Тучи сгущаются

      22 августа, Болшево       Всю дорогу ехали молча, в машине застыло угрюмое напряжение. У калитки "делегация" обратила внимание, что замок на входных дверях не висит, стало быть, хозяин дачи на месте! Свет, однако, в доме не горит. - Ну что, пошли? - поторопил Серго. - Идём, - кивнул Ежов. К вечеру похолодало; поеживаясь, он спрятал руки в карманы френча. Ворошилов уверенно потянул дверь на себя и прошёл первым. Высокий Серго вслед за ним пригнулся, чтоб не задеть балку, и оглянулся по сторонам в поисках выключателя: было совсем темно, стоило зажечь свет. - Михал Палыч, ты что сумерничаешь? Гостей встречай, - фамильярно крикнул Климентий. Он ожидал, что хозяин дома откликнется и выйдет им навстречу, но ответа не последовало. Пройти из сеней в дальние комнаты им почему-то не пришло в голову. - Ты что орёшь, нет его в доме, - одёрнул товарища степенный Орджоникидзе. - А куда делся тогда? Дом-то открыт, - резонно возразил Клим. - Да мало ли, по двору ходит, участок большой. Или в уборной, - заговорил Ежов. - А чего мы вообще здесь торчим, в сенях? В комнаты пошли, там удобней. А то прячемся, как воры, - и нарком внутренних дел зашагал в зал. - Ох, твою мать! - раздался через пару секунд его сдавленный крик. Клим и Серго кинулись к нему и замерли у порога, увидев остывающее тело профсоюзного главы с небольшой багровой дырочкой у виска.       Да, такого они не ждали. Ворошилов, стараясь не смотреть на труп, боком прошёл к ближайшему стулу. Уселся, выдохнул. - Давно он? - спросил Клим, только чтобы не молчать. - У меня спрашиваешь? - раздражённо выплюнул Ежов. - Кто знает. Может, часа три лежит. - Вы не о том сейчас говорите, - вмешался Серго. - Нужно срочно сообщить товарищу Сталину. Где у него телефон? - В коридоре видел, - подхватился Клим. - Я и сообщу.       И воскликнул при виде оборванного провода, почти как Ежов: - Твою ж..! Ещё и с этим возиться! - но уже минут через тридцать товарищи услышали знакомый звук набираемого номера и голос Ворошилова, который старался говорить не взволнованно: - Нет. Не знаю, товарищ Сталин! Скорее, он сам и оборвал провода. Ежов обнаружил. Что сейчас делать? Надо семье сообщить! Не знаю, тут такое дело... А что-то в этом есть! Похоронить там же, в Болшево? Ну, хорошо... Спасибо! Всего хорошего, - и опустил трубку. Тяжело ступая, вернулся в зал. Ежов вопросительно уставился на Климентия. - Каганович сейчас приедет ко вдове, - сказал Ворошилов. - Она решит насчёт похорон, здесь или в Москве закопать. Но главное, что сказал товарищ Сталин - дело мутное, не просто так Томский порешил себя. Был замешан в связях с зиновьевцами, вот и застрелился, чтобы перед советским судом не отвечать. С мертвяка-то какой спрос?..

***

22 августа, Москва       Марию Ивановну Ефремову звонок Лазаря Кагановича не застал врасплох. Она знала, что как только тело Михаила найдут, то первым делом свяжутся со Сталиным, а потом уже с нею. Знала, но в глубине души надеялась, что у Политбюро не возникнет повода к такому звонку, что Михаил в последний момент передумает. Любая жена надеялась бы... Вчера они с Михаилом весь вечер проговорили, и Мария всё знала о страшном плане мужа. Тот говорил, что его поступок обезопасит семью, он отдаст свою жизнь ради будущего сыновей и её, Маши. Так надо, с мертвеца спрос невелик, а надежды на порядочность Сталина очень мало. И Маше не было чего возразить. Долгие проводы - лишние слезы, и как только Маша прикорнула, Михаил бесшумно выскользнул за дверь - навсегда... Мария знала это, когда к ним в дом пришла дочка Рыкова, и заболтала Наташу, убедила девочку, что беспокоиться не о чем. А сейчас нужно будет встречать гостей, и перед сталинцами наверняка станет держаться труднее, чем перед Наташей... Много плакала Мария ночью, прощаясь мужем, а сейчас, предчувствуя новые тяготы, расплакалась скорее от бессилия.       В дверь постучали.