* 🥀 *
[Joshua Kyan Aalaumpour — Raindrop Waltz №1 in B minor]
Год назад. — И ещё раз и два…! Сону дёргает головой в сторону дальней комнаты, когда выходит из библиотеки, и сужает рубиновые глаза. До него отчётливо доносятся звуки пианино, топот каблуков по паркету. Когда он был маленький, мама частенько брала его на приёмы, устраиваемые братом в его доме, и та дальняя комната как раз была залой для всех гостей, что так любили заполнять всё пространство, громко смеяться и танцевать жуткие танцы. Сону считал их жуткими, когда был маленьким, потому что ему каждый раз казалось, что ещё чуть-чуть и пышные юбки взрослых женщин скроют его с головой и он исчезнет навсегда. Передёргивая плечами, Сону хмурится, потому что ноги несут его туда почти что против воли. Любопытство ведёт его за длинный нос, и он никак не может сопротивляться. Весь прошлый год в доме дяди стоял траур и не позволительно было даже Джейку играть на виолончели громче определённой нормы и только в отведённые часы, хоть Тэхён и не был против, но такова была воля Намджуна. Но прошёл год с гибели матери Сону, и он снова слышит знакомую мелодию, издаваемую многолетним пианино. Есть только один человек, способный на это в их доме… — Ну же, Джейк! — слышит он высокий голос. — Спину ровнее и ещё раз! Он бесшумно приоткрывает деревянную дверь и заглядывает внутрь, безошибочно находя вампира за пианино. Идеально ровная осанка, прямая спина и вздёрнутые плечи, облачённые в алый шёлк приталенного платья. Неизменно собранные на затылке волосы пшеничного цвета. Порхающие над клавишами длинные пальцы с заострёнными чёрными ногтями, словно у Демона. Уголок губ Сону невольно дёргается в улыбке. Как же давно он не видел её в этих стенах. — Не прячься, Сону, — слышит он улыбчивый голос, вздрагивая. — Присоединись к нам? Он впивается взглядом в светлый затылок. Женщина не отрывается от игры, пока по залу, словно заведённый, кружится Джейк, бросая на брата встревоженный взгляд. Сону неловко мнётся с ноги на ногу, но всё же проходит в залу, прикрывая за собой дверь и кланяясь. — Простите, что помешал, мисс Винтерфорд, — лепечет он, поворачиваясь к брату и кивая ему. — Джейк. — Станцуй и будешь прощён, — посмеивается женщина, наконец, оборачиваясь к Сону и одаривая его широкой улыбкой и лукавым взглядом лиловых глаз. — Я не… — Давай же! У Джейка за год все навыки растерялись совсем. И ему как раз нужен кто-то в пару, чтобы вспомнить каково танцевать не с воздухом. Сону стреляет испуганным взглядом на Джейка, что замирает посреди залы и пожимает плечами. В последний раз Сону танцевал на балу, когда ему было тринадцать. За год до гибели мамы, и пообещал он себе тогда больше никогда этим не заниматься, потому, что глупые сыновья пришлых взрослых вампиров грубо хватали его за талию, а пара нерадивых девчонок отдавливали ему ноги. Но на него смотрели родные глаза брата, и отчего-то пугал его не столько танец, сколько сама ситуация вокруг. Будто он вернулся в прошлое. И ничего год назад не случалось вовсе. — Уже через неделю Ежегодный Весенний Бал, — поясняет мисс Винтерфорд, вновь укладывая пальцы на клавиши. — Джейк хоть и не открывает его, как мог ты, но всё же от танцев с одноклассниками и одноклассницами он не сбежит. Сону подкрадывается к брату, смущаясь даже стука каблуков собственных туфель, и нервно поправляет воротничок чёрной блузы, вставая напротив Джейка. — Какой ещё бал? — хмурится он непонимающе, позволяя крепкой руке охватить его талию и вкладывая свою ладонь в большую ладонь брата. — Тэхён-ши ведь рассказывал тебе, — в таком же тоне отвечает Джейк. — Бал в Академии. Каждую весну… Сону чувствует, как их тела начинают кружиться под льющуюся мелодию сами по себе. Мышцы помнят каждое движение, ноги переступают так легко, словно по облакам летят. Джейк безупречно ведёт его, а Сону за ним совершенно естественно следует. Он вспоминает, в самом деле вспоминает, что помимо домашних приёмов, Тэхён проводил и Балы в Академии, о впечатлениях от которых часто делился, сидя перед камином. Чаще всего жаловался, потому что из года в год кто-то да умудрялся срывать Бал начисто, а кто-то портил настроение всем и сразу. Прошлый год был единственным за долгие годы, когда Бал пришлось отменить в связи с трауром семьи Ким. — А тебе это зачем? — вновь сводит к переносице брови Сону. — Ты же не из Древнего рода. — Как и сказала мисс Винтерфорд, мне всё равно придётся танцевать, — закатывает фиолетовые глаза Джейк. — Меня не спасает даже то, что прячусь за виолончелью каждый раз. Тэхён-ши находит способы выманить меня на пару танцев с кем-нибудь. — Тебя что, тоже пытаются поженить? — Нет, — печально усмехается Джейк. — Меня пытаются сделать социальным. Стоит ли говорить, что выходит у них с отцом так себе? Сону вдруг улыбается краешками губ, замирая посреди залы, как только кончается мелодия, и держа Джейка за кончики пальцев, приседает в реверансе, склоняя голову. — Ах, Сону! — восклицает женщина, соскальзывая с банкетки. — Как жаль, мой мальчик, что тебя на Балу не бывает. Ты мог бы составить брату приятную компанию, а всем ученикам здоровую конкуренцию. Иди сюда! Полы её алого платья развиваются, приподнимаясь почти до колен, когда она подлетает к мальчикам, распахивая объятия. И Сону не медля приникает щекой к её груди, закрывая глаза и вдыхая такой знакомый аромат роз и могильной земли. Изабелль Винтерфорд была не частой гостьей поместья Ким, приходя лишь несколько раз в год, чтобы отрепетировать с мальчиками танцы перед приёмами, немного напомнить и самим Тэхёну и Намджуну о танцах, а после поговорить за чашкой крепкого кофе с Тэхёном во дворе или у камина. Как и всем чистокровным ей на вид было всего двадцать пять, но на самом же деле, она жила уже долгую и крайне печальную жизнь. Как она всегда говорила: «единственной оставшейся радостью моей вечности — является обучение таких прекрасных, как вы, детей, и возможность показать им этот мир с прекрасной стороны, какая ещё в нём осталась.» Удивительно, что даже несмотря на столь редкие встречи, к ней Сону питал искренние тёплые чувства. Хоть и знал с детства, что за улыбкой её широкой и лучистыми лиловыми глазами прячется бесконечная боль от потери сына, учинившего целую войну много лет тому назад и дар управления снежными бурями. — Как ты? — выдыхает она в его макушку, тепло обнимая за плечи и поглаживая когтистыми пальцами затылок. Сону на её вопрос лишь неопределённо пожимает плечами и мягко отстраняется, заглядывая в глаза, внимательно и печально устремлённые на него сверху вниз. — А как ваши дела, мисс Винтерфорд? — учтиво интересуется он. На что получает лишь вновь лёгкую улыбку и такие же приподнятые плечи. Оба потерявшие самое дорогое. Оба оставшиеся доживать эту вечность без родного и близкого. С той лишь разницей, что мама Сону оказалась жертвой психопата, а сын Изабелль оказался чудовищем, истребившим сотни своих сородичей. — Останешься с нами ещё ненадолго, Сону? — сжимает она ласково его плечи. — Джейк более расслаблен с тобой. — Конечно, — крохотно улыбается Сону, кивая.* 🥀 *
[MONSTA X — Shoot Out]
Сону неуютно ёжится, одёргивая длинные рукава толстовки и куртки, которые ему любезно одолжил Сонхун, и приклеенным хвостом следует за каннибалом, пока тот вполне свободно идёт в самую глубь людской толпы. Эти наполненные кровью тела танцуют, беснуются, трутся друг о друга, задевают и его горячими пальцами. Сону рычит утробно, взволнованно. Конечно Сонхуну плевать на них всех, для него сейчас вокруг: просто куча живых тел. Для Сону же — это пытка, потому что каждый из этих людей, его потенциальный мешок с едой. В какой-то момент, Сону не выдерживает этих постоянных прикосновений к нему, даже сквозь одежду ощущающихся удушающе, и хватается за кожанку на спине Сонхуна, боясь отстать и потеряться от него в кровавой толпе бешеных людей. Ему кажется, что он слышит усмешку и он отомстит за неё потом, но он не уверен, так как музыка бьёт по его чувствительным, привыкшим к тишине или классике, ушам. А в этих самых ушах вдобавок ко всему шумит ещё и бешено несущаяся по чужим венам кровь. Он сойдёт здесь с ума, однозначно. И, возможно, Сонхун на это и рассчитывает, и это вовсе не жест доброй воли, а искусная пытка над Сону. Но вот, наконец, Сону может вдохнуть спёртый воздух полной грудью, когда они выбираются из толпы и идут дальше к темнеющему участку под лестницей, что оказывается ограждённой зоной. Сонхун передёргивает плечами, заставляя Сону отпустить его куртку, и свободно падает на кожаный диванчик, расставляя широко ноги и запрокидывая голову на мягкую спинку, тут же закрывая глаза. Сону же неуверенно садится за столиком на такой же диванчик напротив, суженным и недобрым взглядом уставляясь на каннибала. Сонхун усмехается, не открывая глаз: — Дыру просверлишь. — Что мы здесь делаем? — Сону вновь неуютно ёжится, бросая короткий и злобный взгляд на толпу, которая как всосала их в себя единым организмом, так и выплюнула обратно с другой стороны клуба. — Нам всего шестнадцать. Почти. — Один из немногих плюсов моего братца — хорошие связи, — Сонхун лениво поднимает голову, сиреневыми глазами разглядывая Сону. — Я частенько зависаю здесь, когда знаю, что его тут не будет. — И что тут делать? Кровью же провоняли даже стены, — морщит Сону нос. — Для тебя. Для меня же тут просто пахнет отходами, кислотой и смесью пота с духами и алкоголем. — И зачем ты привёл меня сюда? — Чтобы ты на людей посмотрел, — фырчит Сонхун, отталкиваясь от спинки, когда к ним подходит молодой официант в распахнутой на груди блестящей рубашке. — Ром с колой и… — он мимолётно глядит на Сону, а после вновь усмехается. — И просто колу. — Вино, — цедит сквозь зубы Сону, перехватывая игривый взгляд официанта. — Бокал красного сухого. — Ром с колой и бокал красного сухого, — повторяет парень, кивая. — Что-нибудь ещё? — Пока всё, — улыбается ему, подмигивая, Сонхун. И Сону это всё так чертовски не нравится. — Не знал, что детям уже можно пить вино. — Ты старше меня на пару месяцев, тупица, — шипит Сону, складывая руки на груди. — И вот она благодарность за глоток свободы. — Мне не за что тебя благодарить. Находиться здесь — пытка. — Так, а кто сказал, что ты должен терпеть? — приподнимает бровь Сонхун. Сону слюной давится от этих слов. — Чего? — Мы здесь одни. Без присмотра. Вперёд, — взмахивает каннибал рукой за свою спину. — Выбери жертву, затащи в туалет, внуши всё, что нужно. И приятного аппетита. — Ты — псих. — Будто ты лучше, маленький самоубийца. — Я не собираюсь нарушать ещё больше законов, чем мы нарушили уже своим побегом. — Скучно. — Зато безопасно. Ты ведь в курсе, что Джейк видит прошлое прикосновением. На что ты толкаешь меня? Или подставить хочешь? — щурится Сону. — Помочь тебе хочу. Потому, что вряд ли в твоей скучной жизни выдастся ещё хотя бы один шанс, — пожимает плечами Сонхун. — А что до твоего брата, то да, к сожалению, знаю. Почти все ученики проходят через него при «поступлении» в Академию. — Что? — А ты не знал? — с искренним удивлением спрашивает он. — Ах, да. Точно. У вас же какое-то жутко напряжённое общение, вспомнил. Тэхён-ши использует дар Джейка каждый раз, когда кто-то сбегает, не желает сознаваться в преступлениях и так далее, далее, далее. С его стороны очень выгодно держать рядом такого полезного сына. Да ещё и живущего с малых лет в Академии. Всегда под рукой, никогда не отказывающий из-за бесконечной благодарности спасённой жизни. — Слишком много ты о нашей семье знаешь, а о смерти моей мамы был не в курсе. — Я знаю это всё только благодаря тому, что мой братец — лучший друг твоего дяди. Но есть одно важное «но». Я запоминаю только ту информацию, которая может мне когда-либо пригодиться. А смерть твоей мамы, прости, мне никуда не упиралась. До момента, пока мы не стали соседями. Да и в Академии на тот момент я не учился и слушал всё вполуха. И, возможно, Чимин упоминал что-то о трауре в вашей семье, но я вряд ли слушал. — Слишком уж странно, — хмыкает Сону. — Столько всего знать, а о таком важном событии, гибели близнеца лучшего друга твоего брата, ты вдруг не знал. — А что, думаешь, что я лгу? — ухмыляется Сонхун, скидывая кожанку. — Уверен. Не сходится как-то. — Какая тебе вообще до этого разница? Теперь вот знаю. Только что это меняет? Мы от этого как-то вдруг эмоционально привяжемся и задружим? Нет. Просто факт. Ты потерял мать. Ты — сирота. Для меня это ничего не меняет. У Сону больно колят в груди эти слова. «Ты — сирота». И хоть на протяжении двух последних лет он и сам думал об этом каждый день своей никчёмной жизни, слышать это от кого-то чужого, к тому же с таким пренебрежением, так неприятно. Почти больно. — Вот и замечательно, — тем не менее рычит он. — Мне не нужна чья-то жалость. Официант приносит им напитки, расставляя на столик, и быстро удаляется. Сонхун же странно тянет полные губы в усмешке, прикрываясь своим бокалом и не сводя глаз с Сону. И бормочет едва различимо за грохотом музыки: — Ты даже сам не представляешь, насколько сильно в ней нуждаешься на самом деле. Сону мечтает выплюнуть глоток вина ему в хитрое лицо, но сдерживается. Слишком вкусное оказывается вино.* 🥀 *
[billie eilish — bad guy]
По голой коже рук, не спрятанной больше курткой и толстовкой, струится жар, словно языки пламени лижут. Длинные пальцы от запястий и вверх до локтей, прикрытых длинным рукавом широкой футболки, как спичкой чиркают по венам. Сону не хочет открывать глаз, под ними так завораживающе пульсирует оранжево-красный, в такт музыке. Его лопатки так плотно вжимаются в крепкие прутья грудной клетки, в которой так же медленно и размеренно бьётся вампирское сердце. Тело само двигается под одинаково вибрирующий бит, пол под ногами дрожит, и плевать даже на каждого, кто пахнет вокруг, как вскрытый гемакон. Сознание плывёт, приятно плывёт по кровавым волнам. Пальцы обратно от локтей скользят к запястьям, а после мягко подхватывают его слабую ладонь, чтобы развернуть. Рука Сону опадает на подставленное плечо, талия туго обхватывается прохладным предплечьем, а в мягкое местечко между шеей и ключицами вжимается чужой нос, глубоко тянущий его природный запах, прячущийся совсем рядом в яремной вене. — Несмотря ни на что, — слышит он низкий рокот над ухом, — пахнешь ты, конечно, чертовски вкусно. Сону глупо хихикает с этих слов, запрокидывая голову и продолжая бездумно двигаться под музыку. Его глаза всё ещё закрыты и под ними так хорошо, тепло и уютно. Под ними всё идеально красное с яркими всполохами изредка оранжевого. Как капли крови, падающие в костёр и распаляющие его ещё больше. Хорошо. Настолько хорошо, что даже не странно. В голове легко, в теле легко, в сердце тоже. Боли нет, черноты нет, гноение его внутренностей словно остановилось. Покрылось корочкой льда и замерло. — Хочешь кого-нибудь из них? — вновь шепчет Сонхун, мягко хватая Сону за подбородок и поворачивая его всё ещё запрокинутую голову в сторону. Сону вынужден прервать свой алый Рай, только чтобы оглядеть смазанным взглядом беснующиеся вокруг тела. Его рубиновые глаза безошибочно выцепляют высокого парня с забранными в короткий хвост чёрными волосами и расползающейся по шее чернильной ветвью какого-то цветка или растения. Сону слегка хмурится. Он будто напоминает ему Чонгука, только куда более худощавый и смазливый. Но да. Это определённо то, чего он хотел бы. Эта разукрашенная шея идеально спрятала бы в себе пару отметин от острых зубов. — Действуй, — змеёй шипит Сонхун, выпуская его талию и подталкивая под поясницу к парню. Сону не знает, что это значит, но инстинкты идут впереди него. Ведут его. Руководят, как правильно и как нужно, когда он растягивает пухлые губы в обворажительной улыбке, какой у него никогда не было. Когда сияющими рубинами примагничивается к тёмно-карим глазам, в которых видит отражение своих. Когда скользит ладонью вверх по груди парня, размыкая губы и произнося: — Вижу, ты хочешь стать моим ужином. Послушный кивок, и Сону, берёт парня за руки, двигаясь из толпы спиной вперёд. Не разрывая зрительный контакт и уводя его всё дальше во тьму, как паук в свою паутину. Тянет туда, где музыка рассыпается о чёрные стены, поглощая их. Дверь в уборную открывается, выпуская из помещения изрядно потрёпанных парней, и Сону пользуется этим, проскальзывая внутрь и увлекая парня за собой. Дверца кабинки за его спиной захлопывается, как крышка гроба для порабощённого человека, что падает задницей на унитаз, принимая лёгкое тело Сону на свои колени. Сону отклоняет пальчиками его голову в сторону, ведёт по узорам на шее, заворожённо их разглядывая. Рубин его глаз вспыхивает, когда он сквозь туман в голове понимает, что это плющ. Вот уж знаки. Он вновь смотрит в карие глаза, прикладывая прохладную ладонь к огненной щеке, и шепчет тихо: — Тебе будет больно, но ты должен молчать и получать удовольствие от этой боли. Ты забудешь обо всём, как только я уйду. Инстинкты…рефлексы. Это даже больше походит на рефлексы, потому что говорить и ходить мы учимся с детства, а вот глотать, вдыхать…это всё мы делаем рефлекторно с первых секунд рождения. И это то, что делает Сону, когда внушает парню нужное, никогда в жизни прежде этим не занимаясь. Он понятия не имеет, откуда в нём это, но просто знает. Он просто знает… Его клыки глубоко вонзаются в медовую кожу, он чувствует, как тело под ним вздрагивает, а цепкие пальцы впиваются в бока. Но всё отходит на задний план, едва только кровь попадает к нему на язык. И блаженства больше он в жизни не испытывал ни разу за все свои неполные шестнадцать лет. Ни с чем не сравнимо. За гранью возможного. Он вцепляется тонкими пальцами в волосы парня на затылке, ослабляя хвост, и клонит его голову сильнее, открывая себе больший доступ к желанной шее. К живительной жидкости, что течёт по венам незнакомца. Пьёт жадно, большими глотками, урча и причмокивая. Ёрзая в нетерпении на его коленях и сгребая пальцами свободной руки футболку на замершей груди. Он чувствует, как под его кулаком заполошно бьётся человеческое сердце. Наполненное страхом, непониманием, болью. Но ничего не способное сделать со своим положением, терпящее крах. Такое уязвимое, наполненное и распахнутое для него этим вечером. Такое доступное и трепещущее. Такое живое.[Koethe — Ending]
Сону резко отрывается от сладкой шеи, рыча диким зверем и сверкая алыми глазами так ярко, что самому слепит. А после, резко впивается в открытую рану голодным ртом вновь, не переставая издавать гортанных стонов и рыков. Он кормится некрасиво, грязно. Как в последний раз. Пока под его ртом не слышится жуткий треск разрываемой ткани и сосудов. Пока он с диким воем не вырывает целый кусок мяса у человека, осевшего мёртвым мешком под ним, уронив тяжёлую голову на вампирское запястье. Сону делает последний глоток крови, теплящийся на его языке, и моргает медленно, выпуская из пальцев чёрные кудри. С последующим открытием ясных глаз, начиная верещать бешено и оглушительно, подскакивая с чужих колен и вбиваясь спиной в закрытую дверцу кабинки. Он верещит, закрывая ладонями лицо и лишь размазывая кровь дальше по щекам и подбородку, губам и носу, глазам. Орёт истошно, пытаясь выбраться и забывая про такое банальное: щеколду, которую сам же закрыл. Он словно в клетке, под колпаком. Его закрыли и вот-вот поймают. Он убил. Впервые в своей жизни попробовав человека, он убил. Чьи-то крепкие руки ловят его, когда дверца кабинки распахивается, и он почти вываливается из неё. Ему затыкают орущий рот холодной ладонью, пригвождая лопатками к вновь закрывшейся дверце. Хватают грубо за щёки, не переставая прижимать ладонь к открытым губам, пытаются обратить на себя бешеный, застеленный пеленой слёз взор. Сону не видит ничего, кроме сияюще-синеватых точек. В его сознании целый вой, дикая пульсация, так будто копошится кто-то острыми иглами, но он слышит прямо в своей голове низкий голос: — Успокойся, Сону. Немедленно. И ничего не может поделать с тем, как обмякает в чужих руках, всхлипывая в последний раз. Промаргиваясь и видя перед собой, наконец, встревоженно злое лицо Сонхуна, чьи глаза сияют ещё ярче, чем обычно, когда он использует способности. Он в ярости, он напуган, но удачно перекрывает это пугающей злобой, из-за которой в его глазах словно молнии сверкают. — Я уберу руку, — продолжает он вкрадчиво, — но ты больше не будешь орать. Сону слегка морщится от тошноты и жуткой боли в висках. Способность Сонхуна делает ему больно, но он повинуется. Такой слабый сейчас, уязвимый, как и сердце, которого касался несколько секунд назад. — Я убил его, — скулит он, глаза вновь наполняются слезами. — Убил… — Я вижу, — хмуро отзывается Сонхун, натягивая на ладонь рукав кожанки и грубо проходясь им по лицу Сону, в попытках подтереть кровь. — Умойся, быстро. Он толкает Сону к раковинам, включая воду и начиная прибирать всё на вампирской скорости. Сону только замечает в отражение, как исчезают из других открытых кабинок рулоны туалетной бумаги, полотенца для рук с держателя рядом, а Сонхун размытым пятном мечется, то прячась за последней дверцей, то появляясь вновь. Ледяная вода остужает горящие от слёз глаза, Сону боится взглянуть в зеркало на себя, а потому умывается наощупь. Там где липко и горячо ещё — кровь. Виски, нос, щёки, губы, подбородок. Даже шея. Всё испачкано кровью. По ощущениям, он будто с головы до ног ей залит. Выключая воду и утираясь подолом футболки, Сону отворачивается от зеркал как раз в тот момент, когда Сонхун останавливается перед ним, склоняя голову. В его глазах больше нет ярости, а на губах вдруг почему-то пляшет лёгкая усмешка. Должно быть вид Сону так веселит его. Или то, что план его удался. Сону был прав, он просто хотел его подставить. Он вздрагивает вдруг, когда подбородка касаются длинные пальцы, а подушечка большого стирает с уголка его рта не то каплю воды, не то остаток крови. Прячет взгляд, опуская глаза, но Сонхун тянет его за подбородок вверх, не позволяя. Сверкая сиреневой глаз вновь, когда неожиданно с довольной улыбкой произносит: — Поздравляю с первым трупом, королева. И у Сону по грудной клетке гулко разносится треск. Льда, которым было покрыто жалкое плачущее по матери сердце. Льда, в который он сковал себя когда-то сам. Льда, прячущего где-то в глубине что-то настолько опасное, с чем Сону ещё никогда не сталкивался раньше. Что неизбежно теперь изменит его, растекаясь по заполненным живой кровью венам.* 🥀 *
[MISSIO — Losing my mind]
Его руки мелко подрагивают, когда он завязывает шнурки от спортивных штанов, готовясь к занятиям с Чонгуком. С Сонхуном по пути обратно и в комнате он ни слова больше не обронил, но тот не обманул, он действительно привёл его обратно в Академию целым и невредимым. Физически. Но вот морально, Сону рассыпался в туалете того злосчастного клуба на тысячи тысяч осколков, в каждом из которых видел себя по-разному. И как собрать себя прежнего воедино — он не знал. Даже, если склеить всё, будут проступать швы, шрамы на сердце, которых у него и без того хватает. Да и нет уверенности, что совсем уж мелкие осколки не потеряются. Он потерялся. Тот он, который с трудом согласился с Сонхуном сбежать — потерян навсегда этой ночью. Всю ночь он не мог спокойно спать, вздрагивая от новых теперь кошмаров, в которых он разрывает горло того парня. Точно также, как было разорвано горло его матери, когда он нашёл её. Чем он лучше этого психа? Только тем, что убил того, кто потенциально является его едой? Тем, что этот человек и был создан ему на скормление, а мать любила того выродка, которого звала мужем? Он убил, пока кормился. Вот итог. И это ничуть не отличает его от убийцы его матери. Он кривится, закрывая шкафчик, и жмурится крепко, вбиваясь в него лбом. Он должен сосредоточиться. И понадеяться, что сегодня Чонгук учтёт предыдущее занятие и даст ему в пару кого-то чуть более адекватного, чем тот белокурый дьявол. Орать и позориться посреди зала вновь — последнее, чего Сону хочет. Первое, конечно же, сбежать к чертям. А вот второе — позаниматься с кем-то в паре подходящим. Он правда скучал по занятиям, да и мышцы в теле ноют после вчерашнего, хочется отвлечься. Забыть про то, как позволил Сонхуну прижиматься к себе и прижимать себя. Как под пальцами ощущалось человеческое податливое тело. Хочется просто сломать кому-нибудь позвоночник, перебросив через себя на маты и выдохнуть хоть ненадолго. Вампир заживёт. Рана в сердце Сону подзатянется тоже. Заходя в зал, он безошибочно находит фиолетовый хвост Чонгука, расстилающего маты. И белокурого подонка, нагло ухмыляющегося ему с другого конца зала. Заметил тоже. Сону щурит рубин глаз. Сегодня он не даст ему поводов для радости. Розоволосый парень рядом с ним тоже замечает Сону, склоняя голову и аккуратно кивая в приветствии. Ёнджун. Сону сухо кивает тоже, подходя к старшему. — Эй, ты уже здесь, боец, — улыбается Чонгук, прижимая Сону одной рукой за плечи к себе. И Сону ничего не может поделать с тем, как мгновенно теплеет в груди, а уголки губ дёргаются в слабой улыбке. — Привет, хён. — Сегодня ты в паре с Чхве. Не против? Сону вновь смотрит на Ёнджуна, что к его удивлению тоже смотрит в ответ внимательно. Наверняка строит в своей голове кучу теорий на счёт общения учителя и Сону. Наверняка потом разнесёт по Академии кучу слухов, если не уже, после того, что было в прошлый раз. Сону поджимает губы. — Если ручаешься за его адекватность, — тянет он. — За его — да. А вот был бы тут его младший брат… — качает головой Чонгук. — Впрочем, желаю вам с младшим Чхве никогда не столкнуться. Он не Хюнин. В нём дерьма ещё больше, а тормозов нет от слова «совсем». — Спасибо за предупреждение, — фырчит Сону. — Построение! — кричит Чонгук, хлопая в ладоши и наблюдая за тем, как все вампиры собираются в две линии, вылетая на скорости из разных уголков зала. Сегодня их будто бы больше, отмечает Сону. — Так как следующее занятие вашей группы будет проводиться с бо, сегодня у нас тренировочный спарринг и балланс-гейм. — А это точно тренировка, а не исправительное? — канючит кто-то из второй линии. Сону оборачивается посмотреть, но натыкается на мерзкую ухмылочку Хюнина, потому тут же отворачивается, сцепляя зубы. — Балланс-гейм занятная вещь, — подмигивает Чонгук. — Так как идеальная грация вампиров — книжные россказни людишек, каждому из нас дан свой баланс при рождении. И неуклюжесть у вампиров — такая же естественная составляющая организма, как клыки. Не все из нас всё-таки тонкие, звонкие балетные статуэтки. Так что искать свой баланс приходится даже вампирам. Как бонус — это что-то типа йога-медитации. Приятное с полезным, считайте. Йога. Сону хмурится, даже не имея себе возможности представить, как можно вписать йогу в их уроки по боевому искусству. А после вспоминает вдруг айкидо. И в целом…да, он может это понять. Но для чего эта баланс-гейм нужна в паре? — Начнём с простого спарринга, чтобы расслабиться в конце на игре, — вновь привлекает их внимание Чонгук. — Посмотрите налево, теперь направо. Первый ряд — посмотрите назад. Видите? Это ваши одноклассники здесь, в этих стенах. Каждый из них — отдельный организм, со своим сознанием и сердцем. Кто-то живым, кто-то не очень. Но каждый из них — ценен. Каждый из них достоин уважения. Бои в этих стенах — тренировка для вас в реальной жизни за стенами Академии. А не в них. И, если я ещё хоть раз увижу, что кто-то из вас слишком долго держит захват, не даёт партнёру подняться, когда тот лупит ладонью по мату, или использует грязные трюки, — его глаза стреляют недобро в Хюнина, — я обговорю с Тэхён-ши один из методов, как утихомиривать вас без слов. Поверьте, вы будете им крайне недовольны. Сону подбирается весь. К его счастью, он знает этот способ. Потому, что Чонгук заговаривал о нём ещё тогда, когда приезжал заниматься с ним в особняк. И потому, что Сону тот, кто может с реализацией этого способа помочь напрямую. И, глядя на жуткого Хюнина, он даже хотел бы это сделать однажды. — …твоя пара на сегодня — Ким Сону, — слышит он сквозь свои мысли голос Чонгука, и тут же мечется взглядом к Ёнджуну. Его ли учитель назвал? Ловит на себе пристальный взгляд алых глаз в ответ. Внутренне успокаивается. Его. Сону немного расслабили слова Чонгука. А ещё то, что он знает, что Ёнджун, как и он сам, из Древнего рода, а у таких семей осечки редки. Сону по крайней мере знает из дурного помёта только Паков. И по словам Чонгука — младшего брата Ёнджуна. Такой себе процент, это радует. — Проверьте бинты соперника, — командует Чонгук. Ёнджун кивает Сону, протягивая свои руки первым, и Сону излишне дотошно ощупывает перебинтованные кисти, но зато удостоверяется, что под повязками у вам пира ничего нет. Ёнджун же куда легче и быстрее скользит пальцами по рукам Сону, тут же отступая на шаг и готовясь к спаррингу. Сону старается сконцентрироваться на его позе, вскинутых руках и суженных алых глазах, но так некстати видит в алой радужке то же свечение, что было ночью под его закрытыми веками, когда Сонхун прижимал его к себе посреди клуба. Встряхивая наваждение, Сону не наступает первым. Вместо этого, он лишь делает шаг назад и влево, склоняя голову вправо и бросая взгляд на ноги Ёнджуна. Тот же, явно наученные опытом, движется телом в своё лево тоже, но глаз не сводит с лица Сону. Они, как две дикие кошки, кружат медленно и напряжённо по мату, пока Ёнджун не выдерживает первым, размываясь пятном. Однако Сону отчётливо видит траекторию его движений и бросается влево, оставляя вампира за его спиной ни с чем. Оборачиваясь с наглой ухмылкой и размываясь тоже. Вихляя по мату из стороны в сторону и сбивая этим Ёнджуна, он в итоге, как тот ожидает, не нападает со спины. Он бьёт со всей силы в грудную клетку в области сердца, а после, хватая вампира предплечьем за шею, подгибает его к своему правому боку и бьёт в то же место уже коленом, сильнее сцепляя руку и почти сворачивая Ёнджуну шею. — Стоп! — кричит Чонгук, хлопая в ладоши и улыбаясь уголком губ. Сону моментально отпускает вампира, отходя назад. — Молодец, Сону. Вспоминаешь занятия? — Кажется, — пожимает он плечами. А сам не понимает до конца, откуда в его хлипком теле вдруг столько сил сейчас? Когда они с Чонгуком закончили занятия давно. — Ещё два круга и можете идти на скамейки. Короткие кивки, поджатые губы. И Сону первым бросается в бой, сверкая кровью в рубиновой радужке.* 🥀 *
[8 graves — begging to bleed]
Сону укладывает Ёнджуна на лопатки все три раунда из трёх. В последнем напряженно замечая то, что отпускать вампира из хватки не хотелось всё больше. Он словно хотел сломать ему шею и оставить в условном нокауте на несколько минут. Он всё чаще вспоминал ночь и кровавые картинки настолько заполонили его сознание, что даже контрастный душ после тренировки ни чуть не помог. А кровь из гемакона в кухне и вовсе показалась отборным дерьмом. Он даже проверил дату привоза. Свежее только из шеи. И, пока Сону мчался на всех парах в спальню, он уже складывал дважды два и понимал, откуда вдруг взялась недюжая сила. Оставалось не разгаданным лишь одно: как он позволил Сонхуну так себя касаться? И как они вообще оказались в том положении? Хоть стреляй в сердце, Сону совершенно не помнит того, что случилось с ним после первого бокала вина. — Какого…чёрта… Сону вламывается в их спальню, едва не снося дверь с петель и тут же об этом жалея. Он так надеялся накричать на Сонхуна, попытаться выбить из него всё дерьмо, пока в нём есть этот запал и силы. Но его крик застревает в горле, получаясь шокированным шёпотом, когда он видит сидящую на краю кровати Чонху со стеклянными глазами и протянутой рукой со вскрытым запястьем. Возле которого замирают окровавленные губы Сонхуна. — Я думал, ты обучен манерам, — тянет он, облизываясь. — Стучать не учили? — Это моя спальня тоже, — задушенно произносит Сону, захлопывая за собой дверь. — Поздравляю. Но у меня сейчас обед. Выйди. Или тебе нравится наблюдать? — вздёргивает брови Сонхун. — Что ты со мной сделал? Цыкая языком, Сонхун закатывает глаза и хватает девчонку за лицо, направляя пустой взгляд на себя: — Сейчас ты вымоешь руки, потому что испачкалась, а после пойдёшь в столовую, потому что после занятий проголодалась и не будешь подходить ко мне пару дней. Проваливай. Кивая, Чонха вдруг расплывается в шалой улыбке и, опуская руку с постепенно затягивающейся раной, поднимается с постели Сонхуна, утирающего рот. Сону провожает её злобным взглядом и проворачивает ключ в замке, закрывая комнату. — Тебя мог увидеть кто угодно. — Тот, кто не умеет стучать, ты хотел сказать, — хмыкает Сонхун. — В нашем крыле нет зевак. — Плевать… — встряхивает головой Сону. — Что ты сделал в клубе? — Конкретнее. Там много чего было. — Какого чёрта мы танцевали? — Тебя потянуло на танцпол. Я пошёл за тобой проследить. А после… — Сонхун разводит руками, усмехаясь. — Себя спроси. — Я и спрашиваю! — кричит Сону, вспыхивая. — Но, благодаря тебе, я ничего не помню. Ты внушил мне. Но как? — Моя способность действует на тебя частично. И мы оба это знаем. — И ты применял её перед тем, как мы ушли. — После того, как ты убил того парня? — склоняет голову Сонхун. — Помню, да. У Сону от этого сердце даже размеренные удары теряет, замирая. Убил. — Что было до этого? — Мы танцевали. — Прекрати! — Сону подлетает к Сонхуну, хватая его за лацканы форменного пиджака. Но тот вновь лишь шире ухмыляется в его лицо. — А тебе идёт. Не думал сменить диету? — Говори какого чёрта произошло или я пойду к Джейку и всё ему покажу. Эта угроза, вероятно, чего-то стоит. Потому, что взгляд Сонхуна становится суровым, полные губы недовольно поджимаются, а запястья Сону оказываются перехвачены ловкими пальцами. — А по башке своей тупой получить от дядюшки не боишься? — Если тебе твой братец тоже отсыпет тумаков — не боюсь. — Какая тебе разница, что было? — морщится Сонхун. — Мы тут, живы и здоровы. Ты поел, я развлёкся… — К чёрту всех, я сам закопаю тебя в своём же розарии, — плюётся Сону, нависая над Сонхуном и заставляя его слегка отклониться к кровати. Сиреневые глаза вдруг вспыхивают опасно. Но Сону слишком поздно осознаёт их положение и то, как кожей к коже они контактируют друг с другом. В его голове вновь начинается знакомое копошение и лёгкая боль атакует виски. Вот как Сонхун умудряется воздействовать даже на него. Кожа к коже и максимальная близость… — Ты боишься, потому что был уязвим, да? — рокочет Сонхун. — Ты хочешь узнать, что было, чтобы избежать этого в будущем, да? Тебе страшно не знать, что ещё с тобой могут сделать… — Да. Пусти меня, — кривится Сону, зажмуриваясь и расцепляя хватку на пиджаке Сонхуна, но каннибал теперь крепко держит его запястья. — Тебе страшно, что я могу сделать что-то ещё, — шепчет Сонхун, хмыкая. — И это было бы забавно, — он вдруг отпускает Сону, отталкивая его от себя. — Если бы не сотня крайне неприятных последствий. Тебе страшно? — Иди к чёрту. — Обычно многим такое в кайф. Но ты ебнутый на всю голову, я должен был ожидать. — Что? — Официант, который подходил к нам — знает о вампирах, — просто говорит Сонхун, а у Сону глаза на лоб от ужаса лезут. — Этот человек безопасен, с ним частенько работает Чимин. Но он всегда в курсе, что в мои заказы нужно кое-что добавлять. — О чём ты? — Ты ведь знаешь о кровяных таблетках, так? — Допустим, — Сону хмурится пуще прежнего. — Есть с добавкой имитации человеческой крови, вампирской. А есть такие же, только с лёгким наркотиком. Вампиры частенько так развлекаются. — Что…ты просто накачал меня?! — Одной таблетки оказалось достаточно, чтобы тебя размазало как следует. Даже удивительно, — мычит Сонхун, игнорируя подступающую у Сону истерику. — А если бы со мной что-то случилось?! — А ты разве так сильно хочешь жить эту жизнь, что сейчас из-за этого на дерьмо исходишь? — ухмыляется каннибал. — Мне казалось, ты не против умереть. — Я не… — Он безобиден в определённых дозах. В твоём случае сошёл, как простой дурман. И немного помог тебе раскрыть свою сущность. С ней, кстати, было весьма приятно иметь дело. — Я убил его только потому, что был под наркотиком? — лепечет Сону, теряясь взглядом в деревянных половицах. — Частично. Наркотик просто помог твоему вампиризму раскрыться. Так сказать, разбудил твою настоящую сущность. Правда… — Сонхун трёт подбородок задумчиво. — Оказалось, что ты тоже не такой уж и простой вампирёнок, каким хочешь казаться. — Что ты несёшь? Опираясь ладонями на постель позади себя, Сонхун закидывает ногу на ногу, улыбаясь шире. — Тебе известны чистокровные и обращённые вампиры. И как их подвид — каннибалы. Но мало кто знает сейчас, и верит вообще, что в давние времена, по миру, как чума, расползался и ещё один, весьма и весьма занятный подвид. Вымерший почти, как старая страшная сказка. — Дядя никогда мне такого не рассказывал, — напрягается Сону. — Конечно, потому что последний такой вампир был казнён много лет назад и больше прецедентов не было. — И с чего я должен тебе верить? — С того, что если ты придёшь к дяде или Джейку с повинной, их удар хватит, когда они поймут, что их маленький родственничек-тихоня, на самом деле таит в себе жуткую сущность, опасную для всех. Даже порой для вампиров, если тебя занесёт. — Нет никого опаснее каннибалов. — И это правда. Но твой подвид — второй в этой цепочке. Потому, что не питается вампирами, а может просто убить их в запале. — Ложь… — Можешь проверить. Но советую держать язык за зубами до поры до времени. — Что это? Что это за подвид? Ухмылка Сонхуна почти взрезает желудок Сону. — Потрошители. И ты, королева, один из них. Алый перед глазами Сону резко сменяется чёрным.