…
Осаму проснулся на приятный запах еды. Он не спешил выбираться из постели, прислушиваясь к ощущениям и понимая, что вряд ли стоит сейчас активничать. Его весьма ощутимо трясло и кружилась голова, даже пока он лежал. Было бы неплохо проспать дольше, чтобы избежать неприятных ощущений, но он чувствовал, что больше не заснёт. Дазай лежал с закрытыми глазами и старался уловить звуки из глубин помещения. Кто-то тихо гремел посудой, что-то шепча. Сразу после Дазай услышал шипение и тихую ругать, что его позабавило, и он усмехнулся. Чуя. Что он здесь делает? Вспоминая прошлые события, разве он не ушел? Осаму насилу разлепил веки. Медленно поднимаясь на кровати, он старался более-менее уверенно балансировать в своем положении. Полностью сев, парень старался отдышаться. Его затошнило, и он сделал несколько медленных глубоких вдохов, под конец осторожно вставая на ноги. Живот и спину тянуло, когда кожа натягивалась — пуля прошла навылет, — и повреждённые мышцы нещадно ныли. Дазай четко ощущал сухость в горле и хотел как можно скорее добраться до кухни, но быстро передвигаться у него не получалось, как бы он не хотел игнорировать боль. Обойдя обе кровати, Дазай опёрся на стену, отделяющую рабочую зону от спальной и кухни. Он почти добрался до места, но Чуя, видимо, услышал шаги или его тяжелое дыхание — может, всё вместе — и вышел полюбопытствовать о происходящем. — Какого чёрта, — тихо выругался Накахара. — Тебе можно вставать? То ли Дазай за это время уменьшился, то ли Чуя вырос, но сейчас они были почти одного роста. До мозга Осаму тяжело доходило, что он неосознанно склонился, пока шёл, чтобы снизить неприятные ощущения. — Почему ты такой высокий? — очень хрипло выдал Дазай. На вопрос у Чуи резко подскочили брови. — Тебя ещё и головой приложили, что ли? — Он хотел подойти и помочь, видя, как тяжело Осаму стоять, но побоялся его трогать, поэтому просто встал ближе, чтобы подстраховать в случае чего и не более. Дазай отрицательно покачал головой в ответ. — Мой рост остался прежним, это ты криво стоишь, идиот. Осаму секунду подумал и тут же постарался выпрямиться, делая разницу в росте как прежде ощутимой. На самом деле, она была не такая большая — чуть меньше десяти сантиметров на взгляд, но со ста восьмидесяти роста Дазая даже пять сантиметров казались огромным разрывом. Дазай рефлекторно дёрнул щекой от мелькнувшей боли, чем вызвал недовольство Чуи. — Блять, какого хуя ты встал? Ложись обратно. — Хочу пить, — всё ещё хрипел он. Голова была несколько в тумане, так что он не особо заботился о том, как жалко выглядел перед Чуей — просто не думал об этом пока. Чуя в свою очередь ощутил укол вины из-за того, что не подумал об этом раньше. Стоило поставить воды рядом с кроватью Осаму. Он кивнул и стал благосклоннее к Дазаю, спрашивая, нужна ли помощь в передвижении, но тот отказался. До тех пор, пока не оказался без какой-либо опоры на кухне. До стола было целых четыре метра добираться… И хоть барная стойка была несколько ближе, даже при желании он не заберётся на такую высоту стула. Пришлось принимать руку Чуи. Доведя его до места, Накахара сразу отошёл за водой. — Тебе нужны какие-нибудь таблетки? — уточнил он, пока Осаму пил. Прочистив горло, он наконец ответил обычным, но уставшим голосом: — Принеси мою сумку, она у входа. Только не ройся в ней. Чуя закатил глаза, кидая: «За кого ты меня принимаешь», как когда-то уже говорил он Осаму в подобной ситуации. На это назревал вопрос — не доверяет ли Дазай только Чуе или это было одной из его черт характера, относящейся ко всем. Чуя принес вещи Дазая, и тот вынул из кармана обезболивающее, закидываясь чуть большей дозой, чем была ему положена. Чуя же наблюдал за ним и чувствовал откровенную неловкость. Но игнорируя это, он предложил Осаму еды. У того не было сил отказываться, да и для восстановления энергии было бы неплохо поесть. Чуя принес ему немного риса с чаем, заметив, что тот не ест много, да и нагружать грубой едой его сейчас не стоило, а себе положил порцию риса с морепродуктами и кофе — то, что осталось от прошлой покупки продуктов. — Как ты? Хоть и было сложно проявлять заботу и чувства к людям, Чуя не мог не спросить — это было его проблемой — которую он не торопился исправлять, — но если бы он всегда уступал страхам, то не пришел бы сюда вовсе. Либо пришел бы и молчал, сделав вид, что он скала, камень и его ничего не ебет, допуская возможность многих вопросов в его сторону, на которые он бы не хотел отвечать. — Не спрашивай, — всё-таки отмахнулся Дазай, и Чуя почувствовал себя дураком вопреки здравому смыслу. Чуя решил всё-таки уповать на молчание и тихо помогать Осаму, пока его не попросят на выход. Он начал есть, больше не задавая лишних вопросов. Конечно его интересовали подробности произошедшего с Дазаем, но если тот не хотел общаться, было лучше не лезть. Дазай проследил в Чуе резкую перемену настроения, но не стал заострять на этом внимание. Чуть больше его интересовало, как при готовке взмокли передние пряди волос Чуи. Не очень короткие, но недостаточно длинные, чтобы убрать за уши или повязать в хвост; редкие и от пота пушистые и вьющиеся, создающие эдакое воздушное обрамление лица, придающее очарование несколько подавленному сейчас парню. Дазая всегда забавлял факт того, как Чуя заботится и комплексует по поводу пушистых волос, стараясь над укладкой каждый день. Сейчас такие непослушные волосы приятно глазу контрастировали с прямыми, завязанными в небольшой высокий хвост. Осаму даже отвлекся от боли, наблюдая за приятной картиной колыхающихся на ветру включенного кондиционера завитками. Почему-то было интересно, какими они будут, когда высохнут. И будет ли Чуя паниковать, когда заметит испорченную укладку. Хотя, может, уже заметил, но не подает вида? Такие волосы наверняка неприятно щекочут лицо. Отвлекаясь от забавляющих его мыслей, он приступил к еде, борясь с легким отвращением от запаха. Он не сомневался, что еда, приготовленная Накахарой — вкусная, но всё равно хотел бы заткнуть себе нос. Его воротило от аромата еды, хотя в его случае было бы правильно сказать — вони. При таких ситуациях, как сейчас, когда его тошнило, к еде он ощущал только отвращение, и каким бы безупречным ни было блюдо, он захочет от него только блевать. Задачей на данный момент было съесть всё как можно скорее, чтобы перебить дурноту и выйти из замкнутого круга, когда тебя мутит от отсутствия еды, но и тошнит от неё же самой. Как итог — доели они молча. Дазая это вполне устраивало, а вот Чуе было достаточно неловко. Не зная, куда деть глаза, он коротко осматривал Осаму временами (всё-таки сидел напротив, куда тут денешься), но определив интересующий объект, он проглотил любые вопросы. Он боялся спросить про рукава на теле Осаму, заметив — когда тот поднимал футболку, чтобы показать место ранения, — что это не кофта под футболкой, а отдельные атрибуты одежды. Ему было правда интересно, но он внушал себе, что лезть ни в свое дело не стоит. Может, когда-нибудь позже… Дазай взял сумку и встал раньше, чем Чуя дёрнулся ему навстречу. Обезбол за это время подействовал, и Осаму почти не ощущал боли, но двигался чуть аккуратнее из соображений логики — он не хотел, чтобы его зашивали снова — зная Мори, тот прикажет делать наживую без анестезии при таком проёбе. — Куда ты? Парень заметил, что пошёл Дазай гораздо увереннее, и не хотел докучать излишним вниманием. Чтобы занять себя делом, он принялся убирать со стола, приглядывая за Осаму краем глаза. Дазай проигнорировал вопрос, делом показав, что отправился в ванную. Чуя даже не подумал последовать туда за ним, пока Осаму не вышел и не облокотился спиной о стену, задумчиво глядя в пол. Чуя нахмурился, остановившись с посудой в руках. — Что такое? — насторожился он. Дазай готовился к очень неприятной части своей работы. Чем-то очень глубоко в своём мозге он старался надеяться, что до этого не дойдет, но подобное было почти невозможным. В обычной жизни он бы просто попросил Чую уйти и не возвращаться, но ему заплатили — он не имел права на собственные желания. Зайдя в ванную комнату, он планировал сменить пластырь и обработать рану, зная, что в сумке лежат заготовленные антисептик и бинт, но последний сейчас был ему не нужен. Мори не дал ему пластырей в дорогу, прекрасно зная, что в доме у того несколько коробок своих любого размера… Вероятно, Осаму и правда ударился головой и не заметил этого, если забыл, что в ванной такое не хранил. Он злился на себя за это и ему было противно осознавать, что даже он может ошибаться, но теперь возникал вопрос как объяснить Чуе наличие целой коробки с кучей подобной хрени. Это невозможно оставить без вопроса, а незаметно взять точно не выйдет. Сейчас пластыри были разбросаны в тумбе у рабочего места и некоторых шкафчиках кухни, которые можно было закрыть на замок, чтобы туда никто не залез. Было бы чудесно, если бы такие имелись в ванной, но увы… В следующий раз надо будет подумать лучше и спрятать всё в гардеробе. Кому понадобится рыться в его одежде? На данный момент в таком неудобстве он пришел к самому простому выходу, который стоило опробовать: — Пообещай, что не станешь задавать вопросов, Чуя, — серьезно выдавил Дазай, чтобы усилить значимость ситуации. — Обещаю, — с готовностью принял просьбу Чуя. Если для Осаму это было важно, то почему нет? Не может же это быть что-то из ряда вон выходящее? Дазай неторопливо подошёл к кухонному шкафчику и присел, отпирая её. Чуя подошёл к нему, чтобы помочь подняться — даже если Дазай не будет чувствовать боль, не стоит сильно тревожить рану. — Не напрягайся так. Лучше бы меня попросил. Осаму не сопротивлялся, вставая с парой пластырей на руках. Брови Чуи быстро свелись к переносице, проявляя глубокую морщину между. — Что это? — не понял Чуя. — Ты обещал не задавать вопросов, — спокойно ответил Дазай, возвращаясь в ванную. В голове Накахары всё смешалось, он не осознавал, в чём сейчас проблема. Осаму не стал закрывать дверь, и Чуя зашёл за ним. Он задрал футболку, не желая снимать её и оголять плечи — не настолько он был готов отдаваться работе, — быстро содрал пластырь с живота, о чём всё-же пожалел — образовавшаяся корочка, присохшая к пластырю, сорвалась вместе с ним, обжигая кожу болью, и молчание нарушил сдавленный всеми силами полу-стон Осаму, больше напоминающий скулёж. — Боже, что ты творишь… — осудил Чуя, сев рядом с Дзаем на край ванной. — Сразу бы сказал, что нужно делать, я бы помог. Мне учить тебя разговаривать? Дазай, сжимающий зубы и до сих пор кривившийся от сдерживаемых эмоций, тяжело усмехнулся. — Прошу прощения, mon chéri, — саркастично бросил парень. Чуе пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не надавить Осаму на живот специально. — Кажется, мы уже обсуждали это, — медленно отчеканил Накахара. — Напомнить, что ты согласился с тем, чтобы перестать нести этот пиздец? — Это было актуально только в тот день, когда я это говорил! Через секунду Дазай согнулся с громким стоном, но Чуя его пожалел — нажал пальцем не сильно и достаточно далеко от швов. — Понял! — задыхаясь, сипло выплюнул Дазай. — Умница, раз понял. А теперь дай мне помочь. — Дазай резко кивнул, понимая, в чьих руках оказался, не желая перечить. Осаму указал, где найти антисептик, и Чуя постарался как можно мягче обработать рану, позже залепляя пластырем. Парень повернулся спиной, морально готовясь к тому, что Чуя из мести также сорвёт повязку, и хоть он всё ещё считал, что это быстрее и менее болезненно, чем медленное мучение, но всё равно боялся боли. Чуя, не оправдывая его ожиданий, опустился на одно колено на пол и бережно оторвал верхний край от кожи, заливая жидкость внутрь, чтобы размягчить корочку и она спокойно отошла от материала. Полностью сняв пластырь, Чуя ещё раз промыл швы антисептиком и прикрепил новую повязку. — Ты же вроде злился?.. — Дазай не понял, с чего Чуя ведёт себя так аккуратно. Даже он к себе так не относился. — Одного раза тебе хватило, не вижу смысла заставлять ещё мучиться. — Он встал, позволив себе опустить футболку Осаму самостоятельно. Дазай выбился из сил сидеть столько времени без толковой опоры и закинул голову назад, вздыхая. — Иди приляг, — посоветовал Чуя, выбрасывая использованные пластыри в урну. Он подошёл к нему, одной рукой без спроса поддерживая Дазая под плечо, а вторую упёр в спину, страхуя. На удивление, за последние минут сорок Осаму не раздирал кашель, как это было в больнице и по пути в общежитие, но сейчас, когда Чуя поставил у кровати воды и Дазай совершенно случайно подавился, желая немного отпить, он понял, что в его легких до сих пор сидит этот монстр. Закашлявшись один раз, он уже не мог остановиться, чем напугал Чую. — Блять, это нормально? — растерялся Накахара. Что ему сейчас делать в этой ситуации? Если прежде всё было спокойно, то что пошло не так сейчас? В порыве приступа Дазай тревожил рану, и даже обезболивающее не могло уже повлиять на ощущения, которые он испытывал. Глухо застонав, он хотел лечь, но голова так закружилась от нарушения подачи кислорода, что он едва не упал мимо края кровати. Чуя поправил его, но Осаму не был рад этим действиям. Он ненавидел чувствовать себя так неимоверно жалко в чьих-то глазах. Он был вынужден терпеть помощь, но с радостью обменял бы это на ещё один огнестрел, да хоть на гниение раны, если бы была возможность побыть сейчас одному. Да, он также ненавидел боль, но это не шло ни в какое сравнение с его омерзительностью этой ситуации. На секунду он даже пожалел, что закрыл собой Хироцу. Терпеть такое унижение, боль, тошноту, головокружение, тремор и пытаться при этом не агрессировать, контролировать себя, чтобы не дай боже не настроить Чую против себя — было в какой-то степени выше его сил. Он чувствовал себя на адской грани. Закончив надрываться, Дазай пытался отдышаться и словно медитировал над концентрацией дыхания, пытаясь не думать обо всём, что сейчас накрывало его. Его глаза слезились, и он не видел абсолютно ничего перед собой, но закрывать веки не собирался. Если покатится хоть одна слеза — он убьет либо себя, либо Чую. Маловероятно, что буквально, но желание бы появилось. Это стало бы последней каплей в его стальной выдержке — ощущение слез на коже доводило до сумасшедшей брезгливости и какой-то внутренней аллергии, кожа и всё изнутри начало бы зудеть, провоцируя всплеск колоссальной агрессии, и Осаму бы не выдержал этого. Чуя не чувствовал интуитивно никакой опасности и опрометчиво — в некой степени неосознанно — одним движением руки погладил Дазая по спине. Это должно было стать последней каплей… Он бы сорвался на него, выгнал из комнаты, а сам бы свалил в свой дом, чтобы никто точно не беспокоил. Но отчего-то его легкие выдали расслабленный выдох на действия Чуи и мыщцы непроизвольно обмякли. Может потому что никто никогда так не заботился о Дазае даже на самый минимум возможного, мягкое касание Накахары даровало определенный покой вопреки всем привычкам и любым разумным мыслям Осаму. Еле ощутимое тепло прошло по телу и покинуло его, когда Чуя убрал руку. Дазай закрыл глаза. В его голове проскользнули обрывочные воспоминания редкой моральной поддержки Рюро, теплые глаза, обращенные к нему маленькому; тяжелые ладони, в тайне от Мори и его запретов взлахмачивающие волосы, а в обычное время дающие неслабый, но лишенный всякой жестокости подзатыльник; Одасаку, чьи глаза всегда переливались сочувствием, и его руки, изредка обнимающие, похлопывающие по спине или плечу, но не имеющие за собой особой искренности. Всё это не имело ничего общего с тем, что сделал Чуя. Это было до ужаса непозволительно, но Дазай не мог заставить себя сказать: «Не прикасайся ко мне». Чуя сделал это рефлекторно, как если бы он был с Кётой, которому всегда помогало физическое взаимодействие. Он понятия не имел, какой хаос творится в данную секунду в голове Дазая, но замечая, как тот будто «отключился», ему даже захотелось извиниться за подобную вольность. Подумав ранее, что он может позволить себе чуть больше обычного (подписали дурацкий договор всё-таки, как будто это оправдывало нарушение пространства фактом, что они будут трахаться, а значит, прикосновения не должны быть такой уж великой проблемой, как он полагал раньше), он, кажется, ошибся. Извиниться помешала гордость. Пока Дазаю не было плохо из-за него, наверное, в этом и не было смысла — так он себя утешал. Сходив за ещё одним стаканом воды на всякий случай, Чуя встал рядом, анализируя, нужно ли Осаму ещё что-то. Тот постепенно начинал приходить в себя, выглядел более живым, но уже закрывал глаза, чтобы поспать, и Чуя решил ему не мешать. Дазай уже не обращал на него внимания, когда Накахара легко опустил руку на его плечо, чтобы что-то сказать, и парень дернулся, резко раскрывая веки. Чуя неспешно убрал руку, подсознательно понимая, что резкие движения могут подразумевать какую-то опасность в глазах испуганного человека. Теперь Чуя всё же тихо извинился, глотая страх отвержения, и шёпотом озвучил то, что собирался ранее: — Я буду рядом, хорошо? Зови в случае чего, не нужно вставать без большой потребности. Дазай неспешно выдохнул и кивнул, после чего Чуя взял учебные принадлежности и сел за задания.…
Перед глазами сквозило тусклое освещение. Звон в ушах плотно застилал посторонний шум, и сложно было различить какие-то слова за этой пеленой, убивающей барабанные перепонки. Конечно, это было лишь плодом страдающей психики и больной фантазии. Ничего не могло быть таким громким, как ему казалось сейчас. Дазай видел перед собой размывающийся силуэт в потемках, свет с кухни едва падал на волосы, делая их цвет более глубоким и сложноразличимым. Ви́дение катастрофично напоминало ему взрослого парня, чьи локоны на свете солнца отражались карминовым свечением. Сейчас этот оттенок сходил на медно-рыжий, и Дазай прищурился в попытках сфокусировать взгляд. Сквозь неустанный звон с каждой секундой всё лучше пробивался голос. Он звал его, и в памяти Осаму был только один человек, подходящий под описание. На губах расцвела слабая вымученная улыбка. Он так давно не видел его, так давно не слышал обращения в свой адрес именно этим глубоким голосом… Грудь обдало жаром и горло свело зудом от желания зарыдать в голос. — Одасаку, — надломлено позвал Дазай, протягивая руку в его сторону. Его схватили за ладонь, встряхивая на грани грубости, и он нахмурился. — Осаму! — почти кричал Чуя. Он не мог себе позволить срывать голос в подобное время, когда стены ощущались тоньше и слышимость возрастала в разы. Обычно в такое время ещё шумно, но сейчас, как назло, была проклятая тишина. Нельзя было позволить сейчас эмоциям взять верх и спровоцировать кого-нибудь на разборки, которые лишний раз побеспокоят Дазая. Переписываясь с матерью, Чуя краем уха уловил в тишине слабое копошение и поднял голову, чтобы проверить Осаму… Кровь резко прилила к голове, как только мозг осознал, как ужасно трясет Дазая. Напрочь забыв о матери, Накахара мигом приземлился рядом с чужой кроватью и позвал Дазая по имени, но результата никакого не последовало. Он несколько минут звал и позволял себе встряхивать Дазая, чтобы хоть как-то разбудить. Пока не было ответа, Чуя успел напридумать всё что угодно, вплоть до того, что нужно срочно вызывать скорую и Дазай умирает. Возникнувшее шевеление в сторону Чуи толком не заставило его расслабиться, но оптимистично взбодрило, и он непроизвольно провел рукой по его плечу, тут же отстраняясь, когда парень постепенно приходил в себя. Чужое имя против воли вынудило окаменеть на месте, тут же перехватило дыхание — рука, тянувшаяся к нему, заставила выйти из оцепенения и продолжить свои попытки достучаться до парня. Чуя позвал его ещё раз, надеясь достучаться, и в этот раз Осаму чуть лучше пошел на контакт. Угадывая более угловатое, резкое лицо, пушащиеся кудрявые завитки волос у висков и очевидно длинные волосы, мир Дазая, как волна, ударившись о горную породу, разбился, медленно растекаясь кровью по ноющему сердцу. Осознание пришлось слишком грубым для восприятия, и голова взорвалась резкой болью. На что он надеялся? Разве из него не вымололи все мечты и глупую детскую наивность на пару с надеждой на что-то хорошее? Тело будто укутало пеленой снега, заставляя его занеметь — он не чувствовал никакой боли, но теперь отчаянно хотел выпить. На деле Чуя набросил на него плед, который стащил с гостевой зоны у балкона, обеспечивая новым слоем тепла. На грани требовательности и мягкого шёпота, он пытался дорваться до глубин сознания Осаму и привести его в чувство. Тот перестал содрогаться, но распахнутые глаза, впитывая картину окружения и ни разу не моргая, заставляли жутко беспокоиться. — Дазай?.. — неуверенно обратился Чуя. Надежда, что Осаму откликнется, стремилась к нулю, но он продолжал его звать, пусть и в пустоту, пытаясь по малой мере переключать его внимание на себя, чтобы вывести из прострации. Тот молчал ещё долго, и Чуя, почувствовав себя идиотским попугаем, тоже замолк, но никуда не ушел. Сфокусировавшись на одной точке, он раздумывал — правильно ли, что он здесь, есть ли в этом вообще необходимость, с какой стороны он себя показывает и не аукнется ли это ему. Дазай мельком знал многих людей и мог рассказать им о той стороне Чуи, которую он старался скрывать в обычное время. По надобности он заступался за своих «близких», чтобы его не считали крысой, он пытался создавать себе хорошую репутацию с издержкой на агрессию, но по-настоящему самоотверженную, добрую часть он пытался скрывать, чтобы на этом не наживались другие. Добрыми легче пользоваться. Добрые больше верят в искренность других и чистый мир. Пусть он и не был таким уж добрым и его моральные качеста были достаточно плавающими, он всё же не хотел показать себя с такой стороны даже раз. После Кёты — учитывая, что Верхушка знала, что тот заботится о нем — Чуя боялся, что кто-то из парней разнесет куда-то эту новость. И если в этой компании он был хоть немного уверен, то в Дазае, с которым он знаком, ну, недели две — нет. Разумеется, далеко не всем было какое-то дело до Чуи, если не считать каких-то личностей, которые хотят с ним переспать, опираясь на прошлые годы, когда Чуя уходил в постель от лишних мыслей и ради какой-либо выгоды, одержимости новостями и сплетнями. Он решил сделать бо́льший упор на учебу после того, как поймал себя на мысли, до чего выросла его паранойя. Он настолько заботился о контроле окружающего мира, что часто забывал, что не всё крутится вокруг него — ощущение, которое привилось ему по вине прошлого опыта с людьми. Спустя время, Чуя находил больше подтверждений этому факту, стал потихоньку остывать, да и мать, с которой он в итоге поделился проблемами, поддержала его и постаралась вытащить сына из этого состояния. Женщина даже предлагала психолога, но тот отказался, посчитав, что проблемы не столь велики. Чуя вышел из мыслей, возвращась к Дазаю, и едва не подпрыгнул от неожиданного ответного взгляда. Осаму молчал, скользнув по нему пустыми глазами, и тут же одарил прорезавшейся напускной веселостью, переворачиваясь на спину. Накахара встал с пола и скрестил руки на груди, пытаясь разрешить сложную дилемму — стоит ли что-то говорить. Он ожидал, что Дазай начнет первым, но он непренужденно сложил руки под голову и по-скотски ухмыльнулся. Это заставило Чую испытать что-то похожее на отвращение, злость и вместе с этим легкость и интерес. Эти странные эмоциональные американские горки возрождали некий трепет, где граничили азарт и тревожность, что абсолютно сбивало с толку, ибо гнезду таких чувств, по его скромному мнению, образоваться было неоткуда. — Так и будешь молчать? — с явной претензией выговорил Чуя, ругая себя за подобное смятение. — Почему нет? — елейно протянул Осаму. — Ты так забавно теряешься. Не было оправдания такой резкой перемене речи, Чуя в корне не понимал, что произошло с Дазаем. Прежде он не издевался над ним, хотя сейчас Накахаре казалось, будто так и дожно быть — словно случилось что-то естественное, а не неожиданное. Осаму подавал это настолько безапеляционно, что даже не хотелось огрызаться в его сторону и говорить, что он несет хуйню… Чуя растерянно приподнял брови, не зная, какой реакцией ответить. Он ещё раз прошелся глазами по Осаму, анализируя примерное состояние — и убеждаясь, что он более-менее восстановился, — и вернулся на кровать, чтобы заняться начатым проектом. — Чу-уя, — почти запел Дазая, пока долго тянул гласные, — ты что, обиделся? Ребячество, которое включил Осаму, Чуя не понимал ещё больше. Но стоило взять себя в руки и отойти от замешательства, чтобы не разводить «сцену». — Нет, но как вижу — ты в состоянии для подобного поведения, а значит в порядке, то бишь моё вмешательство не требуется. Отвянь, я занят. Чуя только сейчас вспомнил про брошенный диалог с матерью, отчего срочно подобрал телефон и отписался. Коё изъявила желание созвониться, а Накахара не видел смысла отказываться. Он встал под тяжелый взгляд Дазая, который он не мог грамотно расшифровать. Словно Осаму что-то анализировал и это было направлено на Чую, но никаким хорошим подтекстом нихуя не пахло. Ему стало не по себе, и он постарался как можно быстрее сбежать от внимания Дазая. Осаму по правде думал о Чуе, но давление было обусловлено не по вине того. Парень думал о бывшем друге и той радости, которую испытал, когда спутал личности… Дазай не знал, что спустя столько лет после его смерти он способен испытывать такие искренние эмоции. Пускай они загорелись всего на несколько секунд — этого хватило, чтобы понять, что он до сих пор не утратил возможность в чувства… Это осознание было ужасным. Настолько, что перехватывало дыхание. «Он до сих пор может чувствовать» — лихорадочно билось в его голове. Настолько, что его в который раз за последние сутки замутило. Он может чувствовать. Настолько, что заслезились глаза. Чувствовать, мать его! Он не понимал подступающие слезы — это были не те ощущения. Мир терял свои очертания и глубину не только из-за искаженного восприятия действительности, но и от подобной неприятной побочки. А такая пелена обычно накатывала перед сильной панической атакой… Насколько мог, он отгонял от себя это, готов был упираться до последнего, лишь бы Чуя снова не видел подобное. Это было бы выше его сил и самоконтроля. Как бы Дазай хотел, чтобы приступы были такие же, как в далеком подростковом возрасте, когда они не доводили его до какой-то предсмертной агонии, а проходили тихо и поддавались сокрытию от чужих глаз. Прямо сейчас, сдерживая тяжелое дыхание, игнорируя ощущение отекшего горла, которое вводило под кожу дополнительный уровень страха, пропуская сквозь себя кошмарное головокружение — он очень хотел вспороть себе руки. Не до вен, нет — он ещё не заслужил смерть, — но достаточно сильно, чтобы кожа покрылась слоем огня и подарила умиротворение, переняла на себя весь яд переполняющего его Ада. Концентрация на избегании постепенно помогала — до такой степени он был одержим желанием отгородить себя от Накахары в данный момент, но тугая тишина из-за достаточной звукоизоляции, позволяющей не слышать обычный разговор, просто убивала. Пытаясь прислушаться к голосу Чуи, Осаму напрягал слух по максимуму, но кроме очень отдаленной невнятной речи, сравимой с писком комара в комнате, так ничего и не услышал… Почти сдаваясь, ведомый навязчивыми мыслями, он быстро встал и приблизился к гардеробной, где заперся Чуя. Он почти поддался желанию опуститься на пол от бессилия, но отчаянно цеплялся за стену, лишь бы не провоцировать беспокойство Накахары, которое тот точно не сможет заглушить в такой ситуации. Холодный пот стекал по спине, и с тремором рук Осаму поправил футболку, позволяя ей впитать излишнюю влагу. Во рту, напротив, пересохло настолько, что казалось, будто уголки губ порвутся к чертям. Благо, его не рвало. Чудо из чудес, но как же вовремя. Отмечая французскую речь, Дазай пытался понимать некоторые слова, которые мельком удалось изучить. Язык был ему не нужен в повседневной жизни, и он не углублялся в него, за исключением очень редких моментов, которые были связаны с Чуей. Возможно, было целесообразно всё же его подтянуть. Кто знает, будет ли шанс произвести впечатление на Коё. Зная, какую большую роль она играла в постановлении решений Чуи и как тот уважал мать, было бы славно ей понравиться — вдруг пригодится. Ноги слабели всё больше, грозясь в момент перестать держать пусть и тощее, но тяжелое тело Дазая. Осознавая, что смог несколько прийти в себя, он выдохнул, и направился к гостевой зоне, буквально падая в кресло-мешок и больно ударяясь коленом. Он не обратил на это внимания и просто перевернулся на спину, накрывая глаза ладонью. Голова начинала гудеть после такого уровня напряжения. Теперь хотелось выпить обезбола, хоть по времени итак пора уже было пить лекарства. Но он отложил это — логично, — не желая вставать сейчас. Послышался звук открывающейся двери, и Осаму медленно убрал руку от лица, чтобы не добавлять себе жалостливого вида. Если подумать, вероятно, Мори хотел, чтобы Дазай пользовался этим и выжимал из его сына лишние эмоции, но на хую он вертел ебаного Огая, вот честно. Чуя не сразу обратил внимание, что парня нет в кровати, но обернувшись, разумеется, сразу заметил и пошел в его сторону. — Ты что тут забыл? Накахара не стал загонять его в постель и опустился на соседнее место, не удостаивая Осаму лишним вниманием. — Прогуляться решил, — прошептал он. Чуя кивнул в ответ. Они сидели так весьма долгое время, пока легким Дазая рефлекторно не потребовалось сделать резкий двойной вдох — и он тут же зашелся в приступе кашля. Чуя каким-то образом настолько почувствовал себя в своей стихии, что буквально пробежался по квартире в поисках воды. Это не был тот бег на панике из-за волнения, скорее он смирился, что Дазай проблемный, и решил побегать, чтобы просто быстрее помочь и отъебаться — не более. Он даже стакан по итогу подал без лишних телодвижений и эмоций. Кажется, Дазай сделал какой-то промах в общении с ним, если теперь Чуя помогал из чувства долга, а не искреннего желания. Ох как Огай бы отпиздил его за это, если бы узнал… Месяц бы ещё в кровати валялся — хоть и чутка гиперболизированно. — Извини, я не должен был так разговаривать с тобой. Не злись. Дазай подозревал, что выплывшая из-за навалившегося привычная манера общения из обычной жизни не особо понравилась Чуе. И извиняться пусть и не хотел — не привык его язык вертеться ради таких возвышенных слов, — на всякий случай всё же стоило. А перед Чуей редко кто извинялся. Мать? Да, но редко бывали ситуации, требующие подобного. Отец? Что-то такое было в детстве по необходимости, но позже они просто перестали общаться, а после возобновления контакта не было таких ситуаций. Друзья?.. Тут лучше просто промолчать. Извинения Дазая заставили сердце перевернуться — он очень оценил это и, отвернувшись, улыбнулся. Осаму же попытался как можно тише вздохнуть. Он очень сильно устал, хоть и проснулся совсем недавно. Он развалился на сидении насколько мог в попытках передохнуть. Но лёгкие снова схватил кашель… Дазай пытался шуметь не очень сильно, затыкая рот футболкой, но помогало не очень. Чуя тоже был обеспокоен подобным, сильно привлекающим внимание. Было уже заполночь, если так продолжится, кто-нибудь точно заявится. Предложить, увы, он ничего не мог… Не заткнет же он Осаму кляпом, чтобы тот задохнулся? — Хочу домой, — слабо прохрипел Дазай. Не то чтобы у него было место, которое можно назвать «домом», но коттедж, подаренный Мори, по сути домом считался — здание же. Чую пробрали мурашки. Для него «дом» всегда означал многое, и он трепетно относился к подобного рода высказываниям. — Где он? — уточнил Чуя, желая узнать, говорит ли Дазай о чем-то существенном либо же нет. Осаму напомнил Накахаре о месте, где проходила первая тусовка в начале семестра. — Мы можем поехать, если хочешь, — предложил Чуя. Осаму крайне лениво повернул голову в сторону парня и выгнул бровь. — «Мы»? — Он пытался скрыть сарказм в голосе, но вышло туго. — Я ещё не закончил с тобой возиться. — Чуя закатил глаза.…
Дазай заказал машину, и они около получаса ехали на место. Чуя немного беспокоился о том, как Дазай перенесет поездку, но, кажется, он не был в таком тяжелом состоянии, так что Накахара расслабился и слушал музыку в течение поездки, пока Осаму спал. По сути, Накахара должен был остаться в общежитии, учитывая, что он надеялся сделать упор на учёбу в этом году. Оглядывался на Осаму — что-то шло не так. Такси довезло их только до ворот, и дальше по территории они шли пешком — на входе Осаму включил лёгкую подсветку, чтобы нигде не споткнуться. Чуя уже и забыл, какая большая территория дома Осаму, хотя не то чтобы это удивляло — он нередко бывал в таких домах. Но в основном это было, конечно, в детстве. Когда Чуя переехал во Францию с матерью, у них был хороший доход, но не настолько, чтобы позволять себе покупки подобных зданий и территорий, а деловые партнеры Коё также не блистали особняками на званых ужинах, так что полюбоваться этим вживую появилась возможность только по возвращении в Японию. В определенный момент Чуя был очень удивлен и рад продуманности дома. Он крайне редко видел лифты в подобных зданиях, можно даже сказать, единицы раз, а здесь он был. В ситуации Осаму это было как нельзя кстати. Они поднялись на четвертый — последний — этаж, и Накахара заметил, как Дазай вымотался. Тот провел Чую до конца по коридору, пока последний наблюдал за ним, и отворил дверь в комнату, по размеру превышавшую всю «квартиру», выделенную Дазаю — и ему, соответственно, тоже. Не то чтобы Чуя мог качественно определить на глаз квадратуру, но если их выделенные помещения были где-то сто квадратных метров, то здесь явно были сто двадцать… Можно было решить, что Дазай завел его в отдельную часть дома, а не комнату, но нет… Хоть изначально перед глазами маячила только кровать, несколько шкафов с книгами и широкий стол с тремя компьютерами, явно просматривалось, что место гораздо больше, чем на входе, и впереди должно открываться ещё больше пространства. Дазай не мешкал — в отличии от Чуи, который всё рассматривал — и направился к кровати, но чтобы дойти до неё, потребовалось пройти метров десять… Отошедший от роскошного образа жизни Чуя знатно ахуевал — зачем нужны такие огромные спальни. Комната ещё и была разбита на секции — он проходил дальше и оглядывался, — несколько рабочих зон, спальная зона, зона для чтения… Нахуя человеку дом, если всё необходимое помещается в одну комнату? Что вообще на других этажах? Будучи на вечеринке, Чуя толком не шатался по зданию, побывав только на улице и первом этаже. — Тут жила какая-то колония, где каждому человеку нужно было по квартире внутри дома? — ошарашено узнавал Накахара. — Иначе я не понимаю, зачем всё это. В какой-то степени это была даже претензия. Чуя резко увидел в Дазае чересчур зажиточного человека, которому некуда девать деньги и он обустраивает дом как попало. — В этой комнате часто бывало много людей одновременно, поэтому сделано тут всё не только под меня, к слову, — лениво пробубнил Осаму, свалившись в подушку лицом. — Приятно знать, конечно, — всё же несколько саркастично ответил Чуя, проходя ближе к Дазаю. Дойдя до конца стены, по правой стороне от Чуи открылась новая часть комнаты, по размерам такая же, как та, что он только что оставил за собой, но, увидев дверь, он понял, что тут есть ещё одна комната. Совсем небольшая, квадратов пятнадцать максимум. Он не стал любопытствовать, что там, но взял на заметку — хотя бы в этой «студии» находилось что-то дополнительное для жизни. Гораздо больше он обратил внимания на установку, которую видел у диджеев в клубах… Она не особо вписывалась ни в спокойный, холодный интерьер и общую атмосферу — отделка пусть и была местами хаотичной, но рассматривая выполненную базу, можно сказать, что обстановка не обошлась без дизайнерской руки точно, — ни в какой-либо здравый смысл. Примерно оценивая общую площадь дома, можно было смело предположить наличие каких-то игровых зон, зону для отдыха или определенную под работу с музыкой, если вдруг Дазай этим увлекается. Смысл было ставить стенд именно здесь?.. Чуя не улавнивал логики, но спрашивать не стал. — Это твой дом или семьи? — Чуя наконец присел рядом с Осаму, хоть и метаясь глазами по развешанным местами картинам, никак не в силах унять удивление. — Мой, — невнятно отозвался Дазай. Интересно, ему вообще нормально дышится в подушку? — Ты сам на это заработал или как? В таком возрасте редко кто уже унаследовал что-то от родителей и ещё реже открывал нечто свое, да еде и успевал заработать на такой особняк, так что Чуя вообще не думал на его деньги и был прав. — Подарили. Чуе было до жути интересно, кто же родители Осаму, если ему дарят такое. Даже Огай — глава Мафии — не делал сыну и вполовину таких роскошных сюрпризов. — Кто твоя семья? — всё же спросил он. Но Дазай не ответил, сославшись на секрет. — Они… как-то связаны с криминалом? — не унимался Чуя, вразрез желаниям Дазая. — Чуя, я, кажется, сказал, что не хочу об этом говорить. — Голова Осаму развернулась, давая нормальный доступ к кислороду, и тон парня вышел на удивление строгим. Накахара сделал заметку у себя в голове — больше не спрашивать о подобном. Чуя без разрешения лег рядом с Осаму. Кровать была большой, даже слишком, пусть не жалуется и потеснится. Чуя, вообще-то, тоже устал. Не прошло и пяти минут, как они играли в молчанку, где каждый ленился заговорить первым, и Чуя всё-таки встал и подошел к небольшой домашней библиотеке. Она занимала, кажется, одну треть стены и восхищала Чую просто до невозможного. В последние дни он редко читал, отдавая своё время чему-то более важному, к великому сожалению. Он проходился взглядом по аккуратно выставленным корешкам книг. Его удручал легкий слой пыли, осевший за некоторое время отсутствия хозяина в жилище. Чаще всего в подобных домах оставляли работниц, следящих за чистотой, но Дазай как будто ими брезговал. Удивительно, что всё не развалилось от такого пренебрежительного отношения… Пока что. Уловив мельком знакомого автора, Чуя быстро потянулся к книге и смахнул пыль, не желая, чтобы такое чудо стояло грязным. Это был оригинал на французском! У него стоял такой же дома, только еще и с автографом. Автор был из нового поколения талантов, и Чуе выпал прекрасный шанс встретиться с ним лично и подписать полюбившуюся книгу. Он вернулся обратно, задавая вопрос: — Ты интересуешься его творчеством? — Голос Накахары потеплел. Воодушевленные перепады тона ударялись о бедный больной мозг Осаму, но он все равно открыл глаза, чтобы посмотреть на книгу и ответить. — Я не так хорошо знаю французский, чтобы читать это, — зеркально потухшим тоном выдавал парень. — Но взял для коллекции после ознакомления с переводом. — Оригинал гораздо лучше! — продолжал воодушевленно Чуя. Вероятно, для большинства людей это незначительные детали, но ему были важны тонкости авторского текста. Чуя разглагольствовал о плюсах и минусах разных версий одной книги, а Дазай слушал это вполуха, периодически покашливая. «Дома» было пусть и не хорошо, но явно лучше, чем в общаге. Он и так не чувствовал себя в безопасности и комфорте в здании с кучей людей, так ещё и ебаное состояние заставляло вечно думать, не заявится ли кто-то ебать ему мозг, чтобы умирал потише — люди учатся и спать хотят. С одной стороны это, конечно, было неправильно, человек имеет право на болезнь, но пока живешь в общественном месте — бери больничный и уезжай куда подальше, глядишь, еще и заразишь какого-нибудь капризного сыночка грозного дяди. — Почитай мне, — ребячески протянул Осаму и почти захныкал. Теперь он хотел побыть этим «сыночком», даже если его отца давно не было в живых. — Не лучше ли лечь спать? — Чуя повел бровью, засматриваясь на настеные часы. — Уже ночь как-никак. — Я не засну-у! — жалобно скулил парень. Чуя старался снисходительно относиться к Дазаю, но его поведение сегодня начинало выводить из себя. — Могу приложить тебя книгой по голове — быстро вырубишься, — с энтузиазмом предложил Накахара, натянуто улыбаясь. Дазай тут же замолчал, отворачиваясь. Чуя выдохнул, блаженно проходясь глазами по тексту. Он оглянулся на Осаму, не подающего никаких признаков жизни. Закрыв книгу, он приглушил основной свет и, с трудом разобравшись в куче выключателей, связанных с разными подсветками по периметру спальни, вернулся в кровать. Дазай, не раздевшись, лежал прямо на одеяле, так что Чуя всё же ударил его по плечу книгой — не больно, — чтобы привлечь внимания. — Отдай мне одеяло, идиот, — шикнул Накахара. Дазай неохотно подвинулся, вытаскивая его из-под себя. Чуя закатил глаза, когда увидел, что тот собрался действительно просто отдать ему, что прошено. Шумно вздохнув, Чуя пренебрежительно набросил часть одеяла на Осаму и, как бы невзначай, спросил: — Спишь? — Дазай покачал головой, и Чуя, недовольный ответом, поджал губы. Он устроился поудобнее, облокачиваясь на мягкую спинку кровати, и подложил подушку себе под спину. Накахара снял футболку для дополнительного комфорта — он не мог спать в одежде, в отличие от Дазая, — накрыл себя второй частью одеяла и открыл книгу, начиная читать вслух.…
Не могло уложиться в голове, как Чуя ради Осаму пропускает целых два дня универа. Он не был так уж помешан на посещаемости, но считал, что отсутствовать нужно по важным причинам. И с одной стороны, Дазай не подходил под этот критерий, с другой — наблюдая, как он мастерски забивает на боль и своё здоровье, Чуя не мог пропустить это мимо себя. Но в основное время он, конечно, всё равно учился — спрашивал у однокурсников про записи лекций и другое, переносил в свой файл конспекты и читал их. Его удивляло, как Дазай мог забить на это полностью, и в моменты, когда Чуя предлагал вместе позаниматься, так просто отказываться. Студенту подумалось, что Осаму был на каком-то особом счету у ректората либо же достаточно похуистичным учеником. И то, и другое он мог бы спокойно представить, вспоминая, как Дазай спал на парах, не приходил на них или просто игнорировал препода, играясь с чем-нибудь. Он настолько не серьезно относился к обучению, что даже не имел ноутбука для более адекватного ведения информации — чем в большинстве своем пользовались учащиеся, — Чуя видел у него тетрадь, а иногда просто оборванный листок бумаги, на который помещались разве что его каракули, а не действительные конспекты. И при этом, у него не было проблем. В оставшееся время от учебы Накахара менял повязки Дазая, готовил еду — для этого они спускались на ближайшую кухню (была одна на каждые два этажа) — и гулял в его компании по территории и дому. Странно для Чуи ощущалась некая свобода и полное спокойствие в этом месте. По каким-то неясным ему причинам дом казался странным, но за такими чувствами была и концентрация уюта, даже желание остаться здесь подольше. Интерьер был на грани чего-то мрачного и светлого, впрочем, и то, и другое было для Чуи приемлемо. Ему было комфортно в современном стиле, который любила его мать и в котором он привык жить — без лишней перегрузки пространства (если не считать комнату Осаму), аккуратном и удобном. К слову, Чуя отметил про себя, что хаотично обставлена была только спальня Дазая, всё остальное выполнено было абсолютно гармонично, и передвижение по помещениям приносило Накахаре сильное эстетическое удовольствие. Если бы Чуя заговорил о своих ощущениях, то Осаму бы непременно понял его. Но никогда бы не стал говорить, из-за чего присутствует это ощущение — «что-то не так». Этот дом действительно был пропитан мраком, страхом и кровью. Не так часто сюда привозили кого-то на пытки, но если и бывало такое, то данное место становилось живым ужасом и последним пунктом назначения в жизни этих несчастных. Комната Дазая — самая дальняя в здании — много раз становилась местом собраний подчиненных групп мафиози, где можно было не только садиться за обсуждения и рассмотрения какого-то дела, но и работать в том числе. Несколькими мониторами Дазай пользовался исключительно по делам мафии, но там были скачанны и забиты вещи, которые создавали видимость обычных компьютеров — для перестраховки даже потребовалось изучить некоторые игры ради возможности ответа на неожиданный вопрос. Отдельно стоящий стол с одним компьютером служил для личных вещей, хоть их и было весьма мало. Дазай жил работой — пусть и не по своей воле — и редко выделял время на себя и тем более какие-то развлечения. Он не видел ни в чём из этого смысл, да и умер бы давно, если бы не чувствовал ответственность за всю оставшуюся Мафию — он один мог сдерживать зверства Мори, даже Хироцу не справлялся с ним, поскольку недостаточно «нравился» Огаю. В этом плане значительно больше влияло неискоренимое чувство, что он не заслужил смерть — он должен был сделать хоть что-то хорошее. Если многочисленные его грехи он был бы в силах искупить контролем организации и улучшением жизни её преемников, если это возможно хотя бы на небольшой процент — он сделает это. Большая выделенная зона под книги не вызывала подозрений у Чуи, а зря. Под вид большинства изданий было переделано огромное количество запрещенной литературы — если её можно было так мягко назвать, — но, конечно, особо важные экземпляры хранились более надежно, чем просто на полке в хорошей видимости. Маловероятно, что даже если Чуя взял бы подобную — «ненастоящую» — книгу, у Дазая были бы проблемы, поэтому он не переживал по поводу доступа Чуи к ним. А вот во время вечеринки на всякий случай закрыл на несколько замков не только комнату, но и весь этаж — он один отгораживался дверью, через которую был единственный путь на верх. Самой безобидной зоной, по факту, была только его кровать. Даже ванная комната была оборудована специальным местом, которое при вводе пароля дает доступ к маленькому закрытому отсеку с кислотой, чтобы в случае чего можно было уничтожить определенные вещи в срочном порядке. Чуя, когда принимал душ, даже не заметил его, хотя не то чтобы место было хорошо спрятано — ну или он просто не задавал вопросов, как и всегда до этого. Единственное, чему Дазай точно не удивился — что Накахара не заметил тайной двери в шкафу, когда выбирал одежду Осаму, которую можно было надеть. Для Дазая было очевидно заметить несостыковки в планировке, тем более, когда это было не мелкое помещение, а целых пятнадцать квадратов, спокойно выделяющиеся, когда заходишь в комнату — спальня с краю дома, вроде как должа быть примерно квадратной или прямоугольной по планировке, но нет, сделана была жирной буквой «Г», так куда делся ещё кусок? Но очевидно, что простые люди крайне редко задумывались о подобном. В противном случае, пришлось бы объяснять сотни видов оружия там. В какой-то степени Дазая умиляло молчание Чуи на все непонятные вещи вокруг: музыкальную установку, которая тоже не была настоящей, хотя свою должную функцию в нужное время могла выполнять; такую идиотски огромную комнату, на самом деле расширенную из двух комнат изначально — да, он сказал пару слов об этом, но, честно, Осаму ожидал большего. Но зато очень громко и жалобно прокомментировать после душа то, что его волосы якобы превратились к сущий кошмар — это он горазд, этого он не стесяется. Осаму долго смеялся про себя с этой ситуации. Пришлось несколько раз доносить до Чуи, что — нет, у него нет ни утюжка, ни фена, а потом слушать ворчание, пока Накахара завязывал волосы в пучок, что лучше бы не мылся и ходил благоухал по́том с ним рядом. За эти два с небольшим дня Дазай успел даже показать Чуе нулевой этаж — если говорить проще, то подвал. Не ту часть, где стены прописались смрадом смерти, а более приятную — своебразное СПА. Забавно, что они находились рядом, но Осаму никогда не мешало это единение на этаже. В «хорошей» зоне находились пара саун и пара бассейнов — с обычной и теплой водой. Дазай не был любителем прыгать в ледяную воду после жары, как делали некоторые, так что не добавлял бесполезных вещей. Просто поплавать — да, поплавать в теплой воде, если нет желания идти в душную баню — тем более да. Вот и собралась подборка лучших для него бассейнов. Проведя Накахару в эту зону, Осаму хотел оставить его, если честно. Если тому нравилось так расслабляться, то пожалуйста, Дазай может так отблагодарить Чую за заботу, несмотря на то, что он к такому не привык, но где-то внутри всё же было приятно; но сам участвовать не собирался — нужно было бы заморачиваться с закрытой одеждой, чтобы не показывать шрамы. Услышав предложение Чуи остаться, он уже готовился отмазываться, когда тот сказал, что хочет просто присутствия парня, мол, всё-таки рана ещё не затянулась и не нужно добавлять себе хлопот, если будут негативные последствия от воды и пота. Накахара предложил сделать коктелей им и спуститься обратно, ну Дазай и согласился… Как итог — они пару часов возились с разнообразными напитками, Осаму учил разным рецептурам и грамотному выполнению, и половину они выпивали сразу, так и не выждав возвращения к бассейнам. Будучи уже вполне пьяным, Чуя включил музыку через встроенные колонки, и почувствовав непривычную легкость, танцевал у барной стойки, пока Осаму «лепил» новые порции и наблюдал за ним. К бассейнам они всё же спустились. Чуя не был настолько нетрезв, чтобы нужно было опасаться утопления, а искупаться в подобном состоянии казалось чем-то неземным. И это на самом деле было так. Мори сделал достаточно сильный вклад в структуру дома и часто не спрашивал разрешения Дазая на устройство чего-либо. Так, не подозревая об этом, он делал своего сына счастливым, плавающего сейчас под звездным небом — проекцией на потолке. Дазай сидел, свесив ноги в воду, и попивал коктейль из бокала. Благо Чуя не взял за привычку ебать ему мозги по поводу смешения таблеток и алкоголя — Дазай мог делать это прям при нем. Он достаточно расслабился, чтобы не заметить подплывшего к нему Чую. Тот мягко вздохнул, прикладываясь щекой к бедру Осаму, одновременно закрывая глаза. Дазай, толком не подумав, накрыл ладонью его голову и пригладил мокрые вьющиеся волосы. Чуя на это лишь ухмыльнулся, опершись на руки, выныривая из воды и прикасаясь губами к рту парня. Дазай этого не ожидал, но не сопротивлялся. Чуя с ним толком не церемонился, сразу требовательно углубляя поцелуй, и почувствовал явную улыбку Осаму в ответ. — Можно? — оторвавшись, прошептал Накахара. — Что? — хмыкнул Дазай, явно не понимая чего тот хочет. — Не знаю, — неожиданно протянул он, утыкаясь в плечо Осаму. Руки устали, и Чуя опустился снова в воду. — Можем поебаться, — в итоге выдал парень, хотя на вид не блестал особым интузиазмом. — Ты же не трахаешься пьяным? — напомнил Дазай слова Чуи. Его начинала веселить ситуация, хотя он всё ещё не достаточно эмоционально отошел от произошедших ранее событий, чтобы баловать себя любимым способом селфхарма — видимо, сказывался алкоголь и всё же непонятный, но ощутимый комфорт рядом с одуванчиком. — Это относится к другим, когда не пьяный я, — немного невнятно поправил Чуя, и его глаза начали заметно закрываться. Дазай указал на очевидное — тот сейчас заснет — и попросил вылезти из воды и отправиться в кровать. Вероятно, в подобном состоянии Чуя был более раскрепощен, и поэтому недостаток ласки просачивался больше, чем он хотел бы показывать, поэтому столь резкое угасание настроения выливалось в лишние приставания к Дазаю — не в сексуальном плане. Чуя лип к нему весь обратный путь без разрешения, и благо, что Осаму не протестовал, иначе, заметив это сейчас, завтра он бы сгорал со стыда, а извиняться вряд ли бы хотел. На деле, протест против пьянства в сексе было запретом для него не только, если пьян партнер, как он сказал. Он прекрасно осознавал, что подобное состояние сильно развязывает контроль, а он не хотел бы сделать неприятно другому человеку — в любом смысле. Учитывая отношение Дазая к прикосновениям и нетрезвость Чуи, постель была с его принципами противопоказана. При этом он хотел получить внимание и не знал, как ещё его можно добиться. Осаму, просекший фишку, вёл себя с ним достаточно обходительно. Чуя действительно засыпал на ходу и точно не отправился бы сейчас в душ, да и Дазай бы не пустил — ещё голову расшибить мог, а потом по ней же ему б прилетело от Мори за это. Зато он усадил Чую на кровать, принес полотенце и аккуратно вытер волосы под несдержанное мурлыканье парня от легкого массажа головы. Перекидывая забавные кудряшки через плечо, Дазай ощутимо нежно разбавил дело прикосновениями губ к шее, отчего под ними сразу проявились мурашки, и Чуя вздрогнул, заставляя Дазая улыбнуться. Накахара никак не прокоментировал действия, как и Осаму, даже когда последний притянул его к себе на кровати и укутал в одеяло, обнимая. Кто бы сомневался, что Чуя с утра закатил сцену, когда в зеркале увидел действительно одуванчик в полном отцветии? Действительно, ведь ему с этим ещё и на пары опаздывать…