* 🥀 *
[Joshua Kyan Aalampour — broken key]
— Довольно странно, что в такой семье, как твоя, никогда не обсуждались все подвиды вампиров и такие исторические события, как проблемы, учинённые Потрошителями. — Может и обсуждались, — мотает головой Сону, опадая на край кровати Сонхуна и уставляясь в пол. — Но без моего участия. — Чему тебя тогда обучали дома? — Всем естественным наукам понемногу, языкам. Та ещё скука. Танцы и… — он прикусывает язык. О ядах Сонхуну бы лучше не знать. — Историю, как таковую, я не изучал никогда. Дядя или мама просто с детства рассказывали мне о чём-то в рамках сказок перед сном. Мол, есть люди, есть вампиры двух видов, что чисты по крови и обращены. Есть каннибалы… — он морщится. — И ни слова о Потрошителях. Я даже о полукровках знаю. — А вот это как раз, тот ещё миф, — фырчит Сонхун, болтая закинутой на другую ногой. — Лучше бы тебе про что-то стоящее говорили. — Ты сам-то это откуда знаешь? Не похож на отличника. — Любопытство по природе своей помогало в основном. И братец, обожавший скармливать мне перед сном другие сказки. Знаешь, такие после которых пару дней из дома выходить боишься? Это потом уже, когда я вырос, я понял, что хоть в каждой сказке и есть доля правды, нужно уметь стоять за себя. Будь то Потрошитель, другой каннибал или твой собственный брат. — Он бил тебя? — охает Сону, распахивая глаза. — Мы дрались. Похуже диких волков. Как видишь, вполне можем делать это до сих пор, — хмыкает Сонхун. — Мы дорожим друг другом перед остальными и рвём глотки тем, кто только задумывается о том, чтобы оскорбить нашу семью. Но это никак не мешает нашим личным проблемам. Сону поджимает губы. Джейк вступился за него недавно. И сделал бы это снова и снова. Но случись подобное с ним, вступился бы Сону? Или слишком уж крепка его эгоистичная обида на названного брата? Позволил бы он кому-нибудь убить Джейка на своих глазах, а после переступил бы замерший труп? Сону не знает. Не понимает. И, вероятно, пока такая ситуация однажды не появится, так и не сможет понять. — Как ты понял, что я Потрошитель? — тихо произносит он. — Характерное для них — вырывание части плоти из жертвы и излишняя грязь. Ни один вампир в здравом уме не будет кормиться так, как ты, и уж тем более, при убийстве человека, выгрызать куски. Он просто осушит дочиста. Потрошителям же будто нравится весь этот цирк. Больше крови, больше экшна, больше урона. В ваших мозгах это устроено, как живая демонстрация своего величия. Поэтому вы жутко проблемны для любого общества. Для людей — количеством убитых. Для вампиров — скорым обнаружением. — Изгои, получается. — Получается, — поводит плечами Сонхун. — Неужели ты за все шестнадцать лет не пил живой крови? — В нашем доме это не принято. В доме дяди, — поправляет себя Сону. — А к дедушке меня старались не водить. — Вот почему ты не знаешь, что живая кровь даёт больше сил. — Мгм. Намного больше. — Мне ли не знать, — усмехается Сонхун, облизываясь. — Чонха… — Сону хмурится, оглядывая его довольное лицо. — Ты же не… — Не идиот, да. Зачем бы мне её кусать? Спасибо, мне пары ближайших лет двести не нужно. Я просто раню её каждый раз и кормлюсь сколько нужно. Сону снова уходит в свои мысли. Он не знал всё своё детство, что мужчиной матери был каннибал, хоть он и очевидно кормился ей. Всё вскрылось лишь после смерти. Но то, в каком состоянии он оставил её…был ли он Потрошителем тоже? И что, если на самом деле их больше и они всё ещё среди нас, просто умело скрываются или ещё не раскрылись? Сколько их среди учеников? Он смотрит на Сонхуна долгим взглядом, который тот спокойно выдерживает. Может ли он ему рассказать? Как так вышло, что Сонхун единственный, с кем Сону может об этом поговорить? — Вопросы? — понимает его Сонхун. — Да, — сглатывает горечь Сону. — Моя мама…была убита, — Сонхун мгновенно серьёзнеет и выпрямляется. — Своей парой каннибалом. В их спальне. Я…я был первым, кто нашёл её тогда. И её горло…оно было разорвано и…кровь. Кровь была повсюду… — Ты это видишь в кошмарах каждый раз, когда я бужу тебя? Сону вздрагивает, вспоминая это. То, как по ночам он верещит во снах, снова и снова видя алое на своих руках, стенах и покрывалах. Разорванную лебединую шейку. Как вскакивает с диким визгом и оказывается тут же прикован обратно к постели за запястья чужими сильными руками. Как хмурый взгляд сиреневых глаз оглядывает его, пока он не понимает, где находится и не вырывается слабо. — Да. — И ты думаешь, мог ли он быть Потрошителем тоже? — Разумеется. Это было бы логично. — В твоей голове, — поджимает губы Сонхун. — Но это невозможно, к счастью. Природа всё же немного да позаботилась и о нас тоже. И существа, собравшего в себе и каннибализм, и потрошительство, попросту не существует. Это было бы слишком опасно для всех. А вы, Потрошители, и без того опасны. Будь вы в запале гнева, под воздействием усиливающих веществ или попросту слишком голодные, вы можете бросаться на всех, кто под клыки попадётся. Без разбора. Адреналин играет с такими, как ты, крайне злую шутку, пробуждая Потрошителя. Этим вы и опасны. Если каннибал убивает, потому что кормится и может просто по неопытности не рассчитать объёмов, Потрошитель может убить ради убийства. Потому, что ему нравится сам процесс и итог от него. Сону слушает его внимательно, и холод расползается по его спине всё сильнее. Его попытка суицида даже не кажется больше жалкой. Он по сути спас бы не только себя от боли, но и целый вампирский мир от возможных проблем. А теперь…он сидит, жив и цел, способный убить ради убийства. Кого угодно. Когда угодно. Оказавшийся ещё хуже того монстра, что отнял у него мать. И, если бы Джейк это знал, спас бы он его тогда? Или позволил бы освободиться и спас всех остальных, кто может быть теперь ранен Сону? Сонхун вдруг усмехается, и Сону приходится поднять на него заволочённые пеленой глаза. — Экскузе муа, королева. В следующий наш поход, торжественно клянусь, что не буду давать тебе наркотики. — Следующий? — непонимающе хмурится Сону. — Считай за приглашение. — Тебе мало того, что я уже убил человека??? — Кто сказал, что ты вновь кого-то убьёшь? — вскидывает брови Сонхун. — А кто уверен, что нет? — рычит Сону в ответ. — Ну, если только тебе это не понравилось, — скалится каннибал язвительно. — Не понравилось. — А мне вот ты такой понравился. — Какой? Одурманеный и доступный убийца? — Свободный и счастливый. Сону сглатывает очередной ответ и молчит. Был ли он в самом деле счастлив не чувствовать боль и зияющую пустоту внутри? Да. Был ли он в момент на танцполе свободным от черноты своих мыслей? Да. Понравились ли ему эти чувства?* 🥀 *
[Placebo — Every me every you]
Ночь оказывается затяжной и тяжёлой. Сонхун и Сону ещё долгое время обсуждают Потрошителей и возможные последствия этого открытия для Сону и его семьи. Но ясным остаётся одно: либо в его семье до сих пор не знают о его сущности и он обязан молчать до первого происшествия, либо знают, скрывают от него и ждут, когда же эта бомба замедленного действия в маленьком тельце однажды рванёт. Они засыпают с рассветом, но уже ранним утром, перед занятиями, их будит настойчивый стук в дверь, от которого оба вампира подскакивают на кроватях. — Ждёшь кого-нибудь? — сонно и настороженно отзывается Сонхун, проводя рукой по всклокоченным волосам. — Нет. А ты? — Сону вслушивается в звуки за дверью, но там тихо. — Конечно, нет. Одновременно они спрыгивают с кроватей, бесшумно приближаясь к двери. Сону замечает, как Сонхун неосознанно становится впереди, загораживая его и заставляя упереться настороженным взглядом в напряжённую голую спину. Но, когда каннибал проворачивает ключ в замке и отпирает дверь — за ней оказываются лишь две стойки с чехлами и пара чёрных конвертов с алой печатью. Сону видит это, выглядывая из-за плеча Сонхуна, что тут же оборачивается, перехватывая любопытный и напуганный взгляд. — Думаешь о том же, о чём и я? — Вряд ли, — мотает головой Сону. — Ежегодный Весенний Бал, — хмуро отзывается Сонхун, затаскивая рейлы в комнату и хлопая дверью. — И мы приглашены. Само собой. Сону замирает, получая в руки свой конверт, и с трудом открывает его. Руки трусит. Его первый настоящий Бал вне особняка. Его первый Бал. На чёрном бархатном картоне серебрянными буквами выведен текст приглашения, его имя и дата. А в конце, мелким шрифтом приписано то, отчего сердце в пустой желудок ухает. — Мы открываем Бал? — неверяще шепчет он, поднимая голову. — Мы же потомки Древних. Чего ты ожидал? — фырчит Сонхун, откидывая конверт себе за спину и резко дёргая молнию чехла на одном из рейлов. — Они издеваются что ли… Сону торопливо откладывает свой конверт на комод рядом и тоже вжикает молнией, охая в изумлении. Из чехла Сонхуна он заметил что-то белое с отблесками золотого. Под его же чехлом — всё белоснежное, как снег лишь с небольшими золотистыми вставками. Чехол опадает на пол, давая ему полноценно рассмотреть слепящий костюм-тройку с плотной накидкой. Сону едва не пищит, он обожает накидки любых видов. И этот костюм… — Мама была бы восторге, увидев меня в этом, — бормочет он, касаясь пальчиками золотистой отделки и украшений костюма. Лучше и придумать нельзя. И никакой чёрный или багровый с этим великолепием не сравнятся. — Пошли к Дьяволу. Фырчание Сонхуна разбивает всякое волшебство, в котором начал утопать Сону, возвращая его на землю. Он промаргивается и оборачивается к костюму каннибала. Они идеально сочетаются, за тем лишь исключением, что у костюма Сонхуна высокая стойка, подчёркивающая его рост и фигуру, и рукава, отделанные словно золотыми защитными нарукавниками. Костюм превосходен, как считает Сону, и безумно Сонхуну подходит. Но тот явно иного мнения, отталкивая от себя рейл. — Я с формой-то еле согласился, — рычит он в отвращении, отходя к шкафу. — Но она хотя бы чёрная с красным. А это блять что за цирк? Они в кого меня превратить хотят? Или думают, раз заперли тут, то потешаться можно? Сону поджимает губы немного обиженно. Он не знает, кто подбирал костюмы, но, если Тэхён, то он безумно тонко их всех чувствует. Ведь каждая маленькая деталь так идеально сочетается с их внешностями и характером. Тем более, это ведь Бал. Во всех его традициях. Чего Сонхун ожидал? — Но мы ведь не можем отказаться, — Сону невольно продолжает гладить нежную ткань накидки своего костюма. — Ты, может, и не можешь, — хмыкает Сонхун, застёгивая ремень на драных джинсах. — А я найду, минимум, десять способов, чтобы не участвовать в этом цирке. — Тебя накажут. — Пусть сперва поймают. — Ты просто не умеешь танцевать, да? — хихикает тихонько Сону. Но смешок его мгновенно перерастает в испуганный визг, когда Сонхун, резко пересекая комнату, кружит его за плечи вокруг оси, а после, хватая за запястье и под талию, опрокидывает назад, вздёргивая бровь. — К сожалению, умею. Но заниматься этим всем на потеху не собираюсь. Он возвращает Сону в исходное положение и вновь отлетает к шкафу, пока сам Сону пытается прийти в себя после такого выпада. — Хотя бы открой со мной Бал? И сможешь уйти на все четыре. — После открытия, — закатывает глаза Сонхун, надевая толстовку, — необходимо станцевать ещё четыре уважительных танца со сменой партнёров. Ещё скажи ты и этого не знал. — Что-то такое припоминаю, — ворчит Сону. Но он в самом деле не знал. Дела Академии его дяди, по правде говоря, никогда его не интересовали. И в этом они с Сонхуном были схожи. Они оба запоминают лишь ту информацию, которая им важна и интересна. А Бал…думал ли когда-нибудь Сону, что окажется на нём? Ни разу. — Так, что нет. Я не пойду на этот Бал, — отрезает Сонхун, приглаживая волосы. — Но я ведь останусь один… — тихо произносит Сону, дёргая рукав белоснежного пиджака. — А мне должно быть до этого дело? — Нет, но… — Без «но». Я не иду, Сону. Разговор окончен. И хорошо тебе провести время. Сонхун исчезает из их комнаты, и Сону с грустью уставляется на костюмы. Такие красивые, свежие, чистые. Надень он свой, и забыл бы хотя бы на вечер, кто он есть. Забыл бы обо всей черноте, что отражалась бы лишь в цвете его волос. Забыл о реках крови, которые может пролить, что сияли бы лишь в рубиновом цвете его глаз. Он был бы просто мальчиком на своём первом Балу с сопровождающей его, пусть и такой раздражающей и невоспитанной, но соответствующей и красивой парой. Он может и не хотел бы танцевать с Сонхуном тоже, но они впечатляюще смотрелись бы вдвоём. В белом с отливающим мягким золотом деталями. Высокие, темноволосые, сильные. В порыве чувств, Сону обнимает вешалку со своим костюмом, на секунду прикрывая глаза, а после надевает обратно чехол, скрывая недоступную ему красоту чистоты. Но из чехла вдруг выпадает небольшой бархатный мешочек. Сону хмурится, поднимая и раскрывая его, и замирает. Он достаёт пару атласных белоснежных перчаток с золотистой оторочкой, и крохотную записку.«Хорошенько вспомни историю и то, чему я тебя учил. Быть может, они не пригодятся тебе сегодня, но определённо дополнят образ. K.N.»
Это настолько заставляет его расчувствоваться, что он ощущает, как загораются от слёз глаза. Даже Намджун, вечно хмурый и холодный, дарит ему такую важную вещь перед первым Балом. Конечно, такие вещи и такую историю Сону помнит. Королева, что имела свой собственный сад ядовитых растений и всегда носила на людях перчатки, вымоченные в яде. В голове вдруг всплывает глупое прозвище Сонхуна, но Сону крохотно улыбается. Он и есть та самая Королева со своим садом, что делает из цветов яд. Теперь имеющий ещё и свою первую пару особенных перчаток, судя по записке Намджуна вымоченных также в яде, что даже вампиру на запах не заметен. Он так хотел бы их надеть…но он совсем не хочет быть там брошенным своим партнёром. Жалким и одиноким. Он убирает перчатки обратно в мешочек и прячет в чехол, с сожалением замыкая молнию. Без Сонхуна ему тоже нечего делать на Балу.* 🥀 *
[Unprocessed — Deadrose]
Он по обыкновению прячется в своём уголке оранжереи, так как в день Бала даётся выходной от учёбы и исправительных, когда по громкоговорителю, Сора вызывает его в Залу на первом этаже. Он уже проходил там однажды и, к счастью, помнит, где он находится, а потому, собирая все свои садовые принадлежности в корзину и двигая её под скамью, он поднимается с колен, поправляя свой выходной наряд и отряхивая брюки. В Академии, в которую он входит через внутренюю дверь, шумно. Все снуют туда-сюда, галдят, сверкают украшениями и улыбками. Весь замок готовится к вечеру, и от этого у Сону внутри только сильнее разливается печаль. Тяжёлые высокие двери с трудом поддаются ему, но когда он попадает в Залу, то охает невольно. Покрытые золотом белоснежно-деревянные стены, светлый паркет и растянувшееся на несколько десятком метров помещение, было заполнено рабочими вампирами, что украшали потолки и мыли хрустальные люстры. Музыканты в скромных костюмах уже проверяли инструменты. Среди них к своему удивлению Сону замечает и Джейка, что сидит в отдалении, сосредоточенно скользя смычком по виолончели и, вероятно, настраивая её. Он говорил, что зачастую прячется во время Бала среди музыкантов. Не лгал, выходит. Но вот, стоит лишь Сону перевести свой в зор в центр залы, на его губах сама расплывается искренняя и тёплая улыбка. Он замечает фигуру, пока ещё стоящую к нему спиной, облачённую в длинное алое платье с пышными кружевными рукавами и плотно затянутым корсетом. С неизменно забранными на затылке пшеничными волосами, в которых прячутся небольшие, некогда живые, алые розы. Изабелль разговаривает с его учителем по математике, но Сону видит лишь её, как луч света во всей этой темноте огромной Академии. Он подходит быстрее, и учитель замечает его первой, указывая подбородком и заставляя Изабелль обернуться. Как и год назад, её улыбка также полна ласки и нежности, обращённая на Сону, когда она распахивает объятия. — Мой мальчик! Сону счастливо прячется в её крепких объятиях, вдыхая привычный запах. Довольствуясь тем, что у него осталось ещё хоть что-то, связывающее его с матерью. Хоть кто-то, кто также рад ему, как и Тэхён при каждой встрече. Кому также рад он сам. — Мисс Винтерфорд, — тянет он с улыбкой, нехотя отстраняясь и заглдывая в лиловые глаза. — Что вы здесь делаете? — Поверишь, если скажу, что твой дядя попросил меня создать зимнюю сказку за стенами Академии в этот вечер? — лукаво улыбается она в ответ. — Могу и поверить, — хихикает Сону. — Мой дядя…сами знаете. — Знаю, милый, — она нежно гладит его волосы и касается ладонью щеки; Сону тянется к ласке. — Ты вообще питаешься? Одни глаза остались… — Стараюсь. — Старайся получше. Скучаю по твоим мягким щёчкам. — Мне было тринадцать, — ворчит Сону, морща нос. — И всё же? Вы приехали к дяде? — Я приехала к тебе, Сону, — её пальцы несильно сжимают плечи, скрытые чёрным шёлком. — Всё-таки, это твой первый Бал. Хотелось подготовить тебя к нему лично. Тем более, ты открываешь его. Это ведь так волнительно. — О, но… — уголки губ Сону ползут вниз. — Я не иду на Бал. В лиловых глазах вспыхивает нескрываемое удивление и разочарование. — Сону, ты ведь знаешь… — Знаю, мисс Винтерфорд. Но у меня нет пары. А без неё Бал не откроешь. Да и… — Сону передёргивает плечами. — Не хочу выглядеть жалко. — Ох, милый…неужели совсем никого в такой огромной Академии? — Увы. Из Древних — никого. — Но, может быть, ты побудешь хотя бы на самом Балу? — не сдаётся Изабелль. — Составишь, наконец, компанию своему брату. Взгляд Сону невольно мечется к Джейку, что по-прежнему увлечённо играл на виолончели, не поднимая глаз. — Боюсь, мы с ним больше не в тех отношениях. — Меня не было у вас в гостях всего год, — хмурится женщина. — Что стряслось? — Я не очень хотел бы…простите. — Это ты прости. Лезу не в своё дело, — мотает она головой. — Конечно, ты в праве не говорить. — Всё в порядке. Просто тяжёлая тема. — Ну вот. Я бы сказала, что я зря приехала в таком случае, и, вероятно, Тэхён ошибся позвав меня. Но знаешь, — Изабелль мягко берёт его ладони в свои, — я хотя бы увиделась с тобой. А это уже не зря. — Я тоже рад вас увидеть, — слабо улыбается Сону, сжимая её пальцы. — Но позволь мне последнюю хитрость? — щурится мисс Винтерфорд. — Останься на Балу, чтобы подарить своему учителю хотя бы один танец? Сону смеётся беззвучно, опуская голову. Туше. Она знает, какое тепло селит в его душе, знает как легко ему рядом с ней и как давно они не виделись. Она видит в его глазах, что он сдаётся сразу же. Потому, что Сону тепло внутри сейчас, Сону благодарен ей за визит и этот глоток света. И, чтобы быть благодарным до конца и не оставаться в долгу, он смотрит на неё из-под чёрной чёлки и кивает кратко: — Хорошо, мисс Винтерфорд. Но только ради вас. Её улыбка позволяет Сону поверить на секунду, что всё хорошо. Хотя бы в миг, пока он держит её ладони.* 🥀 *
[Joshua Kyan Aalampour — The Last Glance]
Сону не торопится, стоя перед зеркалом в спальне и надевая накидку. Во-первых, открытие Бала состоится без него, хотя удивительно, что Тэхён так и не навестил его, чтобы убедить в обратном. Во-вторых, он должен Изабелль всего один танец, а он может сделать это лишь после четырёх обязательных. До начала Бала целых десять минут, и он размеренно поправляет каждую мнимую складочку, все украшения. Заглядывается на своё отражение и волны волос, что кое-как уложил после душа, желая придать им небольшой объём и хоть как-то изменить свой привычный образ с вечно прямой чёлкой. Он проверяет ещё раз своё сероватое лицо, но он трижды тщательно умылся после кормления и всё было идеально. Всё, кроме того, что его первый Бал сорвался из-за одного напыщенного ин… — Может поторопишься? — слышится за спиной недовольный голос. Сону вздрагивает испуганно и резко оборачивается, застывая на месте с приоткрытым ртом. Иссиня-чёрные волосы Сонхуна уложены так, что открывают его лоб и лицо, обычно лезущие в сиреневые глаза. Бледность кожи подчёркивает высокий чёрной рубашки с медными пуговицам под горло и лёгким жабо. Стройную фигуру плотно облегает узорный жилет и широкие брюки в пол, вытягивая силуэт и не делая больше Сонхуна долговязым, а создавая из него словно фарфоровую готическую статуэтку. Так любимые Сону пышные рукава смотрелись бы на Сонхуне смешно, будь это обычная блуза в повседневной жизни, совсем не его стиль, но в купе с целым костюмом, и закинутой на плечо небрежно угольно-чёрной бархатной накидкой, Сонхун смотрелся… — …восхитительно. — Чего? — хмурится каннибал. — Чего ты там мурчишь? Собирайся живее, только нас и ждут. — Где? — глупо хлопает ресницами Сону. — В Зале, где. Мы открываем Бал. Забыл? Сону забыл, как говорить. Сонхун, который наотрез отказался «участвовать в цирке» стоял сейчас в дверях их спальни, выглядя просто сногсшибательно и так в своём стиле. И говорил что-то про открытие Бала. На который идёт. Вместе с Сону. — Но ты же не собирался? — Планы поменялись, — закатывает глаза Сонхун. — Давай уже. Ты собран? — Ну, в целом… — Идём. Не хочу привлекать ещё больше внимания. Сонхун размывается, чтобы схватить Сону за руку и перебросить её через своё предплечье. Они несутся по опустевшим коридорам Академии, и Сону уже с лестницы слышит музыку, льющуюся из-за закрытых дверей Залы. Он безошибочно определяет по звуку, что за роялем — Изабелль. За все эти годы и её редкие визиты, но он изучил её манеру игры. Он позволяет лишь тени улыбки коснуться губ и готовится уже войти в Залу, как вдруг Сонхун останавливает их. — Чуть не забыл, — шикает он, залезая в карман накидки, что набрасывает полностью на свои плечи. Сону следит внимательно за его пальцами в чёрных перчатках, и негодующе шипит, замечая два бутона алых роз. — Клянусь, если ты оборвал мой сад… — Обрезал. Всего две штуки, — цыкает Сонхун, цепляя одну из роз к своей накидке на груди, а вторую вдруг пришпиливая к лацкану белоснежной накидки Сону. — Не ворчи. Это важная деталь. И давай пошевелимся, времени уже не осталось. — Но ещё десять минут? — До начала Бала. Открытие уже сейчас. Безмолвные вампиры по ту сторону дверей, заслышав их, отворяют медленно двери, открывая взору Сону кошмарно заполненную Залу. Он вцепляется пальцами в перчатках в предплечье Сонхуна так крепко, что слышит жалобный треск тонкой ткани, но ничего не может поделать со своим волнением. Все взгляды, ожидаемо, устремляются на них, как на опоздавших. Музыка не приятно обволакивает, а каждой нотой заставляет сердце сбиваться с вечного ровного ритма, хоть это и невозможно, но Сону ощущает эти крохотные запинки. Лишь краем испуганно распахнутых глаз он замечает в рядах вампиров Чонгука и Намджуна, поднимающих бокалы с кровью в приветствии. Джейка, смотрящего на них с Сонхуном с лёгким прищуром из-за своей виолончели. А посреди Залы — уже выстроенных в две линии: дядю и Чон Хосока, его неизменного партнёра, ещё какую-то пару взрослых, внезапно Ёнджуна с собранными в низкий хвост розовыми волосами под руку с кем-то неизвестным. Они с Сонхуном замыкают ряды, становясь позади и едва соприкасаясь плечами и ладонями на полувытянутых руках.[Joshua Kyan Aalampour — enemies to lovers]
Музыка обрывается резким аккордом. А потом начинается совершенно другая мелодия. Сону знает, знает этот танец, потому что его же он так любил разучивать в детстве, не представляя, что именно им открывается Бал в Академии. Ему так нравилась эта таинственность и тонкая нежность полу прикосновений. Они с Сонхуном поворачиваются друг к другу, приветствуя взглядами и короткими кивками, чтобы затем, когда вступает виолончель Джейка, начать двигаться единым ритмом вперёд за остальными парами и разойтись вновь по сторонам. Встретиться напротив, поклоняясь уже ниже. И вихрем столкнуться на середине паркета, соприкасаясь едва грудными клетками. Ладонь Сонхуна поддерживает пальцы Сону, пока другая рука осторожно лежит на талии, почти не касаясь её даже ребром. Кончики пальцев Сону, вздрагивая, упираются в плечо Сонхуна. Они кружатся по Зале заведёнными фигурками из четырёх пар под прекрасную музыку. Всё вокруг Сону кружится, кроме серьёзного бледного лица и сиреневых глаз напротив. В какой-то момент его перебрасывает в костлявые руки Хосока, скрытые под ужасающим алым костюмом. И смешливый огонь в лиловых глазах заставляет напрячься всем телом, но старый вампир умело ведёт его в танце всего один круг по краю. Чтобы затем, так же легко и быстро, словно белоснежное пёрышко, вернуть его в руки Сонхуна под яркую партию рояля, знаменующую последний переход. Сонхун кружит его вокруг своей оси, чтобы прижать после теснее и вновь пуститься по краю Залы, за один шаг до гостей, с восторгом наблюдающих за ними. Всего три круга, Сону помнит и считает. И они вновь расходятся по сторонам на вытянутой руке. Сону приседает в выверенном реверансе. Сонхун благодарно кланяется ему, держа лишь за кончики пальцев. Когда все пары возвращаются в строй, их ладони вновь едва касаются друг друга, лежа одна под другой. И в этом положении, они хоть и замыкают, но оказываются и первыми в построении пар. Музыка затихает вновь, и Сону будто слышит в ушах своё тихое сердце, бросая на Сонхуна ошеломлённый взгляд и немое в них скользящее «спасибо».[Dmitri Shostakovich, The dixi string quartet — Waltz N.2]
Он не сразу понимает, что Сонхуна от него забирает Хосок, а его самого тянет в сторону Тэхён. С трудом отрывается от сиреневых глаз лишь тогда, когда каннибал отворачивается, позволяя Сону встретиться со взглядом уже родных лавандовых глаз, наполненных теплом и гордостью. — Поздравляю с первым Балом, мой Ангел, — улыбается Тэхён, мягко сжимая его талию под накидкой. — Спасибо, дядя, — Сону сглатывает ком, впиваясь пальчиками в его ладонь. — Как ощущения? — Какие-то неописуемые, по правде говоря. — Взволнован, сбит с толку, ошеломлён? — посмеивается Тэхён, плавно кружась по Зале. На нём скромная чёрно-белая тройка с белым жабо и алой брошью, будто он облачился во что-то своё повседневное. — Пожалуй, да. — Так всегда в первый раз. Вижу, Сонхун решил украсить ваши костюмы отличительной чертой? Маленький бунтарь. — Я всё ещё удивлён, что он вообще пошёл, — качает головой Сону, позволяя закружить себя вокруг оси. — У нас с ним прошла небольшая светская беседа за чаем за час до Бала. Вижу, успешно. — Спасибо ещё раз, дядя. — А на этот раз за что? — фырчит Тэхён. — За возможность. И за костюм, полагаю? — Своим детям костюмы выбирают семьи, тут ты прав. И пожалуйста. Что же касаемо возможности…открывать Бал почётно, если ты — житель Академии и потомок Древнего рода. Ты же, кроха, здесь по иным причинам, если помнишь? — Забудешь такое, — морщится Сону, скашивая взгляд на пару Хосока и Сонхуна, что отчего-то закатывал глаза. — Так что, это скорее необходимость. Но я рад, что ты остался ей доволен. — Безусловно. — Кстати, в этом году правила немного изменились и… Останавливаясь посреди Залы, Тэхён вдруг кланяется и отходит назад, сразу попадая в руки Намджуна, а к растерянному Сону улыбчиво подплывает Изабелль в корсетном бордовом платье с неизменно пышными рукавами и кружевными перчатками в тон. — Твой дядя, — усмехается она, позволяя осторожно обхватить свою талию и вкладывая руку в ладонь Сону. — Решил сделать этот вечер моим, пока есть шанс? — хихикает Сону. — Решил подарить тебе немного уюта в этот вечер. Ты был превосходен, мой мальчик. Я едва не запнулась в игре, пока наблюдала за тобой. Глаз не оторвать! — Вы льстите, мисс Винтерфорд. — Вот уж чего не умею, — морщится она. — А ты, я смотрю, всё ещё под впечатлением? Твои щёки такие розовые. — Не каждый день открываешь Бал на глазах сотен вампиров, — мнётся Сону, чувствуя как выпитая кровь приливает к щекам. — А говорил, нету пары, — укоряет женщина, кивая на кого-то позади них. Сону оборачивается и видит Сонхуна, нехотя ведущего довольную Чонху по Зале. — И погляди с каким Принцем оказался в итоге. Сону несдержанно закатывает глаза, ощущая лопатками пристальный взгляд. И насмешливо, заведомо громче произносит: — Самый настоящий Ледяной Принц. Вредный, жуткий тип. Мой сосед, ко всему прочему. Изабелль звонко смеётся, а Сону слышит усмешку Сонхуна, когда они пересекаются посреди паркета. — Как минимум на один вечер и, как с партнёром по танцу, тебе с ним повезло, — отмечает мисс Винтерфорд. — Как минимум. — Спасибо тебе за танец, Сону, — ласково приобнимая его за плечи, она отстраняется. — Мне нужно вернуться к моему инструменту на сегодняшний вечер. А ты — будь умницей и проведи вечер хорошо. — Спасибо вам, мисс Винтерфорд. За всё этим вечером. И не только. Сону не успевает даже отпустить её руки, как вдруг его хватают за талию, разворачивая к себе и натянуто улыбаясь, сверкая при этом раздражением в сиреневых глазах. — Что ты делаешь? — шипит Сону, ёрзая в стальной хватке. Музыка сменяется на что-то резкое и агрессивное, как и настроение каннибала перед ним. — Показываю твоему дядюшке, что всё хорошо, — также тихо шипит он. — И что я определённо не хочу ещё неделю исправительных в плюс к моему сроку. — За что? — За открытую попытку бегства. — Ты должен был этого ожидать, — хмыкает Сону, решая тоже болезненно впиться пальцами в плечо Сонхуна. — Давай хотя бы ты без нравоучений. — Как скажешь.[Joshua Kyan Aalampour — Arno's waltz]
Как и предыдущий танец, этот обрывается для них на середине, для смены партнёров. Сонхуна забирает к себе одна из учителей, а вот Сону с нескрываемым недовольством попадает в руки Джейка, тем не менее улыбающегося ему уголками губ. В последний раз они танцевали вместе год назад, в их особняке. Но Джейк, как и тогда излишне осторожно держит Сону за талию, в контрасте с ещё ощущающейся хваткой Сонхуна. Нежно и бережно держит его ладонь в перчатке. И Сону думает, что Намджун не ошибся, даря ему их. И, возможно, он всё-таки использует их сегодня по прямому назначению, если Джейк вдруг скажет что-то не то. — Тебя только не хватало. Не сиделось за виолончелью? — колется Сону. — Раньше тебе нравилось танцевать со мной, — печально усмехается Джейк. — Раньше ты не лез в мою жизнь. И смерть. — Сону, хотя бы на один танец… — Что? — Побудь просто моим братом. Сону замечает, как внимательно за ним следит Сонхун. Как в своём танце на него счастливо поглядывает Тэхён. И так некстати вспоминает их с Сонхуном разговор о братьях и семье. Он намеренно не смотрит в глаза Джейка, он знает, что увидит там тонну разочарования, немой братской любви и сожаление. Он чувствует это всё и так. А потому, замолкает, позволяя вампиру вести. — Замечательно выглядишь. — Ещё одно слово и подарок твоего отца сыграет против тебя, — цыкает Сону, впериваясь в черные пуговицы на рубашке Джейка. — Он в самом деле подарил тебе перчатки, вымоченные в яде? — усмехается Джейк. — Твой дядя был против. — У нас с Намджун-ши в этом плане идеальное понимание. Бери пример с отца. Однако посмотреть в глаза Джейка всё же приходится. Потому, что Сону чувствует несходящий со своего лица взгляд. И только сейчас замечает голые ладони брата. Но радужка Джейка темна, что удивляет. — Что, даже не воспользуешься шансом под конец? — Сейчас, я просто твой старший брат, делящий танец на Балу. Сону хмыкает на это, но не может проигнорировать то, как сжалось болезненно сердце. Возможно, где-то очень глубоко внутри, он и скучает по их общению, по поддержке Джейка, что порой единственный был рядом с ним в жуткие ночи в особняке. Но Джейк сам всё испортил. Они кланяются друг другу по завершении танца, и Сону завершает реверанс, намереваясь уйти с паркета и затеряться в толпе с бокалом крови, но его планы вновь нарушают цепкие пальцы, хватающие под локоть, как только гости начинают один за другим заполнять Залу, чтобы наконец потанцевать тоже. — Ты так и будешь сегодня таскать меня за собой? — взрыкивает Сону, пытаясь вырваться. — Если потребуется, — пожимает плечами Сонхун. — И теперь, когда показательно-наблюдательная часть окончена. Мы можем валить. — Куда? — Как ты и сказал, — скалится он. — На все четыре. Сону оглядывается, не находя за танцующими дяди или кого-то знакомого ещё, и хмурится. — Кто сказал тебе, что я хочу уйти? — А уже не хочешь? Сону оставляет встречный вопрос без ответа. Таков был его изначальный план, да, но… — Нет, если хочешь, останься, — Сонхун останавливается у дверей. — Поотвечай на вопросы об учёбе, Академии, доме. Невесте. — Чего? — кривится Сону. — А вот я, пожалуй, пойду. — Стой, — шикает он, теперь уже самостоятельно хватаясь за локоть каннибала. — Куда ты? Хотя бы предупреди, если тебя вдруг будут искать. — Просто в комнату. Мне надоело здесь и я не хочу, как подопытный кролик быть у всех на виду и подпитывать чьи-то сплетни. Ты со мной? Сону кусает губы, оборачиваясь ещё раз, но людей становится всё больше. Их из виду потеряли давно и подавно. Он чертыхается, кивая. — Дьявол с тобой. Идём.[MNQN — Amphetamine]
Как только Зала оказывается за спиной, Сону не замечает, как расслабляется каждой мышцей. Да, ему понравилось там. Но понравилось только с теми, с кем он танцевал. И Сонхун прав, вряд ли бы он выдержал все эти глупые вопросы, даже учитывая его воспитание. С сожалением он снимает перчатки, так и не пригодившиеся в итоге, но так идеально правда дополнившие образ, и откладывает их в ящик прикроватной тумбочки. Одновременно вешая костюмы на рейли, они с Сонхуном расходятся по душевым на разных этажах. Сону хочется смыть с себя ответственность этого вечера, любопытные, пусть и восхищённые взгляды, прикосновения, которых не должно было быть. Но тем не менее, он остался доволен произошедшим. В особенности, танцем с Изабелль. И их с Сонхуном фееричным открытием. Как ни крути, а вышло у них замечательно. Просушивая полотенцем волосы, Сону возвращается в спальню, замечая Сонхуна в уже в одних пижамных штанах, расстилающего постель. Взгляд снова цепляется за его голую спину и руки, покрытые шрамами. Оставлены ли они Чимином, с кем по рассказам Сонхуна, они дрались? Вероятно, в ином случае, Сонхун давно был бы кем-то повязан. Сону поджимает губы, отходя к своей кровати. — Ты всегда носишь такие старомодные сорочки? — слышит он в спину, когда вешает полотенце на подножие кровати. — Какой век на дворе, видел? — Видел, — тускло отзывается Сону. — Но нам в семье нравится такое. — Чувствуешь себя в этом особенным? Типа, Древний род в каждой детали? — Просто…я рос в этом всём. Впитал это в себя и…мне нравится это тоже. Мне комфортно. А, если не нравится — не смотри. — Да нет, — жмёт плечами Сонхун, садясь на свою постель. — Мне лично не нравится. Но тебе идёт. — Удивительно. Это что, комплимент? — Что-то типа того. Сону тоже закутывается в одеяло, откидываясь спиной на подушки. На их этаже совсем не слышно даже отголосков Бала. Будто его и не было, как очередной сон. Только красивый и чистый. — А где ты взял костюм? — вспоминает вдруг Сону, оглядываясь на розу, которую отколол от своей накидки и положил на тумбочку. — Это часть сделки с твоим дядей, — Сонхун закидывает руки на колени. — А? — Он пообещал не наказывать меня, если я всё же составлю тебе пару на открытии. Я же сказал, что это всё здорово, но помимо помилования, мне нужен нормальный костюм. А не свадебный. — Это далеко не свадебный костюм, тупица, — бурчит Сону. — Он белый. Ненавижу белый. Хотя не спорю, тебе он был к лицу. — Ты слишком щедр на комплименты. Это пугает. — Я просто счастлив сбежать оттуда. — Тебе тоже очень шёл твой костюм, — Сону решает ответить комплиментом тоже, но тут же закатывает глаза и жалеет, когда слышит: — Ну, ещё бы. Это было видно по твоему лицу, — довольно усмехается Сонхун. — А по нему было видно, что я готов убить тебя за мои розы? — Былою Но я не трогал их. Каюсь, сперва очень хотелось. Но у главноо входа есть один позабытый и почти увядший куст. Я срезал оттуда. — Странно, — тянет Сону. — Не замечал их. — А ты из своего угла вылезаешь вообще? — И то верно. — Я не тронул бы твои розы. — Спасибо? — Не за что, — фырчит Сонхун. — Нет как-то желания потом слушать твоё брюзжание из-за пары бутонов. — Ну, конечно.[Deadly circus fire — in darkness we trust]
— Слушай, — Сонхун вдруг хмурится, подползая по кровати ближе, — та женщина, с которой ты танцевал. Кто она? — Учитель нашей семьи. По танцам и музыке, — Сону склоняет голову. — Вот как… — А что? — Она просто жутко мне кое-кого напомнила, — кусает Сонхун губы. — Как её имя? — Изабелль. Изабелль Винтерфорд? — против воли Сону ощущает витающее в воздухе напряжение. А вспышка в сиреневых глазах и невесёлая усмешка его только усиливает. — В самом деле… — тянет Сонхун. — Мир наш такая странная штука. — О чём ты? — Вампиром-Потрошителем, устроившим однажды резню и целую войну много лет назад — был Александр Винтерфорд. Полагаю, её сынок. Спроси своего брата на досуге, он вроде тащится по истории, может и тебя подтянет… Сону не слышит его последних слов. Он знал, всё это знал, но никак не мыслил сопоставить все факты воедино. Убитая многолетним горем мать, потерявшая сына-монстра, учинившего войну. Потрошитель, убивший сотни вампиров, которого не называют по имени и стараются никогда больше не вспоминать. Один человек. Сын той, что для Сону осталась одним из лучей яркого света. Как и он для своего дяди. Их взгляды сталкиваются. И Сонхуну больше не весело, когда по щеке Сону скатывается слеза. Станет ли он когда-нибудь таким же монстром? Или кто-нибудь сможет его спасти?