Скованные доверием

      Солас направлялся через Перекресток к месту подготовки ритуала. Его шаг был бодр и пружинист, а сам эльф улыбался уголками губ. Настроение его значительно улучшилось в последнее время, и те соратники, с которыми он общался чаще других, замечали изменения в его поведении. Указать на это самому Соласу никто не решался.       Утренняя эрекция стала его постоянной гостьей, но Солас кое-как научился справляться с этим побочным явлением высшего удовольствия. Вместе с тем он стал чаще ловить себя на мыслях, которые можно было назвать... диверсионными. Он подсчитывал, сколько времени займет окончательная подготовка к ритуалу, — и размышлял, как бы оттянуть самый главный момент.       Он оправдывал себя тем, что уж в этот раз все должно быть безупречно. Все ради того, чтобы никакие Корифеи и прочие монстры, порожденные новым миром, не помешали великому замыслу. Мысль о том, что он всего лишь хочет лишний раз увидеть Тревельян, Солас всячески отодвигал... Но она все равно возникала в его голове сама по себе.       Довольное выражение Солас стер с лица, ступив в элувиан, который вел к месту будущего ритуала.       — Прекрасные новости, hahren! — отрапортовал встретивший его надзиратель.       Солас внимательно посмотрел на него. Беженец из эльфинажа, очевидно. Лишь немногие из долийцев, присоединившихся к армии, отказались снять валласлин, и теперь отличать кочевников от городских удавалось только по манере держаться да по обращению к их владыке. Слово «hahren» было не самым точным, но приемлемым — во всяком случае, от бывших жителей эльфинажа.       — Подготовка ускорилась, — с радостью объявил надзиратель. — Если все так продолжится, мы сумеем закончить на несколько дней, а то и недель раньше!       В груди Соласа поднялась волна негодования.       — Кто дал вам право ускорять что бы то ни было? — Его глаза сузились, в них плескался праведный гнев. — Вы осознаете, с каким материалом работаете? Вам нужно снова объяснить, что стоит на кону?       Надзиратель опешил и будто стал ниже ростом.       — Но, hahren...       Солас усилием воли успокоил себя, чтобы вконец не сорваться, и устало потер лоб.       — Остановить работу. Все перепроверить.       — На это уйдет несколько дней!       — Несколько дней — ничто в сравнении с вечностью. Они ничего не решат. Передай мои слова чародеям: пусть делают, что сказано. И возвращайся к обязанностям.       Несмотря на объявление об отсрочке, все нутро Соласа пело, как он ни пытался это отрицать в молчаливой беседе с самим собой. Десяток дней и впрямь ничего не решат: эльфийская утопия наступит в любом случае, но Соласу — и Фредерике — его решение даст еще немного времени.       Он уже размышлял о том, когда снова сможет отправиться к вражескому лагерю. Вряд ли сегодня. Но, может быть, если устроить парочку отвлекающих маневров... Или что поинтереснее...       Отвар был горьким и щипал язык, как всегда. Фредерика морщилась, допивая последние капли. Сегодня утром ее разбудило сообщение гонца о срочных делах, и она не успела принять заготовленное питье, так что сделала это, вернувшись в шатер уже вечером.       Она чувствовала себя вполне обычно — эта мысль вселяла уверенность. Фредерика не так много знала о беременности (и уж точно не стала бы расспрашивать о ней в лагере) — и все же думала, что к этому моменту уже проявились бы первые признаки. Но тошноты и слабости она не чувствовала, а была здоровой и бодрой, что не могло не радовать.       Однако долгая разлука с Соласом вселяла грусть. Прошло уже четыре дня с их свидания в гроте, а от эльфа — ни слуху ни духу. Фреда прилежно принимала отвар, готовая к тому, что Солас может объявиться и вновь увести ее туда, где их никто не будет искать. Что будет после, и так понятно. Фреда ему доверяла; да, несмотря ни на что, она продолжала ему верить, хотя в ее ситуации можно было ожидать от Соласа подлости и неожиданной смены планов. Он мог увести ее не на ложе любви, а на заклание, чтобы связь с шемленкой больше ему не мешала.       Но Фреда ждала не этого. Она ждала, что он появится вновь и обнимет ее, и в его лице она увидит нежность и желание.       Опрометчивая, наивная Тревельян, она рисковала даже не собственной жизнью, а ставила на кон в этой партии целый мир. И играла она почти с божеством, мудрым, таинственным, известным хитрецом. Поверить в то, что он увидит в ней нечто особенное и забудет о «спасении» своего народа, было высокомерно, да и попросту невозможно.       Убирая в укромное место фляжку из-под отвара, Фреда все качала головой. Разум сражался с сердцем, а осторожность — с беззаветной любовью. Она много думала и прикидывала наперед, но прозрачнее их будущее не становилось.       Солас все не приходил, и это могло означать что угодно.       Но не успела Фреда довести себя до совсем упаднических мыслей, как задний полог ее шатра распахнулся. Она увидела своего любимого. По его лицу, почти непроницаемому, но приветливому, было непохоже, что впереди заклание...       — Ma lath! — вырвалось у нее радостным шепотом.       И Фреда юркнула в просвет, помня, что надо пригнуться, а все объятия — потом. Она была одета, раздразнена разлукой, кровей можно было не ждать еще пять-десять дней, а Солас, что окольным путем вел ее к храму, поглаживал большим пальцем ее ладонь, отчего сердце Фреды таяло. В ожидании момента, когда они останутся наедине, она не могла сдержать счастливой улыбки.       И вот они уже тихо пробирались к элувиану, прямиком в неизвестность. Фредерика на этот раз не спрашивала ничего. Она только нежно сжимала руку Соласа и (он был в этом уверен) разглядывала его напряженную спину. Он чувствовал этот взгляд и мог описать его: любящий, предвкушающий, просящий... Фредерика снова и снова изучала его, будто бы каждый раз другого. И Солас замечал. Рядом с ней он — не он. Не тот умудренный жизнью эванурис, во всем полагающийся на свой опыт и работу ума, и куда реже — на слепой случай. А совсем другой эльф, который исчез в его душе много-много лет назад, еще до утенеры. Он забыл себя такого — и будто снова знакомился с собой. Через шемленку...       Но вот последний элувиан — и они оказались в полутемной библиотеке. Фредерика прищурилась, пытаясь разглядеть пространство вокруг себя, но затем ее глаза расширились от удивления.       — Солас, это... Только не говори, что мы...       Солас загадочно улыбнулся и взял какую-то книгу с ближайшей полки. Вслед за этим открылся проход, куда эльф поспешно нырнул. Фреда послушно шла за ним и недоумевала: как так оказалось, что он привел ее в Зимний дворец Халамширала? Прямо под нос Гаспару? Пока она пыталась понять, в чем же трюк, Солас провел ее через несколько комнат прислуги, и, нажав на почти невидимый камень в стене, вышел в светлую, роскошно убранную комнату. Богатство здесь лилось через край, в камине живо вился огонь, шикарная кровать громоздилась на помосте, а неподалеку стоял, уставленный яствами, небольшой овальный столик.       Фредерика от изумления потеряла дар речи, она могла только бормотать, не веря своим глазам:       — Это же покои Селины.       В ее жизни бывали разные авантюры. И это проникновение во дворец, да что там — в императорскую спальню! было даже не первым. Но и тогда, и сейчас, невзирая на то, что ее привели сюда за руку, Фреда ощущала себя не в своей тарелке.       Солас, напротив, чувствовал себя вполне комфортно. Он снял волчий плащ, широким жестом отправил его на спинку резного стула и проследовал к столику.       — Император Гаспар сегодня перед трапезой получил волнующее известие, требующее его присутствия в — какая жалость! — Лаидсе, в нескольких часах езды отсюда. Увы, добравшись туда, он узнает, что задержаться ему придется где-то на сутки. А значит, пропал его вкусный ужин. Не оставлять же слугам.       Солас обернулся, отодвигая стул, и подмигнул Фредерике:       — Не составишь мне компанию, Инквизитор?       Он был спокоен, даже весел, да и вел себя так, словно весь дворец принадлежал ему. Такого Соласа Фредерика не видела уже очень-очень давно. Его настроением легко было заразиться, особенно ей, с ее чуткостью. Непослушной рукой Фреда отстегнула фибулу дорожного плаща. Возле камина становилось жарко, и она избавилась еще и от куртки.       Затем — села на предложенный стул, улыбнувшись Соласу неуверенно, но тепло:       — А если услышат?       — Эльфы из людской? — Она бы даже по голосу различила, как Солас вскинул бровь. — Они у себя, видят десятый сон. Охрана дворца стережет вход в императорское крыло, но не стоит у Гаспара под дверью: он не любит, когда с ним нянчатся. Как и я.       Рука Соласа на долгое мгновение легла Фреде на плечо, и женщина вспомнила, зачем они здесь. В животе вновь заворочалось предвкушение... и заодно легкий голод. Она сытно поела в лагере, но простая солдатская каша не сравнится с ужином для императора. Птифуры выглядели маняще, фрукты хвастали налитыми боками, на подносах было и мясо, и аппетитный гарнир... Нет, больше всего ее интересовал нежный крем-желе. Фредерика смахнула пальцем и с удовольствием слизнула кремовую шапку, тут же пройдясь языком по губам. Затем подняла глаза на Соласа — тот смотрел только на нее. По-своему голодно, чего не мог скрыть даже со всем умением прятать истинные эмоции.       Его рука соскользнула по плечу Фредерики вниз, огладила и снова поднялась вдоль шеи, потихоньку зарываясь в волосы. Эти прикосновения будоражили. Чуть влажные губы Фреды горели без поцелуев.       — Мы можем оставить еду на потом, — сказала она вибрирующим, как струна, голосом. — Она никуда не денется, верно?       — Или... — Пальцы Соласа очертили место на ее бледной шее, где еще пару дней назад красовался засос. — Мы можем насладиться ею в процессе.       Фреда чуть слышно застонала и закрыла глаза, ощутив, как он массирует кожу головы.       Далее было представление — бесстыдное в своем проявлении, безумно сексуальное. Завороженная Фредерика наблюдала, как Солас мягко и расслабленно называет все блюда, стоящие на столе. Фредерика их знала, ей доводилось пробовать изысканную кухню на светских раутах; вдобавок Жозефина нет-нет да и баловала новым заказом. Но в исполнении Соласа простое перечисление яств на удивление будоражило. Он говорил преимущественно один, Фредерика же наслаждалась своей пассивной позицией, полностью расслабившись.       Первыми жертвами стали канапе. Для Гаспара — признанного гурмана — их делали необычными. На одной шпажке было собрано, казалось бы, несовместимое сочетание, и все же, попробовав такую, можно было ощутить полную гамму раскрывающихся вкусов. Вот Солас выбрал канапе и поднес ко рту Фреды. Прожевав, Фредерика довольно причмокнула: сладость и соль, это действительно вкусно. Вторая шпажка отправилась в рот Соласу — и Фреда с замиранием сердца следила, как он губами снимает кусочки с палочки, облизывается и дает краткую оценку.       Следующими были тарталетки. Здесь Вестница позволила себе немного поозорничать. Едва Солас доверил ей попробовать один такой деликатес, Фреда на миг задержала его руку, прошлась языком вдоль эльфийских пальцев и только затем надкусила корзиночку. Пока Фреда жевала, то заметила, что взгляд Соласа стал глубже и дыхание, похоже, участилось. Мысленно она улыбнулась своей проказе и не преминула ее повторить, только уже отставив вторую тарталетку в сторону и полностью завладев ладонью явно довольного эльфа.       Наконец Солас взглянул на серебристый поднос.       — А. И, конечно же, на десерт у императора яблочный пирог с джемом. Попробуешь?       Не самое изысканное блюдо, но, несомненно, одно из самых лакомых. Яблоки в это время года были кислыми, что в сочетании с сахаром давало поистине волшебный вкус. Фредерика кивнула, и Солас отрезал кусочек, а затем с лукавством во взгляде смотрел, как она ест.       — Что? — спросила она, когда он как-то по-особенному улыбнулся.       — Ты немного испачкалась.       Фреда смутилась. По направлению его взгляда она поняла, что джем остался на ее щеке, и потянулась за салфеткой. Но Солас перехватил ее руку. Наклонившись к лицу Фредерики, он коснулся языком испачканной щеки, лизнул нежную кожу. Фреда легко вздрогнула, а возлюбленный двумя пальцами придержал ее подбородок и повернул к себе. Ее губы были приоткрыты, кое-где на них еще оставались следы янтарной сладости. Солас задержал на них взор, проваливаясь в пучину близости, и жадно приник.       Он целовал ее недолго — еще не время, еще успеют, — но после снова улыбнулся и низко произнес:       — А этот джем действительно вкусный. Он будет хорошо смотреться не только на губах. Что скажешь?       А что она могла сказать?       — Да, — выдохнула Фредерика и резко поднялась со стула.       За прошедшие дни она успела соскучиться по его поцелуям, оттого ее взгляд невольно падал на четко очерченный рот, произносивший самые невинные вещи настолько чарующе, что они становились до трепета сексуальными. А как целовал этот рот!.. Его прикосновения нужны были Фреде, как воздух. Она представила, как Солас пройдется поцелуями по ее телу, пока его жаркий, бесстыжий язык будет слизывать с нее джем — и облизывать эти губы...       Она впилась в них, целуя эльфа глубоко и отчаянно. Похоже, Солас был рад сдаться ее напору: его руки немедленно легли на бедра Тревельян и принялись шарить по ее телу, сминая одежду. Покои императора наполнились новыми звуками: шелестом, шуршанием, причмокиванием, шумным дыханием; Фреда могла бы поклясться, что любимый тихо простонал, стоило ей проникнуть языком в его рот. Солас казался почти податливым, но это ненадолго, ведь Фреда знала: он не упустит случая перехватить инициативу, — и с жаром в груди ждала этого момента.       Поцелуй ее длился, пока на пути не оказалось императорское ложе, чистое, свежее и невероятно мягкое. На нем можно было почувствовать себя королевой, ну или просто знатной дамой без всяких забот. Солас быстро справился с частью ее одежды, и согретые простыни Фреда ощутила уже обнаженной спиной. Сиреневые глаза эльфа мерцали. Как и ожидалось, теперь дело было за ним.       — Я хочу тебя, — произнесла она, поддавшись чувствам.       — Терпение...       И он прихватил со стола серебряную ложечку, зачерпнув ею джем.       От холодного прикосновения ложечки к коже Фреда вздрогнула. Солас медленно, очень медленно вел дорожку из джема вдоль ее тела, обведя соски и теперь опускаясь ниже солнечного сплетения, прямо к лобку. Рисовал какие-то узоры верной, твердой рукой — что взять с художника? Сдвинул кромку ее штанов и белья, раздел Тревельян окончательно и завершил рисунок.       Фреда втайне порадовалась, что буквально сегодня побывала на реке. Так что приникший к ней Солас ощутил вкус не грязи и пота, а воды в сочетании со сладостью джема. Он коснулся соска языком — и Тревельян застонала.       Нависший над ней Солас не просто слизывал джем — теперь он игрался с соском, обводя языком, посасывая и дразня. В ответ на любое движение Фредерики он лишь удваивал усилия, заставляя ее заходиться в стоне или часто дышать. Каждый женский вздох подначивал Соласа. Пару раз он порывался переместить свободную руку в другое место на ее теле, но быстро вспоминал о том, что тогда разрушит шедевр, созданный им самим. От груди он оставил мокрую дорожку до ключиц, плавно очерчивая изгибы и отвлекаясь на нежную шею. Фредерика с готовностью запрокинула голову, чувствуя, как эльфийский рот засасывает кожу. Но ей было плевать. Она была готова уйти отсюда вся фиолетовая, лишь бы это длилось дольше. Рукой она ласкала острое ухо, которое вздрагивало и быстро краснело под чуткими пальцами.       Но вот Солас вернулся к своим узорам. Вот язык заскользил по ложбинке груди, достиг пупка и остановился, выписывая круги, раз за разом шире и шире. Руки массировали грудь, мягко сжимая ее и лаская соски. Солас вдыхал грозовой запах Фреды, смешанный с фруктовым ароматом, и уже думал, каким будет вкус, когда он доберется до десерта... В комнате было жарко, оставшийся джем растекался, делая Фреду более липкой и сладкой. Соласу это нравилось: парадокс, но эта шемленка — словно арлатанское яблоко, которое судьба в последний раз дозволила ему вкусить. Сам того не замечая, эльф ускорился, чтобы перейти к главному.       Ведь уже там, внизу, Фреда текла. Она негромко, но жарко постанывала, плавая в море ощущений, будто зависнув на его поверхности, и не чувствовала под собой постели. От мысли, что Солас делает все это с ней и ради нее, Фреда чувствовала, как подступают слезы. Сердце разрывалось от благодарности и любви. Только бы он подарил ей еще немного взаимности...       Но будто бы Солас желал останавливаться! Напротив, он чутко прислушивался к телу Фреды, выбирая более извилистый путь вниз, хотя ему самому уже не терпелось. Наконец, дразнящий язык достиг цели, и Фреда выгнулась. Так приятно. Так идеально. Именно там, где она хотела его чувствовать. Каждый раз, когда Солас ласкал ее, ее захлестывали небывалые ощущения. И сейчас Фредерика не сдерживалась, а подавалась к нему часто и страстно. Он так горяч. Так легко держит ее ритм, а его руки нежно, размашисто, очень-очень правильно гладят женские бедра.       — С-Солас... — издала она на выдохе; слово перешло в стон, затем в новые слова. — Не прекращай! О, Создатель!       И Фреда покраснела от вожделения.       Вначале Солас хотел остановиться, чуть-чуть потянуть, наполнить ее желанием до краев... Но после ее просьбы передумал. Видно же, что сейчас Тревельян не может ни во что играть — во всяком случае, пока не получит первый оргазм. Она была сладкой (от джема) и кисловатой (сама по себе). Ее вкус для чуткого к таким вещам Соласа был лучше всего на свете. Он, не стыдясь, причмокивал и слизывал, и быстро-быстро орудовал языком, то и дело забирался глубже в нее, затем снова дразнил наиболее уязвимую точку. И так, пока Тревельян не вскрикнула и не сжала мягкими бедрами его голову. Она тяжело, с постаныванием, дышала, а Солас все так же пробовал ее влагу, одурманенный тем, какая она... Какая она.       Взгляд у Фреды был совершенно осоловелым.       — Очень вкусно, — шепнул Солас, прижимаясь к ней сбоку, — но вряд ли дело в джеме.       На это она лишь простонала в воздух, неспособная на другой отклик. Солас гладил ее чуть липкое тело и ждал, пока у Фреды не появятся силы продолжить. Сам он практически изнывал.