Семейные узы

       — Девушка обескровлена. Могу с уверенностью сказать, что это почерк нашего Всадника.       Труп девушки принесли к Леопольду Бомгарту, а тот, как обычно с бутылкой водки в руке, принялся за осмотр.        — Доктор, неужели больше ничего? — спросил Николай, подавляя рвотные позывы.        — Абсолютно, Николай Васильевич, — вздохнул доктор и снова приложился к бутылке.        — И много через вас прошло таких бедняжек? — Стефания положила руку на предплечье писаря, с интересом глядя на Леопольда Леопольдовича. — Кстати говоря, Стефания Петровна, но можно просто Стеша или по имени, — она протянула руку.        — Леопольд Леопольдович Бомгарт, — доктор ответил на рукопожатие, с интересом подметив, что Гоголя больше не тошнило. — Достаточно много девушек пришлось осмотреть. Их всех объединяет лишь то, что они все были относительно юны и обескровлены.        — Что ж, в этом есть даже некая романтика, — протянула Стефания, внимательно разглядывая тело девушки.       Где-то позади себе под нос возмущался Бинх, с которым Стефания успела поцапаться при первом взгляде, а рядом с ней карандашом по бумаге чиркал Вакула.        — Что же, по-вашему, романтичного в убийстве юных девушек? — с ужасом заметил Тесак, снимая шляпу.        — Вам не понять, — сразу же отозвалась Стефания. — Питерскую молодёжь лет так до сорока всегда привлекает нечто подобное. Они называют это тёмной романтикой, разве не чудесно?       При виде огоньков в карих глазах девушки содрогнулся даже Бомгарт — он искренне не понимал, что молодая девушка могла забыть в их глуши. Тем более с такой опасной обстановкой.       Если кто и хотел ей возразить, то не решился, и они все покинули доктора, который остался дальше изучать мёртвое тело — мало ли и правда ещё что-то найдёт.       А при выходе их встретила маленькая девочка, заметив которую, Стефания больше не сводила с неё глаз.        — Доча, у тебя случилось чего? — кузнец сразу же присел перед дочерью. — Василинка?       Девочка, стоило ей заметить Стефанию, тоже не сводила с неё глаз, а потому словно не слышала отца.        — Мне Марушка сказала прийти сюда. Сказала, что происходит что-то важное, — ответила девочка отцу, но глаз от Стефании Петровны так и не оторвала.       Вакула на это ничего не ответил, хотя так полностью и не смирился с тем, что любимая и единственная дочь была ведьмой.        — Вы красивая, — сказала Василина Стефании.       Глядя на девочку, Гоголь вдруг заметил в её глазах отражение самой Стефании. Вот только это отражение было словно другим — не в таком виде, в котором шатенка сейчас была.       В видении Николая, появившемся сразу после взгляда в глаза юной ведьмы, Стефания предстала словно в образе королевы. На ней было пышное чёрное платье с красным пальто и такого же цвета перчатками, а на голове искрилась золотая корона. Вот только не это привлекло внимание писаря больше всего.       На голове Стефании вились небольшие красноватые рожки, а за спиной были широкие раскрытые крылья, напоминавшие крылья летучей мыши.        — Когда ты вырастешь, дорогая маленькая ведьмочка, — Стефания, не боясь испачкать платье, опустилась перед Василиной на колени, — ты станешь во много раз краше меня. Не оставляй только Марушку — что с того, что для кукол ты будешь слишком взрослой?       Девушка видела своё отражение в видении писаря, а потому лишь усмехнулась на него, не желая прерывать.       Побоялась лишь того, что в видении этом может мелькнуть образ её старшего брата, однако затем выкинула и это опасение из головы — она на ментальном уровне почувствовала, что Александр Христофорович потребует от неё объяснений, а потому и скрывать имя брата уже будет лишней тратой времени.       Если только они спросят о нём, ведь зачем рассказывать, если вопроса не прозвучит?        — Вы обещаете? — глаза девочки загорелись счастьем, что даже Вакула видел лишь раз в жизни — когда Василина узнала, что отец любит её даже в том случае, если она ведьма, а потому Стефания вынырнула из своих мыслей, самолично подталкивая двух мужчин к своеобразному допросу:        — Слово Тёмной Королевы, моя дорогая, — она улыбнулась, уже предвкушая скорое веселье.       А в том, что допрос ей покажется именно весельем, она и не сомневалась.       Вот только Вакула и Тесак перекрестились, а Бинх и Гоголь с удивлением, как и думала Стефания, воззрились на проезжую девушку из Петербурга, уже ожидая, что расспросят девушку сразу же, как Вакула уведёт дочь, а Тесак отправится по какому-то незначительному поручению.