* 🥀 *
До самого вечера Сону и Сонхун проводят время вместе, но неожиданно за каннибалом приезжает Чимин и буквально выдёргивает его из рук Сону, бросая напоследок крайне странный взгляд. Он заседает в Сону на пару часов, пока он убирается в комнате и раздумывает над тем, что вообще творится в странной голове старшего Пак? Что вдруг за срочные дела у него с Сонхуном, что он не дал им даже целого дня после полутора месяцев разлуки? Уже ближе к полуночи, Сону понимает, что его силы стремительно покидают тело, а кровь, которую ему оставлял Тэхён, кончилась. Это означало только одно: ему придётся спуститься в общую кухню за гемаконом. И единственное, что в этом путешествии Сону радовало — он мог восстановить уровень яда в своей крови заново, после того, как почти всю её выпустил из него дедушка. Признаться честно, за несколько часов, проведённых с Сонхуном, Сону будто забыл обо всём том кошмаре, что случился с ним за столь долгое время. Но вот эти мысли атакуют его снова, когда он спускается по лестнице, и ему даже приходится схватиться ладонью за стену, потому что голову ведёт. И далеко не только от голода. Кровавые вспышки, фантомные боли, слабость и страх, царапающий под самой кожей. Сону сцепляет зубы и шаг за шагом спускается вниз, с трудом, игнорируя редких вампиров, проносящихся мимо. Как долго ему придётся восстанавливаться? Как долго после этого его будут атаковать новые кошмары? А он уверен, они будут. Справится ли он с этим сам? И поможет ли ему Сонхун. К его удивлению, в столь поздний час кухня была заполнена сразу несколькими маленькими учениками, что с глупым хихиканьем, заметив его, тут же выбросили пустые гемаконы и разбежались, словно тараканы при включённом свете. Сону фырчит из последних сил. Он тоже когда-то был таким беззаботным, жизнерадостным ребёнком. А теперь вот буквально полз до общего холодильника с кровью, как какое-то бесполезное присмыкающееся. Первые глотки крови даются жадно, трудно, он едва не захлёбывается, но отрывается от гемакона, чтобы дрожащей рукой достать из кармана пиджака колбу с ядом. Он зубами выдёргивает пробку и просовывает горлышко в оторванный уголок, наполняя кровь в пакете прозрачной жидкостью. Ему необходимо восстановить баланс яда в организме. Вспомнить, каково это: пить яд на постоянной основе. Конечно, даже несмотря на обновление крови в его теле, он уже привык ко вкусу и жжению в венах. Но сейчас, пока он так слаб снова физически вдруг морально, каждый глоток даётся ему едва не сквозь слёзы. Такой необходимый и болезненный глоток, спасающий его хотя бы от внезапного нападения какого-нибудь психа, какие в Академии водятся.[PVRIS — dead weight]
На внезапный шорох Сону вздёргивает голову и почти машинально прячет пустую колбу в кармашек пиджака, едва не роняя её. Психи в этой Академии, все как на отбор, почему-то достаются именно ему, как выигрыш в казино. — Привет, — замерший в дверном проёме, тихо произносит Ёнджун. Его розовые волосы забраны в небрежный низкий хвост, а вместо спортивного костюма или школьной формы, на нём лишь серые пижамные штаны и футболка с принтом какой-то цитаты на английском. И в такой одежде его волосы смотрятся куда более гармонично. Сону коротко кивает и молча возвращается к гемакону, делая новый глоток и ощущая, как силы постепенно возвращаются, оживляя каждую его мышцу. — Не помешаю? — Помешаешь, — бурчит Сону хмуро. И в недоумении вздёргивает брови, когда Ёнджун внезапно, кивая в понимании, разворачивается, чтобы уйти. И Сону приходится оторваться от крови, чтобы окликнуть его: — Эй! Если ты поесть, то проходи. Ёнджун оборачивается, недоверчиво смеряя Сону взглядом. — Какая любезность с твоей стороны, — фырчит он, бесшумно приближаясь к холодильнику и заставляя Сону вжаться спиной в высокий металлический стол, словно стащенный из какого-то медицинского заведения. — Ты пропадал. — Как внимательно с твоей стороны, — хмыкает Сону. Только слепой мог не заметить, что его не было в Академии столь долго. — Были дела? — Ёнджун же облокачивается спиной прямиком о серебристую дверцу холодильника, отрывая уголок гемакона и делая первый ленивый глоток. — А у нас светская беседа или ты из чистого любопытства? — Банальное уважение и воспитание. Мы, вроде как, занимаемся у Чонгука в паре. — Было-то один раз. — Я бы повторил, — поводит плечами Ёнджун. — Мне не хватает грамотного спарринг-партнёра. — Среди целого выводка в том зале? Слабый подмаз, — закатывает алые глаза Сону, допивая свою кровь. — Такой силы, как была в тебе в тот день, да, — просто признаётся Ёнджун. — И такого, который не прячет в бинтах что-то опасное или тяжёлое, чтобы нанести увечия. Пусть и ненадолго. — А как же Кай? По-моему с ним весело. — Кай выпустился две недели назад. Сону не удерживается от того, что вздёргивает брови под тёмную чёлку. — Вот как, — тянет он, сминая гемакон и отправляя его в мусорное ведро. — А из нового потока, никто не заинтересовался боями. Так что, да. Я считай остался без пары вовсе. — И с кем же дерёшься сейчас? — С кем придётся. И крайне от этого страдаю, — усмехается Ёнджун, облизывая кровавые губы. Он вдруг сужает глаза и впивается ими в лицо Сону. — Выглядишь неважно. — Не думаю, что это твоё дело, — щетинится Сону. — Слушай… — Ёнджун вдруг прячет взгляд. — У меня не было момента в тот раз или позже, но я хотел бы извиниться за Кая. Его поведение… — Не твоя забота, — припечатывает Сону, скрещивая руки на груди. — Полагаю. — Полагаешь неверно. Потому, что он был под моим наблюдением всё то время. — И почему только вам всем так нравится играть в нянек. — Не думаю, что тебе будет интересна эта длинная история. — Ты чертовски прав, — ухмыляется коротко Сону. Но Ёнджун не теряет серьёзного взгляда, напрягая этим до неприятного зуда под кожей. — Но раз уж я был за него ответственен, прими мои поздние извинения. — Это лишнее, но ладно. Если тебе станет легче. — Спасибо, — кивает Ёнджун. — Вообще-то легче. И, к твоему сведению, нет, я не набиваюсь в твои друзья, но просто хочу предупредить на будущее. Если тебе вдруг понадобится помощь, какая-либо, можешь обращаться. Я не откажу. — С чего вдруг столько любезности? — щурится Сону. — Удивишься, но я один из самых адекватных и безобидных, среди Древних и старших. Как Сонхва, например. — Ужели? А чего же ты тогда вообще тут делаешь? — Уверен, что хочешь узнать? — на этот раз усмешка трогает пухлые губы Ёнджуна, которые тот снова пачкает кровью, делая пару глотков. — Раз спрашиваю. — Я отбываю наказание за брата. Он сбежал с места преступления, а я не захотел, чтобы его искали. И признал вину за собой. — А разве Джейк не увидел по твоему прошлому, что ты лжёшь? — непонимающе хмурится Сону, прикусывая изнутри щёку. Не хотел он упоминать своего братца в суе, конечно. — Увидел, — уголком губ улыбается Ёнджун. — Но он уже давненько прекрасно осведомлён о наших взаимоотношениях. И прикрыл Бомгю тоже, признав, что я был один в том доме. А так, как ему верят, то даже сомнений не возникло, несмотря на улики, явно не указывающие на меня. — Улики? — кривится Сону. — Мы — вампиры, убиваем всегда одинаково. Или у твоего брата, как у какого-нибудь серийного убийцы среди людей, свой особый способ помечать трупы? Он ляпнул это с сарказмом. В шутку. Он едва не умирает на месте, когда слышит вдруг озвученный ответ, обмирая.[Gracchus — part I]
— У всех Потрошителей один и тот же способ, — как ни в чём не бывало говорит Ёнджун. Так просто, будто это само собой разумеющееся. Будто Потрошители — не давно забытый и вымерший вид. — Что? — у Сону, кажется, кружится голова, от ударившей в неё крови и расползающегося по венам яда. — Не знаешь о них? — искренне удивляется Ёнджун. — О, это ещё один подвид вампиров. Как каннибалы, например… — Я…я знаю. Знаю, просто…разве они не вымерли? Вместе с Александром? — Как оказалось, нет, — вдруг моментально мрачнеет Ёнджун, сжимая в пальцах гемакон с остатками крови. — Не знаю, в курсе ли ты всей истории этой войны, но…наши с Бомгю родители, были одними из тех, кто пошёл против Совета. И отправились туда. Сону невольно охает, опираясь ладонью о стол позади себя. Он чувствует себя слабым человечишкой, у которого от ужаса подкашиваются ноги. Он знает, он помнит. Конечно же, он помнит их имена в той книге. — Они оставили Бомгю совсем крохой на моих руках. И боролись за наши жизни. За жизни всего вампирского рода и человеческого, как ни странно, тоже. Но они погибли в сражении, — голос Ёнджуна становится слегка сиплым, а взгляд пропадает в кафельном полу под ногами. — А я остался один воспитывать брата. И каково было моё удивление, когда Бомгю вырос тем, кто убил наших родителей? Вот так, внезапно, спустя всего тринадцать лет, представь, ты узнаёшь, что единственный дорогой и родной тебе вампир, оказывается из тех же, кто оставил вас сиротами? Это было большим ударом для меня. И, не скрою, я подумывал о том, чтобы убить его однажды. — Но как ты… — Сону не находит слов, сглатывая горечь и скопленную во рту слюну. — Он же твой брат… — Мы справились бы. Будь родители живы. Но без них, Бомгю становился всё более неуправляемым. Всё более ненормальным. Он проводил в Академии так много времени, что почти не жил дома. И вскоре мне пришлось присоединиться к его убийствам, хотя бы, чтобы попадать в Академию вместе с ним. — Но разве Академия не создана для всех, кто хочет быть здесь и исправиться? — Не для тех, кому уже за двадцать пять, — печально усмехается Ёнджун. — Добровольно сюда можно попасть только до двадцати. Все остальные приводы — как наказание. Я убивал ради него. Я пытался спасти его. Но, увы. Чем старше он становился, тем хуже становилось ему. — И как…теперь? — Теперь, он Потрошитель до кончиков пальцев. В нём не осталось почти ничего от того Бомгю, которого я растил. Да, иногда в его сознании случаются просветы, и он общается со мной, как ни в чём не бывало. Но зачастую, он просто прячется в тени, изредка наведываясь домой без предупреждения. А, когда ему не хватает зрелищ, объявляется вновь. И так, я знаю, где его искать. Сону чувствует, как в глазах собираются слёзы. И пусть лучше Ёнджун подумает, что его каменное сердце настолько тронула история, чем узнает, что на самом деле плачет Сону по себе. Выходит, чем больше он будет убивать, тем меньше адекватного в нём останется. Он не сможет остановиться, он продолжит убивать, стирая грани. Всё больше и больше, потому что ему всегда будет мало. Его не спасти. У него нет выхода. Если только пытки дедушки не помогли ему, и он сможет всё же жить дальше. Сокджин ведь как-то смог дожить до глубокой старости, будучи Потрошителем? А значит, всё-таки, пусть и жесточайший, но способ держать себя в руках, есть? — Прости, — встряхивает головой Ёнджун, выбрасывая недопитую кровь. — Загрузил тебе голову перед сном своим дерьмом. — Нет, всё…в порядке, — отмахивается Сону. Красные глаза Ёнджуна будто с благодарностью и усталостью уставляются на него. — Правда? — Да. И…мне жаль, Ёнджун. Он ждёт, что вампир усмехнётся, махнёт рукой и не поверит его словам. Но Ёнджун лишь кивает осторожно, поджимая губы. И уносится размытым пятном из кухни, не прощаясь. Сону правда жаль. Только неясно кого больше: Ёнджуна или себя?* 🥀 *
[ENHYPEN — Sacrifice]
Всю ночь Сону не может сомкнуть глаз. Он крутится в своей кровати с боку на бок, в ожидании Сонхуна, но тот так и не появляется, даже когда искусственные окна светлеют при наступлении рассвета. Сону удаётся подремать всего час, в который его сознание отключается и дарует ему сладостную тьму без каких-либо снов. Только вот к исправительным он просыпается совершенно разбитым, вновь ослабшим и мрачным из-за пустоты на разломанной кровати напротив. Он на ходу пьёт схваченный в кухне гемакон с кровью, пока несётся по коридорам к нужному кабинету. Надеется, что Сонхун уже там и просто ждёт его. Но Сонхуна нет и на этаже, где столпились уже другие ученики. Сону замечает Ёнджуна, разговаривающего с какой-то девушкой, замечает и знакомых Сонхуна, которых пару раз видел до этого. Но никто из толпы — не сиреневые глаза с лукавым прищуром. Это заставляет тревогу в Сону расти всё больше. Особенно, когда дверь в кабинет приоткрывается, и из неё замогильный голос зовёт их пройти внутрь. Оглядываясь вокруг и заходя последним, Сону не представляет, как справится один, но вихрем мимо него проносится знакомый запах леса, а дверь за спиной захлопывается, оставляя его с одноклассниками в полумраке крохотного класса. Пальцев его касаются чьи-то ледяные, и Сону едва не вскрикивает, резко оборачиваясь и замечая рядом стоящего Сонхуна со взъерошенными чёрными волосами и сияющими в темноте сиреневыми глазами. — Привет, — шепчут полные губы. Но звук этот прерывается громким голосом впереди. — Приветствую! Но не жалую. Сегодня обойдёмся без представлений и долгих речей, и перейдём сразу к уроку. Сону ничерта не видно за чужими головами, но зато его нос прекрасно ощущает то, что происходит впереди. Густой запах забивается в его лёгкие, пропитывает, кажется, каждый миллиметр его школьной формы, кончики волос. Сону так крепко сжимает пальцы Сонхуна, что боится оставить следы. Но его голову ведёт, а в глазах темнеет от насыщенного запаха крови. — Урок…начат! Сону не знает, что там, но это «что-то» очевидно способно свести его с ума. Кровь. Свежая, живая. Неясно налитая ли куда-то, неясно откуда взявшаяся. Но он ощущает её вкус на кончике языка. Густоту, сладость. Он сглатывает слюну с ядом, чувствуя, как сильнее кружится голова. И, когда он уже готов рухнуть, в волосы на его затылке зарываются ледяные пальцы, а нос вжимают в холодную кожу куртки, прижимая теснее. Не сдерживаясь, Сону глубоко вдыхает запах леса, лаванды и кожи, теснее приникая к груди Сонхуна. Такие спасительные и родные запахи. Хоть немного сейчас для него перебивающие манящую кровь. Зажмуриваясь крепко, Сону ощущает, как радужка его наполняется алым светом, как пульсирует зрачок и сжимается от внезапного дикого голода желудок. Он готов броситься вперёд, раскинуть всех и выпить то, что там находится. Полностью, до суха. Его суставы уже начинает выкручивать, и он не представляет, как сможет справиться с этой пыткой. Внезапно, все полтора месяца в доме дедушки, кажутся ему пылью. Его столько раз пытали подобным, но он сейчас, как впервые, так сильно желает этой крови, что кружит голову, заполняя собой весь класс. Вампирам не нужно дыхание, но Сону приходится дышать сейчас ароматами, исходящими от Сонхуна. Чтобы хоть как-то забить въевшийся в сознание запах чьей-то крови. Получается у него это не сразу, и на ладони Сонхуна обязательно останутся ненадолго следы полумесяцев его ногтей. Сону благодарен, что они не стали подходить ближе и так и остались, спрятанные за всеми, у двери. Он не смог бы сдержаться, будь он чуточку ближе. И кто знает, чем бы всё это в итоге кончилось? Урок же в руках Сонхуна, кончается для Сону резким и ярким светом, бьющим по глазам, как только им разрешают уйти. Они уносятся так далеко от кабинета, как могут, останавливаясь лишь на лестнице, вдалеке от пропитанного кровью класса. Сону по-прежнему держится за Сонхуна, пока тот, хватая ртом чистый воздух и очищая лёгкие и нос, постепенно приходит в себя тоже. — Это было так невыносимо. — шепчет Сону, опуская голову. — И так будет каждый раз, — задушенно проговаривает Сонхун. — Исправительные Хосок-ши — самые дикие из всего, что здесь можно было придумать. — Спасибо, что остался со мной, — чуть слышно произносит Сону. В голове же додумывает: «спасибо, что проходишь это всё вот уже полтора месяца ради меня.» — Тебе нужно поесть, — откашливается Сонхун, выпрямляясь и откидываясь спиной о стену. — Да и мне не помешало бы. Что у тебя сегодня ещё? — Бои у Чонгук-ши, — наконец поднимает прояснившийся взгляд Сону. — А у тебя? — Ничего особенного. Проводить тебя до кухни? — Доберусь. Иди лучше тоже поешь. Их руки почти разделяются, но Сону хватает кончики пальцев Сонхуна в последний момент, останавливая. — Почему ты не пришёл ночью? — Долгая история, — устало отмахивается Сонхун. — Иди подкрепись. — Ладно, — кивает Сону. Замечает при ярком свете на лице Сонхуна посеревшую кожу, тёмные под глазами круги и совсем бледные губы. Будто он сутки не ел или ночь не спал. Как и сам Сону, думает, что выглядит ничуть не лучше. Измотанный к тому же, такими жуткими исправительными. Сону провожает спину Сонхуна взглядом, прежде чем сам находить в себе силы спуститься в кухню. Его день только начинался, а он уже хотел, чтобы тот скорее закончился.* 🥀 *
Занятия у Чонгука — единственное, пожалуй, что Сону хоть как-то воодушевляло. К тому же, спустя немалый перерев, Сону боялся, что его снова поставят в пару с кем-то не тем, хоть и прекрасно понимал, что Чонгук вряд ли такое допустит. Но как знать? Его силы больше не подпитывались от выпитой человеческой крови, его кровь только привыкала к яду, делая его немного слабее, чем обычно. Но, переодеваясь в раздевалке возле зала, Сону всё равно чувствовал это воодушевление и счастливое предвкушение в груди. Он так скучал. — И снова привет, — подмигивает ему Ёнджун, едва только Сону ровняется с ним, бегло оглядывая учеников. Кая он к своему облегчению и правда не замечает. Но зато видит много новых лиц. — Привет, — кивает он, заводя руки за спину. — Шумиха какая-то, — морщится Ёнджун, завязывая на затылке хвост. — Все только и шепчутся о том, что к нам в группу добавят новичка, сразу перескачившего первые подготовительные. Как с тобой было. — Что в этом плохого? — Для меня — ничего. Для остальных — повод посплетничать. — Бесмысленный трёп получается, — хмыкает Сону, кусая губы и находя глазами Чонгука. Он машет ему рукой и коротко улыбается. — Для девчонок это ещё и повод повилять задницей, — закатывает алые глаза Ёнджун. — Благо не все у нас такие. — Вообще не вижу смысла ходить на борьбу ради парней…[Paramore — Ignorance]
Сону фырчит, оборачиваясь на громкий стук дверей, и замирает на месте, размыкая губы в удивлении. Его же слова больно бьют ему под дых, потому что, поправляя бинты на ладонях и взмахивая чёрной чёлкой, в зал неспешно проходит Сонхун, сверкая сиреневой глаз в его сторону. Сону почти не слышит задушенных вдохов со стороны, присвиста Ёнджуна, потому что клыкастая ухмылка расползается на полных губах, а каннибал вдруг пересекает расстояние между ними в один миг, размываясь пятном, и останавливается всего в несколкьих сантиметрах, задирая подбородок и выглядя при этом будто ещё выше, чем обычно. — Приветик, королева. И улыбка на губах Сону расцветает сама собой, вместе с розовеющими скулами. — Сам Пак, — тянет Ёнджун, выдёргивая Сону из его радости и заставляя отвернуться от Сонхуна, продолжающего ухмыляться. — Сам Чхве, — зеркалит тот. — Вот уж не думал, что тебе интересны развлечения простых «смертных», — прыскает розоволосый. — Умею удивлять, получается? — Лучше удиви меня тем, что умеешь на матах. — Ох, прости, — дует губы Сонхун, делая грустный вид. — Но мы не сможем встать с тобой в пару, Ён. — А? — Чонгук-ши сказал, что вам как раз не хватало одного вампира в пару к уже опытному бойцу… Стоя спиной к Сонхуну и глядя в постепенно становящееся удивлённым лицо Ёнджуна, Сону нисколько не ожидал, что на его плечи вдруг ляжет забинтованная рука, а в макушке поселится прохладный кровавый воздух: — Так что, я здесь для Сону. Сону не знает, кто удивлён больше: он или Ёнджун. Но оба они стоят оторопевшие, глядя друг на друга в одинаковом замешательстве. Первым отмирает Чхве, встряхивая головой. — Всякого дерьма я в жизни повидал. Но видеть кого-то в друзьях у тебя…без обид, Пак… — Какие обиды? — усмехается Сонхун, сжимая напоследок плечо Сону и убирая руку. — Не у меня же увели партнёра. Он отходит к Чонгуку, что как раз приближался к ним, оставляя Сону и Ёнджуна ненадолго наедине. Переварить услышанное и грядущее. — А нас предупредить о смене пары не судьба была? — шипит Ёнджун. — Ты не был в курсе? — Да он даже не интересовался никогда боями, — разводит руками Сону, косясь на Сонхуна, весело болтающего с учителем. — И даже не сказал ничего мне. — А вы…ну…правда друзья? — Вообще, да. Но… — Но? — Но друзья обычно всё друг другу рассказывают. Разве это могло быть секретом? — Дам тебе на будущее один совет, Сону, — понижает голос Ёнджун, подходя ближе: — Ты никогда не узнаешь, что творится в голове у другого вампира. Так что старайся рассчитывать на пару шагов вперёд. — О чём ты? — хмурится Сону. — Так. Просто совет. Раздаётся трель свистка, и все ровняются по две линии. Но в Сону клокочут эмоции. При всей его радости от появления Сонхуна, он искренне не понимает: к чему было хранить это в секрете? Удивить? Сделать сюрприз? Сону ненавидит сюрпризы. Заставить удивиться остальных? Но зачем? Он обкусывает щёки изнутри, пока Чонгук поовещает всю группу о новичке, представляя Сонхуна, и объясняя, что он будет работать в паре с Сону. И да, это здорово, что Сону сможет заниматься с тем, кому доверяет, не ожидая подвоха. Но всё же, стоило ли делать из этого тайну? Или Ёнджун прав и при всей их внезапной дружбе, с Сонхуном стоит быть осторожным? Но ведь их связь…[Palaye Royale — Bullet with butterfly wings]
…их связь становится основным фундаментом для первого спарринга. Сону смотрит прямиком в сияющие сиреневые глаза, следит за тем, куда клонится голова Сонхуна, как расставлены его руки, словно ловушка, как плавно передвигаются по мату длинные ноги. Они уже не раз от злости и ради смеха играли по комнате в догонялки, пытаясь схватить друг друга. Они прекрасно знают за столь короткий срок какие-то слабые и сильные стороны друг друга. Сону прекрасно ощущает, когда Сонхун хочет повлиять на него даже на расстоянии, когда брови каннибала вздёргиваются, а голова кивает вправо. Сону усмехается, качая головой и резко размываясь пятном, чтоб дёрнуться влево, но прошмыгнуть внизу, аккурат под сцепленными руками, не давая себя поймать. Он проскальзывает по мату, хватая так банально Сонхуна за щиколотку и дёргая на себя, лишая равновесия. Сонхун не падает, упираясь кончиками пальцев в мат и издававя слышимый смешок, но этим пользуется Сону. Нападая со спины и оказываясь на ней ловкой обезьянкой. Он сцепляет лодыжки на талии Сонхуна, упираясь пятками в живот, и зажимает шею предплечьем. Памятуя о предупреждениях Чонгука и, вместо того, чтобы зажать вампиру рот или схватить за волосы на затылке, он вцепляется пальцами в челюсть снизу, не позволяя себя укусить как-либо. В таком положении, он легко может дёрнуть рукой и свернуть Сонхуну шею, не получив увечий на себе, если будет достаточно быстр. Но он лишь усмехается над ухом каннибала и, когда тот резко наклоняется, чтобы скинуть Сону с себя, прокатывается по мату, мгновенно возвращаясь в исходное положение. Получая одобрительные хлопки от Чонгука и свист от ребят из группы. Хищную ухмылку от Сонхуна, смотрящего на него сквозь чёлку. И, даже если за этими сиреневыми глазами, смотрящими в самую душу, что-то скрывается, хотя бы сейчас, Сону чувствует себя счастливым, вдохновлённым…и живым, как бы абсурдно это ни было. Сону чувствует. И для него это — самое важное, когда он с бешеной улыбкой бросается на Сонхуна в открытую. Занятия у Чонгука становятся ещё интернеснее и желаннее.* 🥀 *
[BMTH — Die4u]
Вся первая неделя у Сону проносится, как один день, в основном благодаря Сонхуну. Забывается, стирается постепенно тьма пыточного подвала, жуткий голос дедушки среди темноты повязки на глазах, запах крови. Они приводят в порядок комнату, сухо перебрасываясь парой слов с Тэхёном, Сону просит для них новую мебель. Они поддерживают друг друга на исправительных, шутят о методах Намджуна и обсуждают ненормального парня Чимина, с которым Сонхуну приходится сталкиваться. Неизменным остаётся одно: Сону так и требуется время для себя, когда он сбегает в оранжерею, а Сонхун не говорит, отчего порой выглядит, как буквально ходячий труп. В эти выходные, он как раз ранним утром уехал с Чимином по очередным делам и за пополнением запасов кровь, оставив Сону для самого себя. Розы в его оранжерее выглядели на удивление прекрасно, когда он пришёл к ним в первый день, но Тэхён просто объяснил это тем, что старался ухаживать за ними, как умел. И, конечно, некоторые из них были слегка перелиты, а у некоторых не до конца обрезаны сухие листья, но Сону рад, что его святой уголок не был загублен также, как сам он в те дни. Кошмары по-прежнему не отпускали, но больше не имели на него такого сильного давления, как раньше, потому что Сонхун всегда оказывался рядом посреди ночи. Только больше не хватал Сону за запястья, пригвождая к постели и глядя холодно. Он обнимал крепко, утешал, впитывал в себя слёзы и тихие крики. Он был рядом. И Сону этого было достаточно для того, чтобы успокаиваться теперь быстрее. О слова Ёнджуна Сону не забывал, нет-нет, да следил взглядом за Сонхуном, прислушивался к его словам и наблюдал за действиями. Но все эти советы и опасения так и казались ему просто недобрым Ёнджуна к Сонхуну отношением. Он помнил прекрасно их перепалки, и что дружба их началась далеко не с любви. Но теперь и поверить не мог, что Сонхун посмел бы причинить ему боль. Это было одновременно странно и до боли приятно. Знать, что у Сону есть тот, кому он может доверять. Что у Сону вообще есть кто-то, кроме семьи. Он слышит тихое шипение и незнакоме шаги, вскидывая голову. И пропадает мгновенно в неизвестных ему тёмно-красных глазах. Похожих на слабый отблеск рубинов в его броши под светом свечей. С таким глубоким, ровным и невероятным цветом, какого не видел никогда прежде. Как и парня, уставившегося на него на расстоянии нескольких шагов, Сону никогда ещё не видел в Академии. Или тем более в своей оранжерее. — Привет? — голос его такой же необычный, как и цвет глаз, окружает Сону. — Привет, — голос же Сону сбивается от растерянности. Он скидывает с колен тряпку, отрезанные уже листья и маленький секатор, поднимаясь. — Не подскажешь, как отсюда выйти? — неловко улыбается парень. На нём выглаженная школьная форма, парой лишь пуговиц застёгнутый пиджак, и ровный воротничок рубашки, лежащий под такой же чёрной тканью с кровавой оторочкой. — Я смог забрести через Академию, но теперь совершенно не знаю, где найти выход. И это смешно, думается Сону. Любой вампир легко найдёт выход из оранжереи, хотя бы потому, что все дорожки, так или иначе, ведут к двум выходам: на улицу и в замок. Его розовый уголок и подавно находится в самом отдалённом углу, до которого идти нужно прилично и кому-то каждый раз лениво. Парень явно не бродил здесь в поисках выхода. Но в поисках кого-то живого — вполне. И Сону бы выгнал его, нашипел, поязвил. Только вот тёмно-рубиновый цвет глаз, смотрящих так открыто и завораживающе, лёгкая виноватая улыбка и фарфоровая кожа на острых скулах, не позволяют ему произнести ни единого бранного слова незнакомцу. — Могу показать, — кивает Сону, переступая через садовые принадлежности и стягивая с рук плотные перчатки, чтобы бросить их вниз. — Ты новенький? — Да, — незнакомец забавно морщит нос и тянет шире губы в улыбке. Безумие. Он такой уязвимо искренний. Кажется Сону таким. — Поступил прошлой ночью. Меня зовут Николас. А ты? — Сону. Ким Сону. Что удивляет его, так это то, что на протянутую ему ладонь, Сону не фырчит, не прячет свои руки за спину. Он пожимает руку в ответ, подмечая, что пальцы Николаса не такие же холодные, как у Сонхуна. Что кожа его бледная, но не такая, как у них с Сонхуном. Что в целом прикосновение это излишне осторожное, нежное и пронзающего его с головы до пят разрядом тока. — Приятно познакомиться, Сону, — Николас первым вежливо убирает руку. — У тебя очень красивые цветы. И я бы спросил о них что-нибудь, так как тоже ими занимаюсь. Но слишком уж голоден. — По твоим глазам и не скажешь, — чуть щурится Сону, выходя из розового угла. — Слишком тёмные. — Возможно, так сказывается обращение? Я не…извини, я пока не очень разбираюсь в тонкостях новой жизни. А Сону как холодной водой окатывает, он охает несдержано. Перед ним так открыто и просто, так беззастенчиво и смущённо, стоял, улыбаясь, новообращённый вампир. Один из тех, кого по жизни так презирал его дедушка, один из тех, кого не принято было в его семье считать за вампиров вовсе. Только вот Сону не хотелось оскорбить Николаса, ткнуть в его происхождение и кинуть издёвкой. Сону хотелось смотреть в его необычные глаза дольше, хотелось, чтобы Николас спросил его про розы, потому что он впервые встречает парня, кроме себя и дяди, кто ими хоть немного занимается. Потому, что что-то необычное в Николасе есть, что всё нутро Сону за собой ведёт, как способность Сонхуна. И это должно его пугать, но Сону лишь волнительно улыбается уголками губ в ответ и ощущает, как розовеют от прямого взгляда скулы. — Ты обращён недавно? — не удерживается он от вопроса. — Мне всего неделя, — неуютно передёргивает плечами Николас. — Но мне повезло, что Тэхён-ши нашёл меня. И встретить тебя тоже, полагаю. Сердце Сону, если бы могло, сбилось бы с прямого ритма. Сону, если бы мог, хотел объяснить себе, отчего так вдруг замерло всё внутри от этих слов? Но Сону только и может, что разомкнуть губы, но не произнести и слова. Махнуть рукой в сторону дорожки, призывая Николаса идти и следовать за ним. Ощущать спиной взгляд, но не испепеляющий, а изучающий и осторожный. Такой же взволнованный, как и сам Сону. Необъяснимо манящий, когда Сону доводит Николаса до высоких дверей, ведущих в Академию, уже спустя несколько секунд их молчаливого неловкого пути. — Ты тоже живёшь здесь? — Сону уже берётся за чугунные ручки, но останавливается, замирая под вопросом. Всей кожей ощущая страх. И решая солгать. — Да, — уголки его губ нервно дёргаются в полуулыбке. — Значит, ещё увидимся? Я надеюсь. Их пальцы соприкасаются на ручке двери, и Сону, клянётся, умирает на месте, сам не зная отчего, но кивает. И горит. Горит внутри, венами, каждой клеточкой, сердцем. Когда тёмно-рубиновые глаза в последний раз замтенчиво мажут по его лицу. — Увидимся, — тихо проговаривает он, взмахивая на прощание и запирая дверь. Прижимаясь к ней спиной и тут же закрывая лицо ладонями. Не понимая, отчего так хочется кричать и догнать Николаса. Забросить вопросами, остаться ещё ненадолго вдвоём и поговорить. Отчего ему вдруг так хочется кого-то узнать? Ему, нелюдимому, пугливому, осторожному. Едва только принявшему в свою жизнь Сонхуна и косящемуся на каждого неизвестного вампира, как на потенциального врага. Неумеющему доверять. За зажмуренными глазами: улыбка и необычный кровавый в чужой радужке. В груди сплошь смятение и странный вихрь, сметающий здравый смысл. Николас, набатом бьющее по вискам.