Тучи сгущаются

- Товарищи! Тридцать седьмой год для нас, коммунистов, - особенный; это юбилейный год, в котором мы будем подводить итоги наших двадцатилетних достижений, - вещал Каганович, окидывая взглядом участников съезда - целые сотни собрались в зале и внимали голосу, открывавшему заседание. - Но где вершатся большие дела, там не может обойтись без завистников и вредителей, которые тормозят усилия честных тружеников. Наша первейшая задача - найти и обезвредить затаившихся двурушников, которые притворяются честными партийцами, - Кагановича прервал шквал аплодисментов. Отпив воды из стоявшего рядом стакана, докладчик продолжал: - Не все, однако, затаились, некоторые бравируют своей позорной правотроцкистской позицией, - Каганович выдержал многозначительную паузу, давая стихнуть пробежавшему по всем рядам ропоту возмущения, и торжествующе объявил: - Алексей Иванович Рыы́ков! - докладчик растянул голосом фамилию наркома почты, так, что это прозвучало иронично, будто бы Лазарь Моисеевич скопировал особенность речи Алексея Ивановича - привычку немного заикаться при волнении.       Тот, кого назвали, обратил на это внимание и нахмурился. Тем временем слово взял генеральный секретарь: - Нэ могу возразить. Но мы послушаэм самого Рикова, который нэ согласэн, что врэдителей надо наказывать. Добрэнькими правые хотят остаться, жалэют выявлэнных врагов. Алэксэй, что это за газетный бунт был на площади? Это на полновэсную пятьдэсят восьмую статью тянет, пункт дэсять - антисовэтская агитация.       Поднялся Рыков - высокий, худой, тёмные глаза его смотрели настороженно, но без страха. - Истина не устанавливается голосованием, - сказал он. - То есть вы отрицаете принципы нашего партийного единства? - опасно сощурился Каганович. - Чего хотеть от того, кто защищал единоличников! - махнул рукой Ворошилов: тяжёлый, мол, случай. - Пора уже ставить вопрос об исключении Рыкова не из состава Политбюро или кандидатов в членство, а из партии! Кто "за"? - и взметнулись руки самого Ворошилова, Кагановича, Сталина, Будённого, и с некоторым колебанием, неуверенно, - Молотова. - Вот пусть товарищ Рыков и убедится, устанавливается ли истина голосованием. - Что же, я готов сложить с себя все полномочия и отдать партбилет, - невозмутимо ответил Рыков. Этого не ожидал даже генеральный секретарь. Зато Каганович быстро сориентировался: - Это чтобы было проще вести свою подрывную деятельность? - В точку про подрывную! - невольный каламбур разрядил обстановку, в зале засмеялись. - А я считаю, что мы торопимся, - поднялся с места нарком тяжёлой промышленности, добродушный гигант Серго Орджоникидзе. Нападавшие прежде на Рыкова уставились на неожиданного защитника. - Исключить - дело нехитрое, но давайте сперва вспомним, какой вклад был внесён каждым конкретным человеком в те двадцатилетние достижения, о которых говорил Лазарь Моисеевич. Никогда не надо сбрасывать это со счетов. - Позволю себе возразить, товарищ Орджоникидзе, - снова включился Каганович. - Мы потому и продвинулись на двадцать лет, что не застряли в прошлом, а смотрим вперёд, с перспективой. И смотрим на тепе́решние действия тех, кто рядом, а не на прошлые. - Без прошлых действий не было бы и сегодняшних достижений, - стоял на своём Серго. Сталин недовольно поморщился: - Оставим этот спор, у нас не философский диспут! Что это за глупости: меряться, большэ или мэньшэ! Что было хорошэго сдэлано лично Риковым для партии - за это мы его нэ судим! Судим за другое. Риков дал понять, что в органах госбэзопасности и внутрэнних дэл сидят одни садисты и мэрзавцы, которые нэправильно работают, только и дэлают цэлыми днями, что казнят и пытают бэзвинных мучэников. Уничтожает наш, мэжду прочим, совэтский листок печати - "Правду"! И нэ дома на кухне, а на площади, гдэ тысячи людей за дэнь проходят. А кто у нас товарищ Риков? Нарком! Лицо публичное, государствэнное. А какой прымер подал Риков своим вызовов самой Советской власти? Это вэдь на руку нашим врагам! - гул возмущения пронёсся по залу; Сталин вскинул руку, призывая успокоиться. - Что могут подумать о Совэтском Союзе, если наркомы наши плюют на власть, а? - Сталин понизил голос до змеиного шипения. - Дружба дружбой, а надо отсэкать гнилые ветви от плодородного дэрэва, увэрэн, что товарыщ Сэрго со мной согласится, - генеральный секретарь улыбнулся, когда последним его словам зааплодировали. - Но и я могу согласыться с товарыщем, что надо давать второй шанс во имя прошлых заслуг, - на рябом лице генсека появилось выражение мудрого и всепрощающего патриарха. - Дадим Рикову шанс? - хитро прищурившись, вопрошал он. - Кто "за"?       Рыков обратил внимание, что в его пользу выступили, помимо Серго, Молотов и Калинин. Ну, хотя бы... А Сталин продолжал: - Но мы знаэм народную мудрость: довэряй, но провэряй! И потому нарком почты должэн доказать, что достоин довэрия! Товарыщ Риков будэт у партии на особом контроле, и это правильно! Органам НКВД стало извэстно, что именно Риков передавал дирэктивы разоблачённым ныне врагам - Пятакову и Сокольникову. Экономике Совэтского Союза был нанесён подлый удар нэ бэз участия Рикова... - Ложь! - взревел Рыков, вскакивая с места. Все взгляды обратились на него. Побелевшими от напряжения пальцами Алексей Иванович вцепился в края трибуны. - Если это ложь, докажи это в тюремной камере, - холодно бросил Каганович.       Рыков вдруг ощутил противную слабость, сковывающую всё его тело. Голоса заседателей доносились до него как будто сквозь толщу воды. Кажется, обращались к нему, но нарком не был уверен. Ставшие тяжёлыми руки соскользнули с деревянных опор, и Рыков потерял сознание.