***
Вход образовывали три бетонных плиты, казалось, ничем не скрепленные, полом служила утоптанная земля — так выглядел бы вход в дот. Череп замедлился еще на подходе, а, прежде чем, переступить незримую черту — остановился. Углы между плитами серебрились паутиной. Внутри ждали лабиринты дверей и коридоров, хотя в Доме, коридор Могильника прям и светел. Даже ночью. Череп бывал здесь раньше: всегда, когда нужны были обезбол и бинты после драк. Он мог пройти незамеченным и через обычный коридор, а уж отсюда… Череп шагнул в темный провал. Здесь не пахло землей или сыростью, но стоял лекарственный дух чистоты — запах Януса. Череп так и не понял, как относится к ним обоим. Медсестры с Изнанки казались призрачными, обойти их не стоило труда, только Янус имел здесь плоть. Пугающую весьма. Но сначала Череп почуял именно Януса. Тот был спокоен, даже рад и сосредоточен на Мавре. Череп смотрел через Янусово плечо. Смотрел жадно и тяжело. Мавр не спрашивал, а Янус не отвечал, но Череп сам догадался, что о море для Мавра речи больше не шло. И испугался собственного ответа на свой же вопрос: — А если он останется? Само по себе возникновение этого вопроса было так же аномально, как и ответ. Череп знал: такие возможности не упускают. Если раньше взять власть в свои руки можно было только с кровью и ненавистью, то вот сейчас… Месяц на море, без Мавра — даже стараться особенно не придется. К их возвращению Мавр навсегда станет пленником Проклятой комнаты. Череп понял, что его мутит. Наверное, из-за резкого перехода. Янус еще постоял, потом отступил к двери. Здесь палата была меньше, темнее и сырее, чем в Доме, но спрятаться в ней из-за теней и полумрака было проще: Череп прижался к стене. Теперь его мог бы заметить только Мавр, но он был слишком погружен в себя. Череп сглотнул: он бы хотел подойти и коснутся, но что-то мешало, не пускало. «Я снова должен выбирать между Мавром и собой?» В детстве это было именно так, и тогда сомнений быть не могло, но сейчас… Это стал выбор между властью и Мавром, и он был о том, чего Череп хочет больше. Или может себе позволить. Поскольку власть вожака — это только та власть, которую дала ему стая. Череп прикрыл глаза, был соблазн прямо здесь сползти на пол и посидеть, подумать, но Мавр был совершенно в сознании и увидел бы его. А стоило сначала решить что-то, и только потом спорить об этом с Мавром, и Череп выскользнул в коридор вслед за Янусом.***
Никто не пришел. Мавру и дела не было до того, что до сих пор к нему просто никого не пускали, а теперь он сам же посещения и запретил. Никто… Кто? Ты… В этом слове сошлось вдруг все настоящее, и все будущее, и нарастающая боль в груди. Мавр усмехнулся ей, как старой знакомой, и встал. Стоять все еще было трудно, так экспериментировать сейчас было неправильно, но Мавр все же стоял. Он оглядел палату с высоты собственного роста, и увидел неожиданно много. Реальность проступала, словно иллюстрации со свежих книжных страниц. Она была яркой, грубой, неожиданно наполненной и… Пустой. «Он не придет, — со всей ясностью осознал Мавр. — Его и не пустят — это конец.» Как же так вышло, что Мавр оказался заперт в этой треклятой белой коробке? Или нет: заперт в этом беспомощном рассыпающемся теле. И оно победило. Мавр подумал о своих людях… «Мне передали по кругу Будто бы стаи, все мои стаи Север перепутали с югом… Не стреляй я буду другом!» В его мыслях все уже было ясно: вот они медленно отходят от шока, словно ото сна, просыпаются и смиряются… И принимают. Они будут жить дальше. У них останется Череп, и до Мавра им не будет никакого дела. Настала пора кому-то прибрать Дом к рукам. И пусть им окажется самый достойный. Если раньше Мавр мог спорить, то теперь не сомневался. И сейчас это тоже медленно убивало его. Он зло усмехнулся и шагнул вперед, к окну. Это было плохое окно. Окно в никуда, окно в наружность. То, что открывалось за ним, давило и жгло. То, что Мавр видел за стеклом, для него не существовало. Череп же смог бы вписаться в этот антураж? Смог бы найти там место? Мавр не смог вдохнуть и закашлялся. Он видел в Там Черепа, а рядом с ним стояла хрупкая длинноволосая и нежная девушка — почти нимфа, созданная из сказок и снов. Идеал? Одна она, достойная вожака? Мавр ударил по подоконнику, краска под его кулаком раскрошилась, костяшки опалило болью, Мавр скривился. А она никуда не исчезла, все также цеплялась за руку Черепа и смотрела только на него. А Мавр все еще был здесь и только здесь. Запертый в клетке… Отражение превратилось в пляж на Море. Но девушка продолжала держаться за локоть Черепа. А по другую сторону возник Хромой. Он улыбался, дурачился, корчил рожи. Мавр с Хромым всегда недолюбливали друг друга. Как и теперь. Они… Все трое: Череп, Хромой и Девушка Черепа жили в Там, а Мавр все еще трепыхался в нутре белой, бесконечно комфортабельной клетки. Внутри своего бесполезного, тяжелого и всегда такого неуместного, неприятного, гадкого тела. Мавр сделал несколько шагов до двери, повернул защелку, запирая ее. Против правил. Зачем? Это не имело никакого значения. Мавр был слаб и не мог здесь ничего сделать. И снова стало совершенно неважно, сможет ли он ходить. В этом проклятом будущем не было ровно никакого смысла. Значение имело только здесь и сейчас. Какая разница, что будет потом, если теперь Мавр не смог удержать Черепа? Черепа ждало Море, Мавру осталась Клетка. Мавр нормально относился к Могильнику, но клетка, есть клетка и больше ничего. А мысленный автобус уже погрузил в свои недра мысленного Черепа и всех остальных, совершенно эфемерных. Мавр вздохнул, ощущая огромную потерю, зияющую в груди черной пустотой. По вискам и затылку тек пот, он пробирался за ворот, стекал за шиворот, струился по спине, заползая во все складки кожи, напоминая Мавру насколько он неприятен и противен. Как там? Фиолетовое чудовище? Спрут? Да. Мавр вдруг понял, что ему пора. Осознал в чем его решение, его выход. Он не справился. Он не мог ни отпустить, ни сдаться, ни тем более проиграть! И дышать он тоже больше не мог. Это было страшно. Нечеловечески дико, когда кончается воздух и сердце стучит, как бешеное, ускоряясь, убегая далеко-далеко вперед, а легкие сжимает, выдавливая нутро, расплющивая под прессом, сгибая от боли. В сознании мерцало, и Мавр знал, что не дойдет… И может быть тогда его найдут и… Не это он выбирал! Мавр сосредоточился: он не был готов вот так позорно и просто сдаться. Оказаться спасенным в очередной раз в клетке и в собственном дерьме. В этот раз он собирался сдохнуть. Безвозвратно и абсолютно. Недостойный любви уйдет достойно. Мавр стиснул зубы, постарался расслабиться, постарался вообразить, что дышать легко… Не вышло. Тогда он представил, что берет Черепа за руку. Он не думал больше о том, что тот враг. Он не смог даже обвинить Черепа в том, что тот не пришел. Мавр был абсолютно честен с собой. Он думал только правду, и дорога сама скользнула под его ноги. Теперь босые. Он так и остался в больничной рубахе. Какая ирония — белой и чистой, нетронутой жизнью. Он пошел вперед, дыша все глубже, по раздолбанной дороге, усыпанной галькой, по крошеву острых камней. Больно. Сквозь дорогу проступали стены — Мавр держал себя на краю. Дорога петляла змеей, дорога сердилась, дорога мешала — на ней оставались кровавые следы, но Мавр вышел на Перекресток. Ему нужно было увидеть, что он теряет. Пусть украдкой, пусть исподтишка, пусть подглядеть… Пусть. Его половина замерла, застыла в ожидании… В ужасе? А Перекресток жил. Из комнат Черепа пахло сладким дымом и доносились смешки. Словно тот лес, где гриб, на котором гусеница. И жаждущие выхода… и мотыльки устремятся на свет. Они забудут… «Меня.» Это было больно, но… Оказалось не так уж важно. Мавр почти побежал, он искал, ему было нужно. Сердце его отстукивало ритм и пятки повторяли его. «Пожалуйста, я прошу…» Но Черепа он не нашел. — Ну почему? — Мавр выдохнул вопрос, поднял глаза к потолку. И тот расступился, пропуская небо. И даже солнце. Окруженное кровавым заревом оно падало за горизонт, и Мавр устремился за ним. Стало почти легко, стало так больно, что просто охуенно! Мавр понял, что готов все отдать. Уступить сейчас, чтобы потом не остаться ни с чем! «Выхода нет… Скоро рассвет, Ключ поверни и полетели…» Хотя бы красиво, по-настоящему… Не стать. Сейчас. Не потому, что останется один. Не по тому, что проиграл! Не потому, что «отдали» или «продали», а сам. Все равно никто и никогда бы не понял… Никаких «нас» не существовало.***
Лес потемнел. Стал таким неприятно кривым, как в страшилках. Череп не любил такой Лес, но Лес не спрашивал с Черепа за его настроения, и невежливо было бы спрашивать с Леса за них. Череп прислушался — ничего. Лес казался безмолвным. Тогда Череп подошел к одному из деревьев, огладил ладонью выступающий корень, потом запустил руку в мох. Он погружал ее все глубже, чувствуя вокруг землю, тонкие корешки и нити грибниц… Там билось сердце Леса, там деревья говорили друг с другом, сплетаясь в целое и необьятное, во все то, что вокруг. Любой мог слышать воздух в лесу, но, чтобы услышать Лес, нужно было другое. Лес, казалось, просто тревожился, был расстроен чем-то, прямо как сам Череп. Может Лес и покривел не от своих проблем, а от Череповых? Череп тяжело вздохнул и, вынув ладонь из-под земли, прислонился к стволу спиной. Он уже знал, как поступит, и знал, что решение — верное, только легче не становилось. Верные решения тоже имели свои последствия. И, наверное, лучше было не тянуть с исполнением, но Черепу не хотелось возвращаться Домой. Все там будто стало серым, пустым, ненужным — не для него.***
«Возьми…» Мавр закусил губу, чтобы не реветь, и побрел к учительскому туалету. Сейчас ему подходила только правда, и он выпал с Изнанки в «здесь», тяжело оперся о раковину. Посмотрел на свое страшное отражение. Это реальность? Мавру она не нравилась — синюшная, одутловатая… Только Мальков больше звать не нужно. Никогда. Только и без извозчиков можно было попасть, куда нужно и когда нужно. Легко… — Но не молодец! — Мавр в бессильной злобе прокусил губу, слизнул кровь. Теперь он знал, что злиться не на них. И то, что он лишний раз распустил бы руки ничего в его жизни бы не изменило. Даже легче бы не стало. Мавр хотел бы, чтобы кто-то пришел, нашел и спас. Хотя бы развлек его, вынул из этой безудержной пустоты? «Кто-то?» Это вообще возможно? Никто, кроме… — Я жалок, — усмехнулся Мавр, глядя в зеркало перед собой. Отражение оказалось ему радо — показало — он был страшен. А ведь Мавр и ребенком даже в игры не мог играть нормально, а так хотелось! Оттого и другим запрещал: «Если не я, то никто!» Мавру захотелось закрыть лицо руками и пропасть. Но только не на Изнанку: там стало бы невозможно не думать, что Череп не придет. Там стало бы невозможно не ждать. Там все пропиталось Черепом, а Лес приветственно колыхался у того на руке. Мавр знал, чем кончится ожидание. И знал, что не готов. Ноги подогнулись, он совсем оперся на бортик умывальника. Будущее и прошлое окончательно отступили, растаяли — осталось только здесь и сейчас. «Нет… Я не отпущу, я сам выберу, сам решу… Я закончусь сейчас! И если я не смог заставить или удержать, завоевать… Не справился… Тогда возьми все. Почему не меня?» Мавр не успел, не смог разбить зеркало. Он решил, и ему перестало быть нужно дышать, он выдохнул с облегчением, но… Здесь была не Изнанка, и вдоха все равно не вышло. Мавр изломанно улыбнулся, его отражение распалось на части. Он видел, как солнце заново родилось и выползло из-за горизонта. Мавру показалось, что он узнал улыбку. Мое солнце…***
Дым Черепистов стелился по коридору, вслед за ним летела музыка и грохотал смех. Песня была резкой, с сильными ударными и раскатистым гитарным соло. Ведьма немного покачала головой в такт. Она предпочитала переливы акустики и бархатность голоса, но какой вожак, такова и стая? У Черепа точно было так… Это казалось ей главной странностью Дома: Череп никого не заставлял, не звал даже и уж точно не ждал, что его люди будут перенимать его привычки или вкусы. И все же так оно и происходило — даже мальки, прислуживающие Мавру, хотели быть похожими на его соперника. Люди Мавра абсолютно подчинялись Мавру, угадывали по полувзгляду, по тихому хрипу любое его желание, они зависели от него, они были тем, что он им дал, и они были даже преданы… пока он был рядом. Но стоило Мавру уйти, даже просто скрыться на Изнанке, они легко забывали о нем, они больше не боялись и не уважали его, просто не помнили. Так им было легко и приятно. Они были никем без Мавра, и уж точно не хотели лишний раз о нем думать… И сейчас на половине Мавра царило мрачное безмолвие и тревога. Ведьме меньше всего хотелось оставаться с ними, а скрыться на Изнанке было неуместно — ей нужно было знать, что будет происходить. Ведьма миновала Перекресток, толкнула дверь учительского туалета, места, где пусть не всегда, но все же можно было уединиться, и тогда увидела Мавра. Он лежал на полу, непривычно бледный, а не синий, пугающий гораздо больше, чем раньше. Она бросилась к нему, упала на колени, стала беспорядочно искать сначала его запястье, потом пульс… Но до него было не добраться даже на шее. Нужно было закричать, позвать на помощь, но страх липко обхватил ее, сковал внутри. Ведьма не смела уйти от Мавра. Она не хотела оставлять его одного. — Дыши, — прошептала она требовательно, лихорадочно соображая, что же делать. Беспомощно оглянувшись, чувствуя, как лицо становится мокрым от непрошенных и бесполезных слез, она все же кинулась к выходу, и там вдруг влетела в широкую грудь Хромого. Не было времени ни удивиться, ни подумать, Ведьма подняла к нему лицо и прошептала: — Помоги! Хромой нахмурился, не то, чтобы испугался, но все же не каждый день в тебя врезается Ведьма. То есть, как бы — никогда? Ее голос звучал завораживающе и сомнений не оставлял. Она словно умоляла и требовала одновременно. И казалась удивительно растерянной и беззащитной. Хрупкая, нежная фигурка словно стояла на краю, и Хромой осторожно придержал ее за плечи, а после увидел ее слезы. Тут уж ему стало совсем не по себе. Тревога прошлась по кривому, горбатому хребту, пробежалась по шее и волосы на затылке встали дыбом, словно у собаки. — Что? Ведьма оттолкнулась от него, но потянула за собой, и тогда Хромой тоже увидел Мавра, распростертого на полу. Хромой скрежетнул зубами, спину теперь ломило. Не к дождю, а… Ведьма уже плакала, и это было хуже облаков, много грустнее. Он слышал рядом испуганное дыхание Ведьмы, и очень хотел бы справится для нее… и спасти Мавра? В след этой мысли пришла и другая — о Черепе. О том, что тот бы тоже просил, хотел бы того же. А значит, выхода не осталось — Хромой должен был спасти Мавра. Это решило исход. Хромой даже удивиться не успел, сосредоточился на самом Мавре. Тот казался таким… Переломанным и маленьким посреди огромных, старых, истертых и битых кафельных плит пола. Пора было собраться, что-то предпринять. Для Ведьмы и для Черепа. И они оба верили в Хромого. А Мавр кажется умирал. Хромой не знал, а скорее чувствовал это, и волосы дыбом встали уже по всему телу. И… Он растерялся. Плохо понимая, что же делать, Хромой опустился на колени рядом с Мавром. Им нужна была коляска — на руках Мавра было не донести, тем более незамеченным. А коляска есть у Седого, но… Отправить к нему Ведьму? Бежать самому? Хромой привык не подводить Черепа, идти за Черепом, верить Черепу и… полагаться на Черепа. — Блядь, Че! И что?! И что же мне делать? — вырвалось у него. Хромой так привык, что Череп всегда приходил, всегда спасал, что… Не очень-то знал, как самому быть в роли спасателя. Он не знал, не думал, но ждал ответа и ждал самого Черепа. Ждал и сторожил… Мавра? Готов был беречь того, кто так дорог и Черепу, и Ведьме. Пусть и волшебной, но девчонке, что горько плакала рядом с ним, и Хромому, признаться, было важно. Ведьма моргнула, а потом сообразила. Конечно, так будет быстрее всего! Ведьма коснулась плеча Хромого: — Он так и не вернулся? Хромой мотнул головой. — Я найду, — пообещала Ведьма. — Не оставляй его, — добавила она чуть слышно, но Хромой понял и кивнул. Ведьма отступила на шаг и закрыла глаза. Хромой неведомым образом успокоил ее, и мысли словно прояснились. Изнанка дала бы им время, и это давало еще и надежду, Ведьма вдохнула поглубже и шагнула еще. Стало прохладнее, но как будто светлее. Ведьма открыла глаза: она не знала этого места, какого-то нарядного даже, словно парк или сквер. Как на огромной Изнанке найти одного человека, даже такого заметного, как Череп? Ведьма запрокинула голову, наблюдая, как играет свет фонаря на листве, и невольно улыбнулась — даже такой причесанный и наряженный это был Лес. Лес. Мечта и Ходоков, и Прыгунов. Волшебная сказка. Нирвана и Эдем. Каждый представлял его по-своему, но Ведьма рано поняла, каков он. Изнанка крошевом своего асфальта, бетонными боками зданий подступала к этому месту. И место это, подобно его Хозяину, однажды исчезло, истаяло, оставив холодную пустошь. Кто-то даже обрадовался, побежал вскапывать грядки — Ведьма знала бесполезно — это была пустая земля. Она не искала Леса там, где он исчез. Она просто однажды пошла по дороге прочь от города, представляя себе шепчущие травы и шелестящие кроны. И ей повезло. А потом снова. И снова. Лес никогда не приходил к ней легко, но то, что не стоило сил, не имеет и ценности, верно? И было странно, что сейчас вышло вот так просто, сразу, но Ведьма подумала о Мавре, о его бледном лице, с какой-то чужой, совсем открытой улыбкой, совсем непривычной… «Это так он улыбается Черепу, » — поняла она вдруг, и вспомнила, как Мавр старался. Как крутил колеса. Как смотрел на Черепа. И если уж Ведьма стоит сейчас тут, то значит Черепу и правда не будет все равно? Она шагнула под деревья. Лес был не меньше Изнанки, но, наверное, если кричать, то услышат, или нет? Ведьма никогда не задумывалась, что в Лесу самое главное, но сейчас интуитивно коснулась ближайшего ствола. Дерево было шершавым и теплым, и словно… дышало под рукой? Ведьма сначала прижалась к дереву ухом, но ничего не услышала, хотя под рукой так и жило, и билось. — Найди его, — прошептала Ведьма, не придумав ничего лучше. Она не умела ни говорить с Лесом, ни слушать его, но все же была своей, и просила не для себя. От ее прикосновения к стволу вниз прошла волна, словно крик. Она искала, она звала, а Лес замерев, в ожидании и тревоге, не зная, как помочь Черепу только и ждал ее сигнала.***
В небе вскрикнула птица, и Череп очнулся, запрокинул голову. Лес опять изменился: листва налилась иссиня-темной зеленцой, ветви беспокойно зашептались, касаясь друг друга без всякого ветра, мох подернулся рябью. Лес стекался к нему, оживая корнями, серебрясь росой, вспугивая зверей, и Череп просто открылся ему, сливаясь и несясь куда-то его тропами. Он увидел и Ведьму у самой опушки, и зияющий вход к Янусу, и Мавра с тающей улыбкой, смотрящего на закат. Череп был сразу во всех этих местах и словно не был вовсе, а потом Лес в своей обычной неприятной манере вышвырнул его из себя. Лес всегда привечал Черепа, но ласковым быть не умел. Череп не обижался, Лес был Лесом, и Череп ценил его и таким. Череп отделился от березового ствола и упал прямо под ноги Ведьме. Она присела перед ним, протянула руку. Череп с готовностью ухватился за нее: он спешил, а она знала дорогу, и Лес начал таять. Под коленями оказалась плитка, а прямо впереди Мавр. Он лежал на кафельном серовато-грязном полу. Красивый и статный, бледный и почти неживой — он, наверное, завис в переходе, а, может, просто Череп так видел его. Мавр улыбался, над ним склонился Хромой. Череп встретился с другом взглядом, и вдруг стало легче. Хромой стерег Мавра для него, ему тоже было не все равно. Череп коснулся плеча Хромого, сказал тихо: — Спасибо. Голос его звучал странно, будто шепот стальных листьев на ветру. И деревья отозвались. Они тоже умели слышать и слушать его. Череп понятия не имел, почему они выбрали именно его, но сейчас уж точно не время было разбираться. Лес звенел серебристым, тревожно-взволнованным звоном, утягивая Черепа к себе. Череп легко поднял Мавра, сейчас он был могучим, всесильным, словно сам Лес, и его руки-ветви легко несли драгоценную ношу, а нетерпеливый голос уже будил короля-паука. Едва опустив Мавра на кровать, Череп вынырнул в Дом и с остервенением нажал кнопку вызова в палате.***
Хромой выдохнул с облегчением, немного запоздало кивнул, уже исчезнувшему Черепу, поднялся, а после повернулся к Ведьме. Нашел ее ладонь. — Все будет хорошо, — пообещал Хромой реальности вокруг, Черепу и Ведьме. А потом чуть сжал тонкие пальцы Ведьмы и притянул ее к себе. Ведьма спрятала свое красивое и бледное лицо у него на груди, едва ощутимо обняла… Никогда они даже представить не могли такого, но сейчас это было так просто и так естественно. Хромой провел ладонью по ее волосам. Подумал, что убьет Мавра, если тот не поправится! А потом о том, что им скоро ехать на море. И это будет новое море и новое время. Но Хромой совершенно не волновался об этом. Ведьма не отстранялась, а Хромой не спрашивал. Не стоит замечать, когда рядом с тобой плачет Ведьма. Нужно просто оставаться рядом.