* * *
Он словно дрейфовал в океане. Хотя нет — не «словно». Гарри лежал на спине, закрыв глаза, а мягкая поверхность под ним перекатывалась вперёд и назад, вперёд и назад... Он провёл пальцами по невероятно приятной ткани и открыл глаза, приподнимаясь на локтях. Его кровать. Гарри не сдержал глупой ухмылки. Его кровать на четырёх столбиках из Хогвартса. Он плыл посреди океана на плотно набитом матрасе в деревянном, хорошо державшемся на воде каркасе. Наверное, ему следовало бы не на шутку испугаться — вокруг не было видно ни клочка суши — но страх всё не приходил. Может, он уже совсем разучился бояться? Гарри пожал плечами, откинулся на спину, укладывая голову на белую пуховую подушку, и уставился в небо. Стояла ночь. И Гарри ни разу — даже на занятиях по астрономии в самой высокой башне Хогвартса — не видел столько звёзд. Луны этой ночью не было, так что именно звёзды, мерцающие и яркие, заняли весь небосвод. Гарри будто старых друзей называл их по именам. Орион. Альфард. Регулус. Сириус. Гарри вздохнул и сложил руки на груди. Дышал он глубоко и размеренно, в такт волнующемуся под ним океану. В разуме царило умиротворение. В нём не было места панике, страху, войнам, волшебникам и неисполнившимся пророчествам. Гарри думал только о звёздах в небе, о рокочущем, спокойном шелесте укачивающих его волн: вперёд и назад, вперёд и назад... он улыбнулся. Гарри Поттер, растворившийся в океане.* * *
«...Гарри Джеймс Поттер...» На этот раз Гарри не решался. Он узнал этот голос. Высокий, безрадостный. Холодный. Волдеморт не преследовал Гарри во снах с тех пор, как он увидел воспоминания о Томе Риддле. И воспоминание о настоящих чувствах — не ярости — на лице юного тёмного волшебника словно выжглось у Гарри на подкорке. Лорд Волдеморт вдруг предстал перед ним несчастным, одиноким сиротой... Всеми гонимым ребёнком... Они называли его «уродом» и оставляли плакать на полу... Всё это было слишком знакомо. И теперь Гарри будто ему... сочувствовал? Внутри всё переворачивалось. Сочувствовать психованному убийце, имя которого боялся произносить весь магический мир? Сочувствовать магу, который претворял в жизнь невообразимые ужасы? Гарри совсем запутался. Он ведь действительно не хотел врываться в воспоминания Волдеморта; он даже не догадывался, что ему это по силам... Но Гарри ворвался. И ему казалось, что последствия будут страшными. Но до сих пор — ничего. Так что когда его имя зазвенело в воздухе голосом Лорда Волдеморта... что ж. Гарри не решался. «...Гарри Джеймс Поттер...» Но... всего на секундочку. Плюнув на осторожность, он потянулся на звук своего имени. «...Гарри Джеймс Поттер...» Мир вокруг задрожал, превращаясь во что-то иное, его имя гремело, сжимая его голову словно змеиными кольцами... Секунда, и всё резко встало на места. — ...с этого дня имя Гарри Джеймса Поттера и всевозможные его сокращения будут под Запретом. Гарри быстро осмотрелся. Он стоял в большой, богато украшенной комнате. Обеденный зал? В самом дальнем углу тихо потрескивал камин, заливая всё вокруг таинственным светом. За длинным столом сидела примерно дюжина человек в чёрных мантиях и с бледными, оттенёнными мраком лицами. Собрание. Гарри скользнул по ним взглядом... по Пожирателям Смерти. Он тут же узнал Беллатрикс и Снейпа. И это что — Драко Малфой? А там, в самом центре... Расслабленно восседал Лорд Волдеморт. Он переплёл паучьи пальцы, сложив руки перед собой, отчего они казались ещё белее на фоне чёрной мантии. Надвинутый капюшон скрывал зловещее лицо в тени, но глаза горели тлеющими углями. Яркие, словно свежая кровь. — Под Запретом, мой Лорд? — переспросил светловолосый мужчина, сидевший напротив Волдеморта. И хотя лица под капюшоном было не разглядеть, Гарри явственно ощутил раздражение Тёмного Лорда. И похоже, не он один — задавший вопрос мужчина вздрогнул под взглядом алых глаз. — Да, Яксли... — мягко произнёс Волдеморт. — Под Запретом. С этого дня Гарри Поттера следует называть Нежелательным Лицом и только так. Любого глупца, который осмелится назвать его по имени, следует арестовать. И сурово наказать. Убедись, что Толстоватый устроит всё как надо. Немедленно. Люди за столом казались растерянными, но никто больше не осмеливался ничего спрашивать. Яксли закивал. — Р-разумеется, мой Лорд. Я отправлюсь в Министерство сразу после собрания. Повисла напряжённая тишина. Волдеморт так красноречиво смотрел на Яксли, что тот затрясся от ужаса, хотя явно не понимал, в чём дело. — ...немедленно, — тихо прошипел Тёмный Лорд. До Яксли, наконец, дошло, что ему велели выполнять задание сию секунду, и он вскочил на ноги. — Да, конечно, приношу свои извинения, мой Лорд... — пробормотал он, неуклюже кланяясь, и поспешил выйти из комнаты. Дверь за ним тихо притворилась. Гарри прошило ужасом до глубины души. — Нет... — выдохнул он, когда наконец осознал, что пытался сделать Волдеморт. Если на его имя наложат Запрет, никто и никогда больше его не произнесёт... Нет, он не может. Не может так просто взять и стереть его имя из этого мира. Ведь только благодаря ему Гарри мог выбираться из своего тела, только благодаря ему мог хоть до кого-то достучаться... — Какая ирония, — сказал Волдеморт, как только Яксли ушёл. — Ведь это моего имени страшится весь магический мир; моё имя никто не смеет произносить... но то же самое коснётся и «Избранного»... — его горящий взгляд скользнул по присутствующим и остановился на блондине в дальнем углу. — Как продвигаются поиски печально известного Нежелательного Лица? — будто мимоходом спросил он. Люциус Малфой выглядел плохо. Болезненно бледный, с совсем уж синюшными мешками под глазами. Обрамляющие лицо длинные светлые волосы были тусклыми и безжизненными. Все признаки человека, который в последнее время не спал ночами. Услышав вопрос Волдеморта, он подскочил на стуле, будто через него пропустили электрический разряд. Люциус открывал и закрывал рот, словно челюсть не сразу его послушалась. — Я искренне прошу прощения, но б-без изменений, — наконец, выдавил он. — Мальчишка не оставил ни следа, будто в воздухе растворился... — Малфой говорил всё тише и тише, последние слова произнеся почти шёпотом. Волдеморт смотрел на него, не моргая, и Люциус не осмеливался поднять взгляд. — Значит, в воздухе растворился, — повторил Тёмный Лорд. Его голос пронёсся по залу морозным ветром. Присутствующие отводили взгляды и беспокойно ёрзали. Играл Волдеморт превосходно, Гарри и сам чуть было ему не поверил. Люциус, казалось, был на грани срыва. Он всё-таки поднял серые, полные страха и отчаяния глаза и просипел надламывающимся голосом: — Нет ни следа! Ни намёка на след! Даже Дамблдор!.. Кое-кто зло зашипел, услышав это имя, Беллатрикс рыкнула, и Малфой замолчал. Но Волдеморт усмехнулся и почти весело побарабанил кончиками длинных пальцев по деревянному подлокотнику своего кресла. — Да... — тихо заметил он, внимание присутствующих тут же обратилось на него. — Даже Дамблдор не смог его отыскать... а теперь, благодаря Северусу, и не сможет... Вокруг довольно зароптали. А один из Пожирателей — Долохов, если Гарри правильно помнил — поднял наполовину полный бокал вина. — За Северуса Снейпа, — провозгласил он, — За то, что он раз и навсегда избавил мир от Альбуса Дамблдора. Хвала! Хвала! Сидевший по правую руку от Волдеморта Снейп невозмутимо ему кивнул. Тотчас же кубки вскинули и все остальные, ликующе взревев: — Хвала! Хвала! Все, кроме Беллатрикс. Глаза Волдеморта, от которого, естественно, тоста никто не ждал, блестели весельем. Беллатрикс покусывала губу, словно боролась сама с собой. Все взгляды обратились на неё, поднятые кубки застыли в воздухе. Чуть помедлив, будто помимо собственной воли, она всё-таки подняла бокал и посмотрела на Снейпа. Тот удивлённо вскинул брови. — Хвала, хвала, — ровно произнесла Беллатрикс, и Снейп усмехнулся, когда она осушила вино вместе с остальными. — Даже Беллатрикс выпила за меня, — протянул он, когда кубки со стуком начали опускаться на стол. — Я тронут. Беллатрикс разомкнула губы. Казалось, ей было физически больно от каждого произнесённого сквозь натянутую улыбку слова. — Похоже, я... недооценила тебя, Северус, — она говорила очень медленно. — Твоё деяние похвально. Ты заслужил моё... уважение. Снейп улыбнулся как ребёнок, которому заранее вручили рождественский подарок. Впрочем, его, похоже, больше радовали не сами слова, а то, с каким трудом они ей дались. — Благодарю, Беллатрикс... хотя стоит отдать должное и твоему племяннику. Если бы не он, Дамблдор бы не оказался в столь плачевном положении, да ещё и безоружный, — Снейп посмотрел в дальний угол стола, где сидел Люциус, и склонил перед Драко голову. Тот выглядел не лучше своего отца. Он нервно сглотнул и отрывисто кивнул в ответ, но сил заговорить в себе не нашёл. Беллатрикс что-то ответила. Гарри не слышал её, разом оглохнув. Его будто выпотрошили и набили кубиками льда. Он медленно посмотрел на желтоватое лицо Северуса Снейпа, в голове билась тошнотворно страшная мантра. Снейп убил Дамблдора. Снейп убил Дамблдора. Снейп убил Дамблдора. Снейп убил Дамблдора, он всегда был предателем, Гарри смог дотянуться только до него, а он убил Дамблдора, а Драко... Драко Малфой ему помог... Впервые в жизни Гарри так сильно хотел убивать. Да, ему знакома была бешеная злость, и он думал, что достиг её апогея, когда Беллатрикс лишила жизни его крёстного в Отделе Тайн, но теперь... теперь Гарри знал, там была лишь тень того, что он чувствовал сейчас. Снейп убил Дамблдора, а Гарри убьёт его, убьёт их всех... Он не знал, когда начал кричать. Этот вой продрался из горла кровожадным, обезумевшим чудовищем. Да, он сейчас был незначительнее призрака, но всё равно не понимал, как они могут его не слышать. Но потом, как оказалось, его всё-таки кое-кто услышал. Сперва Гарри не заметил свернувшуюся у камина громадную змею, что спокойно спала там с самого начала собрания... но теперь она вскинула голову и — он готов был поклясться — посмотрела прямо на него, прежде чем скользнула ближе... Может, животные более восприимчивы? Гарри не был в этом уверен, но потянулся к ней, как только она подняла огромную уродливую башку. Однажды он уже смотрел на мир её глазами... Вдруг у него получится захватить её тело, как это вышло с Трелони? Сейчас Гарри полностью владел своим гневом, тот придавал сил, подталкивал в спину... Гарри уверенно коснулся её. Как просто. С Нагини оказалось куда проще, чем с Трелони. Наученный горьким опытом, Гарри готов был к обжигающей, мучительной боли... но их со змеёй разумы будто слились воедино, примкнули друг к другу кусочками одного пазла. Без единого намёка на боль. Хотя Нагини не очень... охотно уступила ему своё тело. О нет, она боролась, бесилась от попыток подчинить её. Но ослеплённый яростью, Гарри едва заметил её слабые трепыхания и затолкал в дальний угол, как разошедшееся дитя. Теперь он смотрел через глаза змеи; на пробу пошевелился и понял, что тело у него мощное, гладкое и сплошь из мускулов. И от его ли бешенства или от особенностей змеиного зрения, но когда он перевёл взгляд на Снейпа, перед ним стояла красная пелена. Он видел мир словно сквозь багровые линзы. — ...возможно, мне следует поручить поиски Нежелательного Лица Северусу, раз уж он оказался самым способным из вас. Остатки разума покинули Гарри. Его яростный вопль прорвался из глубин змеиного горла пронзительным шипением. Он свернулся, напрягся, готовясь к смертоносному рывку, и успел заметить, как в глазах бывшего профессора мелькнул страх и как все сидящие за столом боязливо обернулись на свистящее шипение... И он бросился. Снейп не успел даже моргнуть, а острые как бритва клыки уже сомкнулись на его плече рядом с шеей. Гарри напряг челюсти, готовый одним движением перекусить позвонки. Мгновенная смерть... Но почувствовав, как затрещали под его клыками кости, ощутив горячий металлический вкус, он с почти лихорадочным восторгом подумал, что есть кое-что получше... С клыков его в тело Снейпа медленно тёк яд... Снейп закричал как несчастная тварь, которой он и был. Гарри тешила мысль, что смерть его будет мучительной и медленной... Гарри почти не слышал, как кричат остальные; не замечал воцарившегося вокруг хаоса... зато он почувствовал запах: острый душок их страха. Хищнический инстинкт велел порвать добычу на куски, но Гарри разомкнул смертоносные челюсти и развернулся. Он убьёт их всех, всех до единого... — Нагини! — не затми его разум кровожадность, Гарри бы расхохотался: так растерянно окликнул его Волдеморт. В этом окрашенном багрянцем мире алые глаза казались совсем не страшными. Гарри посмотрел на него и, умей змеи улыбаться, обязательно улыбнулся бы. — Ошибаешься... — безрадостно прошипел он. Гарри с удовольствием насладился бы моментом, когда на потрясённого Тёмного Лорда снизошло озарение, упивался бы его осознанием, что Гарри Джеймс Поттер вселился в дорогую его сердцу зверюшку... но нет. Так много Пожирателей, и так мало времени... Следующий — Драко Малфой. Гарри стрелой метнулся к белобрысому помощнику Снейпа. Что ж, нужно отдать Малфою должное: инстинкт самосохранения у него был что надо. Похоже, он бросился бежать, едва заслышав шипение, и теперь был недалеко от двери, за которой прежде скрылся Яксли. Какой шустрый хорёк... но Гарри быстрее. Он поймал его на бегу, впился острыми клыками в бедро, прокусывая плоть и кости... душераздирающий крик, и палочка Малфоя покатилась по полу. В пасть Гарри брызнула кровь, а его яд потёк по венам корчащегося под ним мальчишки... и страх. Воздух здесь протравил опьяняющий аромат страха... В Гарри полетели заклинания, и он вдруг оказался в воздухе. В прозрачном, блестящем как стекло шаре. Он смутно сознавал, что происходило в зале: все кричали, Снейп истекал кровью под столом, Драко ревел от боли, а над ним суетился отец. Рыдал старший Малфой даже горше сына. Гарри убийственно шипел в своей клетке, недовольный отобранной у него возможностью устроить им всем кровавую баню, и диким зверем бился в магический заслон. Но потом ощутил, что в разуме змеи уже не только он и Нагини... «Убирайся». Такой тон Волдеморта обычно пугал Гарри до смерти, но сейчас из него через край плескалась ненависть, и места страху просто не осталось. А Тёмный Лорд с бешеной злостью пытался взять разум Нагини под контроль. Гарри вдруг вспомнилась картина из детства: Дадли и его противный дружок перетягивают единственный джойстик от видеоигры, и он, не сдержавшись, мрачно, почти истерично расхохотался... «Нет, — рыкнул Гарри сквозь безумный смех, — никогда. Я прикончу вас всех...» Сама Нагини визжала от боли. Бедную тварь на клочки раздирали два взбешённых до невменяемости мага. Гарри бы даже пожалел её, останься в нём хоть что-то, кроме ярости. «Убирайся!» — снова прошипел Волдеморт, и только теперь Гарри заметил, что и его самого корчит от боли. Страшной, обжигающей, точь-в-точь как тогда: раскалённой добела, ослепляющей... «Нет!» — взревел он. Но от крика боль как будто бы стала сильнее, и Гарри понимал, что сдаёт позиции. Это уже было не его тело; он стал здесь захватчиком. У Тёмного Лорда было куда больше опыта, особенно если дело касалось его собственной змеи... С очередным болезненным толчком Гарри вышвырнуло из Нагини, и на нём тотчас же сомкнулась белизна: внезапная, режущая глаз и всепоглощающая. Всё было кончено. Он вернулся в пустой белый мир.* * *
В разуме Гарри свирепствовала буря. ...проснись проснись проснись... Он, спокойный и собранный, стоял в самом её сердце. Ревел гром. Сверкали молнии. Дождь молотил с неба, как артиллерийский залп... ...проснись проснись проснись... Ослепительная вспышка, и Гарри почувствовал его... ...проснись проснись проснись... «Что ж, продолжай». Вкрадчивый голос звучал так чётко, что за ним почти не было слышно грозы. Гарри не ответил, упорно карабкаясь по туннелю к свету... близко, так близко... ...проснись проснись проснись... Белизна... и ветер. Ветер и тот, что бушует сейчас в нём и там — снаружи... «Попробуй проснуться». Ещё одна вспышка молнии, и на секунду Гарри увидел его: Тома Риддла, юного, красивого и такого ненастоящего... ...проснись проснись проснись... Гарри рвался к свету, как ополоумевший... он сделает это, на этот раз у него получится, он знает... «Ты можешь остаться здесь...» Ещё вспышка, и перед ним Волдеморт: белая кожа, чёрная мантия и красные, красные глаза... он засмеялся. Его змеиное лицо буквально перекосило от безумного веселья. Пронзительного, безрадостного. Холодного. Началось оно с мягкого смеха, но очень скоро сорвалось в помешанный, истерический хохот. ...проснись проснись проснись... Вот оно, ещё чуть-чуть... Гарри чувствовал, как у него дрогнули ресницы, как сквозь них пробился настоящий свет... «...навечно». Теперь и буря, и смех — под ним. Наступила звенящая тишина, и Гарри услышал последние, словно отголосок эха, слова. Обманчиво мягкие и ласковые. «Прощай, Гарри Поттер».* * *
В ушах стоял звон. Гарри медленно, хрипло вдохнул. Пошевелил онемевшими пальцами рук, поджал пальцы ног. Он проснулся. Гарри неуклюже открыл глаза. Он лежал на спине, тело казалось тяжёлым и... тёплым. Звон. Откуда этот звон? Гарри пытался проморгаться, чтобы осмотреться, а когда двинул руками, то вдруг понял, что места для манёвра у него маловато... Он... Он в чём-то лежал. По венам побежал адреналин, и Гарри разом пришёл в себя. Здесь было белым-бело. Прояснившееся зрение подсказало: кругом блестел ослепительный, первозданный, никем не тронутый снег. Повсюду, куда ни глянь — бесконечные снег и лёд. Погребённый под снегом мир. Где он? Всё это очень напоминало Антарктиду, которую Гарри видел на картинках, и казалось совершенно необитаемым. Белое небо над головой будто перетекало в белую же землю под ним. Сам Гарри, кажется, лежал в невидимом прозрачном коробе, парящем в нескольких футах от земли. И хотя снаружи явно стоял адский холод, здесь, в этих стеклянных стенах было тепло и уютно... Гарри опустил взгляд на своё — внезапно совершенно голое — тело и попытался сесть. Но похоже, у его короба была крышка: он приподнял голову всего на дюйм и тут же стукнулся лбом. А потом Гарри увидел их. Сотни, тысячи тончайших, похожих на паутину нитей, сотканных из света. Они покрывали его всего, но он совсем их не чувствовал. На ресницах, руках и ногах, груди и ниже... Они были невидимыми, если он лежал неподвижно, но от легчайшего движения преломляли свет и переливались будто искрами. Гарри упёрся руками и ногами в невидимую преграду, но она не дрогнула. Итак, он лежит в коробе, который здорово ограничивает его движения... неутешительный жуткий вывод напрашивался сам собой. На грани сознания забрезжил непрошенный страх... Гроб. И страх обратился неведомой доселе истерической паникой. Он лежал в магическом стеклянному гробу на краю света, куда, похоже, не ступала нога человека. Теснота не давала как следует замахнуться, но Гарри с испуганным воплем изо всех сил продолжал биться в прозрачные стены... они не поддавались, он не мог выбраться... Даже пошевелиться толком не мог... Далёкий ветер завывал монотонным звоном. С гулом носился по необъятным пустошам. Это его всё это время слышал Гарри... хотя ветер и не доставал его здесь, в этой тюрьме-укрытии. Потом Гарри заметил кое-что краем глаза... Там, у самых ног, сбилось нечто очень похожее на ткань. Почти невидимую, будто прозрачную, как само стекло... Сердце в груди замерло. Мантия-невидимка. Гарри воскресил выжженное навечно в памяти воспоминание о Ночном рыцаре... о последнем разе, когда он точно знал, что не спит. По-настоящему не спит. Вот он разглядывает в окне собственное отражение, на коленях лежит рюкзак; перед ним вспыхивают красные, красные глаза, и рюкзак летит на пол, а в рюкзаке — мантия... А сейчас она здесь, накинута на стеклянный гроб... Никто его не увидит. Он буквально на другом конце света, в необитаемом мире льда, снега и бескрайней белизны, и даже если его догадаются искать здесь, даже если пройдут в шаге от него — его не увидят... Но никто не знает, где он, никто не найдёт его, никто... «Смерть никогда не коснётся тебя». И теперь... теперь он проснулся. Он в сознании, но беспомощен и одинок... «...навечно», — эхо голоса Волдеморта засело в сердце как кинжал. Гарри закричал. Он всё кричал, и кричал, и кричал; колотился в своей узкой, продолговатой могиле, пока не сбил костяшки на руках. Блеснули окутывающие его нити, и кожа затянулась сама собой. Они исцеляли его... ...Живой... Запертый в стеклянной темнице с собственными криками. Они отражались от стен и, становясь ещё пронзительнее, впивались ему в уши. Гарри скрёб и царапал свой гроб... — Волдеморт! Истошный крик. Слово, полное ярости и страха, мольбы и упования и ещё множества неясных, но бесконечным чувств... — Волдеморт! Его похититель, его враг, его единственная надежда. С этой минуты его губы словно знали одно только слово. Никто не отзывался. Лишь ветер выл в бесконечно белом мире... Но имя всё рвалось и рвалось с губ... — Волдеморт!