***
Возвращаясь домой, Николай Иванович старался ни о чём серьёзном не думать. Все эти проблемы, разумеется, были и будут, но хоть первые сутки по приезду хотелось бы по возможности "отойти", растянуть это блаженное послевкусие после хорошего отдыха... Но, похоже, не судьба. Аня была очень встревожена, она передала мужу какой-то бланк. - Это что? - Николай взял листок и вчитался. - Из НКВД... Сегодня вызывают. На очную ставку с Радеком. - Ой, "вовремя", чтоб их, - вспылил Бухарин. - Почему бы не перенести на пару дней? - вопрос риторический. - Ладно, соберусь сейчас. По своему опыту Николай Иванович знал, что с неприятными задачами нужно расправляться как можно скорее, не затягивая, чтобы мысли о них не отравляли более приятные дела. Потому до Лубянки добрался оперативно, предъявил пропуск и меньше чем через полчаса сидел в кабинете Ежова. Обменялись какими-то дежурными фразами, тёзка интересовался, как погода в Германии и почему Бухарин не захотел задержаться на праздники в Европе. Ответ Николая начальнику НКВД понравился, он удовлетворённо кивнул. О деле пока не было ни слова. Наконец скрипнула дверь, и в кабинет вошёл обвиняемый Карл Бернгардович Радек в сопровождении какого-то рядового охранника. Бухарин внимательно разглядывал сильно изменившегося за полгода приятеля. Слишком худой, с пергаментно-желтой кожей, как у человека, который долго пребывает без свежего воздуха, Карл напоминал тень себя прежнего. Резкие морщины обозначились в углах его рта, как будто там не хватало пары зубов. Умные темные глаза смотрели на мир равнодушно. Никогда не бывший красавцем и в лучшие годы, сейчас Радек был похож на привидение из германского фольклора. Карлуша, как??? Что с тобой произошло? Сердце Николая Ивановича болезненно сжалось. Но тут заговорил Ежов подчеркнуто официальным тоном: - Обвиняемый Радек утверждает, что был завербован вами, гражданин Бухарин, как представителем британской разведки. Именно через вас, согласно показаниям Радека, Троцкий передавал указания о проведении диверсий на заводах. Должно было встать производство металла. Бухарин оторопел. Ущипнул себя за ладонь, чтобы убедиться, что это не нелепый сон. Громко расхохотался. - Да вы что, товарищи? Я-а? Карлуша, что за вздор, это не может быть серьёзно! И почему именно британской разведки, а не, скажем, французской или японской? - Органы разберутся, почему, - невозмутимо ответил Ежов, перебирая стопку бумаг. - Вот, извольте ознакомиться, - протянул Бухарину показания обвиняемого. Николай Иванович покосился на хмурого приятеля и начал читать... Не дойдя и до середины, он стал нервно кричать: - Слушайте, да как так можно! Я не вчера в партию вступил, вы, товарищ Ежов, меня знаете. И вот из-за такой ерунды меня стоило выдергивать вообще из дома? Мерзкая, подлая клевета! Если кто-то там спутался с иностранными разведками, я здесь причём? Карл, я не понимаю, как ТЫ так можешь! Ребёнку ясно, что это всё чушь собачья! Николай Иванович Ежов медленно поднялся из-за стола. Ростом ещё более мелкий и щуплый, чем Бухарин, держался он как человек, абсолютно уверенный в своей силе. - Вы, гражданин Бухарин, не кричите на меня, вы не на попойках с дружками, а в кабинете наркома внутренних дел, - холодно отчеканил он, и тёзка смутился, успокоился, смотрел на колени. - Подумайте лучше, что скажете на съезде Советов, ваше положение в партии ОЧЕНЬ пошатнулось. Органы госбезопасности обязаны реагировать на любые показания, и уже наша задача разбираться, где бред, а где не бред. - Извините, я и правда не должен был срываться, - смиренно ответил Николай. - Но со своей стороны ответственно заявляю, что это ложь! Примите во внимание, пожалуйста! Ежов не ответил, повернулся в сторону обвиняемого: - Радек, был план изготовления заведомо некачественных деталей для наземного транспорта, в частности поездов? - Был, - как ни в чём не бывало ответил Радек, и не будь Бухарин столь рассержен и возмущён, он бы заметил, что это странное оцепенение и безразличие, в котором пребывает его приятель, слишком нетипично для того Карла Радека, которого он знал много лет. Но этого Николай Иванович не замечал. - План по внедрению новых вредительских разработок на заводы утвердил Бухарин? - пытливо вопрошал Ежов, постукивая карандашом по столешнице. Радек не ответил, только кивнул. Бухарин вознегодовал: - Скажите, пожалуйста, гражданин Радек, когда вы лжёте: когда приходили осенью ко мне домой с просьбой не верить всем обвинениям в ваш адрес или сейчас? - он хотел было сказать что-то ещё, но закашлялся. Радек с невыразимой обидой и упрёком смотрел на него. Ежов поднялся: - Ну, всё ясно. Можете идти, гражданин Бухарин, пропуск вам выпишут. Это не последняя наша встреча, имейте в виду.***
Едва выйдя из здания Лубянки на свежий воздух, Николай Иванович поспешил поделиться впечатлениями с Рыковым. Тот как будто и не удивлялся, что друг целый день к нему бегает. Поначалу даже не понял, что произошло, вспыльчивый Николай разговаривал одними междометиями, но потом картина стала складываться. - Нет, ну каков оказался Карлуша через столько-то лет! - негодовал Бухарин. - Сам ко дну идёт и других тянет. Вот скажи, Лёш, как вскрылась человеческая сущность, а? - Николай требовал сочувствия, но Алексей Иванович хмуро покачал головой, немного отодвинулся. - Они умеют ломать людей, - негромко сказал Рыков, не глядя на друга. Разговор не клеился, и Николай ушёл, сердито бурча. Алексей Иванович задумался...***
...В Новый год вступали с новыми надеждами. Все обращали внимание красивую юбилейную цифру и ждали чего-то большого и значительного. Потому советские граждане особо не грустили, когда пришла пора разбирать ёлки и возвращаться к трудовым будням на благо Родины. Алексей Иванович однажды вернулся домой пораньше и испугался: плакала навзрыд Наташа. Его неунывающая, по-мальчишески бойкая дочь лежала на диване, беспомощно свернувшись в клубочек, и прижимала к себе небольшую подушку. - Что такое? - не разуваясь, Рыков кинулся к дочке, привлёк к себе тёмно-русую голову. - Что случилось, Наташенька? Всхлипывая, Наташа сообщила об аресте всей семьи одной из её подруг по университету. Руки Алексея Ивановича безвольно опустились.