это разговор, пускай он будет ещё не скоро. — Переезжай в свободную комнату, она сразу выбрала её для тебя и там уже всё есть, можешь больше не валяться в моих ногах на тесном татами. Это тяжело, но ты справишься, теперь у тебя есть полноценная семья, просто постарайся не ранить свою мать ещё сильнее, чем мой брат. — Изуна сделал что-то плохое? — ребёнок уложил голову на ладони и чуть сжал их, его мордашка приобрела совсем округлый вид, он выглядел ещё младше своего возраста. — Да, он делал много ужасных вещей. Но с тобой Изуна поступил верно, просто иногда жизнь разыгрывает неподходящую нам колоду, так бывает. Тобирама должна была умереть, сразу после твоего рождения, но она выжила. А вернувшиеся с того света своих обид не прощают. Никогда.***
Они с Кагами зашли в купальни, а после плотно поели и прошлись до детского дома, там он должен был оповестить воспитателей, что забирает ребёнка. Пришлось подписать бумаги и подтвердить свою личность, что неимоверно выбесило его, но Тобирама ввела новые порядки и пришлось подчиняться. После того, как Мадара испытал все муки ада, он оставил Кагами на пару часов для последнего прощального ужина с детьми и отправился в резиденцию к своему другу. Хаширама сидел за столом, перебирая свитки, его лицо сосредоточенно вглядывалось в очередную пожелтевшую от времени бумагу и яркая морщина на лбу вырисовывалась отчетливее и сильнее. После заката солнца его друг никогда не находился в резиденции, в отличии от своей сестры и лучшего друга, Хаширама всегда понимал когда нужно отдыхать и разграничивал своё свободное время. Но не сегодня. — Почему ты всё ещё здесь? — Мадара вальяжно сел в кресло напротив Хаши, поднимая и ставя ноги на стол. — Дома не ждут, — лаконично ответил господин великий Хокаге с очень постным лицом. — Ненаглядная выгнала из дома и осталась с Нацу доживать остаток дней? Согласен, она явно симпатичнее тебя будет. Теперь, возможно, даже сильней. Хаширама устало откинул свиток и спрятал лицо в ладонях, совсем как Кагами. А ведь получалось, что его друг был его дядей, как и он сам. Мысли раз за разом возвращались к ребёнку, как он теперь будет жить, зная правду. — Миссия прошла успешна, за исключением некоторых деталей, — каких именно, Мадара решил не добавлять, он кинул на стол криво написанный отчёт, который Хаширама сразу же взял в руки, всматриваясь и хмурясь. Не понимал и половины того, что написано. — Он был разумен? — удивился Хаширама, листая страницу за страницей грязных, испачканных в саже и крови листков. — Да, пришлось потужиться, чтобы завалить демона, — Мадара скрестил руки на груди, вспоминая ловлю лиса, и беготню по опушке под гортанные крики. — Нацу выглядит отлично, за ней круглосуточная слежка уже с той секунды, как вы вошли в деревню. Некоторое время они молчали, пока Хаширама внимательно читал отчёт. Много чего там не было написано, особенно было преуменьшено состояние Тобирамы, которая не хотела даже упоминать об этом в отчёте. Когда его друг дошёл до конца, он отложил все бумаги в ещё одну бесконечную стопку и с грустью взглянул на него. — Мой сын выгнал меня, — видимо, не найдя ничего криминального в отчёте, Хаширама решил перевести разговор на более волнующую его тему. — Он рано, я думал, что только через пол года начнётся новый цикл. — Сейчас время выпало на високосный год и жрецы, с отцом Мито, отпустили его раньше, он здесь уже месяц. Ичиро был очень своенравным подростком. И если с Кагами у него были сложные отношения, то у Хаширамы с его родным ребёнком — катастрофические. Внешностью и характером он пошёл в Мито, от Хаширамы ему досталось только эхо в канале чакры, ведь даже фамилию он нёс своей матери. — Что на этот раз? В прошлый, он тебя выгнал из-за того, что ему не нравилось, как ты громко смеешься и чавкаешь. Ичи забрали у родителей в первый раз уже в трёхлетнем возрасте, но сначала это были небольшие разлуки, а с семи лет он стал большую часть жизни проводить в Узишо и воспитывался как будущий каге местных земель, поэтому поведение отца выводило его из себя с частой регулярностью. Он терпеть не мог его пьянства, азартные игры и всяческое зависимое поведение почти от всего, что Хаширама любил. — Нет, ему не понравилось то, что я выдал Тоби за тебя. — А не поздновато? Уже больше года прошло. Он поэтому прошлую встречу не приехал? У него должно было быть окно как раз на нашу свадьбу. — Да. Он наврал мне, что проводит серьезные обряд, который можно делать в пятое число лунного цикла с восхода солнца раз в пять лет. Оказалось это был набор звуков. Малец был слишком упёртым и терпеть не мог Мадару, что вполне объяснимо. Хаши с Мито очень рано стали родителями своего первого ребёнка и многих нюансов тогда не знали, это сейчас их младенец растёт в полном понимании и принятии, но у Ичи была совершенно иная участь. — Переходный возраст, пройдёт. — Чую твой Кагами тоже жару даст на всю деревню, — Хаширама отодвинул бумаги и достал литровую бутылку саке из-под стола. — Пока вас не было, он успел настроить против себя всех Акимичи. Ты представляешь, всех кур и свиней выпустил из фермы. Жалко, видите ли, ему их. — Есть их ему это не мешает. Я как раз хотел про него поговорить. Хаширама отлил им двоим стопку и передал одну Мадаре, не дожидаясь его, Хаши опрокинул в себя первую порцию и сразу же налил вторую. Капли спиртного разлились по дубовому столу, Мадаре захотелось убрать их тряпкой. Почему —то когда он свинством занимается, его это менее раздражало. Поправлять Хашираму Мадара не стал, уже давно это не имело значение, а теперь и подавно. Как только он не отрицал то, что является отцом Кагами, всё было бессмысленно, никто ему не верил. — Что с ним? Можно я сегодня останусь у вас? Заодно Тоби проведаю, давно не видел. — Нельзя, иди домой, — отводить Хашираму к еле живой Тобираме он не собирался и так повезло, что тот решил проведать сестру не в первый же день. — Да ладно тебе, — Хаширама выпил вторую чашу и налил сразу третью. — Я сказал нет, мы устали с дороги. И не налегай, твой сын будет недоволен, — Мадара выпил саке и скривился, напиток оказался очень крепкий. — Он всегда недоволен, — с грустью проговорил Хаширама, закусывая солёными огурцами. Мадара не успел проследить когда тот их успел достать. — В сестрицу твою пошёл, ни дать ни взять, — он взял банку и попытался достать самый жирный огурец. — Я хочу официально объявить Кагами своим наследником. — Оу, надо тогда устроить официальное назначение, — Хаши не стал его слушать и налил себе ещё одну чашу, удивлённым он не выглядел. — Тоби очень любит Кагами, обычно она так к детям не относится. — Думаешь? — для приличия спросил Мадара. — Да! Это очень видно, поэтому она с радостью примет его в ваш вынужденный союз. — Когда будем устраивать приём? — На следующей неделе как раз день основания Конохи, все будут праздновать и можно совместить у вас в клане. Мысль была дельная и Мадара решил согласиться на неё. За те месяцы, что их не было, Хаширама заметно постарел, его друг не привык работать в одиночку и почти всю основную работу за него делала Тобирама. Отрицать её большой вклад в развитие деревни, которую она меньше всего хотела, совершенно бессмысленно, все основные законопроекты и дельные идеи по благоустройству исходили только лишь от Тобирамы. Хашираме оставалось доводить их до логического конца, светить лицом на всех мероприятиях и загородных встречах. Теперь, зная Тобираму чуть лучше, он мог предполагать, что делалось это абсолютно точно не для неповторимого мужа или идиота брата — а именно для детей и в большей степени для Кагами. Чтобы тот мог расти в лучших условиях и имел возможность видеть жизнь обычных людей, а не только наёмных убийц. — Так и сделаем, тащи Ичи с собой, пусть посмотрит в каком особняке любимая тётя живет, — сказал Мадара и рассмеялся. Прокрадывалась мысль, что в ближайшее время его ждёт грандиозная драка, но по просьбе Тобирамы он не обмолвился о её состоянии Хашираме. Как они из этого обмана будут выкручиваться пока не приходило в его голову, основная действующая сила деревни выбыла из игры на неопределенный срок. — Он обязательно придёт, в конце концов, Ичи мой наследник. — Смирись, он не твой наследник. На данный момент у тебя его вообще нет, дочка не может стать главой клана, — Мадара достал себе ещё один огурец и налил новую порцию саке. — Только если Водоворот не уничтожат или ещё чего с ним не случится. — Тебе не говорили, что иногда нужно промолчать? — Хаширама немного опрокинулся на табуретке, вися на двух ножках, пытаясь найти равновесие. Он держал пиалу в руках и с грустью смотрел как в саке переливаются блики от лампы. Ему много что говорили по жизни, всё он предпочитал игнорировать и потом страдать. Мазохизм был так глубоко вплетён в его нутро, что избавиться от него уже было невозможно, он даже не мог проследить неосознанные действия причиняющие ему вред, а уж сознательно ограничивать себя в этом вопросе было за гранью фантастики. — Тобирама всегда говорила, что мне повезло, — продолжил он. — Ичи никогда не станет правителем воинствующего государства и всегда будет в безопасности, изучая техники для созидания, а не разрушения. — И в чём она не права? — В том, что он не со мной. Хаширама шмыгнул носом, он глубоко переживал свою неудачу с сыном и любые попытки сблизиться тот игнорировал, что ещё больше ранило его друга. Но пить в кабинете с Мадарой тоже не было решением проблемы. — Наладь с ним отношения пока не поздно и чёрт с ним, что он в Водовороте, зато в безопасности в отличии от нас. Были бы мои дети Удзумаки, я бы их всех в водоворот сдал. — Не сдал бы, с шаринганом так не выйдет. — Шаринган тоже не лучшее, что случалось в моей жизни. — А что было лучшим? Хаширама перестал качаться и пододвинулся ближе к нему, его раскрасневшиеся щеки придавали лицу тот цвет, который он обычно привык видеть. Его друг уже прилично захмелел, глаза расслабились и морщинка у лба разгладилась, а волосы сбились с причёски, передние пряди тёмных волос растрепались, обрамляя овал лица. Что на такое надо отвечать? Хаширама, в привычной манере, начинал изливать ему все свои проблемы под градусом, но сейчас вышло так, что Хаширама пил шестую чашу, а он ещё только вторую и между их алкогольными опьянениями была целая пропасть, но Мадара не собирался напиваться. Не было у него таких дней, либо были так давно, что он уже и позабыл. Прошлое было укутано войной и, пытаясь отыскать там хоть какие-то светлые воспоминания, он раз за разом натыкался на мрачную картину тогдашней действительности. Смерти, страдания, постоянный мор, стресс и вечное не проходящее желание в груди закончить всё это как можно быстрее, пусть даже собственной смертью. Женитьба на Тобираме, непонятные отношения с Кагами, да и не только с ним — со всеми и в особенности с собственным кланом. Хаширама был сильнее и порядком проще, его не гложут многие вещи и он был любимчиком у всех. Хотя о чём он думал, его друг справлялся точно не лучше. В отличии от него, у Хаширамы два брата полегло, ребёнка отобрали, сестру пришлось выдать за её кровного врага и хоть вся деревня его и любила — он сам себя точно презирал. И топил это презрение в алкоголе, девушках и играх. Святой Хокаге никогда не был святым, просто прятался лучше и его старший сын всё это видел, а даже если не видел — всегда догадывался. Хаширама делал всё пылко и с полной отдачей, сколько по стране огня бастардов его живёт одним богам известно. Но его друг старался выглядеть честолюбивым и хорошим в глазах людей, у него успешно выходило. С Мадарой он никогда не прятался, всегда был сам собой, без прикрас. Поэтому они и были друзьями, хоть и с большой натяжкой, в виде многих лет систематического уничтожения друг друга. — Помню, как я радовался, когда родился Ичи, ни с чем не сравнимо. А ты, когда родился Кагами? — не услышав от него ответа, Хаширама сам решил ответить на свой вопрос. — Я не видел его рождения, — ответил Мадара, подумав, что и слава богам, что не видел. — Мне его вручили по факту. — Откуда ты тогда уверен, что это твой сын? — Хаширама не стал отказывать себе в ещё одной чаше. — Хотя о чём я спрашиваю, он твоя копия. Неужели ни одного дня? — На ум не приходит. — Хорошо, что у тебя есть наследник, иначе бы Тобираме пришлось рожать от тебя, не уверен, что вы оба пережили бы это. Они с Тобирамой, по честному, уже мало что смогут пережить после всего, если только это не покой. Мадара на эту тему задумывался давно и приходил тогда к выводу, что просто передаст клан Тоши, либо Соре, о собственном наследнике он не думал, да и Тобирама бы, как ему тогда казалось, на такой эксперимент точно не пошла. Он никогда не рассматривал тот вариант, что им придётся когда-либо заниматься сексом, это всегда выглядело в его голове как обоюдное изнасилование. — Наши отношения улучшились, — решил он оповестить друга. — В доме больше не звучат пожелания смерти. Насколько сильно улучшились, он решил не добавлять, вызвало бы ненужные вопросы, но и этого Хашираме хватило. Он радостно засмеялся и попытался обнять его перелезая через стол, Мадара решил не сопротивляться, раз ему это было необходимо. — Я так рад! — перегар из рта Хаширамы забился ему в нос и Мадара закашлялся. — Возможно, когда нибудь, вы сможете действительно стать семьёй! Его друг очень этого хотел, тогда совесть бы не так сильно мучила его, но говорить утвердительно, как и отрицать, он не стал. Уж чему он и научился у Тобирамы — так это искусству молчать. Воистину, она имела наивысший ранг в этом направлении, впрочем, как и во многих других. — Иди к мозговитым и выпей от похмелья пилюлю, чтоб домой пойти в адекватном состоянии. Бутылка с саке опасно стояла на краю стола и именно когда Мадара начал свои нравоучения, Хаширама отпрянул от него, случайно задевая стол. Бутылка два раза покачнулась и разбилась, он не стал её останавливать, чтобы побыстрее привести Хашираму в чувства. — Ты же знаешь, Нара негативно относятся к тому, чтобы я появлялся у них на пороге. Прекрасно знал, но ситуация требует жертв. Хаширама встал на колени, вытирая разлившееся саке. — Думаю, очередная моя бывшая невеста поделится с тобой пилюлей, раз выбрала тебя, а не меня. — По твоему, лучше было тебе на ней женится? — возмущенно выкрикнул Хаширама, собирая уже осколки. Мадара на это возмущение рассмеялся и допил свою вторую порцию саке, закусывая очередным огурчиком. — Конечно, лучше же было на твоей сестре женится, ты прав — и снова рассмеялся. Нара были хитростные до такой жути, что ни перед чем не останавливались. Хашираму они тогда хорошо опрокинули и при этом запрещали появляться у себя в клане, чтобы тот негативно не влиял на их имидж. — Ладно, ты прав, но пойдёшь со мной! Выбора ему не предоставили, через пару минут они оба были на улице, по дороге Мадара решил забрать Кагами и вот они уже втроём направлялись к Нара, но унижение их длилось не так долго, как Хаширама в своей голове нафантазировал. Позже, его друг направился в сторону своего квартала, а они с Кагами в сторону своего.***
Кагами висел на его руке и не собирался спускаться на землю, хотя он уже часа два таскал его на себе. Пацан перемещался с плеч на спину, а затем на руки и снова по новой, как будто он был деревом первородным, с которого слезать нельзя ни в коем случае. В правой руке он нёс суп для Тобирамы и именно на этой руке мелкий поганец любил обвиться больше всего. — У тебя ноги есть, можешь спустишься? — спросил Мадара свой бесполезный вопрос, перетаскивая ребёнка левой руки на плечи, чтобы удобнее было идти. — Даже не собираюсь, — ответил Кагами, трепля спутавшиеся волосы Мадары. — Я устал, — пытался воззвать к совести пацана Мадара. — Я тоже. Спорить дальше смысла не было, поэтому Мадара не стал тратить ресурс. Ночь была холодная, он накинул на Кагами шарф, который стащил с какого-то прилавка по дороге. Денег у него с собой не было больше, всё потратилось на жрачку в местной харчевне, поэтому завтра придётся возвращать монеты местному торгашу, главное лавки не перепутать. — Мы домой когда уже пойдём? — заныл Кагами, дёргая его за чёлку. — Заскочим в цветочный и пойдём, это по дороге. — Купи мне ромашек! — О, Ками, обязательно, как ты выжил то без ромашек. — Не знаю, со сложностями. Мадара был рад, что ребёнок быстро отошел и вернулся в норму, но раздражение уже подступало, он чувствовал, как его рот начинал дёргаться. Суп в руке только благодаря богам ещё не был разлит на землю, а шея доживала свои последние минуты. На улице им никто так и не встретился, на окраине деревни редко можно было увидеть гуляющих людей, а ниндзя предпочитали проводить вечера дома или на миссиях. В шлепанцы попало несколько мелких камней и теперь его дискомфорт возрос ровно в три раза. Горящий свет в цветочной лавке обрадовал его также сильно, как и то, что Кагами соизволил слезть с него по неведанной причине. Ребёнок вышел вперёд и первым добежал до цветочной лавки Яманака. Сначала идея с цветами показалась ему идиотской и, если честно, до сих пор кажется. Кто будет дарить друг другу цветы на постоянной основе? Его сегодняшняя покупка скорее несла символический жест, не более, но кто эти люди, которые покупают цветы каждый день? Единственный вариант, только если все несут их на кладбище. Тогда можно было смело открываться как похоронное агентство и не морочить людям голову, а себе не отбивать клиентов. Но, вроде как, они существуют полгода и до сих пор не закрылись. Нераскрытая загадка для него. Он зашёл во вкусно пахнущее помещение с темными полами и стеклянными стенами, открывающими вид на ночную Коноху. Цветочный домик не был большим и от того, торчащие со всех сторон цветы, придавали уют и сюда хотелось возвращаться. Может именно этим они заманивают сюда людей? — Мадара — сама, приятно вас видеть, вы же впервые здесь? — дочь главы клана поприветствовала его и вежливо поклонилась. — Да, я пришёл взять у вас синие васильки, есть? — И ромашки! — выкрикнул Кагами с лестницы, которая была завалена цветочными горшками. — И ромашки, — добавил Мадара женщине. Суп всё же стал протекать, жирные капли вбивались в тёмное дерево на полу, ему стало неловко за это и Мадара приподнял пакет, закрывая дно рукой. Яманака, видя его персональный позор, достала из прилавка горшок и засунула туда пакет с похлебкой, вручая ему в руки суп обратно. — Спасибо. — Не за что, сейчас я подготовлю два букета. Женщина ушла из его поля зрения, Кагами вертелся как лист на дереве при сильном ветре, он облазил все места и потрогал руками каждый цветок, проверяя их на ощупь, видимо, больше всего ему понравилась гинура, он завис над ней и без остановки гладил бархатные лепестки. — Вот, возьмите цветы, — Яманака отдала ему в руки охапку ромашек и васильков, букеты вышли намного больше, чем Мадара изначально предполагал. — Спасибо, я завтра занесу деньги, сегодня мы уже всё потратили. — Без проблем, — видя не отрывающегося от горшка ребёнка, Яманака подошла к нему и всучила цветок Кагами в руки. — Этот в подарок, забирай. — Спасибо! Кагами поправил шарф и, крепче прижав горшок к себе, помчался к Мадаре с горящими глазами. Всё-таки детям так мало нужно для счастья, жаль он наиграется и забудет приблизительно на вечность об этом растении. — Тогда до завтра, спасибо ещё раз, — он открыл дверь боком, ведь в одной держал цветы, а в другой горшок с супом. — Буду ждать! Дверь за ними со звоном закрылась, в Конохе стало модным вешать орущие колокольчики или металлические палки на козырёк, чтобы оповещать хозяев, как будто чакрой пользоваться никто не умел. С другой стороны, благодаря Тобираме, в деревне стало много гражданских и детей, а обнаружить их можно уже только с более продвинутым уровнем сенсорики, которой он не обладал, но Яманака к таким людям не относились. — Ты помнишь о чём мы сегодня говорили? — Мадара чуть дернулся в сторону, когда шкет решил залезть на его спину, лишнего места просто на просто больше не оставалось, он и так выглядел как носильщик. — возможно, она никогда и не признается тебе, поэтому держи в тайне свою осведомленность. — Я понял, — Кагами шёл, дергая бархатистые лепестки руками. — можно мне продолжить спать с тобой? Мадару волновало, что он почти игнорировал информацию, которую он ему рассказал о его матери. Сейчас Кагами беспокоил только Мадара и то, что он признал его своим сыном. Настроение ребёнка улучшилось после того, как он ещё раз закрепил то, что Кагами теперь его официальный наследник и будет жить с ним. С другой стороны, может он зря переживал? Малец ещё не до конца осознал происходящее, думалось ему. И если про Тобираму он ещё заикался, то про Изуну совершенно нет. — Конечно да, как будто ты меня до этого слушал и ложился в другой комнате. — В другой комнате было пусто и маленький матрас посередине! Так и было, ответа на это заявление у него не нашлось. Они шли одни, по обходной мало кто ходил, но ему хотелось уединения сегодня перед сном. Их дом уже был в нескольких сотнях метров, Мадара видел крышу и единственный источник света на втором этаже. Значит Тобирама не спит и даже смогла сама включить светильник, стоящий у татами, он специально поставил его там перед самым выходом. Ветер растрепал его волосы ещё сильнее, и вся чёлка неудобно закрывала глаза, а поправить он их даже не мог, руки были заняты. Они вошли в дом и сразу разулись, Кагами побежал включать свет во всех помещениях, кидая свой горшок на кухонный стол. — Угомонись, я за этот свет плачу! — Мадара поставил всё на стол и пошёл мыть руки в кухонную раковину, вторую занял Кагами. — Не обеднеешь, Мудара. Решив проигнорировать пацана, чтобы поберечь нервы, он стал резать хлеб, который принесла, по всей видимости Момо, как и ещё ряд продуктов. Помидоры и сыр также привлекли его зоркий взгляд. — Пацан, ты жрать ещё будешь? — А есть чё? — выкрикнул с умывальника Кагами. — Хлеб с сыром и ещё Момо принесла булку с изюмом. Кагами скривился на слове изюм, но подбежал за булкой. Он вручил ему сладость и пацан при нём стал весь изюм выковыривать и есть так. Мадара не смог на это богохульство смотреть и дорезал всем бутерброды. — На, неси, — Мадара всучил поднос с нарезками пацану, а сам взял горшок с супом и цветы. — Идём. Они не спеша поднимались по лестнице, каждый из них нёс то, что без проблем может упасть и тогда весь их путь будет проделан насмарку. Доски скрипели от каждого его движения, это неимоверно стало раздражать уже к четвёртой ступени. В душе поселилось лёгкое волнение, всё же он оставил Тобираму одну больше чем шесть часов назад, а при её плохом самочувствие — это достаточно много. Кагами не стал так медлить и выбежал вперёд, раскрывая дверь на распашку, не забывая врубить весь свет в коридоре, как будто он кому-либо там был нужен кроме их коммунальщиков. Ещё одна тупая идея, придуманная Тобирамой. Видите ли, налоги помогают деревне развиваться. Так и есть. А ещё помогают ему разоряться. Сложно было сказать, готов ли он был жертвовать вторым ради первого. Он сам её просил разобраться с электричеством, это было одним из условий, когда они подписывали договор с Хьюга. Она сразу исполнила условия, как раз пока его не было в деревне, даже Сору моментально посадила в совет. Но, как оказалось, нормальное электричество дорого стоит! В итоге то, что им спустили земельный налог ничего не значил, ведь электричество сжирало всю эту разницу. Ребёнок застыл на проходе с подносом в руках, не идя внутрь. — Привет, Кагами. Мадара всунул свою голову в проход, вроде всё было нормально. Тобирама полулежала на подушках и с улыбкой глядела на своего ребёнка, который стоял не шевелясь. — Ты чего? — Мадара опустил голову вниз, обращаясь к Кагами, тот поднял на него свои почти залитые слезами глаза. — Эй? Беспокойство охватило его голову, он не понимал такой реакции. Может он зря сегодня всё ему рассказал? Мадара взглянул на Тобираму, но та выглядела не менее тревожно. Кагами, наконец, зашевелился и вошел в комнату, кладя ей на колени поднос с бутербродами. Тобирама уже было собиралась ухватить его хотя бы за руку, но он ускользнул к нему обратно и забрал горшок с супом из его рук, неся Тобираме замотанную и почти уже изнасилованную похлёбку. — На, ешь, — Кагами заботливо вытащил суп из горшка и стал его разворачивать, открывая крышку и ставя на поднос с бутербродами. — Ты ужасно выглядишь. Он взял кусок разрезанного хлеба и наложил на него сыров с помидорами всучая ей в руки. И тут его осенило, дело было не в том, что он увидел Тобираму, а в том, в каком виде она была. Для Мадары, за такое количество времени, это уже стало нормой, но ребёнок ещё не видел её после запечатывания лиса. Тобирама была намного болезненнее и худее с их последней встречи, не удивительно, что он сразу сел её кормить. — Спасибо, Кагами, — она с осторожностью погладила его по голове, видно было, что хочет прижать его, но не стала. Тобирама честно пыталась съесть суп, она даже проглотила ложек десять и ещё умудрилась впихнуть в себя целый бутерброд, но на большее была не способна. — Ты мало съела, — Кагами расстроенно положил поднос на пол и лёг к ней на татами, обнимая за талию. Тобирама прижалась к нему в ответ, обвивая ребёнка своими тонкими руками. — Прости, мой организм ещё не восстановился, — она вытащила из слоёв пижамы кривой амулет и показала ему. — но твой подарок мне помогает. Кагами фыркнул и спрятался в трёх одеяльных слоях, под которыми лежала Тобирама. Она легонько рассмеялась и наконец обратила внимание на Мадару. Он всё это время стоял в дверях и не входил, ждал пока ребёнок уляжется, наблюдая за ним. — Давно проснулась? — Нет, минут двадцать назад. Ему сложно было войти в комнату полностью. Какое-то дурное волнение сидело в нём и не давало подойти и вручить эти чёртовы цветы, поэтому он прятал их за стеной, облокачиваясь об дверь. Мадара понимал, что это были не просто какие-то любые сорняки и от этого медлил. Нахождение в её голове не прошли даром, он знал, что васильки всегда ассоциировались у неё с домом, с защитой Буцумы и, даря их, он также давал ей обещание. Обещание, которое ему придётся выполнять вместо Изуны. Оберегать и защищать её и теперь уже их общего ребенка. Обещание стать отцом и мужем, опорой. Готов ли был он к очередной ответственности? С его стороны эта была не первая клятва, Мадара уже давал обещание защищать её, сидя в ванне и раздражаясь от того, что просто дышит с ней одним воздухом. Но тогда эта была вынужденная мера, чтобы приобрести выгодного союзника, сейчас всё было иначе. Не вопреки, а во имя. Кагами вытащил из одеяльного завала свою маленькую ручку и потянулся к уже сделанному бутерброду с пола, ползя через Тобираму, которой было больно от его действий, но она не стала никак отдергивать ребёнка. Видимо от таких ухищрений и усилий, организм пацана повергся шоку и выдал отборную громкую порцию вони из костлявой задницы. Кагами заливисто рассмеялся под одеялом, Тобирама специально придерживала его, чтобы ребёнок не смог выбраться. — Пусти! — Нет! — Тобирама со смехом легонько придерживала одеяло, сил на реальное удерживание у неё не было. Она так искренне смеялась, он впервые видел в живую Тобираму такой. Не в воспоминаниях пяти или десятилетней давности, а сейчас, в этот самый момент. Всё лицо преобразовалось, будто перед ним другой человек. Они оба теперь его семья, чего он ждёт? Это же уже происходило, просто Мадара хотел напомнить, зафиксировать и дать понять, что не забыл. — Я сделал его наследником, теперь он официально наш сын. Мадара вошёл полностью в комнату, он не знал, как вручить цветы, поэтому просто кинул их ей на колени. Тобирама смотрела на ромашки вперемешку с васильками и первое время никак не реагировала. Кагами вылез из-под одеяла, его мордашка с растрёпанными волосами недовольно смотрела на ромашки, вроде как он изначально хотел их себе, но ничего, перебьётся. — Я… — она сделала пару рваных выдохов и разрыдалась, закрывая лицо ладонями. — Эй, ты чего, — уже второй раз за пятнадцать минут произнёс Мадара. Он залез на татами, но трогать её не решился, лишь неловко дёрнул Тобираму за свисающий локон. Кагами гладил её за выступающие лопатки. Она выдохнула и собралась, вытирая лицо от слёз. Мадара не знал куда деть свои руки и странные эмоции, заполняющие его всего. Он решил делать вид, что всё идет абсолютно по плану и просто начал делать каждому по бутерброду. Кагами он положил побольше помидоров, ребёнок был неравнодушен к ним. Отдав ему увесистую порцию, Мадара принялся за более маленький экземпляр для Тобирамы, она без какого-либо возмущения приняла кусок и, наконец, для себя ему уже особо ничего не осталось, поэтому он собрал почти что голый хлеб с ошмётками сыра и одной помидорины. Все синхронно стали откусывать самодельные и кривые нарезки, полулёжа на расстеленном татами. Букет Тобирама бережно собрала в одну кучу и обвязала лентой, которая каким-то образом оказалась у неё в руках. У женщин всегда их приблуды валялись в поле зрения, может она ими волосы завязывала. — Спасибо Мадара, — она отложила цветы вбок и принялась за поправления причёски Кагами, который отворачивался и закрывал шевелюру руками. — Ты теперь не один, я буду твоим тылом, как и обещала. Всегда буду. Проклятый гунбай его отца, который Тобирама подарила со словами, что будет его тылом, так и валяется в подвале. Они третий раз подряд давали обещания друг другу. Тобирама всегда была искренна в своих высказываниях, он же стал только сейчас. Тогда, на свадьбе и позже, в ванне и наконец теперь, сидя втроём на татами, поедая остатки хлеба с помидорами, он давал свою закрепляющую и последнюю клятву, которую уже несколько раз произносил. — Ты теперь батя Мудара, — Кагами выковырял один помидор и кинул Мадаре в лицо, пытаясь попасть в рот. Попал в бровь конечно же, пришлось помогать доползти до рта. — Спать мне где теперь? Мелкий поганец решил достать всех интересующим его вопросом. — Я как въехала сюда подготовила тебе комнату посередине, там теперь всё есть, — Тобирама откинулась на подушки, сидеть долго вертикально она не могла. — получается так, мы теперь полноценная семья. Задавать логичный вопрос, почему она ещё год назад подготовила комнату для него, пацан не стал. Она слегка улыбалась, глядя на Кагами, он особо внимания на неё не обращал, его больше забавляли волосы Тобирамы, которые он разглядывал, сравнивая со своей рукой. Пытался понять насколько они белее его тела. Они теперь полноценная семья, да. Он долго думал над своим новым статусом и ещё больше о том, как жизнь иногда поворачивается с ног на голову. В скором времени все дружно решили улечься спать, Мадара лёг около Тобирамы на случай, если ей станет плохо, а Кагами решил пренебречь своей комнатой и устроился посередине, кладя на него почти все конечности, поэтому они так и легли втроём. Мадара уснул последним, он лежал на спине и слушал лёгкий свист ветра за окном. Луна хорошо освещала комнату и тени листьев плясали у него на стене, перетекая в потолок. Кагами сопел ему под ухо, как постоянно делал в младенчестве. Всё время ему казалось, что он глубоко одинок, смерть брата будто поставила барьер, и смотря на Кагами, он всегда видел его тень. Находится в обществе Момо с Тоши было для него праздником, Кагами всегда был проблемой и даже не смотря на его безграничную любовь к нему — он больше напоминал ему брата и себя в том числе. Теперь он был не один, эта тупиковая мысль не могла выйти из его головы. Раньше он не имел полных прав на Кагами, ни моральных, ни каких либо других. Ему не хотелось вовлекать его в дела семьи, хоть он и был ею. Кагами ему было больше жаль и сильнее хотелось ему хорошей жизни. На мертвенно бледном лице Тобирамы отражался лунный свет, делая её мраморной статуей, такой же неживой. Правда теперь он знает, что это большая ложь, тяга к жизни в этом маленьком теле сильнее, чем у любого другого человека. Они лежали втроём, на его кровати, в его доме и под его фамилией. В деревне, которую он построил вместе с Хаши, связанные узами и кровью. Его семья. Его и ничья больше.