…
Дазай купил три энергетика сразу, на секунду даже испугав Чую таким количеством. И пусть Накахара не очень любил сладкие напитки, проминаясь под недосып и раздражение, он отобрал одну банку у Осаму, под предлогом, что у того выпадут зубы. Верхушка собралась в их личной курилке, и Дазай с Чуей дополнили состав, поднимаясь к беседке. Осаму сразу запрыгнул на левые от входа перила, отработанным движением прислоняясь спиной к одной из балок и подтягивая правую ногу к себе; Чуя же прошел чуть вглубь, к одной из скамеек рядом с Тачихарой. Парни не особо отвлекались от начатого разговора, когда эти двое вошли. И сейчас Чуя, пользуясь шансом, что на него никто не смотрит, оглянулся на Мичизу, вспоминая их прошлую ссору. Было интересно, помнит ли об этом сам Тачихара? Что он по этому поводу думает? Сможет ли он в итоге принять брата и факт, что тому действительно плохо? На самом деле, Чуя тоже был из тех, кто не особо берёт во внимание моральное состояние и тем более такие заболевания, поэтому понимал Тачихару в этом. Но его картина мира очень быстро нарушилась, когда он несколько первых дней наблюдал за соседом. Чуя тогда пытался торговаться с собственным разумом, подставляя варианты, что могло быть с Кётой, но не состыковалось его хорошее физическое состояние и при этом такой упадок сил. Когда Чуя запаниковал, он действительно считал, что происходит нечто серьезное и тому срочно нужна была помощь, но когда в больнице ему сказали про предположительное заболевание, он не сразу осознал, что такой масштаб может быть у каких-то психических расстройств. Курокава ведь не был умалишенным, не творил ни пойми что… Симптомы не были настолько очевидно плохими в плане нарушения менталки, чтобы принимать это во внимание и верить, что так правда бывает. Не шизофрения ведь, не какой-то аутизм с задержкой умственного развития, например… Чуя даже предположить не мог, что такое может случиться, пока сам не столкнулся с болезнью. И ведь то, что он видел — это только поверхность. Что творилось в душе Кёты в это время, он боялся даже представить. Всё, что он мог делать — стараться давать ему какой-то покой и не лезть в то, что не может до конца осознать и переварить. Хотя он пытался почитать побольше, чтобы лучше иметь представление, но не то чтобы это давало очень многое. Вспоминая Кёту, в голове Чуи сви́лась мысль — в последнее время тому было несколько лучше, так что если взять его с собой на день рождения Гоголя? Пока парень обдумывал это, Джёно и Тачихара прекратили разговор, и Тэтчо поднял на рассмотрение вопрос — кто пойдет на это поприще Дьявола (то бишь праздник Николая). Определили Осаму — как знакомого Коли, знающего, как на него влиять в случае чего, и Чую, который вызвался из любопытства, потому что был с ним как раз незнаком. Такой расклад даже обрадовал остальных, потому что возиться с психом не было никакого желания. Чуя хотел бы поговорить с Тачихарой, но тот даже не смотрел в его сторону всё прошедшее время, так что он не рискнул начинать диалог, больше отдавая себя мыслям о Курокаве. Пока не желая возвращаться в «комнату», Чуя решил написать Кёте с вопросом, а не ждать встречи. Тот записал голосовое в ответ и, кажется, был очень рад возможности выйти из комнаты. На протяжении месяца он сидел в четырех стенах, и пускай раньше его это не напрягало, как мог судить Чуя со стороны, то сейчас, видимо, он захотел почувствовать вкус свободы и вернуться в ранее привычную социализацию. Чуя не подключал наушники и не сильно сбавлял звук динамика, но делал это не намеренно, чтобы привлечь внимание, однако его и получил. — Больно живой у него голос для душевно больного, — саркастично выдал Мичизу, ухмыляясь. Он уже встал по направлению к выходу ранее и сейчас собирался уходить, как будто думая, что можно бросить фразу и спокойно свалить. Чуя закусил губу, стараясь прожить клокочущее чувство ярости, впитывающееся в стенки легких. Он долго себя сдерживал, внушая, что лишний раз лезть в драку — рано или поздно закончить плохо и рисковать не стоит. Но эмоции превысили порог допустимого для подавления. Он встал быстрее, чем успел осознать, и ногой ударил Тачихару в спину, давая волю отмеренной ему силе. Мичизу пролетел через две ступени у беседки и жестко приземлился на выложенный по неасфальтированной дороге щебень, прокатываясь по нему с полметра. Шум стройки, который Чуя ранее не замечал привыкшими к громким звукам ушами, оказался как нельзя кстати — он изумительно заглушил крик парня. Чуя мог поспорить, что помимо синяка — если ему повезет, и не гематомы — на спине, Тачихара изрядно ободрал руку с кисти до плеча, и Накахара по правде надеялся, что это минимум, который он получил. На фоне кто-то присвистнул, и, судя по манере, Чуя мог не сомневаться, что это Дазай. Мичизу кривился на земле, как ребенок, мечась от боли. Он пытался перевернуться на спину, чтобы посмотреть на руку, но для него это был не вариант, поэтому он просто свернулся в узел, не прекращая стонать. Тэтчо подошел к нему, чтобы помочь, как-то неразборчиво обращаясь к безразличному Джёно, пока Чуя думал, стоит ли добивать парня. Дазай встал перед ним, загораживая обзор. — Довольно с него. — На губах Осаму развернулась ленивая полуулыбка. — Он заслужил больше, — сдавленно просипел Чуя. Он почувствовал неожиданную режущую боль в области кисти и отвел взгляд к собственной руке. Чуя настолько сильно сжимал кулаки, что пальцы успели занеметь, и он приложил слишком много силы, отчего они почти захрустели и разнылись. Слегка болезненно, Чуя разработал руку, глазами фокусируясь на ладони и отвлекаясь. Дазай взял одну его кисть в свою и аккуратно прошелся разминающими движениями по пальцам и ладони, что на самом деле расслабляло больше самого Накахару, нежели руку, которую он уже успел достаточно расшевелить самостоятельно. Непонятно, чего именно добивался Осаму и чем руководствовались его действия, но эффект на Чую был явно положительный. — Ему и правда хватит, — заявил Дазай, хватая другую задеревеневшую кисть Чуи, — я видел, как он упал. Могу поставить тысячу долларов на то, что рука сломана. Чуя дернулся от неожиданности, но Осаму не позволил двинуться дальше, большим пальцем надавливая сильнее на ладонь и фиксируя возможность Чуи что-либо предпринять относительно Мичизу. Сумев извернуться, Накахара посмотрел в сторону парней и разглядел кровь и ободранную кожу руки, но задело, очевидно, не только её — лицо было не сильно, но поцарапано, брюки и толстовка, которую можно было надевать из-за потепления, были безнадержно испорчены. Чуя не заметил открытого перелома, и в секунду его ударило облегчение. Осаму всё ещё держал Чую за запястье, но немного обошел его, кладя вторую руку на плечо, то ли морально поддерживая, то ли предполагая что-то иное. — Ему бы в больницу, — обратился к Чуе присевший рядом с Тачихарой Сайгику. Тэтчо обратился к страдающему Мичизу с вопросом, может ли его кто-то забрать, но зная, как к первому сыну относятся в семье, все должны были понимать, что ответ будет отрицательным. Уточнив для справки, Суэхиро получил предполагаемый ответ, и остальные сошлись на вызове тому такси. Не было желания с ним возиться более. В который раз за вынужденное общение в несколько лет, связанным обязательствами и привычками встреч, можно было убедиться, как на самом деле им всем плевать друг на друга. Называясь «друзьями» для формальности и простоты речи с другими, никем они по факту не были. Тачихара, по-видимому, всё же привязавшись к остальным, чувствовал глубокую внутреннюю обиду. На телефон Чуи пришло сообщение, и он не стал его игнорировать. — Мне отец написал, так что я пойду, — хотел увильнуть Чуя от разборок с его объектом злости. — Мы планировали сходить в кино с Тэтчо, так что хотели бы тоже уйти, если что, — подал голос Джёно. Всё-таки у каждого из них были дела, так что слиться с собственных расписанных планов просто так не делалось возможным. — Я останусь, — неожиданно вставил Дазай, разбавляя небольшое напряжение между парнями. — Идите все. Упускать такой шанс никто не планировал, так что они очень быстро разбрелись кто куда, оставляя Мичизу на попечение Осаму.…
Чуя давно не виделся с отцом и даже не переписывался с ним этот месяц. Предугадать причину такого внезапного появления Огая было непросто. Тот прислал машину за сыном в течение десяти минут, и Чуя приехал в ресторан, где был последний раз больше года назад — за это время там ничего не изменилось. Они заказали еды, и Чуя решился спросить о сути такой резкой встречи, на что Огай мягко улыбнулся и сказал, что просто хотел провести время с сыном, сразу после отчитывая за то, что Чуя никак негативно на это не отреагировал. Мори наставлял, что у того должны быть принципы и уважение к своему времени, и он не должен прогибаться под отца, просто потому что так якобы надо. Пока Чуя выслушивал и ахуевал с такого развития событий, Огай добавил, что тому это должно послужить хорошим уроком и чтобы отныне Чуя не принимал нарушение личного пространства так просто. Накахара по итогу согласился, удивляясь такой заботе отца. Они поели, не особо прерываясь на разговор. Огаю, кажется, не доставляло дискомфорта молчание, а вот Чуе было несколько неловко в такой обстановке. Прошлый их конфликт, по-видимому, разрешился, но вернуться в повседневное прежде русло с отцом было непросто, и парень старался не высовываться. Если Мори хотел провести вместе время — это могло значить что угодно. Проще было повиноваться неизвестности и лишний раз не вступать в диалог, чтобы не завалили неудобными вопросами. Но Огай как будто для этого и собрался… Несколько раз за вечер он умудрился пройтись по учёбе, новым знакомствам, далее — Дазаю, и даже задел половую жизнь Чуи, заставляя его краснеть. Для Накахары не было секретом, что отец знал о его прежних похождениях, но слушать такую убийственную прямолинейность не было сил. Ожидая, что это очередной урок, Чуя постарался отстоять себя и пресечь подобные неприятные вопросы. Пусть лезет куда угодно, но не в его постель. После неплотного ужина, Огай дал ему выбор — съездить за город или сходить в СПА. Чуя привык к вычурности Мори и даже не удивлялся таким предложениям в разгар учёбы. Но сейчас она превалировала, поэтому парень выбрал менее времязатратный вариант. Да и более приятный. Чем лучше он отдохнёт, тем более приятные воспоминания у него останутся от времяпровождения с отцом, и дальше он сможет более продуктивно выполнять работу. Откисая в бассейне после массажа, Чуя чувствовал, что готов растечься и слиться с водой в любую секунду — настолько ему было хорошо. До этого он успел согреться на горячих источниках, и теперь это был даже какой-то перебор релакса. Возможно, он не сможет-таки вернуться к работе… Подумалось ему, что он скучал по таким будням из прошлого. Даже желание заработать больше денег в разы увеличилось, чтобы почаще организовывать подобное. Не то чтобы с матерью он не отдыхал так же временами. Но если с отцом это было практически буднично, то с Коё требовалась причина. Не сказать, что Озаки — она взяла прежнюю фамилию после развода, а Чуя остался под старой, под которой и числилась официально семья, ибо «Мори» Огай носил только на работе, в остальное время значась под «Накахара»; Чуя единственный, кто сохранил часть от их изначального родства на бумаге — как-то экономила или у неё было недостаточно средств на подобное, но она жуть как не любила отрываться от работы. Чуя перенял это от неё. Женщина могла провести время с сыном и считала это неотъемлемой частью жизни, но уехать куда-то больше, чем на три часа? Ну уж нет… И он реально это поддерживал, но вот Огай почти заставлял выбираться на отдых. После совмесного распития вина, прекрасно добивающего вечер, Чуя в некой эйфории ехал обратно. Он чувствовал себя слишком прекрасно, чтобы думать о завтрашней нудной учёбе. И теперь даже нельзя было сказать точно, порадовал его следующий день или огорчил, хотя скорее просто поверг в шок. Придя сонным на первую пару, негодуя от такого жесткого для себя перепада — из приятного состояния в рабочее, — он столкнулся с удивленным взглядом препода, который аж снял очки и проморгался, не веря, что Накахара явился. Чуя тогда не понял абсолютно ничего, но когда преподаватель «напомнил», что тот отстранен от учёбы аж на месяц, Накахара буквально подавился собственной слюной, когда сглотнул. В смысле отстранён? Это из-за Тачихары? Думать о чем-то другом не выходило, но и спросить он не мог, так как дыхание перехватило на добрые секунд сорок. За это время, видя растерянность ученика, мужчина уточнил, мол, Чуе должны были прислать уведомление об этом на почту. Разумеется, вчера он её не проверял… И уведомления тоже, если они вообще были там включены. В полном ступоре он вышел из аудитории, суматошно доставая телефон и подрагивающими пальцами ища приложение почты. Раньше он бы так не нервничал. Отстранили? Окей, супер, без проблем. Но он, блять, обещал самому себе, что не забьет на учебу в этом году. Было бы обещание кому угодно другому — возможно, он мог бы передумать, если бы действительно хотел и было бы плевать. Но это было обещание себе, и плевать ему не было. Как минимум на выдержку слова, а не конкретно на учёбу. Сейчас он стоял и не знал, что по этому поводу чувствовать. Эмоции смешались, выдавая как итог пустоту и ощущение некой нереальности происходящего. Стоило просто принять это как факт и двигаться дальше, но он находился на стадии торга. Чуя отмер и убрал телефон после полного подтверждения ситуации, выискивая глазами, за что зацепиться. Заметив диваны, он прошёл чуть дальше по коридору и бросил сумку на один из таких, сам отходя к автомату с кофе. Застрял он так ненадолго — пялясь в одну точку с горячим стаканчиком в руках, Чуя понял, что бесцельно прохлаждаться — не его вариант. Вернувшись к телефону, он написал в чате Верхушки с вопросом, есть ли кто свободный, чтобы хотя бы попытаться скрасить утро. Даже не удивительно, что первым и почти сразу отозвался Дазай… Они перешли в личку, и Чуя спросил местонахождение Осаму, чтобы подойти, если так будет удобно. Тот ответил, что сейчас выйдет с пары и найдет Чую сам, но — пока Накахара со вздохом принимал решение прогула от парня — искать долго не пришлось. Он вывалился в другом конце коридора, и Чуя даже не предал этому значения, относя к совпадению — крыло гуманитарных направлений, где находилась подчасть филологии, всё-таки было одно, хоть совпадение этажа и было легкой неожиданность. — Bonjour, mon chéri, — с выработанным акцентом, елейно пропел Осаму. Кажется, ему доставляло великое удовольствие издеваться над Чуей в этот момент. Или парню просто было до жути весело… — И нахуй я вообще написал, — закатил глаза Чуя, отворачиваясь и уходя в противоположную сторону, что заставило Осаму догонять его. — О-о, — длинно протянул Дазай, почти завывая, — Чуечка, ну не злись! Чуя резко остановился, молча пиля парня бешеным взглядом. Осаму поднял открытые ладони вверх в сдающемся жесте. — Что за настроение у тебя такое припизднутое сегодня? — Снова закатив глаза для пущей убедительности своего негодования, он пошел дальше и слегка закусил губу, когда Дазай отвернулся. На самом деле, он правда очень не любил, когда над ним насмехаются — сказался неудачный опыт. И хоть он не чувствовал реальной издёвки от Дазая, оборону всё равно принимал. — Ты решил пропустить занятия? — с нотой претензии озвучил Чуя. Дазай улыбнулся ему и кивнул. — Зачем ты поступал сюда, если так по-скотски относишься к обучению? Хоть основной доход Чуя планировал получать с дизайна, выбранную в университете профессию он очень уважал, и его злило такое отношение Осаму. Дазай какое-то время молчал, прежде чем натянуто выдать: — Это в память о друге. — Чуя посмотрел на него и нахмурился, не переставая сверкать глазами. Дазай улыбнулся, сбрасывая меланхоличное наваждение. — Его звали Ода. Он хотел стать писателем и учился на филолога. Мы познакомились с ним ещё до университета, но он был старше меня. Чуя задумался, вспоминая как Дазай звал «Одасаку» при пробуждении несколько дней назад. — Вы больше не общаетесь? — Не то чтобы он очень хотел уводить разговор в грустное русло, но Дазай сам начал о нём рассказывать. Он же имеет право спросить, верно? — Он умер, — легко хмыкнул Осаму, косясь на Чую, как будто проверяя реакцию. Чуя запнулся и резко вдохнул, вызвав неприятное режущее чувство в легких и горле. Он не ожидал, что дазаевское «был» про человека будет значить такой скорбный вариант. — Прости, — задушенно произнес Накахара, секундой позже прочищая горло. Он не знал, стоит ли продолжать разговор и молчал, пока Дазай не сказал: — Это давно было, не переживай. Дазай преподносил это словно пустяк, что задевало ещё больше. Чуя метался между первой мыслью возмущенного отрицания — «Кто здесь вообще переживает?» — и второй противоположной, искренней — «Имею право, это не шутки!». Ничего из этого он не озвучил, просто переводя тему. — Куда пойдем? — К Гоголю, — буднично ответил Осаму, словно они только что не говорили про его мертвого друга. К тому же наверняка близкого, если в память о нём, парень поступил на тот же факультет… — Он определенно проёбывает пары в честь дня рождения.…
— Ебашечки, джокер! — засмеялся Николай, выигрывая партию в карты. Они больше часа сидели в компании переведённых русских, и те учили их играть в карты. Несколько раз они меняли правила игры, начиная со стандартного «Дурака» и заканчивая игрой в пятьдесят четыре карты. После «переводного» у Чуи и так была каша в голове — ранее он никогда не играл, и ему пришлось учиться с нуля, в отличие от более опытного Дазая, — теперь его мозг был готов взорваться. Что бы он делал, если бы ему всё это время не помогал один из парней, который по каким-то причинам пожелал не представляться. Среди внезапно бешеного дуэта из Гоголя и — какого-то чёрта — гиперактивного Осаму, каким Чуя его ещё не видел, этот парень был самым адекватным и спокойным, хоть и отстранённо-странным. В некой степени это объединяло его с рядом сидящим Достоевским, но тот был уж совсем не от мира сего. В Чуе Фёдор вызывал наводящую жуть с едкой примесью интереса. Пусть он и держал ото всех дистанцию, некоторые переброски слов с Дазаем, его ухмылки и ледяная харизма вызывали мурашки. — Дось, а мы поставим вариться самогончик? — с энтузиазмом вскрикнул Николай, вешаясь на Достоевского. Казалось, будто парень уже был под чем-то. И почему ему всё спускал с рук Фёдор — учитывая приличное старшинство, — было не ясно. В голове не клеилось, как такое поразительное взаимодействие холодного высокопарного мужчины и парня с то ли с детским поведением, то ли поведением законченного наркомана спокойно существовало… — Они всегда такие? — спрашивал у неназванного парня Чуя. — Да, — ответил вместо него Осаму, наблюдая, как Достоевский отпихивает от себя Гоголя. — Откуда ты их знашь? — Чуя помнил, что Дазай говорил о знакомстве с Николаем в компании Верхушки, но о подробностях ранее не спрашивал. Чуя взял свою кружку с чаем, не желая пить с утра, как Дазай, который спокойно хлебал предложенное пиво. — Я ранее работал в месте, куда забегал Гоголь, а через него и с Достоевским познакомился. Осаму не знал, аукнется ли ему враньё, ибо не успел ранее обдумать хороший вариант для Чуи. Он должен был задуматься об этом либо сразу после информации о знакомстве, либо перед днём рождения. Не вышло — теперь надо было выкручиваться по ходу дела. Если выяснится, что организация Фёдора начала работу не так давно, а Осаму последний раз занимался мелкими делами года так четыре-три назад, будет неприятно. — Ты говорил, что работал барменом, — внезапно осенило Чую. Внезапные воспоминания, спровоцированные Накахарой, на секунду выбили Осаму из колеи. Он забыл, о чём упоминал когда-то. Дазай кивнул, пряча оттенок растерянности за банкой выпивки. — С ним ты тоже знаком был? — Чуя указал на рядом сидящего. — Неа, не был. И ты же не учишься здесь, правильно? — Дазай обратился к тому, и парень отрицательно покачал головой. — Так что у меня вообще не было вариантов с ним встретиться прежде. — Осаму пожал плечами с какой-то ироничной улыбкой на лице. — Чуя, ты не мог бы принести мне ещё пива? Чуя выгнул бровь, стреляя глазами в Дазая. С какого перепугу он должен ему что-то таскать? — Самому уже не вариант встать? — недовольно изрек он. — Ну Чуя-я, — заканючил Осаму, специально надувая нижнюю губу, — у меня всё ещё болит рана. Чуя сам не понял, что пробурчал себе под нос, пока вставал, но там однозначно были маты. ____ — Почему ты не говоришь своё имя? — как только Чуя вышел, серьёзно поинтересовался Дазай у парня. Взгляд того стал тут же каким-то затравленным. — В организации меня называют Сигма. Но я не знаю, как представляться людям. Было видно, что он не был рад поднятию темы организации, но Осаму было важно узнать неизвестного члена и прекращать разговор он не собирался, как бы неприятно тому ни было. — Сколько тебе? — Сигма выглядел действительно молодо, сложно было на взгляд сразу определить возраст. — Девятнадцать, — нехотя ответил он. Наверняка он был не глупым, раз его держали при себе, так что он мог как соврать, так и просто сомневаться в подаче любой информации. — Тебя давно приняли в Крыс? — Сигма недобро скосил на него глаза, явно не радуясь такому допросу, но покачал головой. — Значит тебе уже должны были сделать поддельный паспорт, раз имя неизвестно. — Дазай не собирался копаться в его жизни слишком сильно, да и вряд ли тот стал бы откровенничать, но парень не знал, как представляться, к тому же в Крысах дали звание именно «Сигма» — могло значить только то, что у него и правда нет имени. Сигма кивнул, подтверждая догадки Дазая. — Говори имя по паспорту. Раскрытие настоящей личности не несет в себе чего-то негативного, даже в наших кругах. За исключением разве что индивидуальных заданий. У тебя же нет сейчас такого? Пусть Осаму и не был ясновидящим, манеру держаться он бы выловил сразу. Сигма вёл себя слишком естественно и просто для человека на миссии. И пусть он также не был таким уж эмпатом, но скорее всего бы понял по парню, если бы тот мог гениально играть. Пока что складывалось больше ощущение неопытности от него. И Дазай надеялся, что не ошибся. — Спасибо, — выдержав паузу, нехотя поблагодарил за наставления Сигма. Возможно, ему было что-то такое нужно. — Так как тебя зовут? Видя затравленный взгляд Сигмы временами, Осаму вспоминал себя очень давно. В их мире очень сложно не потерять себя, а когда это происходит, имя — последнее, что остаётся от твоей личности. Возможно, это было изначально в планах Фёдора — стереть для Сигмы понятие своей человечности, но Дазай иррационально не хотел, чтобы это случилось. Даже без условий небольшого соперничества и прежних столкновений организаций. Вдруг в его силах было предотвратить превращение ещё одной личности из человека в голый инструмент — он хотел бы приложить хоть каплю усилий, если это было осуществимо. — Сергей Сыромятников… — Ну и имечко — хмыкнул Дазай, хоть глумлением тут и не пахло. Он посмотрел тому прямо в глаза. — Запомни его. «Спасибо», — повторил Сергей одними губами. ____ Чуя вернулся с банкой пива и тарелкой закусок, кидая мимоходом взгляд на бесящегося вокруг Фёдора Николая. Кажется, тот никогда не унимался. Чуе оставалось радоваться, что вокруг него не пляшет такой же. — Блять, — зашипел Достоевский, видимо, на русском, учитывая, что Чуя ничего не понял, — я не дам тебе варить это пойло в моей «квартире», уймись, Коль! Фёдор знатно злился, что несколько пугало Чую, но понять он его мог — они и правда находились не в комнате Николая, потому что, если разделять помещения на более дорогие «квартиры» и комнаты — хоть по уставу они и значились как одно и то же, но ученики называли их по-разному из логических соображений по объему пространства, — у Гоголя была именно комната, и если на двоих человек её прекрасно хватало, то на пятерых — точно нет. Было гораздо целесообразней собраться у Фёдора, чья «квартира» была напротив. Когда придут другие люди, это пространство для них закроется так точно — Достоевский и так с трудом пустил к себе других людей, боясь грязи. Благо зона отдыха на этаже находилась ровно за стеной, учитывая местонахождение в конце коридора. Скорее всего, они все переместятся туда. Как раз помимо неё, напротив по коридору — прилегающее пространство к комнате Гоголя — находилась кухонная зона, более походящая на небольшую столовую. Будет удобно разместиться сразу на обеих зонах, чтобы не засорять весь коридор. Хотя некоторые комнаты других людей всё равно будут однозначно открыты, как было на каждой внеплановой тусовке, а значит мусор всё равно будет везде… К сожалению, задачей Дазая с Чуей было проконтролировать и моменты уборки тоже, так что было необходимо следить, чтобы люди сильно не распалялись под влиянием Николая. Тяжело же было Сайгику с Суэхиро в прошлом году… Но, наверное, охваты были не такие большие в тот раз — новеньких редко берут в расчет. А сейчас в полной мере нужно было отдуваться этим двоим… Чуя боялся представлять, что их ждёт. — Как думаешь, — Чуя обратился к Дазаю, — если я сейчас приглашу Кёту, есть шанс, что Гоголь переключится на новичка и будет меньше донимать Фёдора? — Боишься гнева Достоевского, но готов подставить друга под этого ебанутого? — Ладно, ты прав, подожду немного… — тут же сдался Накахара. Он не знал, как Дазай догадася о его страхах — неужели это было так заметно? — но предпочёл об этом не рассуждать. Ему больше не понравилось, что он и правда готов был послать нестабильного Курокаву к ещё более нестабильному Николаю……
Над Чуей внезапно прекратило лить, и он поднял голову, обнаруживая предоставленную Дазаем скатерть. Впервые он был так рад этой прежде геморройной штуке. Они всегда заранее раскладывали её на столы, но беря в расчёт прозрачный водонипронецаемый материал — мыть её было просто потрясающе, а вот сворачивать и раскладывать очень запарно из-за прилипчивости материи. Осаму накрыл их обоих, и Чуя невольно придвинулся ближе. Оглядываясь на кричащую толпу, парень подумал, что что-то вышло из-под контроля, но по неясной причине его это не беспокоило. — Как будешь разбираться с этим? — Чуя несколько повысил голос, чтобы перебить шум толпы, разбрызгивателя и сигнализацию. — Почему я? — Дазай наклонился к Чуе, наверняка чтобы сильно не напрягать голос и не пришлось кричать с высоты его роста. — Я отстранён от учёбы, — хмыкнул парень, — меня тут не должно быть, и отчитываться преподам и ректору я не обязан. А вот ты — да. Чую это изрядно веселило. Может, сказывался алкоголь, ударивший в голову, или просто хорошее настроение, но отчего-то его абсолютно не волновала возможность затопления нижнего этажа, порча имущества и отбитый на голову Гоголь. Дазай тихо захныкал, понимая обречённость ситуации. — Надо закругляться. Мимо по коридору пронёсся Николай, визжа от восторга, и, кажется, он был буквально на грани, чтобы не снять трусы с утками и не начать размахивать им как флагом, подбивая своё веселье от «купания». — Это точно, — в голос рассмеялся Чуя, наблюдая за разъярённым мокрым Достоевским, прекращающим кричать на Николая, чтобы побыстрее скрыться в своей сухой комнате. Благо пожарная система безопасности была не единой и затопило только комнату Гоголя и коридор. Повезло людям. Дазай с Чуей пусть и должны были следить за всем, а не полностью утопать в своей атмосфере, что-то пошло не по плану. Не усмотрели они за закрытой дверью Николая и далеко не сразу заметили запах сигаретного дыма и травы. Почему пожарка не сработала сразу? Кто знает… Может, она и сработала в комнате Гоголя, но никто не услышал её за грохотом музыки и шумными разговорами. В любом случае, вечеринка для всех прервалась, когда некто укуренный вышел из комнаты Николая и явил дым в коридор, провоцируя моментальный поток воды. Люди разбежались, визжа, пытаясь как можно быстрее спасти музыкальную апарратуру, телефоны и, конечно, побольше еды. Кто-то также успел стащить лишнего алкоголя, чтобы продолжить уже самому или в компании. Глаза Чуи округлились, как только он заметил бегущего к Гоголю Кёту. Также почти голого… Видимо кто-то нашёл себе родственную душу? Чуя надеялся, что нет. — Я пойду за ним, — Чуя кивнул в сторону Курокавы, — а ты сделай что-нибудь с пожаркой. Дазай кивнул, согласный на такой расклад, и передал Чуе скатерть, чтобы он укрылся. Чуя посмотрел на него немного скептически, кидая взгляд на его живот, намекая, что тому нужнее — не лучшее решение давать ране сильно намокнуть, неизвестно, через сколько это всё закончится, — но Осаму, наверное, было виднее. Он покачал головой, понимая, что хотел донести Накахара, и молча удалился решать вопрос. Чуя встал с насиженного места и, покачнувшись, двинулся к сумасшедшей парочке. Наверное, ему стоило порадоваться, что Кёта так оживился. Не было похоже, чтобы ему сильно прилетело с алкоголя — тем более что Чуя старался хоть немного, но следить за его приемом, чтобы Курокаве не стало плохо из-за смешения с таблетками, — скорее, ему действительно было лучше. Чуя был рад решению позвать Кёту, кажется, тому было это нужно. Если в следующие дни Кёта будет в таком же положительном состоянии, то, возможно, имеет смысл показать его врачу. Может, ему сменят таблетки или — ещё лучше — не подтвердят диагноз. Стоило ведь надеяться на непродолжительную депрессию, а не биполярное, верно? — Ты ничего не курил? — надеясь на лучшее, уточнил Чуя, когда подошел к Кёте. Он повис на нём, как ранее Николай на Фёдоре, и у Накахары едва не подогнулись ноги от такого веса — Курокава был примерно одного роста с Осаму, а это не улучшало ситуацию, особенно потому, что Кёта имел более здоровый вес, нежели тощий Дазай. — Я пиздецки ответственно подошёл к вопросу! — с расстановкой на каждом слове, несвязно произнес парень. Чуя тяжело вздохнул. — Пора домой, — спокойно оповестил он. — Бля, помнится когда-то ты говорил, что мне не нянька! — вроде в тоне не сквозила претензия, но напускная обида явно присутствовала, из-за чего Чуя закатил глаза. — Я не нянька, но, — он прервался меньше чем на секунду, желая сказать, что несет за него ответственность, но это было не так, и он поправил мысль, — тебе нужен присмотр. — Нет, не забирай его у меня! — крикнул Гоголь, и Чуя сделал от него шаг, чтобы тот тоже не повис на нём. — Мой мальчик! — хныкал Николай, вызывая очередной закат глаз Накахары. — Почти ночь, праздник заканчивается, пора расходиться. Кёта соскользнул с мокрой скатерти, в которую Чуя обернулся, и упал бы, если бы не стена рядом. В один момент воду перестали распрыскивать, и Чуя облегченно выдохнул, скидывая с себя тяжёлое покрытие. — Поехали отсюда куда-нибудь? — Чуя услышал, как это зашептал Гоголь, делая предложение Кёте, но не постарался толком снизить голос. Кёта с готовностью кивнул, и Накахара мог поклясться, что видел, как в нём бьётся энергия. Чуя был готов останавливать их или звать Достоевского, чтобы он порешал вопрос со своим другом и тот не преставал к чужим, когда по лестнице поднялся Дазай, и Накахара решил свалить это на него. — Они хотят куда-то ехать, — обречённо выссказал Чуя, оборачиваясь к Осаму. — Так в чём проблема? Пусть переносят этот шабаш за границы универа, и нашей ответственности тут уже не будет. Чуя потёр ладонью лоб, явно устав от прошедшего дня. В нём не было столько активности, чтобы вывозить это. Дазай положил ему руку на плечо и перенял эстафету по уговорам парней. Гоголь отказался напрочь, и Кёта, заражаясь его энтузиазмом, набрался смелости так же протестовать. — Пойдём к Достоевскому, — тихо сказал Дазай Чуе, — без него Гоголь не уедет, даю гарантию. Они оставили гиперэмоциональных сзади, стучась к Фёдору. Абсолютно неожиданно в дверь изнутри прилетело что-то тяжёлое. Даже Осаму был удивлён, а значит нормой это не было… — Он в порядке? — поинтересовался Чуя. — Да похуй. — Дазай открыл незапертую дверь, и послышалась ругань Фёдора. — Спокойно, Дось, — повторяя за Гоголем, обратился он, — это мы. Узнав, что явился не Николай, Достоевский чуть успокоился. Дазай подошёл к нему, чтобы описать ситуацию, пока Чуя, с позволения парня, сел рядом с временным соседом Фёдора. — На самом деле, я всё-таки хотел бы представиться… — внезапно заявил парень. Чуя выдохнул, переключаясь, и с готовностью кивнул, подначивая его. — Меня зовут Сергей. Накахара не предал этому большого значения — ну имя и имя, — но сам парень мягко улыбнулся, словно наслаждаясь признанием. Кажется, для него было это важно. — Слушай, а чем ты пользуешься? — чуть позже начал Чуя, пока Осаму разбирался с Достоевским. Он спросил об уходе за волосами, ещё утром замечая, какие мягкие и ухоженные на вид они были. Ему показалось, что он много времени тратит, чтобы привести волосы к такому результату. Длина до лопаток, выкрашенные в блонд, ещё и сложное окрашивание с фиолетовым, идеально прямые и такого качества… Чуя завидовал и хотел так же. Сергей посоветовал ему несколько продуктов, которые могли бы подойти Чуе, и предложил обменяться контактами, чтобы прислать ссылки на товары. Они записывали номера, но услышав страдальческий вздох со стороны Фёдора, Накахара поднял голову, отвлекаясь от нового знакомого. — Вряд ли его можно будет удержать, если он загорелся, — недовольно отметил Фёдор. — Он и меня изведёт, и вас, и Курокаву. Так что лучше согласиться, если не хочется разгребать последствия в университете. Дазай обернулся, вглядом спрашивая мнение Чуи. Тот откинулся на стену сзади и вскинул кисть, жестом означая смирение с ситуацией.…
Ветер доносил до ушей мерный треск костра — в смéшке с чтением Гоголя какой-то молитвы на непонятном языке, — нагоняющий жути. Перед глазами плыло, огонь отбрасывал рыжие пятна на мировоззрение Чуи, но быстрый стук недалеко от уха приводил в сознание. Дазай поежился под его головой, и он перевёл взгляд в сторону руки Осаму. Достоевский с убийственной улыбкой отбивал ножом между пальцами парня — что-то подсказывало Чуе, что Дазай от этого не в восторге. Накахара отнял голову от его плеча, потянувшись за дополнительной порцией алкоголя. Воздух приятно щекотал кожу, остужая запал и освежая горячую кровь. Он думал покурить, но перебивать такую прекрасную свежесть — пусть и осквернённую дымом от костра — не подходило его желаниям. Гоголь внезапно закричал, отчего Чуя резко подпрыгнул на месте. — Я почти призвал его! Я видел, как глаза смотрят на меня из огня, а потом он пропал! Фёдюш, ну как же так?! Достоевский фыркнул. — Ну ты ещё Библию демону прочитай, тогда точно останется, — саркастично посоветовал Фёдор. — Он пытался вызвать демона? — вяло усмехнулся Чуя, уже устав удивляться. — Чем ещё заниматься на кладбище? — продолжил диалог Достоевский. Чуя оглянулся назад — на могилы. — И правда… Посмотрев на валяющегося на земле Кёту, Чуя подумал, что, возможно, стоит его куда-нибудь переложить, чтобы он не нажрался земли. Тот спал уже второй час, вымотанный активностью Николая — видимо, даже Курокава не мог вывозить эту ходячую катастрофу. Чуя встал и подложил под голову Кёты плед, но садиться сразу не желал — голова слишком кружилась, а падать при всех он был не готов. Он смотрел на звёзды, стараясь сфокусироваться и протрезветь, пока к нему не подошёл Дазай. — Прогуляемся? Тут слишком шумно, — аргументировал он. Накахара прикинул свои возможности и согласился. Они шли среди могил, Чую шатало, и он запинался из-за темноты, но для опоры на могилы он был слишком брезглив. Дазай предложил свою руку, и Чуя не раздумывая взял его под локоть. — Не страшно тут? — тихо спросил Осаму. — Если ты продолжишь говорить таким жутким голосом, тогда станет, — мрачно отозвался Чуя. Дазай засмеялся, и вибрация от него дала Чуе прямо в голову. — Блять, потише ты… Он извинился, успокаивая не только голос, но и шаг. Чуе стало идти ещё легче. — На кладбище так спокойно, — продолжал Осаму. — Ни людей, ни шума города. — Да, только трупы. — Накахара оглянулся, прислушиваясь к себе. Поддерживал ли он мнение Дазая? Он ни разу ещё не был на кладбищах за свою жизнь. Как-то так получилось. Он видел их в фильмах, читал о них в книгах, но не приходилось ему кого-то хоронить или тянуться к таким местам из любопытства. Старших представителей семьи он тоже не знал, а родители не брали его с собой навестить могилы. — Тебе нравятся кладбища? — поинтересовался Чуя. — Нет, — как-то пусто, монотонно возразил Осаму. — Я слишком часто на них бывал. Чуя пытался посмотреть на его лицо, но темнота не позволила выполнить его прихоть. Он не хотел что-то говорить или о чем-то спрашивать, заставляя Дазая копаться в своих же словах глубже. Чуя просто принял это как факт и интуитивно сжал его руку, как бы показывая своё присутствие и поддержку, если Осаму сможет правильно расшифровать эти мотивы. — Ты вчера встречался с отцом? — перевёл тему парень. — Да, — протянул Чуя, мягко продолжая, — хорошо провели время. — Чем занимались? Накахара хотел коротко описать тот вечер, но язык шёл против его воли. Минут пятнадцать он разглагольствовал, углубляясь в приятные воспоминания. Дазай чётко отличал в падающем свете луны улыбку Чуи. Изгибающиеся со стороны в полумесяц глаза отблёскивали голубым, хотя ночь делала радужку более темной и глубокой. Разливающийся смех — когда он вспоминал о чем-то забавном в разговоре с Огаем — разреза́л мертвую тишину и вязнул где-то непривычно в районе сердца. Орган протестовал, отдавая легкой колющей болью, несмотря на то, что Дазай старался его игнорировать. Тепло, пропитавшее тон Чуи, когда он говорил об особо приятных моментах, резало особо сильно. Вероятно, у Дазая была аллергия на положительные эмоции, если сердце, болевшее исключительно при сильном стрессе и волнении, давало о себе знать в таком положении. — Что-то я заговорился, — несколько неловко оборвал себя Чуя. — Всё в порядке. Тебя приятно слушать. Прежде чем Чуя успел это обработать, сзади раздался визг, не похожий на обычные вопли Гоголя — в этот раз он действительно кричал. — Кажется, нам стоит поторопиться обратно, — выдал резко вернувший себе трезвость Чуя. Они вернулись на место, наблюдая, как Гоголь бешено носится по кругу недалеко от костра с горящим задом. За ним старался поспеть Достоевский, исторгая маты и что-то на русском — не менее грозное. От шума проснулся Кёта. Приподнимаясь на локтях, он кинул взгляд на Николая, и как только его лицо приобрело оттенок осознанности — сфокусировался взгляд, — Курокава подскочил на помощь, пока главные смотрители вечера оставались в стороне. Успешно справившись с возгоранием, Гоголь лежа ныл, пока Кёта набирал в бутылку холодной воды из озера, находившегося в нескольких метрах от них, чтобы можно было приложить к ожогу. — Что произошло? — посмеиваясь, спросил Дазай. — Он решил, что прыгать через костёр — хорошая идея, — смотрев на Осаму исподлобья и ухмыляясь, объяснил Фёдор. — У меня яйца поджарились, — стонал Николай. Вопреки мнению Чуи, который считал, что Достоевский либо даст ему пизды, либо промолчит, тот ехидно спросил: — Покормишь? — Залижешь больное местечко? — в той же манере отзеркалил Гоголь. И вот теперь он уже получил подзатыльник — бутылкой, принесенной Кётой. — Может, тебя ещё в задницу поцеловать? — шикнул Фёдор. — Поцелуй, — елейно протянул Коля и моментально получил леща по обожжёному заду. — Ай! Ну ты же сам начал! — Твои проблемы, — спокойно закончил Достоевский. — Фу… — прошептал Чуя, поморщившись. Иногда Гоголь вызывал у него действительное чувство отвращения своим убогим юмором и поведением, а тут ещё и Достоевский… К романтике атмосфера точно не располагала, но витавшее в воздухе бесшабанное настроение взыграло в Осаму утихновшую гиперактивность, и он с вызовом посмотрел на Накахару. — Сможешь перепрыгуть через костёр трижды и не закончить, как этот идиот? Чуя скептически выгнул бровь, но смотря на Николая, легкомысленно бросил: — Только после тебя. Ядовитая мальчишеская ухмылка Осаму не предвещала ничего хорошего… — Да запросто! Чуя вспотел даже при такой прохладной погоде и сбросил с себя куртку. Он старался отдышаться, пока через костёр прыгал Дазай. Огонь немного притух и ни в какое сравнение не шел с тем, с которым пытался бороться Николай, но они вошли в раж и уже забыли о смысле состязания. Сложно было посчитать, сколько раз они уже это сделали — Чуя сбился после пятнадцати. Как понять, когда остановиться, было неясно — они будут прыгать, пока кто-то не загорится, или их могло остановить что-то другое? Ответ пришёл быстрее, чем Чуя ожидал, когда Дазай разбежался слишком сильно и не успел затормозить после прыжка. Обрыв к озеру был совсем не далеко, но и добраться до него нельзя было так просто с небольшого разбега, которого хватало для перелёта огня. Как Осаму так не рассчитал, Чуя не понял, но между размышлениями об этом или предположительной помощью Дазаю Накахара выбрал второе. Подбежав к краю, Чуя оценил высоту и попытался глазами отыскать парня, чтобы понять, в норме ли он. До воды было метра три, но этого спокойно хватало, чтобы ушибиться или растянуть себе что-нибудь. Он знал, что Дазай вряд ли себе что-то сломал — элементарно крика не было даже, — это успокаивало. — Осаму? — позвал Чуя, не сильно ориентируясь в темноте после яркости костра. Привыкая к темени, парень начал различать водную рябь, отражающую тусклый свет луны, и на какую-то жалкую секунду испугался, что Осаму мог попасть в неожиданно глубокое место — а вдруг он не умеет плавать? Но найдя глазами его удивлённую морду, Чуя унял бесполезные переживания. — Испугался, mon chaton? — Дазай выглядел таким ошарашенным, что Чуя даже не хотел злиться на него из-за тупого звания «котёнка». — Ты цел? — косвенно отвечая на вопрос, произнес Чуя. Дазай кивнул и Накахара присел, нагибаясь и протягивая руку. — Хватайся. Чуе показалось, что Дазай мимолетно ухмыльнулся. Он подошёл ближе, хватаясь за руку Чуи. А потом сделал шаг назад и потянул парня на себя. Чуя коротко взвизгнул, округляя от неожиданности глаза, а потом резко закрыл их, предвкушая падение. Он не чуствовал земли под ногами несколько секунд, но — по-началу непонятная — опора всё же была. Чуя ощущал обвитые вокруг него руки, не дающие двинуться ни на сантиметр без дозволения, и подкачанное тело под своим животом. Он медленно раскрыл веки, но видел только темноту, пока его мягко не поставили на землю, погружая ноги глубже в воду. Мягкий свет ударил по глазам, сразу же пропадая и дезориентируя Накахару. Доступ воздуха к лёгким в мгновение перекрыли — первое, что почувствовал Чуя. Только потом до него дошло ощущение губ Осаму на своих. — Засранец, — хмыкнув, успел прошептать Чуя, пока его снова не поцеловали. Он не сопротивлялся.…
Чуя не планировал выходить из «комнаты» до вечера — максимум в библиотеку, чтобы поработать. Планы изменились, когда они с Сергеем договорились встретиться, посидеть в кафе. — Ты всё ещё не уехал? — поинтересовался Накахара, приветственно улыбаясь. Парень не числился в университете и приезжал только на праздник Николая, так что Чуя задавался вопросом, почему тот ещё здесь. Но больше, наверное, его удивляло, что Достоевский позволил ему остаться в «квартире» до сих пор, а вчера — без своего присмотра, учитывая, что парень отказался участвовать в продолжении ночи. — Сегодня вечером поеду домой. Просто хотел провести с тобой время, раз ты не против. Не особо вникай в эти слова, но ты для меня как глоток свежего воздуха. Чуе правда была приятна его компания. Пусть в парне и было нечто странное, но Накахаре казалось, что они могут найти общий язык. Он не задавал лишних вопросов, если этого не желал Сергей, пуская всё на самотёк. Парни заказали кофе с легкими десертами. Пока Чуя оплачивал, молодой сотрудник — наверняка тоже учащийся — посмотрел на него с непонятной ухмылкой, но спрятал глаза, выдавая чек. Накахара замер, не понимая неприятное чувство в груди. Медленно выдохнув после короткой остановки дыхания, он сглотнул, пытаясь отогнать сложные эмоции. В напряжении возвращаясь к столику, Чуя услышал еле заметный звон посуды и опустил взгляд ниже. У него начинали трястись руки… Из-за чего? Тот парень ничего ему не сделал, почему он волнуется? Перебирая варианты в своей голове, Чуя выудил — глаза… Накахара обрабатывал взгляд бармена на него и не мог уловить мысль, которая, будто очевидная, вертелась в голове. Не отвлекаясь на вопросы Сергея, который точно что-то спрашивал — судя по интонации, — Чуя пытался расшифровать послание, подкинутое его мозгом. Первой мыслью он смог выловить значение… Взгляд не был сальным, как если бы на него смотрели мужчины, желая его трахнуть. А в прошлом таких было не мало в университете, учитывая, какая у Чуи была слава развратника. Он думал, может, этот парень застал его с тех времён, но нет. Плечо непроизвольно дёрнулось в попытке сбросить сковавшую мышцы тяжесть, когда в голове вспыло пугающее слово. Дежавю. Словно подобное с ним уже происходило, но он всё ещё не мог разгадать смысл всего. Сергей помахал перед его лицом, стараясь привлечь внимание. Чуя поднял голову. — Чуя, что-то случилось? — серьёзно заволновался парень. Он осмотрел окружающих — тело подсказывало, что делать, хотя до Чуи всё никак не доходило. На него смотрели некоторые люди. Они перешептывались. Кто-то поймал взгляд Чуи, улыбнулся и направился к нему. В горле пересохло, но он старался выглядеть спокойным, когда рядом с ним присел незнакомый парень и закинул руку ему на плечо. — Что, Накахара, хорошо ночь провёл? Вот оно. То же выражение лица, только ещё более углубленное в эмоции. Он насмехался над ним… И куда хуже того бармена. — О чём ты? — Чуя изо всех сил старался выдавливать из себя непоколебимое спокойствие, но полностью справиться с дрожью в голосе было выше его сил. — Ты вернулся на старую дорожку, Накахара, я об этом, — излишне самодовольно цедил незнакомец. — Мы всё думали, чего ты такой тихий с тех пор, как вернулся. Мол, неужели перестал развлекаться с каждым встречным? Это было ложью… Он всегда был избирательным и занимался сексом только для получения информации или удовольствия — это не было так уж часто. — А ты не знаешь? — обратился он к Сергею. — Недавно перевёлся? Чуя ведь добрую половину универа переебал, наверное, и за тебя взяться решил, а ты не знаешь? Парень громко рассмеялся, и у Чуи похолодели конечности. Он уперся глазами в чашку с кофе, не в силах понять, почему его выставляют в таком кошмарном свете. Что он должен был сделать, чтобы снова не попасться в эту ловушку осуждения? Он из кожи вон лез, чтобы контролировать ситуацию, чтобы иметь хорошую репутацию. Он знал, что про него говорят, с какой стороны обгладывают и обсуждают, но очень редко это было в негативном ключе. Да каждый второй здесь мог также «переебать половину универа», как говорил этот человек. Так почему всё выливается именно на него? Чем он хуже остальных? Почему снова он? Чуя не знал, что ему делать… — Во-первых, убери от него свои руки, — оскалился Сергей, медленно изъясняясь. — Во-вторых, я нутром чувствую, что ты несёшь хуйню, так что встал и съебался отсюда, пока не встал я. Чуя не видел лица парня, но от того, как Сергей чеканил слова, испугался бы даже он. Незнакомец убрал руку, но убираться не спешил — наоборот, склоняясь к столу, оперся на локти, чтобы приблизиться к парню. — И что ты мне делаешь? — хмыкнул незнакомец. Действительно, он был сильно крупнее Сергея. Что мог сделать парень, который в глазах противника был просто невысоким, худым молоденьким мальчиком? — Блять, я предупреждал, — тихо шикнул он. Посуда зазвенела, когда Сергей резко встал, но Чуя до сих пор находился в прострации, стараясь не обращать внимания на других. Слиться с картиной мира, стать незаметным — была его цель на данный момент. Послышались удивленные вскрики людей, мат, и Чуя усиленно заставил тело двигаться, чтобы посмотреть на то, что сделал новоиспечённый знакомый. Чуя ожидал увидеть кровь, побоище, но нет. Чуя не обладал нужными знаниями, чтобы понять, как это провернул парень, но Сергей сидел на спине поваленного на пол незнакомца, заламав ему руку, одной ногой вдавливая лицо того в пол, а свободным коленом давил на какое-то чувствительное место, заставляя того затравленно стонать. Брови медленно поползли наверх. — Хватит, — приглушенно выдавил парень. — Я понял. Уйду. Только… Он не успел договорить, когда Сергей надавил сильнее и плечо парня выскочило из сустава. На фоне крика, сразу после, он встал, отряхивая руки. — Заслужил. В груди резко поселилось желание рассмеяться. Накахара чувствовал зуд в горле, начиная с мата парня, при том, что вчера он ни разу не слышал, как тот ругается. Сейчас желание постепенно превозмогало сдержанность, и Чуя закрыл себе рот рукой, чтобы случайно не захихикать. — Пойдем отсюда, — спокойно сказал Сергей, мягко прикасаясь к плечу Чуи. Они выбрались из голдящей толпы, но Накахара постоянно оборачивался. — Перестань. Ты не сделаешь себе лучше, смотря на них. Чуя никак не отреагировал, но оглядываться перестал. Он скрестил руки на груди и закусил губу, стараясь не поднимать глаз на мимопроходящих людей. Он не задумывался куда идёт, пока анализировал произошедшее. В голове роем вилась тысяча мыслей, и он не в силах был их разобрать, лишь отслеживая приток новых. Парень приложил руку к его плечу, резко вырвав из размышлений, и Чуя поднял на него голову, взглядом задавая вопрос. Но Сергей на него не смотрел, обращая внимание куда-то вперед. Чуя последовал за ним глазами и встретился с Дазаем. Брови Осаму чуть сводились к переносице, а на губах не значилось ни намёка на улыбку. — Позаботься о нём, — произнес Сергей и попрощался с расстерянным Чуей. — Может, ещё увидимся, — обратился он к Накахаре на прощание. Точно, они ведь должны были посидеть перед его отъездом… — Почему обо мне надо заботиться? — потерянно спросил Чуя тусклым голосом. — Видел бы ты сейчас себя… — ответил Дазай. Осаму не привык волноваться за чужих людей, но помня данную Огаем информацию, стыкуя её с обрисованной Сигмой ситуацией — по телефону, — Осаму немного переживал за состояние Чуи, наблюдая за его бледным лицом и треморным телом. Кто, как не он, знал, что такое триггеры… Он отлично его понимал. Они поднялись на третий этаж, не торопясь продвигаясь к «квартире» Дазая. Шум компаний оседал в Чуе новым приступом паники. Легкое облегчение от отдаления ситуации в кафе ушло на задний план, сменяясь тревожностью при мнимом присутствии тысячи глаз. Чуя не поднимал взгляда на людей, но чувствовал, что на него все смотрят. Кто-то сверлит, стараясь пробить в нём дыру, другие проедают его глазами, не желая оставить и кусочка, и каждый наслаждается его медленным разрушением. Рядом обронили что-то похожее на «блять», Чую схватили за руку и сильно ускорили шаг, а потом он услышал громкий хлопок. — Чуя, посмотри на меня, — требовательно протараторил Дазай. Мышцы сковало, и голова не поддавалась, тело лишь позволяло рваные подёргивания, словно у Чуи был нервный тик. Его заставили сделать шаг, и колени подогнулись, из-за чего Накахара резко вдохнул от испуга. Под ним оказалась кровать, и он, насколько мог, спокойно выдохнул. Наверное, Осаму специально его посадил, но голова абсолютно не соображала, чтобы понять это сразу. Дазай аккуратно дотронулся ладонями до лица Чуи, приподнимая голову и заглядывая тому в глаза. — Чуя, слушай меня, — вкрадчиво внушал тот, — ты в безопасности. На тебя никто не смотрит, здесь есть только я. Ты можешь оглянуться и убедиться в моих словах. Он не мог договориться с собой, чтобы действительно выполнить то, что просил Дазай, но боковым зрением видел, что они и правда в его «комнате». Требовалось время, чтобы поверить в это, но как только до сознания дошла действительность, лёгкие непроизвольно расширились при судорожном глубоком вдохе, и Чуя часто задышал, понимая, что начал задыхаться. — Блять, — резко выдохнул Осаму. Кажется, прежде это тоже говорил он. Перед глазами смазалось, и Чуя упал на спину. Хотя правильнее будет сказать, что его аккуратно положили. — Дыши глубже, прошу тебя, — шептал Дазай, ложась рядом и накрывая Чую одеялом с головой, оставляя только окно для дыхания. На секунду он почувствовал себя более защищённым, но это не помешало воздуху циркулировать с особой тяжестью. Дазай придвинул тело Чуи ближе к себе, устраивая голову парня на своей груди; одной рукой обнимая за талию, а другой гладя по голове. Ощущая как вибрирует тело Осаму, до Чуи не сразу дошло, что это его трясёт. Так было всегда? Почему он понял это только сейчас? Грудь Осаму мерно вздымалась, будто показывая, как правильно, подминая под свой ритм. И Чуя попытался дышать так же, но не выдержал. Эмоциональной нагрузки было слишком много, от ощущения, что всё временно закончилось, его прорвало. Вдохнув особо глубоко, он задержал дыхание в попытке усмирить рвущийся наружу поток, но против себя же идти было невозможно. Его грудь затряслась и неприятно забилась об Дазая. Его зубы сжались до скрежета и боли в челюсти, но выдохнув, он уже не мог противостоять порыву. До ушей донесся собственный плач. Теперь ему хотелось себя ударить, да побольнее. Но фокус внимания смещался на непрерывные попытки контроля. Он пытался сдерживать себя до хрипа и боли за грудиной, до напряжения пресса и боли в голове. Осаму прижал его ближе, позволяя приглушить жалкий вой во впадине между шеей и плечом. Он шептал ему что-то, но Чуя не мог разобрать. Видимо, не слыша ответа, Дазай смолк, зачем-то целуя парня в макушку. Неизвестно, как это помогло, но Чуя с давлением сморгнул слёзы, переполняющие глаза до такое степени, что парень не увидел бы вообще ничего, если бы было на что смотреть, и выдохнул, чуть расслабляясь под руками Дазая, не прекращающими гладить его по голове и спине. Со временем слышать он стал чуть чётче — вероятно, уши, которые заложило прежде, отпустило, — и Чуя услышал дыхание Осаму у своего уха. Он не переставал глубоко дышать, и Чуя старался подстраиваться, но получалось скверно. Пусть сознание и начало возвращаться в норму, истерика никуда не ушла. Больше помог пульс. Чуя чувствовал его биение под своей щекой. Ритмичная пульсация ударялась в кожу, переключая внимание. Постепенно к нему вернулось обоняние и осязание. Оно никуда не исчезало само по себе, но мозг перестал обрабатывать их сигналы полноценно. Теперь до кожи дошло ощущение тепла; запах Дазая. Он переключался на это, хотя почти сразу стало труднее — когда заложило нос. Вдыхая воздух ртом, Чуя наконец вернул себе власть над телом и успокаивался, дыша в унисон с Дазаем. — Лучше? — осведомился тот. Чуя кивнул, сразу чувствуя, как тепло прилило к щекам. Какого чёрта Осаму с ним возится?.. Это было в высшей степени унизительно. Но время, к сожалению, отмотать назад было нельзя… Принимая случившиеся, Накахара не двигался, стараясь насытиться действиями Осаму и полностью успокоиться. — Принести воды? Чуя решил, что это шанс вывести положение в менее неловкое для себя русло, и согласился. — Что тебе сказал Сергей? — обратился Чуя к Осаму, перехватывая стакан из его руки. Кисти дрожали и сильно ослабели после выброса такой дозы адреналина, но парень старался справиться без посторонней помощи. — Почти ничего. Расскажешь? Чуя не хотел, чтобы кто-то лез в его прошлое, да и наступать на прошлые ошибки с доверием не хотелось. Мать когда-то сказала ему, что нельзя закрываться ото всех, даже если прежде люди предавали — не все будут пользоваться тобой, высмеивать или желать зла; видя в других исключительно опасность, можно пропустить много хорошего, на что люди тоже способны. Мол, мы живем в социуме, невозможно полностью абстрагироваться, а если и получится, то что это будет за жизнь такая? Но одно дело понимать эту логику, другое — придерживаться и применять на практике. «Что может сделать Осаму с этой информацией?» — думал Чуя. Размышлял, обернется ли для него это очередным провалом веры. Хотя, он ведь уже был в незавидном положении, верно? Последние полчаса были гораздо хуже в сравнением с каким-то дешёвым опытом прошлого. Дазай видел, как Чуя сомневается, и хотел как-то подтолкнуть, сказать «доверься мне». Но Накахара не был таким уж наивным и достаточно травмировался прошлым, чтобы верить таким глупым сказкам про «доверься». «Не сработает» — считал он. Но почему-то отторжение от этой мысли было не из-за логичных доводов и результатом анализа давно известного ему прошлого парня, а нежеланием так подставлять… Для Дазая это было иррационально. Что с того, если Накахара поверил бы его словам? Все его задания выполнялись с холодным разумом, откуда сейчас пришла примесь эмоций? Чуя решил плыть по течению и рассказал. Подкупала его забота, мать его… Осаму присел рядом, внимательно слушая, и на удивление Чуя поведал это достаточно легко, без внутреннего дискомфорта. — Тяжело тебе пришлось, — тихо произнес Дазай. — Наверное, сложно вот так об этом говорить? Прости, что спросил. Чуя на него не смотрел, но он сдержал лицо, чтобы не скривиться. Пусть он и сочувствовал ему и даже понимал на самом деле, но эта ебаная вежливость давила ему на крохи самоуважения. — Сделай так, чтобы я не пожалел об этом, а не извиняйся. Он говорил так, будто перекладывает ответственность на Дазая, но если надежда на лучшее не оправдается, он будет винить исключительно себя за этот выбор в пользу пустого доверия. — Я не знаю, что мне делать, — прошептал Чуя. — Есть плюсы в отстранении, но я не смогу сидеть в «комнате» вечно… И это будет значить, что он уступит страху, вместо того чтобы показать, что ему плевать. — Ты не писал Курокаве? — Зачем? — не понял Чуя. — Кто-то распустил слухи, я предполагаю, про нас с тобой. Предположительно, с ночи. — Чуя выглядел так, словно до него дошло это только сейчас. — Я этого не делал. Толку нет. Но с нами были ещё Гоголь, Достоевский и Курокава. — Ты думаешь на него? — Глаза от удивления расширились. Но Дазай покачал головой. — Нет, я думаю, что это, скорее, Николай. Но Курокава ведь общается с некоторыми компаниями, верно? Он нейтральная сторона. Может что-нибудь узнать. Чуя был благодарен за здравомыслие со стороны, пока он приходил в себя и не был в состоянии прибегать к критическому мышлению. Он взял телефон подрагивающими руками — наверное, он будет ещё долго отходить — и написал Кёте, надеясь, что ответ придет быстро, а иначе он извёдет себя в край. Желания в кои-то веки сбываются. Кёта ответил, что он уже знает о слухах, но сомневался, стоит ли писать о них Чуе — ждал, когда тот вернется в «комнату». Парень снова разнервничался, и его нога начала отбивать какой-то ритм в пол. Осаму аккуратно приобнял его, и Чуя даже не хотел сопротивляться. Пришло новое сообщение, и Накахара четко выверенным движением разблокировал потухший телефон. Подозрения Дазая насчет Гоголя подтвердились… Если прежде Чуя испытавал к нему исключительно неприязнь, то сейчас он проникся ненавистью к этому человеку. — Зачем люди обсуждают других? — Разумеется он говорил про нынешний масштаб, а не безобидные разовые дискуссии с кем-то. Все люди обсуждают кого-то, но далеко не всегда это преобретает массовый характер. Чуя неожиданно ощутил колоссальную слабость. Конечности словно налились свинцом, и на плечи свалилась неподъемная тяжесть. Он не вывозил… — В большинстве жизней людей нет ничего особенного. Ничего интересного. У них нет абсолютно ничего, на что они могли бы потратить своё время, силы и эмоции. Они не хотят заниматься собой, предпочитая лезть в чужие проблемы или создавать их. Не твоя вина, что вокруг обитают сплошь идиоты, желающие ухватиться за что угодно, лишь бы разукрасить собственную жизнь на время. Но почему именно он? Правильную ли тактику выбрал Чуя, окружая себя толпой людей? Ведь чем их больше, тем больше вероятность, что попадётся мразь — одна, пятая, сотая… Было бы проще, если бы он не высовывался и с началом учёбы в университете просто закрылся? Нет, такая практика уже была — в школе. От этого порочного круга никак не избавиться, что ни делай… На языке кислил отвратный привкус безнадёжности. — Хочешь, уедем? Голова закружилась на пару секунд от такого внезапного предложения. — В смысле? — вялым языком выговорил Чуя. Ему казалось, что он что-то неправильно понял. — У тебя целый месяц отстранения из-за драки. Почему бы не уехать? Пользуйся возможностью. За это время всё уляжется, люди или забудут, или переключатся на новый объект обсуждения. Бег не был лучшим решением, избегание не решало проблем. Казалось бы. Но Осаму говорил дело. — Не хочу домой. Мама будет волноваться, — сомневался Чуя. — Кто говорит о доме? — с улыбкой в голосе произнёс Дазай. — Поехали за границу. Можем попутешествовать. Чуя слабо хмыкнул. Звучало хорошо. Слишком хорошо, чтобы было возможным. — У меня нет на это средств. Я когда-то говорил тебе, что отец не даёт мне денег сейчас. Просить у мамы? — рассмотрел версию Накахара. — Нет уж, она и так оплачивает этот ебаный университет. — Вывод напрашивался сам собой. — Своих денег мне не хватит. Осаму растянул шумное «хм», словно размышляя о чем-то. — У меня есть на это деньги. — Чуя закатил глаза, желая сказать «поздравляю», но он неправильно его понял. — Могу заплатить за двоих. Чуя повернул голову в его сторону, выгибая бровь. — Ты шутишь. Осаму покачал головой, рисуя на лице нескромную улыбку. — Кто твои родители, блять? — Чуя ни разу не видел Дазая за работой, выло очевидно, что за него платят. — Расскажу, если согласишься! — Осаму был полон энтузиазма, заставляя Чую начать верить его словам, но что если Дазай просто не представляет, каких денег стоит даже одно путешествие, и разбрасывается словами? Нет, окунаться в это было рано. — Ну Чуя, — протянул Дазай, будто давя на жалость. — Хорошо, допустим, я согласен. — Он скрестил руки на груди. — Что дальше? — О, я тебе сейчас опишу, я такое придумал! Осаму ребячески захлопал в ладоши, и Чуя воззвал всем Богам, закидывая голову назад, чтобы тот выдал что-то адекватное.