* 🥀 *
[Tribe Society — Bullet with butterfly wings]
Полгода назад. Сону оборачивается на тихий стук в дверь и садится на кровати, отзываясь: — Войдите. Он по лёгкому покалыванию в кончиках пальцев понимает, кто за дверью, а потому спокойно позволяет Тэхёну войти. Дядя привычно улыбчив, рукава его чёрной домашней рубашки закатаны до локтей, а широкие брюки штанинами волочатся по деревянному полу, на котором он стоит совсем босыми ногами, едва ли пересекая порог спальни. — Сону-я? — мягко зовёт Тэхён. — Можно отвлечь тебя ненадолго? — Да, конечно, — кивая, Сону спускает такие же босые ступни с кровати, но дядя коротко мотает головой, указывая на шкаф. — Переоденься, пожалуйста, во что-то удобное. Я буду ждать тебя на заднем дворе. Брови Сону сводятся к переносице, он невольно вдавливает пальцы в багровый бархат покрывала, на котором сидит. — Что-то случилось? — Ммм, — Тэхён слегка сужает сиреневу глаз, поджимая губы, уголки которых подозрительно дёргаются в несдерживаемой улыбке. — Только хорошее, милый. Хочу тебя кое с кем познакомить. В пятнадцатилетнем мозгу Сону есть лишь один вариант и объяснение такому поведению дяди. И оно не нравится ему так сильно, что выпитая утром кровь подкатывает к горлу. Он терпеть не может сюрпризы, и Тэхён об этом знает. Тем более, если это сюрпризы, включающие в себя какие-то знакомства, которые в их мире обычно означали раннее сватовство, как он помнит по рассказам самого дяди, мамы в детстве. Конечно, у него прецедентов ещё не случалось, но что, если это тот самый день? Он стискивает зубы так сильно, что клыки ныть начинают. — Дядя, я не думаю, что… — Это мой хороший друг, — тут же торопится всё же объясниться Тэхён, теряя улыбку и сверкая лавандой по краю радужки; Сону ощущает, как против воли, мышцы его расслабляются. — Если захочешь, после вашего знакомства с ним я расскажу тебе нашу историю. Или можешь спросить его сам? — Его? Ты никогда раньше не знакомил меня со своими друзьями, — Сону продолжает хмуриться, чувствуя укол в груди при одном только воспоминании. — Кроме одного. И прости, но не могу назвать это знакомство хорошим событием в моей жизни. — Ох, милый…этот мой друг, он…совершенно другой. Клянусь. Сону надеется, правда. Потому, что лучший друг его дяди — Пак Чимин, абсолютно не тот, кого можно назвать хотя бы приятной персоной. Мрачный, с тяжёлым взглядом сиреневых глаз, который лишь подчёркивает тёмно-синяя кудрявая чёлка и вечно чёрный цвет в одежде. Сону не имеет против ничего чёрного, правда. Но Чимин…он будто был рождён самой тьмой. И Сону даже представить страшно, если друг этот «совершенно другой», кто это и как может выглядеть? А главное: зачем Тэхён хочет познакомить с ним Сону? — Хорошо, — сдаётся он, кивая. — Сейчас спущусь. — Спасибо, Сону-я, — вновь расцветает улыбкой Тэхён. — Ждём тебя. Он исчезает за дверью, плавно прикрывая её, а Сону соскальзывает с высокой кровати, обычным шагом подходя к шкафу. «Что-то удобное». Хорошее уточнение, конечно. Он осматривает все свои сорочки, прямого кроя рубашки, блузы званных ужинов, брюки. Будь он человеком, у него бы наверняка был иной гардероб, но он вампир древнего рода, взрощенный в иной среде, и наполнение его шкафа — сплошь официоз и нерушимая классика. И ему нравится, но «что-то удобное»… Он смотрит на белую сорочку, прикрывающую его острые коленки, вспоминает домашний наряд Тэхёна и закапывается чуть глубже в полки, отодвигая вешалки в чёрно-белых оттенках. Из удобного у него лишь пижамный комплект, что Тэхён дарил ему на прошлый день рождения, напрасно надеясь, что Сону хоть раз это наденет. Он кривится, потому, что представить себе не может, как смог бы однажды спать в штанах. Пусть и свободного кроя. Это жутко неудобно, нечета сорочке, но сейчас…он думает, что лучше варианта всё равно не подберёт, а потому, скидывая белый хлопок к босым ногам, он забирается в чёрный шёлк штанов с красной оторочкой внизу, завязывая их на узкой талии, набрасывает на бледные плечи рубаху, застёгивая её на все пуговицы и закатывая слегка рукава, чтобы открыть запястья. Оборачивается к своему отражению в напольном зеркале. И хмыкает несдержанно. Смотрится на нём весьма неплохо, бесспорно. Но спать он в этом всё равно не будет. Но, если с одеждой ему мало-мальски повезло, то вот обувь…это сплошь остроносые лакированные туфли или лоферы, ботинки с плотным обхватом щиколотки и мягкие домашние тапочки, которым он тоже предпочитает босоногость, чтобы не издавать звуков в доме. И выбора не остаётся, когда он берёт простые чёрные лоферы, надевая их и накидывая поверх длинные штанины. Не тот образ, к которому он привык, но раз того хотел дядя… Спускаясь по лестнице вниз, Сону отмечает непривычную для воскресного дня тишину. Обычно в эти дни Джейк и Намджун о чём-то негромко говорят в гостиной с книгами в руках. Или по всему дому слышатся звуки виолончели, за которую нет-нет да садится Джейк. Либо же, изредка разносится мягкий смех самого Тэхёна откуда-то из кухни или приоткрытой двери его домашнего кабинета. Сону лишь мельком оглядывает гостиную, из которой ведёт дверь во внутренний двор, но комната пуста. И это слегка настораживает. Однако, когда он распахивает стеклянную дверь, он так и замирает на пороге, уставившись на того самого гостя, которому улыбался клыкасто Тэхён, взмахивая руками. Красные глаза, чуть сощуренные из-за ответной улыбки, обращаются к нему, лучась забавой. — День добрый, Сону, — слегка кивает молодой парень. — Меня зовут Чонгук. — Добрый, — негромко отзывается Сону, следя неотрывно за высоким хвостом из фиолетовых волос на затылке этого самого Чонгука. На нём, в отличие от них с Тэхёном, простая чёрная футболка, открывающая вид на татуированные рельефные руки, тёмно-серые спортивные штаны, туго подвязанные вокруг талии, и массивные кроссовки. Такими, наверняка, при желании и убить можно… — Я работаю в Академии Тэ-хёна преподавателем по боям, — продолжает представление Чонгук, держа при этом руки перед собой, расслабленно сцепив пальцы. — Как рукопашному, так и с предметами защиты. Бо, ножи, сюрикены. Всё подручное, — ухмыляется он, обнажая ряд крупных зубов с едва заметными клыками. — Не хотел бы заняться чем-то подобным? Хотел бы Сону обучиться бою? В самом деле? И к чему ему это? Он — тростинка, хрупкий цветок, как говорила мама. Его оружие — внешность и клыки. Его дополнительное оружие теперь — яды, которым его уже обучает Намджун. Зачем бы ему вдруг начинать заниматься боями? Он обращает полный вопроса взгляд рубиновых глаз на дядю. — Даже несмотря на то, что мы — вампиры, милый, — отвечает ему Тэхён, — нам всё равно было бы неплохо держать себя в форме. Случиться в жизни может всякое, а так как ты ещё только постигаешь этот мир…я просто хочу, чтобы ты мог постоять за себя любым из возможных способов. — Что может грозить вампиру? — изгибает бровь Сону. — Ты удивишься, — усмехается Чонгук. — Могу как-нибудь на досуге рассказать. Или во время тренировки. Если согласишься. — Даже, если тебе никогда это не пригодится, — вновь встревает Тэхён, — разве плохо будет отвлечься от повседневной рутины в приятной компании полезным занятием? Сону поджимает губы, трактуя завуалированную речь дяди по-своему. «Разве плохо заняться хоть чем-то кроме ядов, а не сходить с ума сутки напролёт в четырёх стенах своей комнаты?». И почему же? У Сону весьма увлекательные будни. Он спит, пьёт немного крови, гуляет по пустынному дому, лежит, иногда ведёт дневник и смотрит в окно на то, как к закату меняется небо. Порой его донимает Джейк, порой сам Тэхён приходит с ним поговорить, а бывают ночи (к слову, пока что самые лучшие), когда он пропадает в подвальной комнате Намджуна. Случаются даже дни, когда он спускается в кухню, чтобы взять себе пакет крови на сон грядущий и перекидывается парой слов со всеми родственниками. А раз в месяц он и вовсе стабильно наряжается к приезду дедушки Кима на семейный ужин. У него достаточно насыщенная и нескучная жизнь, зачем её обесценивать? — Я могу даже просто побыть грушей, если тебе вдруг некуда будет выплеснуть энергию, — пожимает широкими плечами Чонгук. — А потом научить тебя бить правильно. Но в уже грушу настоящую. Это помогает ослабить стресс. — Мне есть чем ослабить стресс, — фырчит Сону, опираясь ладонью на каменные перила крохотной лесенки, ведущей с крыльца во двор. — Это твёрдое «нет»? — выгибает бровь Чонгук, глядя Сону прямо в глаза. И в Сону что-то замирает. Он ненавидит смотреть кому-то в глаза. Терпеть не может это ощущение наготы, когда ему смотрят в отсутствующую душу, зеркало которой эти самые глаза. Его наизнанку выворачивает каждый раз, когда ему приходится встречаться взглядами с Намджуном, и кажется сразу, будто он сделал что-то не так, если на него смотрят так внимательно и чётко. Не любит и глаза в глаза с Тэхёном. Это чаще всего заканчивается применённой к нему силой успокоения, а это уже порядком надоело тоже. Но апогеем его страха является дедушка Ким. До смерти мамы Сону считал, что зрительный контакт — одна из ключевых деталей общения между двумя существами. С тех же пор, как он живёт в доме дяди и всё чаще встречается с дедушкой, от которого мама старалась держать его подальше, Сону боится устанавливать такой откровенный зрительный контакт с кем-либо. Но Чонгук…он смотрит странно. Слишком распахнуто и открыто, слишком бесхитростно и честно. Слишком просто. Будто ему ничего это не стоит, а Сону не может отвести глаз от самой простой кровавой радужки. У Чонгука даже переливов и особенных вкрапинок нет, ничего отличительного. Простые вампирские глаза, но в них невозможно не смотреть. От них невозможно увернуться. И это…маняще подкупает. — Это «я не знаю, зачем мне всё это», — говорит он, наконец, выпрямляясь и убирая руки за спину. — Давай начнём, — предлагает Чонгук, расцепляя руки. — А там уже по ходу решим. Есть зачем или нет. Всё это время Тэхён буквально притворялся статуей. Следил за двумя, метался сиреневыми глазами от одного к другому. Удивительно, но даже силу не применял ни разу, только с замиранием наблюдал, боясь проронить звук и нарушить странную зарождающуюся связь. Потому, когда он заговаривает, Сону резко поворачивает к нему голову, словно позабыв, что они с Чонгуком во дворе не одни. — Проведи с Чонгуком хотя бы полчаса, милый? И, если тебе больше не захочется — я не буду настаивать.[Crywolf — DRIP]
Чонгук не кажется ему опасным даже на сотую. Да, он огромный шкаф; да, его руки и даже шея покрыты чернильными узорами; да, у него необычный слишком цвет волос и цепкий магнитом взгляд. Но, если от Чимина Сону мгновенно почувствовал напряжение и отторжение, Чонгук…он притягивает к себе. В хорошем, что удивительно, смысле. С ним хочется познакомиться ближе и разглядеть получше. Сону ещё не ощущал подобной тяги к другим вампирам за последнее время. Интереса к ним. Неужели, жизнь всё ещё теплилась в его раздробленной грудной клетке? — Полчаса, — согласно кивает он, спускаясь наконец с крыльца и подходя ближе; понимая, насколько крохотным себя рядом с Чонгуком ощущает; даже с Намджуном такой разницы у них нет. — Просто расскажи мне о том, чем ты занимаешься. О боях и…занятиях в Академии? — Начать с теории? — уголок губ Чонгука дёргается в беззлобной ухмылке. — Можно назвать это так. — Тогда давай сперва начнём с того, что ты будешь называть меня «хён», идёт? Мне так более комфортно, я не настолько стар ни по одному из своих возрастов. Хмурость Сону вмиг сменяется на удивление, когда его брови вскидываются под растрепанную чёрную чёлку. — Возрастов? — уточняет он, ещё раз для убеждения окидывая мышечную глыбу взглядом. — Ты что, обращённый? — А что, — забавляется Чонгук, вскидывая подбородок, — не похож? Смешок Тэхёна отвлекает Сону, но дядя тут же мотает головой, прикладывая ладонь к груди. — Прошу прощения. Раз вы уже определились, я, пожалуй, пойду. Нужно перебрать документацию по Академии и заняться немного рабочей рутиной. — И так всегда, — цыкает Чонгук. — Ты когда-нибудь отдыхаешь, хён? — Когда-нибудь, — неопределённо разводит руками Тэхён, отходя к крыльцу. — Хорошо вам…позаниматься. Он ещё раз посмеивается прежде, чем исчезает за стеклянной дверью, оставляя Сону наедине с Чонгуком. Сону же невольно выпрямляет спину, чтобы хоть немножечко казаться выше, и жалеет, что не надел одни из своих ботинок на дополнительной подошве. Чонгук замечает это и прыскает смешком, расслабляясь и указывая ладонью на середину двора. — Идём туда, где побольше места. С чего бы начать… — Сколько тебе лет? — тут же выпаливает Сону. — По вампирским меркам. — Секрет, — виляет Чонгук. — А по человеческим? — Я обратился в двадцать шесть. — Оу... Останавливаясь и вскидывая голову к хмурому небу, Чонгук вдруг меняет тему: — Везёт же да, что в такую погоду улица вам тоже доступна? — Да уж, — ёжится Сону, опасливо глядя на сгустившиеся над ними облака. — Всё ещё не понимаю, как это работает, если солнце всё равно светит. Где-то там. — Вам ведь страшны именно его прямые лучи в ясную погоду. Ничего удивительного, что сейчас, когда на тебя падает рассеянный свет, ты не ощущаешь боли. Хотя, она есть. — Что? — Тебе точно пятнадцать? — забавляется Чонгук. — Урон твоей коже наносит даже такая погода. Просто учитывая нашу, а вашу тем более, регенерацию, это настолько незаметно, что урона будто бы и нет. Ты заживаешь быстрее, чем осознаёшь, что обгораешь. — Откуда это знаешь ты, и почему этого не знаю я… — бормочет Сону, качая головой и вставая напротив Чонгука. — Век живи, век учись, — подмигивает Чонгук, принимая боевую стойку. Сону хмурится, резко клоня голову вбок и невольно напрягаясь всем телом, сжимая машинально в кулаки руки, что болтаются вдоль тела. — Видимо… — Начнём с того, что при ближнем бое, нужно успеть принять устойчивое положение. Оно называется «стойка», — объясняет Чонгук. — Но эти правила никогда не работают в уличных боях или при внезапных нападениях. Там бы просто вовремя сгруппироваться и… — К чему мне это знать, если я ва… Сону визжит, потому что не ожидает того, что красные глаза вдруг пропадут из его поля зрения так внезапно, тело окажется в стальных оковах крепких накачанных рук. А голова, дёрнувшаяся с лёгким хрустом в сторону, откроет доступ к беззащитной бледной шее, по которой вскользь проезжаются острые клыки. Сону обмирает, боясь даже моргнуть. — Вот смотри, — усмехается ему в беззащитную шею Чонгук, крепче стискивая в своих ручищах так, что Сону в самом деле ощущает лёгкую боль, — ты вампир. А чем тебе это помогло бы сейчас? Когда я стою в миллиметрах между тобой и смертью. Сону даже чувствует дрожь, проходящую по всему телу. Сону чувствует, как темнеет перед глазами, а вслед за темнотой разгорается вспышка алого. И ещё одна. И ещё, пока за ней не появляется так отчётливо самое страшное в его жизни воспоминание. Большой кровати с балдахином, разбросанных пушистых одеял, залитых кровью. Его мама, лежащая среди них с разорванным горлом и распахнутыми в ужасе безжизненными, пустыми глазами. Она могла бы спастись, умей она обороняться? Она могла бы остаться в живых, сумей она сладить с тем чокнутым вампиром или не смогла бы поднять на него руку из-за великой и слепой любви? Сону не остался бы сиротой, если бы его мать знала, как обороняться собственными руками, а не просто вампирской силой? Сону не понимает, что уже кричит, лишь ощущает мягкие ладони на своих щеках, пока хватка вокруг его тела слабеет, но не исчезает полностью. Его по-прежнему держат, но уже не так, что все кости ломит, а так, что просто не дают ему упасть, хоть его телу и хотелось бы. Колени подгибаются, его ломает пополам, крик раздирает глотку, но крепкие руки позволяют ему оставаться на своих двоих, пока руки другие, родные, обхватывают нежнее лицо, пытаясь достучаться. Сону сперва чувствует лёгкость в сознании и то, как из него ускользают кровавые образы. Уже после того, как перед зажмуренными глазами становится пусто, он слышит голос дяди: — Сону-я, милый, ты слышишь меня? Пожалуйста, открой глаза, — взмаливается Тэхён. Щёки его наполняются теплом из-за всё сильнее применяемой к нему способности. Чужое большое тело позади, жмёт его лопатками к широкой груди, давая почувствовать опору, разрешая схватиться тонкими пальцами за массивные татуированные предплечья, впиваясь в кожу ногтями. Сону держится за Чонгука, висит в его руках, как скулящий щенок, пока Тэхён, забирая со лба его растрёпанные волосы одной рукой, второй оглаживает большим пальцем мокрую щёку. — Снова? — хмурит густые брови дядя, когда Сону наконец удаётся разлепить влажные от слёз глаза, горящие алым. За полтора года это далеко не первое, даже не тысячное его видение. Любой стресс, любая отрицательная эмоция, любое напоминание — всё это вызывает в его сознании тот вечер, отбрасывает к нему. Шмякает головой о бетонную стену события, разделившего его жизнь на условные «до» и «после». Тэхёну уже и не привыкать к такому, но каждый раз, как первый. Каждый раз это случается внезапно и пугает до жути их всех. Каждый раз, это применённая к Сону способность, его оглушительный крик и реки слёз. И Сону так устал от этого, кто бы только знал… — Снова, — шепчет он. — Это случилось, когда я только схватил его, — басит из-за спины Чонгук. — Нет, — тут же мотает головой Сону. Тэхён вопросительно сужает глаза. — Нет, это…не это спровоцировало… — Ты уверен, Сону? Раньше ты редко мог сформулировать причину. Почему так уверен сейчас? — Потому, что… — Сону сглатывает горечь. — Это была конкретная мысль. — Мысль? Не ощущение, не слово… — Да, дядя, — Сону впивается в него мрачным взглядом. — Это была конкретная мысль, моя. О том, что…о том, что было бы с… — он встряхивает головой, чувствуя, как к горлу подкатывает выпитая кровь, а в глазах снова темнеет, но пересиливает себя. — Что было бы с мамой, если бы она умела себя защищать? Тэхён охает, а руки Чонгука вокруг Сону вновь напрягаются. Он будто готов сжать его крепче в случае чего, но Сону лишь опускает голову, отпускает руки Чонгука, оставляя на коже полумесяцы ногтей, и замолкает, пока Тэхён смотрит на него полными боли, сияющими глазами, пытаясь тщетно с помощью способности ослабить боль. — Я в порядке, — шелестит Сону, уворачиваясь наконец от слишком трепетных прикосновений родных рук и способности, впитывающейся в кожу снова и снова. — Принести тебе крови? Или может…отпустить тебя в спальню? — Нет, — твёрдо мотает головой Сону. — Я останусь. — Я могу прийти завтра, — хмуро произносит Чонгук, но Сону лишь хлопает ладонями его по предплечьям, призывая отпустить и повторяет: — Нет. Не нужно. Я хочу продолжить. — Сону… — Я хочу уметь себя защитить. Он видит в глазах Тэхёна плещущееся сомнение. Он слышит в груди Чонгука зарождающуюся, но безмолвную усмешку. Он слышит голос мамы в своей голове, который шепчет ему: «я люблю тебя, Ангел мой.» Она хотела бы, чтобы он смог однажды уберечь себя, как она не смогла. Она хотела бы, чтобы он жил. Эта мысль впервые загорается в сознании Сону таким же алым, как воспоминания о её смерти. Это впервые, когда он за полтора года хочет сделать что-то для того, чтобы жить. И, хоть Тэхён и не читает мысли, он, кажется, понимает это по взгляду, между строк. А потому, коротко кивая, он дарит Сону ласковый поцелуй в лоб и нехотя отпускает мягкие щёки, отступая назад. — Я буду в гостиной. Сону смотрит ему вслед, пока даже тень Тэхёна не скрывается за стеклянными дверьми, а после, оборачиваясь к Чонгуку, смотрит на него снизу вверх из-под чёрной завесы волос: — Научи меня всему.* 🥀 *
[Sneaker Pimps — Lightning Field]
— Атакуй! Ну же! Хватит ходить кругами, Сону, действуй! За грозным басовитым криком Чонгука по всему заднему двору особняка Ким разносится звонкий рык. Сону размывающимся пятном чёрно-красного срывается с места, целясь старшему в ноги, и тот уже пригибается резко, чтобы перехватить мальчишку, но вскидывает от удивления брови, когда вокруг шеи его крепко сцепляются худые бёдра, а тонкие пальчики впиваются в расслабленный фиолетовый хвост, дёргая голову в бок до слышимого хруста. — Полегче, — усмехается Чонгук, хлопая Сону по бедру пару раз, призывая остыть и ослабить захват. Он выпрямляется медленно, обхватывая узкие щиколотки под резинкой спортивных штанов, и оглядывается на восседающего на его плечах подростка. — Хороший ход. — Рисковано, — щурит рубиноввые глаза Сону, оставляя одну руку вплетённой в волосы Чонгука, а второй переползая на линию челюсти. Свернуть старшему сейчас шею — дело секунды, но Сону забывает с кем имеет дело, когда в алых глазах загорается пламя. — Это ты себе? — ухмыляется Чонгук, в одно мгновение отпуская чужие щиколотки и, хватаясь за хрупкие запястья, дёргает Сону вперёд, перекидывая через себя и роняя поясницей на землю. — Чёрт! От лёгкой моментной боли Сону морщится, а после выворачивает и руки, чтобы опереться ими о желтеющую траву. — Ошибка номер один, — показывает палец Чонгук, присаживаясь на корточки, — ты не закрепился ногами вокруг моего корпуса. Так, стряхнуть тебя, словно назойливую букашку, было бы сложнее. Ошибка номер два: ты слишком много болтаешь. Если бы ты свернул мне шею сразу, мне бы ничего не было уже спустя каких-то десять минут, я пришёл бы в себя. А вот ты — вырвал бы себе целых десять минут, чтобы рвануть куда-нибудь на скорости, теряясь. Ошибка номер три… — Я подтянул штаны слишком высоко и моя кожа оказалась голой и беззащитной, — мрачно заканчивает Сону, поднимаясь на ноги и отряхивая спортивный костюм, подаренный Чонгуком на втором занятии. — Верно. Любой вампир, которому уже плевать, конечно, вцепится в тебя и через одежду. Но, если целью его — не кормление тобой, а нанесение увечий с длительным восстановлением, дабы не дать тебе сразу сбежать, — твои открытые щиколотки просто идеальны. — Но меня могут поймать в любой момент и в любой одежде. Как тогда? — А это уже будет темой нашего следующего занятия, боец, — усмехается Чонгук, обвивая плечи Сону рукой. — Идём. Тэ-хён уже весь извёлся. Я отсюда слышал, как он охнул, когда я опрокинул тебя. — Он снова наблюдает? — Сону бредёт нога за ногу к дому, даже не поднимая взгляда на мутные окна. Тэхён всегда там во время их занятий. — Как и всегда. — Но ты ведь не сделаешь мне больно. Зачем ему это? — Он просто переживает, наверное. После нашего знакомства, все мы переживаем. Сону хмурится. После их знакомства прошёл уже месяц. С тех пор, его ни разу больше не посещали видения, не было приступов. Встречи с Чонгуком проходили насыщенно и почти идеально. Да, ему всё ещё снились кошмары, они никогда не уйдут, да его всё ещё накрывало порой в дни, когда Чонгук не приходил, но их занятия… Сону казалось, что только в эти дни он по-настоящему мог жить. Он чувствовал себя живым. И не только потому, что чувствовал при падении отголоски боли, а собственными пальцами мог раздирать в клочья чужую кожу. — Конечно, переживаем, — цокает языком Тэхён, спешно огибая длинный обеденный стол, чтобы приблизиться к Сону и окутать его короткими, но ласковыми объятиями. — Как всё прошло? — Ты нам скажи, хён, — ухмыляется Чонгук, выпуская Сону из рук и отходя к холодильнику, словно у себя дома, — следил, как коршун. — Как наседка в сравнении было бы куда приятнее, молодой человек… — Всё замечательно, — кивает однако Сону, дёргая уголком губ в слабой улыбке и следуя за Чонгуком тенью. — Я хотел… Он осекается, получая от старшего в руки пакет с кровью и прикусывает губу, потому что два пристальных взгляда уставляются на него. Но понимая, что никто не подгоняет и не говорит, он всё же продолжает тише: — Я хотел сказать спасибо, дядя. За то, что придумал это всё. Мне правда это было необходимо. Над головой беззлобно фырчит усмешкой Чонгук, разрывая клыками гемакон, чуть поодаль расцветает в счастливой улыбке Тэхён, не сводя с племянника тёплого взгляда. Потому, что впервые за полтора года после случившегося, у Сону есть интерес к чему-то кроме ядов. Потому, что впервые за всё это время, он показывает им свои бледные губы с тенью улыбки искренней. И глаза его загораются неподдельным огнём и азартом, стоит только услышать, как по гравию возле особняка ступают массивные кроссовки. — Думаю, — тянет Чонгук, осушая уже половину пакета с кровью, — за свои успехи ты заслужил узнать страшную историю, покрытую мраком. — Брось, Гук, — машет рукой Тэхён, усаживаясь за длинный стол и указывая ладонью на места напротив. — Страшного там ничего не было. — Ну да, — пожимает Чонгук плечами, отодвигая стул для Сону, а после садясь рядом, — меня просто убил древний вампир. Сону охает, округляя на него рубиновые глаза. — Спас, Гук-и! — шикает Тэхён, пытаясь потянуться через стол, чтобы стукнуть по предплечью нерадивое своё создание. — И вот так всегда, — качает он головой, обращаясь уже к Сону. — Кому не расскажет, так сперва запугает. — В историю нужно сначала вовлечь, хён, — закатывает алые глаза Чонгук, оборачиваясь к Сону. — Вот видишь, ему теперь интересно. У Сону на лице всё ещё шок. Только через мгновение к нему приходит понимание того, что Тэхён и в самом деле убил Чонгука, но без этого и никак. Невозможно, спасая человека, превратить его в вампира без того, чтобы окончательно убить. Сону тут же хмурится, перебарывая в себе желание ударить Чонгука в плечо тоже. — Брось путать ребёнка, — Тэхён упирает локти в столешницу и укладывает подбородок на длинные сцепленные пальцы под тихий смешок Чонгука. — Это было… — Много лет назад, — перебивает тот, прикладываясь вновь ртом к разорванному уголку гемакона. — Да, много лет назад. Мы с другим преподавателем из Академии вынужденно выехали в город, потому что поступила весть о том, что по ночам бесчинствуют какие-то обращённые. Сам знаешь, мы, как представители Совета, обязаны проверять подобные случаи. Спасать или… — Казнить, — вновь бубнит Чонгук, допивая остатки крови. Тэхён показательно вздыхает, как если бы ему нужно было дышать, и лишь скашивает хмурый взгляд на подопечного. — Мне не нравится это слово, Чонгук. Судить, — поправляет он его, вновь обращая свои сиреневые глаза на племянника. — Но да. Нам нужно было найти его и сделать одно из двух. — Чонгук… — Сону едва слышно шепчет чужое имя, но тут же встряхивает головой. — Был ещё человеком, точно. — Ты что ли думал, что я буду монстром в этой истории? — смеётся тот открыто, обнажая окровавленные клыки. — Было бы здорово. Но нет. — Всё оказалось куда более прозаично, милый, — мягко улыбается Тэхён. — Того вампира мы нашли, к его сожалению, уже убитым. Только вот неясно кем, если охотников у нас в городе не водилось. Все знали, что вампиров превалирующее количество, и город…попросту принадлежит нам. Не совался никто знающий, нас оставили в покое уже очень давно, поняв, что лучше пожертвовать одной территорией, нежели позволить завладеть куда большим их количеством. Но…кто-то смелый всё-таки оказался. Кто-то, решивший либо пойти против правил, либо… — Уставший от постоянных новостей в утренних газетах об убийствах, — хмыкает Чонгук, кладя пустой гемакон на стол и подталкивая к губам Сону его собственный, напоминая о том, что после тренировки необходимо восстановить силы; Сону задумчиво прикладывается к разорванному уголку, делая небольшой глоток и переводя взгляд с одного вампира на другого. — Возможно, — поджимает губы Тэхён, — этому человеку уже грозила опасность однажды. Или его близким. И он решил рискнуть собственной жизнью. — Но вы ведь не судите людей за убийство вампиров? — хмурится Сону. — Увы, но нет. Пока нет. Хотя многие в Совете голосовали за эту идею. Но пока мы стараемся не доходить до крайностей. — И тот человек, убивший обращённого…он просто пропал безнаказанным? — Понимаешь, милый, это была медаль с двумя сторонами. С одной стороны, да, он убил вампира. С другой же, он убил вампира, нарушавшего наши законы. А это, вроде как, и не наказуемо. Но… — Тэхён теперь смотрит едва заметно сверкнувшими глазами на Чонгука, что улыбается широко сомкнутыми губами. — Я бы не сказал, что он не получил своё наказание за этот риск. — О, он получил его сполна, — фырчит Чонгук. — Мы нашли этого человека по запаху. Он истекал кровью из-за глубокого ранения и не смог слишком далеко сбежать. Не для нашего обоняния точно. Сону машинально делает ещё один глоток, но едва не давится им, кажется, связывая всё воедино. — Но у него всё же был выбор, — разводит руками Тэхён, также как и Чонгук теперь улыбаясь. — Умереть, свершив своё возмездие и став местным безымянным героем, пропавшим без вести, или… — Стать тем, кого истребил, — согласно кивает Чонгук, не сводя глаз с пустого пакета из-под крови и будто погружаясь в воспоминания, видя перед глазами всё, как наяву. — Должен признать, твоя борьба за справедливость была красива, Гук, — усмехается беззлобно Тэхён, ловя на себе изумлённый понимающий взгляд Сону. — Он едва ли не до последнего вздоха отрицал возможность выбора. Просил оставить его или иссушить до конца, но не делать одним из нас. А ещё…то, как он сжимал в руках серебряный клинок… — Тэхён качает головой. — Разве серебряным клинком можно нас убить? — Кому, как не тебе знать, что с ним сперва необходимо сделать, — подмигивает Тэхён. — А вот откуда это было знать человеку...мы тогда задались вопросом, конечно. И узнали немногим позже, но в тот момент Чонгук...боец до мозга костей. Он не сдался просто так. — Я и не сдался, — наконец поднимает голову Чонгук, наставляя на создателя указательный палец. — Я просто прикинул в голове все возможности своей смерти. И новой жизни. И, как бы паршиво это не выглядело и не звучало, стать бессмертным, чтобы продолжать помогать хоть кому-то…всё равно казалось мне более правильным. Живым вампиром я мог сделать куда больше, чем мёртвым человеком. — Ну, тут и не поспоришь. — Но как ты… — подаёт голос Сону. — Как ты можешь помогать людям, будучи тем, кто нуждается в их крови, чтобы жить? — Обучать других вампиров защищаться, а не нападать на людей? Работать в Академии, исправляя таких, как тот, кого я убил? Быть частью огромного механизма, создающего безопасное общество для всех существ? — приподнимает бровь Чонгук. — Но ты ведь не знал тех, кто тебя обращает. — О, поверь, — ухмыляется он. — Твой дядя настолько дотошен, и мы оба это знаем, что он успел провести мне рекламную кампанию Академии до моего последнего вздоха. Уж очень ему, видимо, хотелось заполучить меня в свои ряды. — Мне очень хотелось спасти такую смелую душу, — кривится Тэхён. — Что ж, у тебя это не вышло, хён, — прыскает Чонгук. — Души-то у вампиров нет. — Ты ведь понял… — Да-да. В общем, он сказал мне, кто они и чем занимаются и…можно сказать, убедил примкнуть к их тайному сообществу. — Не такому уж и тайному. — А люди… — Сону кусает нижнюю губу. — Ты помогал людям с тех пор? Или только вампирам в Академии? — Чонгук помогает им до сих пор, — с толикой гордости отвечает Тэхён. — Раз в неделю я совершаю поездки по больницам и детским домам, и просто привожу всё необходимое. Еду, медикаменты, вещи. Всё то, что я легко могу достать где угодно, но на что у них не достаёт средств, — поводит плечами Чонгук. — Сам понимаешь, с нашей скоростью, мы легко можем отправиться на другой край Света и взять незаметно всё, что нужно. — Хён… В Сону плещется столько эмоций сразу. В груди Сону разрастается тепло, которого он так давно не ощущал. Перед ним сидел вампир, пусть и обращённый, но вампир, душа которого, хоть он и отрицает, что она есть, была чище, чем у любого живого святоши. Вампир, который сперва рискнул своей человеческой жизнью и бросился на сверхсущество, а после стал им, но продолжил отстаивать справедливость. — Ты хоть раз убивал? — срывается с губ Сону. — Людей. Взгляд Чонгука лишь на мгновение мрачнеет, но он печально улыбается уголками губ. — Увы. В жизни каждого вампира есть и тёмный период, но…мой всё же оправдан тем, что я убивал лишь недостойных. — И хоть мы и не в праве судить о недостойности человеческой жизни, — замечает Тэхён, — но тут я не могу судить и Чонгука. Он убивал тех, кто бесчинствовал в городе. Вышедших на свободу и повторявших свои деяния убийц, например. — Пару раз удавалось выискивать и насильников над детьми, но это… — Чонгук кривится. — Это сложно, когда ты в городе набегами. — Но ты спасал людей, убивая других людей, — задумчиво тянет Сону, не имея даже возможности представить Чонгука, разрывающего своего сородича даже во имя возмездия. — А ещё, — он вздрагивает, когда вдруг палец Чонгука щёлкает его по носу, — я спасаю вампиров. Таких вот ещё совсем маленьких и запутавшихся в своих жизнях. Надеюсь, успешно. Сону невольно тянет губы в улыбке и чувствует, как к бледным щекам слабо приливает кровь. Он надеется, это удивительно, но он правда надеется, что Чонгуку удастся его спасти. Он уже это, кажется, делает. Он смотрит в алые глаза с немой благодарностью и благоговением. Надежда ведь умирает самой последней?* 🥀 *
[Sorry, Peach — Solitude]
Наши дни. Надежда Сону тогда умерла спустя всего лишь ещё месяц. Он осторожно подрезает розы, откладывая некоторые из них на влажную тряпку, лежащую возле колен, осматривает каждый слегка подвявший бутон и недовольно поджимает губы. Он занимается цветами в оранжерее всего неделю, но они будто чахнут с каждым днём всё сильнее. С каждым днём его коллекция для ядов пополняется всё больше, и Намджун увозит домой целые букеты. Сону не понимает, что делает не так, ведь он сутки напролёт проводит среди розовых соцветий, ухаживая за ними, разговаривая с ними, не переливая и гладя чуть ли не каждый лепесток. Он хмурится, резко оборачиваясь, когда слышит тяжёлые медленные шаги за высокими кустарниками. — Кто пустил тебя сюда? — почти рычит он, разглядывая иссиня-чёрную макушку, приближающуюся к нему. — Это общая территория, королева, — хмыкает Сонхун, но останавливается перед разделением и своеобразным проходом в «логово» вампира, пряча руки в карманы узких брюк. Сону впервые видит его в школьной форме. — И я бы с радостью не приходил сюда, если бы не наши доблестные преподаватели. — Что им? — Ну, ты не пришёл сегодня на занятия. А так, как я, к нашему общему сожалению, сижу с тобой, а с твоей лёгкой руки, ещё и живу в одной комнате, меня припахали тебя найти. — Ты мог солгать, что не нашёл меня. — Мог, — расплывается в едкой ухмылке Сонхун, обнажая клыки. — Но очень уж хотелось посмотреть на твоё недовольное лицо. Он заносит ногу, чтобы коснуться узким носом ботинка первых камней дорожки, ведущей в розовые кустарники, и посмеивается, как только со стороны Сону раздаётся раздражённое шипение. — Видишь. — Уйди. Скажи, что я плохо себя чувствую, что ты не нашёл меня, — дёргает нервно плечом Сону. — Что угодно. Исчезни только. Мои цветы вянут из-за твоего присутствия. Он отворачивается, чтобы не смотреть больше в насмешливые глаза цвета индиго, концентрируется вновь на тонких шипованных стеблях, сжимая ручной секатор крепче в пальцах. И замирает, вздрагивая, когда ощущает, как чужое тело мрачной тенью нависает над ним, касаясь холодным кровавым воздухом тёмной макушки, негромко произнося: — Твои цветы вянут и без меня, погляди-ка, — Сонхун почти касается его волос подбородком, а рукой нагло тянется к зажатому в онемевших пальцах цветку. — Отойди, — шепчет оторопело Сону. — Так, тебе просто для информации, — хмыкает Сонхун, вынимая осторожно розу, чтобы не задеть бледную кожу шипами, — моя мама очень давно занимается цветами. В отличие от тебя, как я погляжу, весьма удачно. — И что? — взрыкивает Сону, прослеживая взглядом, как хрупкий цветок исчезает за его спиной. — Возможно, она могла бы тебе помочь с этим. Сону дёргается в сторону, как только ощущает прикосновение к своим волосам за ухом, но не оборачивается. Не шевелится даже больше, когда холодные пальцы прикасаются теперь уже и к кончику самого уха. Слышится тихий жалобный треск сломанного стебля. — Услуга за услугу, королева, — бормочет Сонхун, наконец, отстраняясь. Сону вмиг чувствует спавшее давление, потому что Сонхун возвращается за незримую линию, и всё же позволяет себе обернуться через плечо. — Какую ещё услугу? — Ты — говоришь со своим дядей правильно и разрешаешь вопрос нашего соседства. Я — прошу маму приехать в Академию и помочь тебе с твоими цветочками. Достаточно честная и безобидная сделка. Сону уже готов выпалить резкое «нет», но вовремя прикусывает язык и задумывается. Кто в самом деле пострадает от этого? Они не будут больше с Сонхуном засыпать в напряжении и просыпаться в раздражении, видя лица друг друга. Его цветы перестанут вять и расстраивать его. Но это слишком странное предложение от Сонхуна, в котором выигрывают сразу все. Сону не кажется, что Сонхун из тех, кто столь добродетелен, чтобы помогать и себе и другим. — В чём подвох? — А он должен быть? — вздёргивает бровь Сонхун. — От тебя-то, — хмыкает Сону. — Ну, разучаруйся. Его нет. — А какая радость от этого твоей маме? — щурит он рубиновые глаза. — К чему ей мне помогать? — Ты — племянник лучшего друга её старшего сына. Ты — племянник директора Академии, в которую она упекла своего младшего сына. Ты — мой, прости Дьявол, соседушка по комнате. Улавливаешь связь? — Не особенно. — Помочь тебе — это, как предъявить благодарность за то, что я тут «исправляюсь», — делает пальцами кавычки Сонхун. — И за то, что Тэхён-ши так долго водит дружбу с Чимином. Ну типа…дружба семьями, теперь улавливаешь? Сону натурально передёргивает. Дружить с семьёй Пак ему в страшных кошмарах снится по сей день. Что старший, что младший, оторви да брось. И, если его встречи с Чимином прекратились, благодаря Академии, то вот он ему второй «подарок» судьбы и Сонхун под боком. И теперь-то его предложение в голове Сону обретает яркие краски. И кажется всё же более заманчивым, нежели опасным. — А твоя мама не сможет помочь нам перестать быть соседями? — Моя мамуля, Дьявол её храни, вне себя от счастья, что именно с тобой я делю комнату. Так что тут, увы, она нам не союзник, — кривит полные губы Сонхун. — Я сделаю всё возможное, — соглашается Сону. — Когда твоя мама сможет приехать? — Как только твой дядя даст мне или тебе ключи от другой комнаты. — А, если ты обманешь меня? — Сперва поговори с Тэхён-ши. А потом уже будешь строить теории на мой счёт. Всё зависит от тебя, королева. Сонхун подмигивает ему блеснувшим сиреневой глазом и, разворачиваясь, покидает оранжерею также легко, как и ворвался в неё. Сону губы кусает, вновь отворачиваясь к своим цветам, но хмурится, скашивая взгляд в сторону. Голову поднимает и устремляет рубиновые глаза на мутное отражение в стеклянной стене неподалёку. Сердце его мёртвое ухает вниз, когда он замечает размыто то, о чём уже успел и позабыть. За ухом его, ярко-алым среди черноты волос, красуется пышный бутон с едва повядшими краями бархатных лепестков. Услуга за услугу, значит?