***
Мавр проснулся нехотя. Также нехотя не встал сам — они встали за него. Один взгляд — и ему привычно помогли одеться, оказаться в коляске. Привычно повезли. Мавр не стал гнать свиту: какого черта? Мало ли что там хотел Череп. Только резчиков колбасы велел не звать — пропал аппетит. Он чувствовал тошноту почти постоянно и не мог понять от чего… но от запаха колбасы точно. И от вида мальков. Череп встретился им в дверях его комнаты: точно такой, как ночью. Он так же стоял и курил и смотрел только на Мавра. С этой же невыносимой усмешкой и прищуром. Мавр разозлился, зачем-то схватился за колеса, неумело дернул коляску — она не покатилась ни назад, ни вперед, только наехала Топотуну на ногу. Топотун стерпел без звука, словно ничего и не случилось, попытался поймать ручки коляски, не смог. Коляска дернулась снова — Топотун сморщился от боли, схватился за ногу. — Убирайся, безрукий осел, — выплюнул Мавр. Свита смотрела на него в недоумении, а Череп просто отвернулся. Чтобы не смотреть, как Мавр в очередной раз будет делать все ему назло, Череп сбежал. Самым жутким в этом был, наверное, контраст: никогда раньше Мавр не казался Черепу настолько… жалким? Беспомощным и жалким. Словно свита и его бывшая вальяжность — делали из Мавра Мавра, придавали ему сил и значимости. Которых на Изнанке у Мавра просто было в избытке. И если быть честным перед собой: не того ли Череп хотел? Так рассердился тогда на Хромого, а сам? И правда хотел уничтожить? Ведь если люди Мавра увидят… да хотя бы то, что Мавр в отличии от всех колясников не умеет управится со своей, то… Воображение не заставило себя ждать, Череп чертыхнулся и ударил в стену гаража. Стена вдруг охнула и из-за угла явилась светлая голова и огромные зеленые глаза единственного малька, которого не пускали к Мавру, зато почему-то пускали к Черепу. Череп тяжело глянул на него, малек не отводя восхищенного взгляда, попятился, потом вдруг улыбнулся и развернулся, побежал. Череп смотрел вслед и думал о Седом, точнее о том, что Седой рассказывал об этом мальке и о заданиях. «Вот совершенно неважно, что он делает — пока делает, чувствует силу». Череп не одобрял этого, потому что знал: все это важно, ведь Седой учил мальчишку чувствовать Изнанку, а в Изнанке — сила. Так верил Седой. И Мавр… Думать о себе, как о воспитателе Мавра было странно. Впрочем все, что произошло с тех пор, как Хромого озарило, было странным. Но воспитатель все же лучше, чем просто садист с невыполнимыми заданиями. Оставалось ответить на вопрос: чего ради Череп хочет научить Мавра тому, чего тот не умеет? Показать ему, что он может гораздо больше, чем делает? Седой верил, что дает мальку внутреннюю силу, но Мавр в своей вроде не сомневался. Череп и сам в ней не сомневался до… позавчера? Позавчера все еще было нормально? Верилось с трудом. Нежелание наблюдать за Мавром пересилило даже голод, к тому же Дом явил Черепу Рассвет с бутербродами. Рассвет была беззаботна и весела, а бутерброды просто очень кстати. Череп понял, что хочет спросить ее о Мавре, и Рассвет, пожав плечами, сказала: — Типический Мавр. Сегодня ему не нравятся извозчики. Меняет одного за другим. Хорошо хоть у него есть из кого выбрать. Он давит их, очевидно, что специально. У Вепря ногу так раздуло, что он ходит в одном кроссовке! Череп кивнул. Не стал спорить с Рассвет, но подумал о том, что впечатление — это сила. Мавр не мог ничего такого сделать специально — он не умел. К ночи Череп спустился в бассейн. Он знал, что напрасно, но попробовать же стоило? Там было пусто и пахло болотной тиной… И Лесом. Черепу было так… тускло здесь, и Лес позвал его. Он всегда манил покоем и уверенностью. Череп не любил Изнанки, но Лес — дело другое. Но сейчас он не хотел уходить. Череп прикрыл глаза, качнулся с пятки на носок, утверждая себя на кафельном полу, а не на узкой тропинке между деревьев, и пошел к себе по тихому, не спящему Дому. Мавр не поехал в бассейн, он и не собирался, он не терпел требований, зато снова пришел на Изнанку. Но вместо своих обычных дел, просто остался сидеть в сухой колючей траве на обочине. Не признаваясь себе, что ждет. Но никто не пришел. Ни в эту ночь, ни в две следующие. В очередную Мавр притащил за собой на Изнанку коляску — это было попроще чем людей, но зато ново. Получилось сразу. Коляску Мавр не любил. Она могла быть сколько угодно комфортабельной и современной, выполненной по последнему слову техники, привезенной из-за «бугра», как говорил отец. Но это не делало ее троном. Хотя Мавр сделал все, чтоб в это верили, но коляска была его слабостью, его болезнью, его… тюрьмой? Только чуть меньшей, чем само его тело. Однако на Изнанке он был силен и управлял коляской сносно и быстро, почти ловко. Она подчинялась ему, а не владела им — это Мавра с ней примирило. Ему не составило труда определить правильный выход, и Мавр даже честно доехал до него по Изнанке и выкатился на кафельный пол. В бассейне было темно и тихо, вода стояла, даже легко плеска было не слышно. Мавр смотрел в глубину, и думал о глазах Черепа. Который, конечно, его не ждал. Глупо было надеется так его провести. Мавра накрыло тяжестью. Насколько легче ему было чувствовать себя на Изнанке! Кроя Черепа последними словами и давя предательские слезы много раньше, чем они успеют подступить к глазам, Мавр вернулся на Изнанку. Он не привык сдаваться, зато привык получать то, что хочет. Отчаянно хотелось курить. В придорожном баре Мавр купил паршивых сигарет, других там не водилось.***
На пятую ночь — Мавр считал их, как считал и встречи с Черепом, — Мавр сам, кое-как выехал в коридор. Грохоту было, как от стада гиппопотамов, и все, конечно, проснулись. — Спать! — приказал Мавр. Он старался не думать о том, что задохнется. Что его увидят свои. И особенно о Черепе. Только о том, как бесят тупые извозчики. Все как один — бестолковые. Нужно самому… Мавр знал, что Череп не ждет его и не верит в него, но Мавр готов был принять вызов. Он воспринимал слова Черепа именно так. Череп словно говорил ему: «Ты не умеешь!» — словно смеялся. Мавр видел это отчетливо и сопротивлялся, спорил, не уступал, давал отпор, доказывал… Он хотел думать, что старается не для Черепа — просто должен суметь. И не оставлял себе ни одного шанса не справится. Эта ступень, эта возможность словно затмевали ему все. Кроме самого Черепа. Ехать получалось откровенно хреново — любой другой колясник сделал бы это лучше. Мавр злился и ругался на неповоротливую и гадкую коляску и на свое ущербное, огромное тело. Но старался. Позволить себе ездить по дому так бездарно и позориться Мавр не мог, и на утро, отослав всех, он остался тренироваться в спальне с Ведьмой. Она была не очень-то рада, и Мавр был недоволен, он сердился на нее. Хотя она, кажется, одна его понимала. Мавр крутил колеса сам, чувствуя, как мало становится воздуха. Сначала он ждал приступа, но… он все не случался, и тревога отступила. Мавр вдруг понял, что не всегда его боль или одышка значат хоть что-то. Ведьма шла за коляской, вовремя подхватывала и помогала справляться с разворотами. Но что важнее: создавала Мавру ощущение, что хоть что-то получается. На очередном круге Мавр неровно и неловко выкатился в коридор и… чуть не въехал в Черепа. Череп отскочил, посмотрел на Мавра, тот изо всех сил держал лицо — как будто ничего необычного не произошло. Ведьма быстро поймала ручки коляски, ее темные глаза блеснули из-под шляпы. Испугана или зла? Череп не стал разбираться, только кивнул Мавру. Ведьма уверенно и умело потянула коляску назад, в комнату. Череп знал, что надо уйти, хотя бы чтоб не нервировать их, но стоял и смотрел. Ведьма развернула коляску и Мавр сам взял управление. Можно было бы поаплодировать, но Мавр принял бы за издевательство. Они скрылись в комнате, Череп закусил губу, пряча неуместную улыбку. У Мавра вышло, и Череп, кажется, был рад. Мавр дышал тяжело… Он хотел бы верить, что развернулся сам, но он был слишком умен, чтобы забывать о заслугах Ведьмы. Он почти накричал на нее за то, что она вмешалась, но сдержался. Он знал — без нее не вышло бы. И… Она все сделала правильно. Пока… Большего Мавр продемонстрировать не мог. И «пока» длилось, но… Блядь! Сколько еще нужно времени на тренировки? Сколько еще пробовать? Мавра не беспокоила необходимость продолжать, но… Нужно было, чтобы Череп… Что? Мавр осек себя: Череп видел и заметил. Этого ведь достаточно? Мавр едва не спросил об этом у Ведьмы, когда они снова остались вдвоем. Она поймала его вопросительный взгляд и кивнула. Мавра это немного утешило. После ужина он уже сам поехал в душевую. Его тошнило, хотя он почти не ел сегодня, как и несколько дней до, даже одежда повисла. Но, увидев свое отражение, Мавр вышел из себя, и зеркало привычно треснуло под его взглядом. Мавр вымыл голову под краном, это можно было сделать, не покидая коляски, вернулся в комнату и потом, отгоняя непрошенных помощников, сам натянул рубашку. Его люди стояли и смотрели, вытаращив глаза. — Переговоры, — объявил Мавр. — Череписты за… драли, — закончил он не матом, оставаясь галантным для девчонок, они еще не успели разойтись, только Ведьмы уже не было. Значит точно — никто из возниц не подходил. Мавр сосредоточенно крутил колеса, он вспотел и устал, хотя расстояние между его комнатой и комнатой Черепа почти отсутствовало. Они оба предпочитали жить у самой границы. Мавр остановился и начал буравить дверь взглядом. Стучать не потребовалось, кто-то материализовался снаружи, юрко проскользнул в дверь, а потом из-за нее возник Череп. За ним высунулись любопытствующие. Мавр совершенно не понимал, что сказать. Только если: «Я сам приехал, как ты сказал.» И Мавр молчал об этом, а все смотрели, и, кажется, что более идиотского поступка и выдумать было нельзя. Теперь ударить могли и те, что впереди, и те, что за спиной — встревоженные, напряженные, непонимающие. Их взгляды больно впивались в затылок, жалили в спину. Мавр подставился. Хотелось орать, но Мавр словно язык проглотил, еще мгновение и осталось бы только расплакаться и опустить лицо. И тут Череп сделал шаг, другой, одним жестом загоняя своих в комнату, сказал: — Поехали. Мавр схватился за колеса и тронулся с места. Медленно, слишком медленно. Он двигался, конечно, но со скоростью черепахи. «За Черепом не угнаться, » — с ужасом осознал Мавр, и все же опустил голову, пряча лицо за волосами, но продолжая крутить колеса. И только спустя несколько секунд понял, что Череп уже за его спиной, его руки на ручках коляски, и он легко и быстро увозит Мавра от чужих взглядов. Уверенно и молча — Череп похоже не считал нужным ничего никому объяснять. Мавр успел только бросить на своих уничтожающий взгляд. И они отступили, не мешая Черепу увозить вожака.***
Хромой глядел вслед Черепу. И Мавру. И улыбался своим. Времени у Че было мало, и теперь Хромой словно обещал им всем своей легкомысленной улыбкой: «Все в порядке, все нормально, все по плану, чего уставились? Идите по своим делам, эка невидаль…» Хромой сдерживался, чтоб не шикнуть и на своих, и на Мавровых громким: «Кыш!» Обозревая окрестности, Хромой игнорировал Маврийцев. Чего к ним лезть? Пусть Мавр сам разбирается. Но пропустить Ведьму у него не вышло. Хромой наткнулся взглядом на ее взгляд. От греха подальше опустил глаза чуть ниже, потом на всякий случай еще ниже: к носкам ее заклепанных сапог. Подумал, что Ведьма сочтет его идиотом и перестал улыбаться. Хотя никакого дела до того, о чем подумает Ведьма, ему не было. Но было до одури любопытно: заметила ли она то же, что и Хромой? Или просто недовольна самоуправством Черепа? Или самим Хромым? Хромой решил, что это странные вопросы, и вспомнил о Детке. Детка царственно восседала на его плече и ревниво комкала футболку. Вообще она и бросится могла, но… Хромой повернул голову и пронаблюдал, как Детка смотрит на Ведьму. Завороженно и беззлобно. И дело было не в ожерелье из монет на шляпе Ведьмы. Детка же не ворона… — Отличный вечер, — серьезно сказал Хромой, — переговоры… — Да, — веско согласилась Ведьма и, не прощаясь, пошла по коридору в девичье крыло. Детка склонила голову, Хромой погладил ее и взлохматил свои волосы, не собираясь париться лишними вопросами. По крайней мере, пока Черепу не понадобиться его помощь.