"На знаменитом рынке в Багдаде как-то торговал один купец. Однажды он увидел незнакомку, которая с удивлением смотрела на него. И понял он, что незнакомкой была Смерть.
Бледный и дрожащий, купец бежал с рынка и отправился в далёкий город Самарру. Там, он был уверен, Смерть не сможет найти его. Но когда, в конце концов, купец добрался до Самарры, он увидел ожидающую его мрачную фигуру Смерти.
— Что ж, — сказал купец, — я сдаюсь. Я твой. Но расскажи мне, почему ты была удивлена, когда увидела меня утром в Багдаде?
— Потому что, — ответила Смерть, — я знала, что у меня сегодня вечером с тобой свидание в Самарре.
Когда путь, по которому мы идём, замыкается вокруг наших ног? Когда дорога превращается в реку с одним-единственным местом назначения?
Смерть ждёт нас всех в Самарре.
Но можно ли Самарру обойти?"
Джон удивлённо оглядывается. Он стоит в какой-то белой комнате – белый потолок, белые стены, даже пол девственно чист – и смотрит вперёд. Здесь находится кровать, а на кровати, укрытый кипельно-белой простынёй, лежит какой-то мальчик. Глаза у него закрыты, возле носа и на щеках красуется несколько озорных веснушек, на шее пульсирует синяя вена, светлые волосы разметались по подушке. Правая рука мальчика лежит поверх простыни, и в вену на сгибе локтя входит катетер от капельницы. От предплечья до локтя кожу пересекает нечто похожее на повязку, только странно тёмного цвета. На поверхности повязки мигают несколько красных огоньков. На месте солнечного сплетения у мальчика красуется несколько бинтов, пересекающих друг друга, и из центра этого произвольного многоугольника тянется ещё одна трубка. Она входит в какой-то странный большой аппарат, стоящий возле кровати. Он тоже мигает красными точками и издаёт тихие попискивающие звуки. «Он, наверное, тяжело болен», — думает Джон и делает несколько шагов, приближаясь. Он берёт мальчика за вторую руку. Так и есть, пульс очень слабый, замедленный, высок риск смерти. Поэтому он здесь и лежит… Джон ещё раз осматривается. Это, скорее всего, больница – на противоположной стене находится дверь, прозрачное окошко в ней, сквозь него виден белый коридор. Джон в последний раз смотрит на мальчика с неким сожалением во взгляде – мол, ты уж извини, приятель, но выбирайся сам, я тебе помочь ничем не могу. Он отворачивается и выходит из палаты, не оглядываясь. Джон не помнит, что это за больница и каким образом он попал сюда, он же был на школьном празднике, но надеется разузнать побольше и поэтому смело двигается вперёд, мечтая о том, чтобы здесь ему попался кто-нибудь знакомый. Джон доходит до конца коридора, но ему никто так и не встречается. Он приунывает и садится на большой подоконник, скрещивая ноги и глядя в окно. За ним светит солнце, по безоблачному, ярко-голубому небу летит самолёт, оставляя за собой длинный белый хвост, который вскоре скрывается за горизонтом. Джон умиротворённо вздыхает — просто идиллия. Проходит несколько минут. Джон всё так же сидит на подоконнике, не двигаясь. В коридоре тихо, никто не появляется, ни одна из многочисленных дверей не открывается. Не больница, а прямо морг какой-то. Джон сердито спрыгивает с подоконника и отряхивает тёмные брюки, расправляет за спиной зелёный плащ — элемент костюма Джека. Оранжевой шапки на голове нет, но это как-то не беспокоит мальчика — в конце концов, он сейчас не на вечеринке. Уотсон снова оглядывается и шагает в сторону двери на лестницу, намереваясь спуститься вниз и поискать кого-нибудь из живых там, но тут дверь распахивается сама, чуть не задевая Джона по носу, и в коридор врывается... Шерлок. Шерлок выглядит не очень-то хорошо. У него слишком бледное лицо (учитывая обычный цвет его кожи), какие-то странные синяки на тонкой шее и общий растрёпанный вид — пиратский костюм, который он всё же надел, выглядит помятым, плащ за спиной больше похож на мокрую тряпку, на красной рубашке подозрительные бурые капли. Джон, конечно, удивлён тому, что встретил здесь друга, но тем не менее он рад, а поэтому дружелюбно машет рукой и спрашивает: — Шерлок, ты не помнишь, как мы сюда попали и что мы здесь делаем? Я, кажется, немного забыл... Шерлок на миг останавливается, смотрит прямо Джону в глаза, а потом разворачивается и бежит вперёд по коридору, ничего не ответив. Джон остаётся стоять на месте столбом. Шерлок его что, игнорирует? Он обиделся за то, что он сказал? Но, Шерлок... — Шерлок! — кричит Джон и бежит за ним. — Шерлок, постой, прости меня, прости, пожалуйста, я правда не... Шерлок резко тормозит, останавливаясь у двери, из которой вышел Джон несколько минут назад - та самая белая палата. Шерлок прилипает носом к маленькому прозрачному окошку в двери и смотрит на того мальчика, тяжело дыша. — Шерлок, — ещё раз неуверенно зовёт Джон, — прости меня, я правда не... — Шерлок! — кричит кто-то сзади, и мальчишки оборачиваются. Джон замечает, что глаза Холмса подозрительно блестят. К ним быстрым шагом идёт высокий молодой человек со странно светлыми волосами - серебряного оттенка, они кажутся седыми, но ему на вид не больше двадцати лет. — Шерлок, — укоризненно повторяет он, глядя куда-то мимо Джона, будто не замечая его, — тебя же просили не убегать, пока не обработают царапины. — Со мной всё нормально, Лестрейд, — нетерпеливо, но с каким-то звоном в голосе отмахивается Шерлок. — Я. Не. Ранен, сколько можно повторять! — Ты ранен? — изумляется Джон. — Шерлок, что произошло? Кто вы? — обращается он к молодому человеку. Вышеупомянутый Лестрейд тяжело вздыхает. — Как он? — проходит мимо застывшего на месте Джона к двери, смотрит в прозрачное окошко. Шерлок прерывисто втягивает воздух и отпихивает Лестрейда плечом, снова прижимаясь носом к стеклу. — Плохо, — бормочет едва слышно, практически шёпотом, как будто боится заговорить вслух. — Он в коме. — Ему сделали переливание, — успокаивающе начинает Лестрейд и кладёт руку Шерлоку на плечо. — Он выкарабкается, не переживай. — Что происходит? — Джон уже не выдерживает. — О ком вы говорите? Кто этот мальчик? Почему вы все меня игнорируете, я ведь извинился?! В пустом коридоре больницы его крик слышен особенно громко, он бьёт по ушам и режет слух, но ни Лестрейд, ни Шерлок ничего не отвечают, как если бы они действительно не слышали. Они стоят возле этой чёртовой двери и смотрят на больного мальчика, который лежит там в коме, и в глазах у Шерлока слёзы, а в уголке рта Лестрейда печальная складка. Джон чувствует, как у него в груди поднимается вселенская обида на друга и на этого неизвестного седоволосого человека, с которым Шерлок разговаривает, а с ним, с Джоном — нет. Джон отталкивает их с дороги и распахивает дверь в палату, подходит к мальчику и останавливается у кровати, сверлит глазами лицо незнакомца и пытается понять, кто это и почему Шерлок так страдает. Светлые волосы. Бледное от болезни лицо с мягкими, сглаженными чертами скул. Слегка вздёрнутый нос, как у самого Уотсона, длинные светлые ресницы ("Как у девчонки", — мысленно подмечает Джон). Несколько ярких веснушек на щеках. Тонкая шея, худые руки с выступающими синими жилками. На вид ему лет тринадцать, но Джон знает, что он выглядит так слабо из-за того, что умирает, поэтому смело даёт четырнадцать. И Джон абсолютно точно готов заявить, что никогда не видел этого мальчика. Становится вдвойне обидно за себя и втройне непонятно, почему же Шерлок так сильно нервничает из-за какого-то незнакомого ему человека. Холмс неоднократно говорил, что Джон — его единственный друг, так почему... Джон отходит от кровати и оглядывает палату. На дальней стене висит маленькое круглое зеркало, и Джон случайно замечает в нём собственное отражение. И замирает. Светлые волосы. Бледное лицо. Вздёрнутый нос. Длинные ресницы. Такие же веснушки. Не может быть. Он и мальчик, лежащий в коме и подключённый к приборам жизнеобеспечения — один человек? Он Джон Уотсон и тот мальчик... тоже Джон Уотсон? Нет. Нет, что за ерунда, конечно нет. Конечно, этого не может быть, но почему-то у Джона подкашиваются коленки и руки трясутся от страха. И почему-то Джон совершенно точно знает, что глаза у мальчика синие, как небо за окном. Джон доходит до кровати на негнущихся на ногах и присаживается на мягкий матрас. А дальше он ничего не помнит.***
— Джон! Джон! — хохочет пятилетняя Гарри, поливая брата водой из водяного пистолета. Джон, залезший на огромный тополь, растущий у них во дворе, отстреливается сверху. — Я тебя нашла, я тебя нашла! — Слезаю! — кричит брат сверху и кидает вниз пистолет. Гарри хватает его на лету, отбегает и ждёт, пока Джон спрыгнет сам. Джон прыгает и, не удержав равновесия, падает коленками на грязный асфальт. Гарри, увидев кровь и многочисленные, рваные царапины, ревёт.***
— Джон, идём есть торт! — зовёт мама с кухни. У Джона день рождения, Джону уже целых девять лет, он уже большой и ничего не боится. Но Джон прячется в своей комнате, потому что ему страшно идти на кухню. Там мама, Гарри и отец. О-тец. Нет, мистер Уотсон больше не станет для Джона тем человеком, который, приходя с работы, подхватывал его на руки и долго кружил в воздухе, который приносил им с Гарри глупые безделушки и который непременно покупал мороженое, когда они шли гулять в парк. Мистер Уотсон вчера впервые ударил своего сына. Вообще-то он поднял руку на жену, миссис Уотсон, маленькую хрупкую женщину. А удар просто пришёлся по скользнувшему вперёд мальчику. Джон зарывается в подушку лицом и не идёт на кухню есть торт.***
Джону двенадцать. Джон уже третий год учится в крутой частной школе, куда его по доброте душевной запихнул старый приятель отца, который водил дружбу с директором. Джону нравится школа, но Джону не нравятся его одноклассники, и Джон готов вернуться в свою старую маленькую школу на окраине города, к старым друзьям, Тому и Майку, к доброй милой учительнице миссис Паул, которая любила его и нередко поила чаем после уроков. Но это невозможно, Джон уже учится здесь и только летом приезжает домой на каникулы, отчаянно скучая по маме и Гарри. По отцу он не скучает. Он рад бы вообще больше никогда с ним не встречаться. Джону двенадцать, Джон уже третий год учится в крутой частной школе, и Джону не нравятся его одноклассники. Первого сентября ничего не меняется, у них в классе нет ни одного новенького. Майкл остался таким же маленьким, Тим сделался огромной каланчой всё так же без грамма мозгов, Роуз, Лидия и Мэри такие же противные, а Филип ходит под ручку с девчонкой из параллельного класса, громко заявляя, что у них роман. Джон зевает, пытаясь скрыть улыбку. Первым уроком у них физика, мистер Джонсон такой же зануда, как и был в прошлом году, Джон занимает свою родную последнюю парту в ряду у окна и достаёт тетрадки, начиная записывать конспект. Всё как всегда, ничего не меняется в этом мире. Когда от урока прошло минут двадцать, и половина класса уже успела задремать, дверь помещения распахивается, и на пороге кабинета появляется мальчик. Мальчик высокий, выше Джона, выше всех его одноклассников. У мальчика вьющиеся тёмные волосы и насмешливый серый взгляд, мальчик одет в идеально выглаженную одежду и держит в руке школьную сумку, но что-то с ним всё-таки не так. Джон нутром чувствует, что мальчик — особенный, не такой, как его одноклассники. Мистер Джонсон поднимает сердитый взгляд. — А-а, — скрипуче тянет он, — мистер Холмс, какая честь. Садитесь. Мальчик оглядывает класс и решительно шагает к парте Джона. — Можно? — Пожалуйста. Потом Джон узнаёт, что новенького подселили к нему в комнату. И, что скрывать, он приятно удивлён, но не говорит об этом никому. Вечером того же дня новенький (Шерлок, какое удивительное имя!) начинает деловито распаковывать свои вещи. Джон сидит на кровати и с любопытством наблюдает за ним. У Шерлока всего один рюкзак и маленький пакет, а в углу комнаты стоит длинный чёрный футляр с ручками. Джон предполагает, что там скрипка или гитара, но пока не озвучивает свои мысли вслух. Шерлок, как фокусник, вытаскивает откуда-то несколько десятков маленьких пузырьков, на которых приклеены этикетки с нарисованными черепом и костями, расставляет их на полке. Вслед за этим из недр его рюкзака появляются две большие банки, в которых лежит нечто странное и напоминающее внутренние органы какого-то животного. Джон не уверен, что ему хочется действительно знать, если это так. Вишенкой на торте становится череп. Человеческий череп, уже немного пожелтевший от старости. Шерлок ставит его на подоконник и в позе морской звезды растягивается на своей кровати, сминая покрывало. — Это настоящий человеческий череп? — спрашивает Джон. Холмс скашивает на него любопытный взгляд. — Да. — Ладно. Джон пожимает плечами, и его взор падает на чёрный футляр в углу. — Ты играешь на скрипке? — ляпает он наудачу. Шерлок садится на кровати и внимательно смотрит на него. — Да. — А. Понятно. — Джон неловко кивает. — Долго учишься? — С пяти лет. Разговор заканчивается, потому что Джону просто больше нечего сказать. Шерлок сползает с кровати и подходит к футляру, расчехляет его и бережно достаёт скрипку. Скрипка большая, лаковая, из тёмного дерева. — Красивая, — робко говорит Уотсон. Шерлок сверлит его взглядом и, ничего не говоря, резким движением вскидывает на плечо инструмент и проводит смычком по стрункам. Скрипка отзывается тут же — быстро, пронзительно, остро. Джон дышит очень тихо, боясь спугнуть, разрушить момент. Шерлок закрывает глаза и начинает играть. Он играет что-то печальное, что-то очень грустное, что-то, что очень хорошо подходит именно ему. Скрипка плачет протяжными, длинными нотами, разрывает душу на части, и когда Шерлок перестаёт играть, Джон совершенно очарован. — Потрясающе, — тихо говорит он. Через неделю Джон и Шерлок становятся хорошими приятелями, а через две, когда они вместе отбиваются от компании, которая вздумала поколотить Холмса, Шерлок торжественно объявляет, что Джон — его друг. Из его уст это звучит как-то по-особенному, так таинственно и завораживающе, что Джон просто кивает. Через месяц Джон и Шерлок ввязываются в своё первое приключение, после которого их больше не вспоминают по отдельности. Теперь если кто-то говорит о Джоне, непременно говорят о Шерлоке, и наоборот.***
Вернее, Джон помнит. Он помнит, как в каком-то тумане дотянулся до бледного запястья мальчика Джона Уотсона и сжал тонкие пальцы в своих. А дальше он провалился в темноту, и вокруг не было ничего, кроме этой темноты, и неизвестно сколько времени прошло, Джон уже готов был расслабиться и утонуть, раствориться в этой темноте, но чей-то голос, чей-то тихий шёпот заставил насторожиться. — Пожалуйста, — тихо шепчет кто-то и всхлипывает. — Пожалуйста, просыпайся. Джон. Пожалуйста. Джон отмахивается от этого шёпота, как от назойливой мухи, он ничего не помнит, ему хорошо и здесь, он очень хочет скользнуть в эту манящую, ласковую темноту, но шёпот не отпускает. — Джон, — зовёт он по имени. — Просыпайся. Ну Джон, ну пожалуйста, просыпайся! Джон не хочет просыпаться. Он пытается сказать, чтобы его больше не ждали, ему спокойно и хорошо, он просит отстать, но губы не шевелятся, тело словно окоченело, да Джон и не знает, есть ли у него тело вообще или остались лишь одни уши, которые постоянно слышат эту проникновенную, молящую, сбивчивую речь. — Джон, Молли плачет всё время. Она думает, что это из-за неё, но я-то знаю, это из-за того, что мы с тобой тогда поссорились. Джон, ну проснись, я прошу тебя. Голос срывается и замолкает на какое-то время. Джон силится вспомнить, кто такая Молли и с кем он поссорился, но мысли рыбками разбегаются в разные стороны. Человек, которому принадлежит голос, судорожно вдыхает, и на руку Джону капает что-то горячее. — Джон, — уже в открытую всхлипывает он. — Джон, пожалуйста. У Джона больше нет сил бороться с этим, он уже почти открыл глаза, но тут он чувствует, как кто-то берёт его за руку. — Джон, — шепчет голос, — Джон, просыпайся, Джон. Возвращайся домой, пожалуйста, Джон. Ты помнишь, ты говорил про то, что если бы тебя у меня забрали? Джон, ты только не умирай, а то я тоже умру, Джон. Я не смогу без тебя, Джон... Джону неважно, кто этот человек. Джону неважно, что ему уже хорошо в бескрайней, пустой темноте. Джон услышал, что кто-то может умереть из-за него. И Джон открывает глаза. Он не сразу различает того человека, что сидит рядом — яркая лампочка с потолка распространяет вокруг себя противно режущий глаза свет, и поэтому Джон может разглядеть только чужие пальцы на собственном запястье. Кому они принадлежат, Джон не может сказать, и ему остаётся только терпеливо ждать. А когда глаза привыкают к свету, Джон с удивлением видит Шерлока. Его озадачивает появление друга здесь, но тем не менее он рад видеть Холмса. Шерлок сидит, одной рукой крепко держась за руку Джона, а вторую ладонь прижимая к лицу. Голова у него опущена, растрёпанная чёлка закрывает глаза, но Джон видит, что по щекам скатываются маленькие, быстрые прозрачные капли, и Шерлок неумело вытирает их красным рукавом рубашки от пиратского костюма, который Джон видел на нём в своём странном сне — только плащ куда-то делся. Джон издаёт странный звук — нечто между кашлем и всхлипыванием, Шерлок резко дёргается и рывком поднимает голову, откидывая волосы назад. Пальцы он не убирает, и Джон чувствует его усилившийся пульс. Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. Джон подмечает, что у друга красные, воспалённые глаза и ввалившиеся щёки, скулы заострились ещё больше, по бледному, словно маска, лицу продолжают бежать слёзы. Шерлок плачет, и Джон чувствует нечто вроде сочувствия и стыда, но это быстро улетучивается. "Ну, ему ведь есть из-за кого", — ехидно шепчет внутренний голос. Шерлок глядит на Джона и молчит. Он не уверен, что Джон настоящий, он вполне допускает тот вариант, что это галлюцинация или сон, хотя где и как он мог заснуть — непонятно. Шерлок смотрит на Джона и видит своего друга — он остался точно таким же, только глаза кажутся более яркими, пронзительно-синими, но это, возможно, из-за смертельно белого цвета лица. В остальном это всё тот же Джон, Джон Уотсон. Лучший друг Шерлока Холмса. Шерлоку нравится, как это звучит — Лучший Друг. Его Лучший Друг. Шерлок судорожно вдыхает и быстрым движением утирает лицо. — Джон, — тихо, неуверенно шепчет он. Джон смотрит на него со слабой улыбкой на бескровных губах. — Шерлок, — отвечает он, и это именно ответ, они разговаривают на своём особом языке и прекрасно понимают друг друга, и эти произнесённые вслух имена друг друга значат гораздо больше, чем кому-либо кажется. "Я так боялся за тебя, если бы ты знал. Прости меня, это всё из-за того, что мы тогда поссорились". "Ну уж нет, не вздумай теперь винить себя. Они бы всё равно это сделали, независимо от тебя или меня. Всё ведь закончилось хорошо". "Я думал, ты не простишь меня. Я не обижусь, правда. Тебе лучше держаться подальше от... ненормального урода, фрика и психопата. Ты будешь в безопасности, честно". "Прекрати нести чушь, Шерлок". "Нет, серьёзно! Ты мог умереть, ты просто не понимаешь! Этого бы не случилось, если бы ты не... не согласился тогда, а ты бы не согласился! Я тебя заставил!" "Замолчи". "Правда, Джон. Мне очень страшно, вдруг такое случится ещё раз, я себе не прощу. Я не буду обижаться, я всё понимаю. Тебе ведь тоже этого не очень-то хо..." "Заткнись, идиот! Если меня не будет, это что-то случится с ТОБОЙ, и тогда не прощу себе я! Перестань думать за меня, ты, может, и гений, но ты не можешь читать мысли!" "..." "И не надо так многозначительно молчать. Я. Не. Обижаюсь, идиот. И ты не фрик и не психопат, ты самый гениальный человек на всём белом свете". "Только ты так и думаешь". "Вот и нет. Включи свой мозг и пойми наконец, что я жив. Я в безопасности. Я не умер. Прекрати обманывать и винить самого себя и признай, это всё равно бы случилось". "Ну-у..." "Вот видишь. Поэтому хватит загоняться. Меня спасли, всё, что ещё нужно-то?" Шерлок трёт мокрые серые глаза и с вызовом оглядывает фигуру друга. "Я волновался". "О, как неожиданно, мы пришли к тому, с чего начинали. Шерлок, пойми. Ты хочешь выгнать меня, но я не уйду. Я уже с тобой. Мне будет плохо без тебя. Ты ведь говорил, что умрёшь, если я не проснусь?" "Откуда ты..." "Неважно. Главное то, что я тоже умру, если ты не проснёшься". Шерлок втягивает воздух, встаёт и почти бегом приближается к Джону, наклоняется и обхватывает его длинными руками, шумно дыша куда-то в шею. Кудри щекочут лицо и голые плечи Джона, но он мужественно не чихает и обнимает в ответ, утыкиваясь носом в красную пиратскую рубашку. Сейчас они очень остро чувствуют, как далеко был Джон и на какой тонкой грани он балансировал. Шерлок обнимает друга очень крепко, как будто пытается задушить, Джон неловко морщится - трубка от капельницы натягивается и причиняет дискомфорт, но он только умиротворённо вздыхает и укладывает голову на плечо Шерлока, прикрывая глаза. Они провели так неизвестно сколько времени, но в конце концов у Шерлока затекла рука, и он смущённо отстранился, потирая предплечье. — Джон, — снова начинает он, и тут дверь с грохотом распахивается, ударяясь о стену, Джон морщится от ударившего по ушам звука, а в палате появляется заплаканная, с опухшим носом и красными глазами, Молли Хупер. — Джон, — всхлипывает она, — Джон, ты очнулся! Хупер, сдавленно сморкаясь в большой платок, подходит к кровати с другой стороны и садится на стул для посетителей, глядя на Уотсона огромными мокрыми глазами, в которых плещется нечто вроде радости. Джон неловко улыбается и откидывается на подушку, аккуратно поправляя капельницу. Молли не закрыла за собой дверь, и Шерлок уже хочет ей об этом напомнить, показав рукой и открыв рот, но уже поздно. В комнату врываются Ирен и тот серебристоволосый молодой человек из сна Джона, последний мимолётно удивляется этому, но тут в помещении появляется Майкрофт, и глаза мальчика сами собой распахиваются до невозможных размеров. Он, мягко сказать, в шоке. Шерлок, всё ещё продолжающий держать его руку, с неудовольствием закатывает глаза. — Ну и что вы все сюда припёрлись? — вопрошает он. — Не видите, человеку нужен покой и тишина! Ирен, игнорируя его причитания, приближается к Джону, несколько секунд смотрит на него, а потом наклоняется и целомудренно чмокает его в лоб. Джон заливается краской, Шерлок возмущённо рычит, Майкрофт бледнеет, Молли смотрит на подругу с укором, но, кажется, в целом не против, а предполагаемый Лестрейд из сна просто тихо хихикает, наслаждаясь ситуацией. — Не смущайтесь, — бурчит Адлер, — я просто не знаю, как мне ещё выразить свои чувства по поводу того, что ты жив. — У тебя переизбыток общения с Майкрофтом, — шепчет Шерлок. Ирен недовольно косится на него и снова смотрит на Джона. — В общем, — мнётся она, — прости меня. Если бы я сказала всем раньше, мы бы успели тебя спасти. Я видела, как они тащили тебя по коридору, — поясняет она, Джон на это только закатывает глаза и машет рукой, мол, проехали. — Успокойтесь, — твёрдо заявляет он, оглядывая всех присутствующих и понимая, что они сейчас наперебой начнут просить прощения. — Всё нормально. Я ведь жив. — Это могло плохо кончиться, гораздо хуже, чем сейчас, — с неудовольствием качает головой Майкрофт, держащий в руках неизменный зонт. — Шерлок, я столько раз тебе говорил... Шерлок и Джон хитро переглядываются. — Мы обещаем, — начинает младший Холмс, — больше никогда не встревать в такие переделки настолько крупного масштаба... — ...никогда не читать чужие записки, — подхватывает Джон и улыбается Молли. — ...никогда не слушаться, — Шерлок скрещивает за спиной пальцы левой руки, — ой, то есть слушаться взрослых и Майкрофта... Лестрейд хохочет. — ...никогда не подвергать себя опасности, — продолжает Уотсон. — В общем, никогда не делать того, чего не хочет от нас Майкрофт, — заканчивает Шерлок, всё так же держа за спиной скрещенные пальцы. Старший брат усмехается, нисколько не впечатлившись, все остальные весело смеются. Напряжение, окутывавшее их несколько часов подряд, наконец-то спадает, и они дают волю чувствам. Но тут дверь открывается, и на пороге, прекращая веселье, возникает седой пожилой мужчина в белом халате и шапочке. Вид у него угрожающий, а в руках он держит несколько бумаг. — Так-так-так, — он сощуривает глаза, — что здесь происходит? Пациент очнулся, молодец, а вы все что здесь делаете? А ну-ка, все бегом в коридор, устроили здесь, понимаешь, праздник... Он недовольно качает головой, и из-под шапочки выбивается седая прядь. Молли и Ирен двигаются в сторону двери, Лестрейд, смущённо бормоча что-то вроде извинений — за ними. В палате остаются Майкрофт и всё ещё держащий ладонь Джона Шерлок. Врач хмуро смотрит на них. — Вам нужно особое приглашение? — Извините меня, — Майкрофт делает плавный шаг к нему и как бы невзначай покручивает зонтиком, — но вы не могли бы прислать сюда медсестру, чтобы она выполнила все необходимые сейчас процедуры? Думаю, сейчас сюда приедут люди... которые захотят с вами побеседовать. Врач пытается спорить, но под стальным взглядом старшего Холмса быстро сникает и выходит в коридор. Майкрофт берёт его под руку и слащаво улыбается, оглядываясь на Шерлока и красноречиво поднимая бровь. Шерлок закатывает глаза и смотрит на Джона. — Что? — непонимающе фыркает Джон. Шерлок закусывает губу, будто не решается что-то сказать. Джон вопросительно смотрит на него, ожидая. — Мы ничего не сказали твоим родителям, — начинает он. Джон одобрительно кивает. — Класс. Дальше что? — Но Майкрофт, кажется, сообщил нашим, — тихо буркнул Шерлок, прислушиваясь. Джон ощутил острое желание побиться головой о стену, но оглядел комнату, оглядел свои руки, утыканные катетерами и всякими новомодными приборами, вздохнул и потёр глаза. Шерлок бросил на друга виноватый взгляд. — Я этого не хотел, — честно признался он. Джон снова очень глубоко вздохнул. — Я тоже.
***
В фойе одной из многочисленных лондонских больниц разыгрывалась настоящая драма. Высокая красивая женщина, нервно комкая в руках сумку, на повышенных тонах разговаривала с молоденькой медсестрой, которая, казалось, вот-вот расплачется. Муж женщины, делая вид, что его тут нет, задумчиво устремил взгляд в большое окно. Впрочем, он то и дело поглядывал на наручные часы и с неудовольствием вздыхал, прислушиваясь к словам жены. — Вы не понимаете! — восклицала она. — У нас ребёнок умирает, а вы тут про какие-то правила мне говорите! Да вы знаете, что с точки зрения банальной эрудиции мы с вами можем прийти к общему конфиденциально важному консенсусу с вероятностью девяносто три целых и семь десятых процента, а вы упрямитесь! Медсестричка хлопнула глазами, явно не ожидая такого со стороны соперницы. — Ну вы поймите, — снова тихо начала она, заикаясь и запинаясь. — Мы не имеем права пропускать к пациентам кого попало, к тому же… — Мы. Не. Кто. Попало! — отрезала женщина, медленно бледнея. — Дорогая, меня зовут Вайолет Холмс, если вам это о чём-то говорит. Медсестра ещё раз хлопнула глазами. Ей это явно ни о чём не говорило. Миссис Холмс отлично видела, что у неё была тяжёлая ночная смена, она хочет поскорее вернуться домой и беспокоится за свою собаку и кошку (британская короткошёрстная или русская голубая, женщина пока не определилась), но миссис Холмс было очень нужно пройти в больницу, и своё имя она назвала с большой неохотой, не желая особенно светиться. — Пожалуйста, — сменила она тон, с неудовольствием оглядываясь на мужа, которому, кажется, всё было до лампочки, но она на самом деле знала, как он переживает. — Пожалуйста, милочка моя. Медсестра уже открыла рот для неуверенного отказа, но тут у неё за спиной распахнулись двери лифта, и в холле появился маленький седой врач, явно чем-то напуганный, а за ним из лифта вывалились две чем-то смутно знакомые ей девочки, одна постарше, другая помладше, очень хорошо знакомый ей Грег Лестрейд и её собственный сын Майкрофт, с которым она была знакома лучше всех. Миссис Холмс ахнула, обошла медсестру и бросилась к ребятам. — Майкрофт! Грег! Мальчики, что с Джоном? Где Шерлок? Грег Лестрейд устало вздохнул и опустился на ближайшую лавочку. — Всё нормально, он только что очнулся, — сообщил он, растягивая рот в бледном подобии улыбки, видя приближающегося мистера Холмса. — Майкрофт! — Вайолет Холмс приблизилась к сыну, который вертел в руках зонт и почему-то избегал смотреть ей в глаза. — Где, я тебя спрашиваю, мой младший сын? — З-здравствуйте, — послышался откуда-то снизу робкий тихий голос, — Шерлок н-наверху, он с-сидит с Д-джоном, в-всё н-нормально. Миссис Холмс изумлённо оглянулась. На неё смотрела маленькая худенькая русоволосая девочка в длинном бордовом платье. Глаза у девочки были подозрительно красные. — Здравствуй, дорогая, — улыбнулась ей Вайолет, — спасибо тебе, но Я СПРАШИВАЛА У МАЙКРОФТА! Девочка шарахнулась в сторону, Майкрофт ещё крепче сжал зонт и, прищурив глаза, посмотрел на мать. — Молли ведь сказала, — произнёс он. — Шерлок сидит с Джоном. Он только что очнулся, вышел из комы, всё нормально. Он жив, мамуля, успокойся. — Как я могу успокоиться?! — возопила Мамуля. — Ты позволил случиться такому… такому… бедный Джон, бедный мой мальчик… Тимоти! — она оглянулась на мужа. — Поговори с Майкрофтом, а ты, моя милая, идём со мной, — женщина кивнула Молли. — Расскажи мне всё, пожалуйста. Молли, моргнув, будто в каком-то тумане протянула женщине руку, и они двинулись вперёд по коридору, в сторону двери на лестницу. Ирен с некоторым страхом посмотрела им вслед. Тимоти Холмс подошёл к Грегу, присел рядом с ним на лавочку и вопросительно уставился на своего старшего сына. Последний, продолжая молчать, тоже уселся рядом с ними. — Так, — нарушил неловкое молчание мистер Холмс. — Майкрофт, пожалуйста, что с Джоном? — Из него выкачали полтора литра крови для того, чтобы пожертвовать костный мозг, — отстранённо произнёс Майкрофт. — В нашей школе под прикрытием врача работал убийца, у него болела дочь, он провёл анализ крови и решил, что Джон Уотсон подходит как нельзя лучше. Они похитили его на вечеринке, Шерлок и Молли узнали и обнаружили подземную химическую лабораторию, где и держали Джона. Кровь выкачивали через сепаратор, Джона усыпили хлороформом. Слава богу, что Грег был с нами. Ирен видела Шерлока и Молли, сказала об этом мне, я сказал Грегу, и мы побежали туда, вызвав полицию и скорую. Джон впал в непродолжительную кому, мы привезли его сюда, спустя семь с половиной часов Джон очнулся. Майкрофт протараторил всё это на одном дыхании, не запинаясь и глядя ровно в точку перед собой. Мистер Холмс, кивая головой, выслушал его, затем положил руку ему на плечо и притянул к себе. Майкрофт уткнулся носом в его рубашку. — Успокойся, — прошептал мужчина. — Всё хорошо, всё закончилось.***
Джона выписали из больницы через две с половиной недели, в течении которых ни Шерлок, ни его родители ни разу не покидали госпиталь. Они сидели в коридоре, в вестибюле, прохаживались по коридорам или находились в палате непосредственно у Джона — но из здания они не выходили. Молли и Ирен вернулись в школу, потому что прогуливать так много им всё же было нежелательно, но то короткое время, что они отсутствовали, директор мистер Саймон вроде бы и не заметил. Девочки подозревали, что это старшие Холмсы их прикрыли, но, даже если и так, были очень благодарны. Майкрофт ездил в больницу каждый день, уходя из школы гораздо раньше обычного, садясь на простой автобус и проводя в дороге около двух часов — туда и обратно. Видимо, он чувствовал вину перед мальчиком за то, что не успел уследить, но вслух этого не озвучивал, а после каждого его визита Джон вздыхал и тихо говорил Шерлоку: — Шерлок, он ведь может не приходить? Я чувствую, я знаю, он винит себя, можешь сказать ему, что не надо этого делать? — Сам скажи, — обычно бурчал Шерлок. — Он со мной не разговаривает, — грустно шептал Джон. Майкрофт и вправду не разговаривал с ним: он заходил в палату обычно минуты на две, рассматривал приборы, рассматривал Джона, оглядывал комнату, коротко кивал головой и уходил, но в прозрачное окошко над дверью Джон видел, как он подолгу, неподвижно стоит у большого окна, нервно сжимая в пальцах зонт. Вайолет и Тимоти Холмсы сдержали обещание — они не сказали родителям Джона ровно ничего об этой истории и попросили молчать директора школы, мистер Холмс как-то наведался к нему и вежливо с ним поговорил. Директор, напуганный перспективами, которые были ему обещаны, тут же дал полный обет молчания. Мистер Холмс удовлетворённо улыбнулся и покинул древний замок. Миссис Холмс неустанно заботилась о Джоне — она готова была отдать деньги на лучшие лекарства, она очень много времени проводила около его кровати и всё время интересовалась самочувствием мальчика. Как-то она попросила Джона рассказать, что с ним произошло, но тут неожиданно отвёл глаза и тихо сказал: — Молли ведь вам уже всё рассказала, миссис Холмс. Можно я не буду? Вайолет немедленно согласилась, списав это на нежелание снова переживать этот ужас, но в глубине души всегда знала: Джон сделал это потому, что не хотел хвастаться. Холмсы заботились о Джоне Уотсоне, кажется, лучше, чем его родители, и Джон не совсем понимал причину такой опеки. Когда он спрашивал у Шерлока, он как-то виновато отводил глаза и быстро перескакивал на другую тему, а переспрашивать Джон не хотел. Что же, раз ему этого не говорят, значит, ему и не надо знать. Мальчик знал, что его собственные отец и мать не смогли бы сидеть в больнице, покупать самые лучшие лекарства и всё такое — их семья была довольно бедной по сравнению с Холмсами, а у отца к Джону была ещё и личная неприязнь, так что такой заботы от них ему точно было не дождаться. Пусть лучше ничего не знают, оно и к лучшему. Несколько раз к нему приходил Грег, которого действительно звали Лестрейд — Джон очень удивился, но всё же. Он рассказывал, что сейчас с теми людьми, которые сотворили с Джоном такое и что их ждёт дальше. Оказалось, Грег работает в лондонской полиции (а по совместительству он ещё и друг Майкрофта), и ему не стоило особого труда арестовать всю эту весёлую компанию. Сейчас они находились в камере предварительного заключения, врач и его жена, ожидая суда, на котором должны были присутствовать Джон, Шерлок и Молли — как свидетели. Мальчишек — Себа и Джима — отпустили, впрочем, вызвав в отделение их родителей и серьёзно с ними поговорив. Сам Грег этого не видел, но говорят, что Джим даже прослезился. Джон представил плачущего Мориарти и прыснул от смеха. Грег рассмеялся вместе с ним. — А что с той девочкой? — вовремя вспомнил Джон, вмиг сделавшись серьёзным. Грег посмотрел на него с непонятным, щемящим сердце оттенком грусти в глазах, но ответил: — С ней всё хорошо. Она выздоравливает, её положили в больницу для таких, как она, и там сделали переливание. С ней всё хорошо, Джон. Джон, тоже погрустнев, кивнул в ответ. — Почему, интересно, нельзя решать всё мирными путями? — поинтересовался мальчик, глядя куда-то в пустоту. Грег Лестрейд устало вздохнул и потрепал Джона по светлой макушке. — Потому что, Джон, люди этого не умеют и не хотят. — Ничего ведь не нужно особенно уметь, — слабо возразил Джон, поправляя чёрную повязку на руке. — Нужно уметь договариваться, — пояснил Грег. — Не все в этом мире желают друг другу только добра, Джон, как ты. Есть люди, которые творят зло для других и в конечном итоге для себя. Есть люди, которые в общем-то ничего особого для других не делают и делать вроде как и не хотят. Есть люди, которые потерялись, запутались в огромной паутине, они очень хотят выбраться и совершать добро, но сделанное в прошлом зло тянет их вниз. Это сложно, не поддаться злу, но многие справляются. — А многие — нет, — шепнул Джон и вскинул голову. Грег виновато пожал плечами и встал. — Что же, ладно, пойду я. Ты давай, выздоравливай скорее, мы ждём тебя как свидетеля на суде. Джон улыбнулся и помахал ему рукой. Когда Джона наконец выписали из больницы, в семье Холмсов был настоящий праздник. Шерлок прыгал вокруг друга как мячик, постоянно что-то тараторя и поддерживая его за руку — на всякий случай, мало ли что. Вайолет и Тимоти только молча улыбались, глядя на эту идиллию. Оказывается, у них на больничной парковке стояла машина, и мальчишки залезли туда, с комфортом расположившись на заднем сидении. Миссис Холмс только покачала головой и уселась на переднее, мистер Холмс, как единственный адекватный взрослый мужчина в их компании, был вынужден сесть за руль. Дорога в школу, куда они и направлялись, была довольно длинной — ехать было около часа, но Шерлок даже не вспоминал про то, что ему скучно. Он без умолку что-то говорил и говорил, обсуждая, кажется, всё на свете: и вон ту берёзку, и вон ту пролетевшую птичку, и вон ту маленькую собачку, и всё-всё-всё. Примерно через двадцать минут этой непрерывной болтовни у Джона, кажется, уже заболели уши, и он с тихим смешком сказал: — Шерлок, всё очень интересно, но я ведь не слепым был. И я всё сам вижу. Давай чуть-чуть помолчим, хорошо? Шерлок надул губы совсем как двухлетний ребёнок и отвернулся к окну, но спустя минуты три всё же не выдержал, придвинулся обратно, взял Джона за руку, и, вдохновлённо размахивая этой самой рукой, начал что-то заговорщицки шептать. Джон внимательно слушал, кивая головой, а когда Шерлок замолчал, посмотрел на него и рассмеялся. Шерлок тоже тихо захихикал, и миссис Холмс с переднего сидения обернулась к ним: — Что у вас там за мировые заговоры? Мальчишки переглянулись. — Ничего, мамуля, — быстро сказал Шерлок и подмигнул Джону. Тот подмигнул в ответ и откинулся на сидении, глядя в окно. Ещё минут десять прошли в полной тишине, а потом Джон прокашлялся и задал вопрос, который мучил его, кажется, с того момента, как он оказался в больнице: — Миссис Холмс, а почему вы обо мне так заботитесь? Миссис Холмс уронила на колени книгу о теории вероятности, которую с большим удовольствием читала. Мистер Холмс чуть не выехал на встречную полосу, от неожиданности крутанув руль. Шерлок перевёл на Джона изумлённый взгляд, в котором ясно читалось «уж лучше бы ты молчал». Джон смутился. — Видишь ли, — начала Вайолет Холмс, настороженно поглядывая на мужа. — Шерлок очень много о тебе говорил, и с его слов мы поняли, что ты стал его другом. — Лучшим и единственным, — влез вышеупомянутый Шерлок. Мамуля строго посмотрела на него в зеркальце, которое висело над водительским сиденьем. — Да, — всё же признала женщина, — лучшим и единственным. К тому же ты, кажется, на второй день вашего знакомства влез в передрягу, смысл которой заключался в избивании Шерлока, но ты его защищал. Важное дополнение, — со смешком добавила она, увидев, как Джон съёжился и немного покраснел. — Ты всегда был с Шерлоком. Его многие ребята из школы не любят, но ты его защищаешь и охраняешь. Ты с ним подружился, или, вернее, он с тобой, и ты действительно спас Шерлока. Ты хороший человек, Джон Уотсон, и ты имеешь право на то, чтобы о тебе позаботились. Твоим родителям, я думаю, не стоит знать этого? — Джон виновато улыбнулся. — Они бы просто не поняли всей ситуации, но, боже упаси, не подумай, что мы заботимся о тебе только из-за того, что не пострадал Шерлок. Нет, Шерлок пострадал, когда мучился неизвестностью у твоей кровати в то время, когда ты был в коме, правда ведь? Шерлок подозрительно тихо кивнул и ещё крепче сжал руку друга. — Он отлично понял, что значит потеря. Что значит боль. Что значит страх, — договорила Вайолет. — Он понимал, что это в какой-то степени его вина, и поэтому мучился. — Не только поэтому, — сердито буркнул Шерлок. — Я ведь сказал, если бы ты умер, я бы тоже умер. Миссис Холмс удовлетворённо покивала головой. — Вот видишь, Джон, мы просто не могли допустить такого варианта развития событий. Ты не должен чувствовать себя обязанным нам, это мы твои должники, мы на всю жизнь твои должники, потому что ты единственный, кто не оставил Шерлока. Джон, так и не определившийся, покраснеть ему или побледнеть, пробормотал что-то неясное. — Так что это меньшее, что мы могли сделать, — подвела итог миссис Холмс и как ни в чём ни бывало снова уткнулась в книгу, перелистывая страницы с очень заинтересованным видом. Джон несколько секунд сидел, глядя куда-то в пол, а потом он резко вскинул голову и посмотрел на Шерлока, который смотрел на него. И в этот момент, в этот самый момент с плеч обоих наконец-то спало то удушливое напряжение, тот страх, то чувство смерти, боли и лекарств, которое не оставляло, пока они находились в больнице. Джон понял, как переживал за него Шерлок, и Шерлок понял, как переживал за него Джон. И мысленно оба поклялись друг другу больше никогда не уходить так далеко и надолго, больше никогда не ссориться накануне праздников и всегда, всегда знать, где сейчас каждый из них. Они были всего лишь четырнадцатилетними мальчишками, лучшими друзьями, у них впереди была ещё целая жизнь, но они уже поняли, кто такая Смерть и что чувствуешь, когда Она приходит к тебе, хватает холодными руками за горло и хочет увести с собой. Именно поэтому они поклялись всегда оставаться вместе и всегда защищать друг друга.