* 🥀 *
[Joshua Kyan Aalampour — The Last Glance]
Сону завязывает чёрный бант под белоснежным воротничком, глядя в своё отражение. Его тонкие пальцы аккуратно цепляются за нежный шёлк, и никто больше ему не помогает. Джейку отныне вход в его комнату строго настрого запрещён. Но где-то в глубине души, именно сегодня, Сону был бы даже не против вездесущего сводного брата. Чтобы заглушить рёв волнения в голове, он согласен слушать вечное брюзжание Джейка, его нравоучения и переживания. Лишь бы только не утопать в собственных мыслях о предстоящем семейном ужине, на который приезжает дедушка Ким. Ради этого, Тэхён даже освободил Сону от одного дня занятий в Академии и привёз в их особняк. И в ту секунду, когда Сону садился в машину, оборачиваясь на мрачное здание Академии, он допустил мысль о том, что даже там, в комнате с чёртовым Пак Сонхуном, ему куда безопаснее и спокойнее, чем в их фамильном доме за одним столом с дедушкой. Проверяя на пылинки, вмятины и ровность застёгнутых пуговиц свой костюм, Сону в последний раз проводит ладонями по бархатному пиджаку сверху вниз и выходит из комнаты. Он уже на лестнице слышит голос дедушки, сжимаясь внутренне и вцепляясь пальцами в деревянные перила. Каждый шаг даётся с трудом. — Ни разу не пожалел, что забрал в прошлом году Лусьен с собой! — восклицает Ким старший. — Лучше и покладистее работницы поискать. — С вашим внушением и любой ребёнок Советника будет покладистым, — хмыкает басовито Намджун. Сону с последних ступеней видит, как тот сидит, закинув ногу на ногу в кресле возле горящего камина, на подлокотнике, держа его за руку, вытянувшись стрункой, восседает Тэхён. А напротив, с фарфоровой чашкой в изломанных пальцах, с такой же неизменно прямой осанкой сидит дедушка Ким. Огонь, отражающийся в линзах его очков, словно настоящий и исходит изнутри. Сону ищет глазами Джейка. — Доброго дня, мой мальчик, — Сону вздрагивает, едва спустив ногу с лестницы. Ким старший, не оборачиваясь в его сторону, тянет губы в елейной улыбке напротив краёв своей чашки. — Доброго дня, дедушка, — сухо произносит Сону, несмело приближаясь к дивану, на который укладывает ладони, чтобы иметь какую-то точку опоры. — Вот, что значит воспитание рода Ким, — хмыкает мужчина, делая глоток и облизывая сразу после измазанные багровым губы. — А где же твоё отродье, Намджун? Сону видит, как в алых глазах вспыхивает секундная ярость, но Намджун лишь отражает ядовитую улыбку. — Мой сын заканчивает занятия. Он не привык ставить выше учёбы что-то столь незначительное, как приезд дальнего родственника, — Сону мечется глазами к Тэхёну, надеясь увидеть воздействие способности, но глаза его дяди спокойного тёмно-сиреневого цвета. Он почти никогда не пользуется силой при своём отце. И тем опаснее становится каждый такой ужин. — Ну, да, — кивает дедушка, отставляя чашку на деревянный столик, — ты прав. Коли безродной собаке не выпал в жизни шанс на безбедное существование в благородной семье, учёба — единственная его возможность выбиться в люди и стать хоть кем-то. — Отец, — мягко пытается Тэхён. — Джейк и мой сын тоже. — За одним-то сыном уследить не в силах, — фырчит Ким старший. — Куда тебе второго на себя взваливать? Тэхён пристыженно опускает голову, а Сону хмурится на эти слова. И жжётся в груди так несправедливость. Ему так больно за дядю, которого так неправомерно оскорбляет собственный отец. Да, Тэхён не лучший родитель, потому что своих детей у него никогда не было, но он с рождения Сону пытается. И попытки его не всегда провальны, просто… Сону не самый лучший ребёнок. И он понимает это. Сейчас особенно, как никогда. Но Тэхён из всех своих сил старается быть лучшим родителем для него. Тем более теперь, когда у Сону никого кроме него и нет. — Совет прошёл не по вашему плану, я погляжу, — усмехается Намджун, крепче сжимая пальцы Тэхёна в своих. — Обычно вы приезжаете к нам после него более удовлетворённым количеством загубленных жизней. — Вот незадача, — качает головой дедушка. — Ты снова прав, Намджун. Да, Совет прошёл крайне паршиво. Несколько вампиров, нарушивших наши законы так и не были пойманы за последние две недели, — кривится он. — Но я нашёл способ ускорить это всё. — Даже не стану угадывать… — Я казнил тех, кто не справился со своими прямыми обязанностями. Как, впрочем, и всегда. — Ничего не меняется. — Иногда, отсутствие изменений — это даже хорошо. Чего не скажешь о вас, — приподнимает бровь Ким старший. — А вы всё ещё ждёте нашего развода? — хмыкает Намджун. — При всём уважении к вашей почти бесконечной жизни, не дождётесь. — За эти годы я уже почти смирился с тем, что мой сын порченный, — машет рукой дедушка, внезапно обращая свой взор на Сону, застывшего в оцепенении. — Одна надежда лишь на дражайшего внука. Как, кстати, дела, Сону? Тебе ведь уже шестнадцать. — Почти, — выдыхает тот, не смея отвести взгляд. — Не будь таким, как Паки, — с презрением выплёвывает Ким старший. — Или Тэхён. Будь умницей. У Сону всё тело сводит. Да, ему почти шестнадцать. А в любой семье Совета, поколение за поколением, в это время уже выбиралась пассия. И обязательно правильная. Для сына из семьи Совета — непременно чистокровная наследница какого-нибудь почитаемого, пусть и не Древнего рода. Для дочери же — непременно чистокровный наследник. Пак старший, насколько Сону известно, в свои шестнадцать послал всех далеко и надолго с этим правилом и пустился во все тяжкие. А последний год и вовсе был связан официальными отношениями с парнем. Но Сонхун…неужели, он тоже? А как же Чонха? — Полагаю, стол уже почти готов, — вклинивается Тэхён. — Можем переместиться в столовую. — Всегда убегаешь от неприятной правды, — усмехается дедушка, поднимаясь с кресла. И, если бы Сону только мог, он сбежал бы тоже. Из дома вовсе.* 🥀 *
[The Moth & The Flame — Empire & the Sun]
К его облегчению, тема выбора пары за ужин больше не обсуждалась. Дедушка, как и во все прошлые приезды обсуждал, что необходимо Тэхёну сделать для Совета, как часто там стоит появляться и, что не ровен час, он займёт его кресло, хоть и не стоит надеяться на это так скоро. Но это будет неизбежно, ведь никто, как бы не хотелось, не вечен. Намджун вновь шутил насчёт его вечности и что она длится как-то слишком уж долго, и не пора бы ему на покой? Они вновь препирались и ужин, как и каждый предыдущий, был на грани фола. Но всё изменил Джейк, появившись почти к окончанию трапезы. Всё внимание Кима старшего ушло к нему, и Сону, быть честным, так стало брата вдруг жаль. На какую-то долю секунды, стало так жаль, что он получает все эти оскорбления просто потому, что родился не пойми от кого, где и как. Был усыновлён Намджуном, так удачно попав в поместье Ким. И сказать бы, что Джейку повезло оказаться в их семье. Но невозможно назвать везением родство с дедушкой Кимом. После того, как он уехал, в доме ещё какое-то время висело напряжение и гнетущая тишина. Никто ни с кем не разговаривал, Джейк заперся в кабинете с виолончелью, Намджун сбежал в свой подвал. И только Тэхён и Сону остались в гостиной перед камином, наполняемые способностью старшего в попытке успокоить взволнованные сердца. Сону этот расклад оказался, как нельзя кстати. — Не слушай всё, о чём он говорит, — произносит негромко Тэхён, беря ладонь Сону в свои. — Мне не важно, кого ты выберешь себе в пару. Лишь бы был счастлив и здоров. Ты ведь знаешь? — А что, если дедушка не успокоится, пока я не женюсь на ком-то «правильном»? — поджимает губы Сону, ощущая, как по бледной коже распространяется тепло способности. — Или, как жить с моей парой, если каждый приём будет такой же колкий, как ваш? Я не смогу терпеть все эти оскорбления долго. В какой-то момент, даже моё терпение лопнет. — Тебе всего шестнадцать, милый, — улыбается ласково дядя. — Я давно уже не понимаю следований этому странному правилу, и считаю, что в наши годы, когда нам с твоей мамой было по шестнадцать, это ещё имело смысл. Но не теперь. Ваше поколение настолько далеко от всех этих замшелых традиций…удивишься, но я возьму Чимина в пример. — И правда удивлюсь. — Его семья, конечно, куда более мягкая и… — Адекватная? Тэхён тихонько смеётся, но кивает. — Можно сказать и так. И их с Сонхун-и родители и без того никогда не настаивали на этом правиле. Но, знаешь, ему всего лишь раз сказали об этом. Раз. И он показал всем, что никакие устаревшие традиции не указ его сильному сердцу и сумасбродному характеру. Он…да, возможно, порой он вёл себя ужасно. И нам даже пришлось на какое-то время разорвать общение, — Сону охает удивлённо. — Но это был период, когда Чимину нужно было показать свою независимость всем. И определиться в этой жизни. И, когда он вернулся, полностью понявший себя, осознавший свой путь и…изменившийся. Он вернулся и ко мне тоже, к своему лучшему другу детства. — Сколько же ему лет? — шепчет Сону. — Боюсь, Ангел, это не моя тайна, — качает головой Тэхён. — Спроси у него как-нибудь сам, если вдруг удастся возможность. — После всего, что было… — Сону передёргивает плечами. — Не видеть его — было бы куда лучшей возможностью. Уж прости. — Прощаю, Сону. Я знаю, что… — Тэхён задумчиво замолкает, подбирая слова и устремляя взор на камин. Молчит недолго, продолжая ещё тише: — Я знаю, что его методы порой слишком жестоки. И у меня сердце кровью обливалось каждый раз, когда он приезжал к тебе, но…так было нужно. Я не могу потерять ещё и тебя, милый. Прости и ты. — Звучит эгоистично, — бормочет Сону, опуская взгляд на их руки. — Все мы, вампиры, жуткие эгоисты. Хуже людей, потому что власть наша больше. Но ты поймёшь это, возможно, чуть позже. Когда у тебя появится человек, которого ты тоже будешь бояться потерять также сильно. — Я не планирую влюбляться примерно никогда, — кривится Сону, на что Тэхён невесело усмехается. — В человека не обязательно влюбляться, чтобы сделать его центром своего мироздания. Это может быть и твой лучший друг. И семья. Кто угодно, на самом деле. Твоё сердце не всегда привязывается к другому по любви романтической. Взаимоотношения двух существ…куда больше, чем просто любовь. — А ты любишь Намджуна? — осторожно интересуется Сону, скашивая на дядю взгляд. Улыбка его вмиг расцветает ярче. — Безусловно, — соглашается он. — Мы, может быть, со стороны выглядим до жути странно. Я это знаю. Сперва я тоже не мог представить себе, как вообще кто-то такой холодный и неприступный, как он, может кого-то полюбить. И как кто-то может полюбить его. Но…наш случай как раз из тех, когда сперва привязались сердца и сознания. Потом души, как бы смешно не звучало. А затем, в какой-то момент мы просто поняли, что идеально дополняем друг друга и не можем уже порознь. Наш союз чист и искренен. Это огромная редкость в окружении, подобном нашему. — И вы всё ещё так крепко стоите против дедушки… — И всегда будем. Потому, что наша любовь — не повод кому-то что-то доказать. Она исходит из сердца. Мы вместе не из-за того, что оба хотели пойти против системы и целого мира, а потому, что нужны друг другу. Любим друг друга. И я очень бы хотел, чтобы и в твоей жизни было большое и светлое чувство. Искреннее и настоящее. А к кому оно будет… — Даже, если к человеку? — Сону сам вздрагивает от этого вопроса, но он так и просился сейчас. Он ни в коем случае не представляет себя рядом с кем-то теплокровным, но жизнь штука удивительная. И как знать, что может произойти через десяток-другой лет? — Даже, если к человеку, — фырчит Тэхён. — Благо к подобному союзу я мало-мальски уже привык. — О чём это ты? — хмурится непонимающе Сону. — Быть может и ты скоро об этом узнаешь. Но…это очередная не моя тайна, — поводит плечами дядя, виновато улыбаясь и сверкая лавандовыми глазами. А у Сону будто паззл складывается. Он вдруг так отчётливо видит светящиеся сиреневым глаза другие. Вспоминает странный от бледной кожи и крепких рук запах, такой непривычный для них всех, чуждый и слишком…тёплый. Он охает, распахивая рубиновые глаза, а Тэхён пускает короткий смешок. — Чимин… — Я тебе ничего не говорил, — забавляется дядя. — Но он же каннибал? — заговорщицки шепчет Сону. — И это в очередной раз доказывает, что чувства — выше всего. Традиций, правил, наших сущностей даже. Но, если ты помнишь, кровь человека — для каннибала, что яд. Так что, его человек о случайном укусе не переживает вовсе. Хотя… — Тэхён качает головой, прикрывая глаза. — Не знаю, есть ли вообще в этом мире хоть что-то, о чём его человек переживает. Кроме, конечно же, самого Чимина. Все слова, что Сону готовил для их личного разговора выветриваются словно. Он так долго подбирал каждое, раздумывал над тем, с какой стороны подойти, чтобы попросить дядю разделить их с Сонхуном по разным комнатам, чтобы мама Пака смогла ему помочь. Но эта новость будто последний дух из него вышибла. В семье Древнего рода, у сына семьи Совета, в паре — человек. Живой, тёплый, с бьющимся сильнее их всех сердцем. У жестокого, хладнокровного и жуткого Чимина…человек. Которого он любит настолько, что пошёл против всех. У Сону подобное в голове не укладывается. — Ты хочешь сказать мне что-то ещё, — лукаво улыбается Тэхён. — Я чувствую это ещё с момента завершения ужина. — Дядя… — тянет Сону, отводя взгляд стыдливо. — Прости, но моя способность не так легко выключается, когда мы наедине. Я…можно сказать, чувствую тебя особенно, в отличие от других. — Потому, что мы — кровная семья? — приподнимает он брови. В глазах Тэхёна вдруг вспыхивает что-то, чего Сону распознать никак не может. Что-то похожее на печаль или грусть, но вместе с тем на бесконечную нежность и любовь. Он видит его подобный взгляд не часто, но тем больше хочет, наконец, понять, что же он значит? И, может, однажды… — Да, Ангел мой, потому, что мы — кровная семья, — совсем тихо произносит Тэхён. И в этот момент…кто такой Сону, чтобы его разрушить своей наглой просьбой? Вампиры — все эгоисты, и это так. Но его цветы…он понимает, что сейчас, его цветы не стоят того, чтобы рушить это всё. Ему внезапно становится так стыдно за эту просьбу, ведь Тэхён не единожды говорил, что их с Сонхуном соседство для чего-то да нужно. А уж теперь, после новости о паре Чимина, в Сону закрадывается жгучее любопытство, и у кого, как не у Сонхуна спросить об этом? Не факт, конечно, и что он кинется рассказывать ему все семейные тайны, но вдруг? Сону льнёт к груди дяди щекой, закутывая себя в надёжные и тёплые объятия. И решает, что спасти свои цветы он может и без помощи мамы Сонхуна. Он потерпит их соседство ещё какое-то время, если так нужно. — Мои цветы погибают, — шепчет он, ощущая длинные пальцы в своих волосах. — И я совершенно не знаю, что с ними делать. У мамы был такой прекрасный сад. А у меня… — У твоей мамы, милый, был один простой секрет, — бормочет в его макушку Тэхён. — Какой? — Она никогда не приходила к цветам, чтобы излечить душу. Хоть они и были её утешением в минуты, когда ты спал или находился со мной. Как бы плохо и гадостно внутри ей не было, она не позволяла ни себе, ни тем более мне, приходить в сад. Розы — особенно чувствительные цветы. И, если ты приходишь, чтобы позаботиться о них и отдать им ласку и любовь — они будут тянуться к ней, питаться ею. Но, если ты приходишь, чтобы выпустить пар, гнев или тоску, они будут впитывать и это тоже. Я знаю, что подарил тебе часть оранжереи для того, чтобы ты мог прятаться ото всех и залечивать там свои раны. Но вот тебе тайна твоей мамы, что берегла свои цветы. Даже, если ты приходишь туда, чтобы восстановить внутренний баланс, думай больше не о том, как они помогают тебе в этом, а о том, что, помогая им расти и расцветать, ты помогаешь и своему сердцу затянуть раны. Ты помогаешь им. И твоя помощь помогает тебе. А не они. Иначе, весь твой сад вскоре впитает всю твою горечь. А вместе с ним завянет и твоё сердце. Сону слушает его притихше, не двигаясь. Казалось бы, слишком сложный процесс, но вместе с тем такой простой. Он и впрямь сейчас сбегает в сад, чтобы успокоиться. И чем чаще он это делает, тем хуже становится его драгоценным розам. Но как же… — Но как же я могу прийти туда в плохом самочувствии и не думать об этом? — Думай прежде всего о них. А за тем не заметишь, как и твоя душа найдёт покой. Поджимая губы, Сону крепко задумывается. Это будет сложно, но ради своих цветов, он готов попробовать. Гибель сада, Тэхён прав, загубит и его окончательно тоже. — Спасибо, дядя, — шелестит он в шёлк чёрной блузы, зарываясь лицом в грудь Тэхёна и закрывая глаза. — Всегда пожалуйста, Ангел мой. И сложнее, чем вернуться к своему саду, Сону будет только вернуться в комнату к Сонхуну с неприятным для каннибала отказом.* 🥀 *
Вечер выходного дня в Академии — это всегда шум и гам бегающих по коридору младших, одна за другой приезжающие машины, привозящие тех, кого отпускали домой или в город. Сону покидает машину дяди, накидывая на голову тяжёлый капюшон накидки, и обводит взглядом ещё несколько автомобилей, сливающихся в темнотой заснеженной территории. Он видит несколько незнакомых вампиров, бредущих неспешно к высоким дверям, играющих в снежки первоклашек, резвящихся в сумерках. Но остановиться посреди запорошённой снегом дорожки его заставляет выделяющаяся из всех пара, приковывающая к себе взгляд. Возле крыльца, по которому туда-сюда снуют другие вампиры, стояли две фигуры в чёрном. Одна долговязая в блестящей от нескольких фонарей кожаной куртке, вторая чуть пониже, но крепче в сложении, с сумкой, переброшенной через плечо. Сону сглатывает безошибочно угадывая в высоком парне Сонхуна, что только подтверждает это, с недовольным лицом оборачиваясь и встречаясь с Сону взглядами. Его радужка вмиг сверкает сиреневым, и Сону спешно опускает голову, натягивая капюшон ниже. Пробежать мимо незамеченным уже не выйдет, а потому, он резко меняет курс к оранжерее, надеясь проскользнуть в небольшую стеклянную дверцу, ведущую со двора. Но на полпути его под локоть ловят цепкие пальцы, отчего Сону вскрикивает и дёргается резко в сторону, роняя капюшон с волос и вскидывая голову. — Приветик, — клыкасто ухмыляется Сонхун, тут же разжимая пальцы и выпуская Сону из своей хватки. — Что тебе нужно? — хмурится Сону, отходя на шаг назад. — Да вот, хотел поинтересоваться, как у тебя дела? Что нового дома? — Всё прекрасно. Мне нужно идти. — И всё? И никаких новостей для меня? — Не понимаю о чём ты. — В самом деле? — Сонхун переходит на шипение, вторгаясь в личное пространство Сону вновь и нависая над ним коршуном. — Отойди, — рычит, защищаясь Сону. — А то что? — Сонхун! По всей территории Академии будто прокатывается грозный рык. У Сону по задней стороне шеи врассыпную мурашки, и кровь в жилах стынет. Последний, с кем он хотел бы сталкиваться нос к носу этим вечером, как и любым другим, это Чимин. Но вот он подплывает мрачной тенью к ним, укладывая ладонь на плечо младшего брата. Сонхун тут же сбрасывает его руку, оборачиваясь и стреляя гневным взглядом в суровое лицо. — Никогда, блять, меня больше не трогай. Память короткая? — Твоя смотрю длинная, — взрыкивает Чимин. — Что у вас происходит? Какого чёрта, Сонхун? — Соседи мило беседуют. Тебе чего? С тобой разговор я закончил. — Оборвал, как и всегда, — взгляд горящих лавандовым глаз Чимина соскальзывает на Сону. — Вечер добрый. — Добрый, — отзывается тот тихо, улучая мгновение и делая пару спасательных шагов назад. — Он как-то тебя напрягает? — выгибает Чимин бровь под кудрявую синюю чёлку. — Что, если да? — щурится Сону. — Сонхун? — Это наши разборки, братец. Не лезь, — отмахивается тот. — У тебя с ним вообще разборок быть не должно. И ты прекрасно это знаешь. — Значит, не стоило селить нас в одну комнату. — О, ну, воспитательные моменты никогда тебе не нравились. Но такова жизнь, Сонхун-и, — язвительно выплёвывает Чимин. — Ещё раз так меня назовёшь, — шипит Сонхун, поворачиваясь спиной к Сону и едва не хватая брата за грудки.[Joshua Kyan Aalampour — Childhood Memories]
Мечась между братьями взглядом, Сону понимает, что это его шанс, и на вампирской скорости уносится в оранжерею, срываясь с места. Хуже, чем иметь дело с каждым из них по отдельности, наблюдать их перепалки, которые Дьявол знает, чем могут закончиться. А попадать под горячую руку никому из них Сону не хотелось бы. Он образно выдыхает лишь тогда, когда, скинув накидку, падает на колени в окружении розовых кустов и прикрывает глаза, втягивая носом горьковатый удушливый запах цветов. Мысль о том, что это успокаивает его с трудом, но сменяется на другую. Это он пришёл их успокоить, подарить им любовь и ласку, которую некому больше отдать. Тонкие пальцы касаются бархатных лепестков и бутонов, оглаживая нежно и трепетно. — А вот вам в самом деле доброго вечера, дорогие, — шепчет он, вымучивая улыбку. Цветы словно и впрямь тянутся к нему, заскучавшие. Сону гладит непрерывно едва ли не каждое соцветие, сочувственно поджимая губы. Как же он был не прав. Он ведь и правда приходил к ним, чтобы упокоить себя, проверить как хорошо они растут и оборвать несколько цветков для будущих ядов. Он заботился лишь об их пышности и количестве достаточном для работы в кабинете Намджуна. Позабыв совсем об их комфорте. Он брал от них всё, думая, что даёт что-то взамен, когда на самом деле, не давал ничего, кроме банального и бесчувственного ухода. Он уже берётся за лейку со специальным раствором, когда слышит, как тихо приоткрывается дверь в оранжерею со стороны Академии. Ведёт носом, ожидая уловить снежный запах или вонь вампирской крови, что обычно исходит от Сонхуна. Но к своему удивлению, в нос забивается тёплый запах их семьи и лакированного дерева. Вздевая голову над розовыми кустами, Сону уже знает, кого увидит, и слегка удивлённо уставляется на неспешно бредущего к нему Джейка, скупо взмахивающего ладонью. — Как ты? Их последняя личная встреча была той неприятной ночью, на балкончике. Сегодняшний ужин Сону не считает, потому что они с Джейком едва ли перекинулись парой сухих слов и приветствием. Осадок после разговора и сказанных брату слов немного горчит внутренности, но вряд ли что-то изменит мысли Сону. Он не жалеет о сказанном, он думает по-прежнему, и по-прежнему не собирается с ним сближаться. Как и знает, что Джейк пришёл сюда навестить его, потому, что скорее всего услышал или увидел их с Сонхуном на улице, вернувшись в Академию первым. Это не искренняя забота, а вынужденная необходимость — следить за Сону. Оттого и ответ его наполнен той же необходимостью, а взгляд теряет всякое удивление вновь становясь потухшим и обращённым к его любимым цветам. — Нормально. Что ты здесь делаешь? — тем не менее спрашивает он, хоть и прекрасно знает истину ответа. — За ужином ты был подавлен, — Джейк останавливается возле дорожки, ведущей в логово брата, заводя руки за спину. — Подумал, что может быть ты хочешь поговорить. — Не с тобой уж точно, — хмыкает Сону, подливая воды под некоторые кустарники. — Сону, брось… — Что? Он упирается в Джейка недовольным взглядом, но сознание невольно подбрасывает ему обрывки из разговора с дядей. И тут же слова, сказанные им Джейку на балконе. Тэхён сегодня как раз говорил ему о том, что однажды в жизни Сону появится тот, кого он будет бояться потерять, также сильно, как они все боялись потерять его, за что и упекли в Академию. Он был для них тем самым. Кому-то кровно родным, кому-то, как Джейку, на словах. И он пожелал Джейку встретить кого-то другого. За кого он также будет переживать и трястись. И только теперь он крепко задумывается: каково это, в самом деле, после смерти матери, иметь того, кого будешь бояться отпустить из своей жизни? Что чувствует Джейк, спасший, но получивший взамен лишь проклятия? Винит ли он себя в том, что спас Сону или счастлив, что успел вовремя? Джейк любит его. Сону знает. Но ему к чёрту не сдалась такая любовь, которая связывает по рукам и ногам его собственные чувства и свободу.[Nothing But Thieves — Neon Brother]
— Я всё равно буду заботиться о тебе, — печально отзывается Джейк. — К моему сожалению, — язвит Сону, отворачиваясь к цветам вновь. — Если ты пришёл сюда, чтобы докучать мне своими братскими чувствами — можешь смело уходить. Моим цветам вредит моя нервозность. А ты прямо сейчас действуешь мне на нервы. — Даже, если скажу, что говорил с Тэхён-ши о том, чтобы расселить вас с Сонхуном? Сону мгновенно поднимает на него сверкнувшие алым глаза. — Что ты сказал? — Я наблюдаю за тобой день ото дня. За ним тоже. И поверь, как бы ты не хотел это скрыть, но от тебя за версту ощущается дискомфорт и страх. — Я не боюсь Сонхуна, — сквозь зубы цедит Сону. — Ты — нет. Твоё сердце — да. — Кто просил тебя лезть в мою жизнь снова? — Твои глаза? — печально усмехается Джейк. — То, как ты посмотрел на меня сейчас, когда я пришёл. Как ты смотрел на меня за ужином. Знаешь…я не дождусь твоего прощения или ответных братских чувств. Но, Сону, твои глаза слишком о многом говорят порой. Ты и сам, должно быть, не замечаешь. — А ты не видишь или игнорируешь в них мой посыл тебя ко всем чертям? — Тэхён-ши сказал, что им с Чимином нужна ещё неделя, — и Сону понимает, игнорирует. — И тогда они разделят вас. И я обещал тебе ничего не говорить, но… — разводит Джейк руками. — Ты выбрал нетривиальный способ подмазаться ко мне? — фырчит Сону, отставляя лейку. — Я выбрал твоё спокойствие превыше своего обещания твоему дяде. Знай ты теперь, что осталась всего неделя, наверняка будешь чувствовать себя свободнее и спокойнее. Когда у твоего заключения нет сроков — живётся как-то не весело, согласись? Сону поджимает губы, упираясь глазами в пару повядших цветов. Ему в принципе живётся невесело с тех пор, как мамы не стало. Но Джейк, чёрт его подери, в чём-то прав. Жить в поместье дяди, день за днём проживая, как один из бесконечной вечности, зная, что завтра будет также, — было совсем уж туго. До того, что он нашёл способ избавить себя от этой монотонной рутины. Попасть в Академию неизвестно насколько, да ещё и загреметь в комнату к Сонхуну, — не делало его ситуацию лучше нисколько. Но теперь, да, он хотя бы знал сроки своих мучений с соседом-каннибалом. И это…ему трудно признать, но это немного успокоило его сердце. — Ждёшь, что я упаду в твои объятия с благодарностями, братец? — брызжет ядом Сону, подхватывая пальцами один из умирающих бутонов. — Нисколько, — поводит плечами Джейк. — Просто пришёл убедиться, что ты в относительном порядке. И завершить твой вечер хоть какой-то хорошей новостью. — Что ж, ты сделал это. А теперь, будь добр, покинь мою оранжерею. Он чувствует на себе долгий пытливый взгляд, но не смотрит на брата больше. А, когда за ним закрывается тихо дверь, в пальцах Сону хрустит тонкий стебель и шуршат, рассыпаясь под ноги, увядшие лепестки оторванного бутона, оставшегося будто кровавым месивом на ладони. Всего неделю придётся потерпеть, а дальше он снова сможет спокойно возвращаться в свою спальню. Не бояться засыпать и не вздрагивать по утрам или посреди ночи от мрачного взгляда или непрошенных прикосновений, вырывающих его из кошмаров. Всего неделя и он будет относительно свободен. Только вот дарить эту счастливую новость Сонхуну, Сону отчаянно отказывается. Это освобождение Джейк подарил только ему. Сонхуну же весьма полезно будет пострадать в неведении ещё какое-то время. Вполне заслуженно. Сону ожидал подвох от Сонхуна, но внезапно он исходит первым от него. На губах его тенью проскальзывает усмешка.* 🥀 *
[Demi the Daredevil — Paranoia on Main Street]
Восполнив свои силы, как мог, Сону не без настороженности возвращается в их с Сонхуном спальню, сперва прислушиваясь к звукам внутри. Но, либо каннибала в комнате нет, либо он занят чем-то весьма тихим, потому что Сону не слышит даже скрежета его зубов в недовольстве. Однако, когда ключ не проворачивается в замочной скважине, знаменуя о том, что Сонхун всё же внутри, Сону не без дрожи в пальцах, открывает дверь, проходя внутрь. Комната освещена лишь засчет прикроватного светильника со стороны кровати Пака, а сам он находится возле шкафа. Заставляя Сону всем своим видом потерять дар речи и резко отвернуться, спешно проходя к своей кровати. — Тебе чертовски повезло, что Чимин помешал мне, — прокатывается по комнате низкий рокот Сонхуна, выискивающего что-то меж распахнутых створок. Сону старается не смотреть на него, пока расстёгивает накидку и сбрасывает её на постель. Нет никакого желания лицезреть обнажённое бледное тело, скрытое лишь чёрным полотенцем, повязанным вокруг бёдер. — Ты всё равно ничего бы мне не сделал, — как можно спокойнее хмыкает Сону. — Когда-нибудь твоя самоуверенность и вера в дядюшку, окажут тебе медвежью услугу. И ты убедишься, что мне законы не писаны. — Как и Чимину, я полагаю. Между ними повисает тишина, пока Сонхун переваривает брошенные ему Сону, а сам Сону слегка прикусывает язык. Не так он планировал выведать у Сонхуна секрет пары его брата. Но что сделано. — И к чему ты это? — оборачиваясь через плечо, Сонхун наконец скрывает наготу сперва футболкой. — Ну, — Сону распахивает полы бархатного пиджака, стягивая его с себя. — По закону ведь, у него в паре должна быть какая-нибудь уважаемая жёнушка. А не парень. — Не по закону, а по идиотским традициям, — выплёвывает Сонхун. Сону лишь слышит, как полотенце шуршит, сбрасываемое на пол, пока Сонхун одевается окончательно. — И откуда тебе вообще известно, кто в паре у моего брата? — Не забывай, что он друг моего дяди. — И что же, Тэхён-ши треплется о его отношениях всем подряд? — Во-первых, я не все подряд, — Сону ослабляет бант на шее и поднимает теперь короткий взгляд на одетого Сонхуна, захлопнувшего излишне громко створки шкафа. — А во-вторых, не то, чтобы он рассказывал что-то мне. — Так ты, выходит, бессовестно подслушивал? — ухмыляется Сонхун, облизывая клыки. — Вот так воспитание в семье Ким. — Оставь моё воспитание в покое. И подумай лучше о своём. — Ты говорил с ним? — сводит густые брови к переносице Сонхун. — О нашем уговоре. — А у нас был уговор? — деланно изумляется Сону, распахивая рубиновые глаза. — Надо же. Не припомню. — Заметь, я ведь хотел сделать, как лучше нам обоим, — кривится Сонхун. — Помочь тебе и твоим сраным цветочкам, пока ты помогаешь нам обоим. — Сомнительная помощь, но допустим. И что теперь? Спалишь мою оранжерею ко всем чертям? Вперёд. Я послежу за тем, что сделает с тобой дядя после. — Слишком мелко. Ты явно меня недооцениваешь. Это больше в твоём духе. Низко, трусливо и просто. — А ты так хорошо меня знаешь? — Сону сжимает челюсти. — Достаточно за эти дни, чтобы понять, что ты маленький пугливый вампирёныш, неспособный ни на что без своего дяди. И пусть так. Сону не из смелых, это правда. Он слишком привязан к дяде, это правда, но лишь отчасти, просто потому, что у него не представлялось возможности жить как-то иначе. Он только сейчас познаёт все прелести жизни врозь, почти что самостоятельно, пусть и под надзором. И да, он не такой уж и взрослый, ему всего шестнадцать, но и Сонхун далеко не ушёл, оказавшийся старше на несколько месяцев всего. Но эти слова почему-то вдруг так сильно задевают его. Правда, теплящаяся внутри него, против воли рвётся наружу шипящим ядом: — Лучше уж быть таким, чем позором семьи, спутавшимся с человечишкой. Он успевает лишь заметить вспышку в сиреневых глазах, прежде чем Сонхун бросается к нему с рыком. Но Сону умудряется отлететь в сторону окон, не позволив схватить себя. Сытый после ужина, набравшийся сил в оранжерее, и всё ещё немного злой после разговора с Джейком. Знающий теперь, что им с Сонхуном вдвоём осталось недолго, что вселяет в него больше уверенности. Чуть больше придаёт сил знание того, о чём в неведении Сонхун. Будто делает его на голову выше морально. Он вскидывает подбородок, глядя в разъярённое лицо. — А я то думал ты не пылаешь любовью к брату, — фырчит он, снова бросаясь в сторону и оставляя Сонхуна ловить руками голый воздух. — Моя ненависть к нему, не помеха защите, пока чей-то гнилой язык треплет о нём всякое, — плюётся Сонхун ядом в ответ. — Судя по твоей реакции, всякую правду, — вздёргивает бровь Сону, перемещаясь по комнате от Сонхуна, что тщетно пытался схватить его и злился лишь больше. — Не твоего мелкого ума дело, с кем встречается мой брат. — Не забывай, что и дедушка мой — глава Совета. И он крайне не одобряет подобную связь. Просто она пока никому не мешает. Но, что если… Он не просчитывает ещё одно движение и глупо рвётся в ту же сторону, что и до этого. Сонхун же, смекнувший зацикленность побегов Сону, перехватывает его аккурат у двери, вцепляясь в шёлк блузы и впечатывая лопатками в жёсткое дерево до глухого стона боли. — Угрожать мне вздумал? — рычит в его лицо Сонхун. — Озвучиваю простые факты, — пальцы Сону оборачиваются вокруг крепких предплечий в попытке сбросить с себя чужие руки. — О, правда? Сонхун дёргает уголками губ, а после резко выпускает блузу Сону из стальной хватки, но в тот же миг сжимает длинные пальцы вокруг тонкой шейки, касаясь голой кожи. Сону замирает, впериваясь в сияющие глаза напротив. — Ты же чувствуешь это, да? — бормочет Сонхун, не отводя взгляд. — Чувствуешь, как моя способность копошится в твоих мозгах. Давит на виски, ослабляет мышцы. Да ведь? — Пусти меня, — шелестит Сону. К его сожалению и впрямь ощущая воздействие способности каннибала на себе. — Она не действует на тебя в той мере, в которой нужно, и ты понимаешь, что я применяю её на тебя. И ты даже можешь ей отчасти сопротивляться. Но это причиняет тебе дикий дискомфорт, не так ли? — Пусти же! — сквозь сжатые зубы шипит Сону, прилагая все усилия, чтобы оторвать руки Сонхуна от своей шеи. Больше, чем он воздействует на него способностью, он попросту душит его сейчас, хоть и знает, что это бесполезно им, не нуждающимся в дыхании. Но до тошноты неприятно ощущать стенки горла, сжимающиеся, и знать, что на шее после длинных пальцев ненадолго останутся следы. — Мне много на что наплевать, королева. Но запомни раз и навсегда своей глупой головушкой. Я никому и никогда, какие бы чувства не испытывал, не позволю грязнить имя своего брата. — Ты скорее запятнаешь его сам, — скребёт Сону ногтями по голым предплечьям. — И с дядюшкой твоим я поговорю сам, так уж и быть. Раз ты ни на что не способен. — Не думал, что я не делал этого намеренно? — Даже так? — хмыкает Сонхун, сдавливая тонкую шейку сильнее и приподнимая Сону слегка над полом. — Что, так нравится соседство со мной? — Так нравится видеть, как ты мучаешься изо дня в день, видя меня здесь, — выплёвывает в его лицо Сону. Руки на его шее вмиг расцепляются, а тело, пошатываясь, опускается на пол вновь. Сону потирает недовольно кожу под опавшим шёлковым воротничком. — И это был твой гаденький мелкий план? — усмехается Сонхун. — И впрямь тебе под стать, как я и говорил. — Я могу потерпеть твоё лицо ещё немного, если буду знать, что тебе это приносит в разы больше дискомфорта, чем мне. — И плакать над умирающими цветочками, когда терпение находиться со мной в комнате иссякнет? — С моими цветами всё в порядке. Я ведь не могу ничего без дядюшки, сам сказал. — Лестно, что ты понимаешь это тоже. — Почему бы тебе просто не делать вид, что меня не существует? — морщится Сону. — Чего ты докапываешься до меня каждый раз? Спокойно не живётся? — Жилось, пока ты не объявился. Они смотрят друг на друга с толикой отвращения и раздражением. Сону всё ещё потирает шею, Сонхун стоит сжимая и разжимая кулаки. — Найди себе врага по зубам, — фырчит Сону. — Или только с мелкими водишься? Так низко для тебя, не кажется? — Завались, — отмахивается Сонхун, опуская взгляд на свои руки и цокая языком. — Ты что, девчонка? — приподнимает он их, показывая Сону затягивающиеся царапины. — Обычно они такую дурь делают. — Не трогал бы меня и не жаловался сейчас. — Что за ёбанный день… Чертыхаясь, Сонхун промаргивается, возвращая глазам тёмно-сиреневый цвет, и падает на свою кровать, закрывая лицом предплечье. Сону хмурится, не привыкший видеть его таким…раздражённым не им? — Проблемы в семействе? — Не твоё дело. Следи лучше за своим. — Было бы желание, — фырчит Сону, откидываясь спиной о дверь. И ловя на себе внезапно удивлённый взгляд. — Нет, но в вашем поместье и впрямь всё хреново? — Не твоё дело, — возвращает ему Сону в том же тоне. — Многие по Академии пускают слухи. Что поделать, если до меня они тоже доходят? — За слухи о твоём брате, ты мне сейчас чуть голову не оторвал. И поощряешь подобное? — Кто сказал, что поощряю? Делюсь фактами. К тому же, — кивает Сонхун на него, — твоё тело и суицидальные мыслишки наводят на подобные выводы. И без слухов. — Мои суицидальные, как ты выразился, мыслишки, не касаются моей семьи, — кривится Сону. — Напрямую. — То есть, тебя не довели до этого? — Конечно, нет. — Невзаимная влюблённость? — Смерть мамы. Сонхун затыкается. Взгляд его хмуреет. — Здесь, я наверное должен извиниться и принести свои соболезнования. — Наверное. Но вообще, я думал, что о её смерти знает каждая крыса. — Новости о гибели членов Древних семей не распространяются и пресекаются казнью, если ты не знал, — задумчиво тянет Сонхун, приподнимаясь на локтях. — Не знал. Откуда бы я знал, если провёл шестнадцать лет среди своей семьи? — От дяди? Дедушки? Разве родители не рассказывали тебе о подобном? — Не было как-то знаешь темы такой за семейным ужином, — закатывает глаза Сону. — И ты никогда не выбирался в люди? За все шестнадцать лет? — Несколько раз ездил с дядей в город по его делам. Несколько раз к нам приходили его друзья или коллеги. Считай, что нет. — Ясно теперь, почему ты такой дикий, — хмыкает Сонхун, на что получает гневный взгляд. — Не отрицай. Шестнадцать лет общаться только с членами семьи — дико. — Нет, если при этом у тебя есть всё и ты счастлив. — А ты счастлив? Сону напряжённо молчит, буравя серьёзное лицо Сонхуна недобрым взглядом. Что они докатятся до такого, он не ожидал примерно никогда. Что Сонхун вдруг будет смотреть на него так. Одновременно сочувственно и до колкости под рёбрами неприятно. — Не с тобой мне это обсуждать, — обороняется Сону. — Может и так, — прикусывая нижнюю губу, Сонхун осматривает вдруг Сону с головы до ног, а потом подскакивает с кровати, вновь открывая шкаф. — Твой дядя ведь не в Академии сегодня, так? — Допустим, — натянуто отвечает Сону, следя за тем, как Пак достаёт с полок какие-то вещи, а затем бросает их вдруг ему. — Надень. Твой наряд не совсем подходит. — Что? — машинально подхватывая вещи, Сону различает среди них чёрную водолазку и укороченную куртку, которая ему явно будет доходить до бёдер. — Давай же, — машет Сонхун рукой. — Я готов на одну ночь забыть обо всех наших перепалках и ненависти, и показать тебе целый дивный мир. — Я никуда с тобой не пойду. — Мне на крови поклясться? Я верну тебя в целости и сохранности и не брошу нигде одного. Мне подобная выходка на руку никак не сыграет. — Я не пойду! Ты смеёшься? Пять минут назад ты едва не прикончил меня! — Не прикончил же, — клыкасто ухмыляется Сонхун, стягивая с вешалки свою кожанку и накидывая её на плечи. — Не ломайся, тебе понравится. — Мир перевернётся, если мне понравится что-то, касаемое тебя, — морщит нос Сону. От вещей Сонхуна странно пахнет лавандовым порошком, перебивающим запах вампирской крови. — Дьявол, — закатывает глаза Сонхун, засовывая руки в задние карманы джинсов. — Прости, что хочешь. — Чтобы ты отстал? — За то, чтобы пойти со мной. Чего ты хочешь за это? Мозг Сону никогда ещё так сильно не напрягался, даже на математике. Он хмурит брови, в самом деле задумываясь об этом. После ругает себя за то, что вообще допустил подобные мысли. Но возвращается всё же к ним. Да, это Сонхун. Да, он терпеть его не может и всё ещё остерегается. Но он зовёт его за границу его привычного мира. Он собирается показать ему мир людей, без вечно одёргивающего и волнующегося Тэхёна, цепляющегося за руку. Без внимательного и тревожного взгляда Джейка, от чьего надзора Сону тошно уже. Он предлагает ему совершить безумство и сбежать под ночь из Академии, нарушая закон и порядок. — Я и так дарю тебе билет на одну ночь в свободную жизнь, — цокает Сонхун. — И предлагаю ещё что-то за это тебе же. В самом деле будешь ломаться? — Если всё пройдёт гладко, — сглатывает Сону, сжимая пальцами чужие вещи, — я расскажу тебе кое-что, что тебе очень важно знать. — Вот как? А есть такие вещи? — Это касается нашего соседства. Сонхун заметно напрягается, выпрямляясь и вздёргивая подбородок. — То есть, ты поговорил с дядей? — Не с ним. Но у меня есть новости. Но за них, ты в самом деле должен вернуть меня сюда в целости и сохранности, — Сону мечет в Сонхуна грозный взгляд. — И пальцем меня не трогать всё это время. — А если эта новость не стоит того? — Стоит. Я знаю, что предлагаю. Сонхун усмехается, качая головой и зачёсывая со лба иссиня-чёрные прядки. — Похоже, это не ты меня недооцениваешь. В тихом омуте, королева? — И не называй меня так больше. Вот чего я хочу. — Как скажешь, Сону. Ещё раз бросая взгляд на вещи в своих руках, Сону с трудом смиряется с тем, что соглашается на самую бездумную и опасную авантюру в своей жизни. Но, если она и впрямь даст ему ненадолго ощущение свободы, то он готов рискнуть. Даже идя на это со своим врагом.