* 🥀 *
[Sleep Token - Hypnosis]
— Прости, Сону-я, — шелестит Тэхён, как только Сонхун, срываясь с места и размываясь тёмным пятном, покидает кабинет. Чимин ему вслед колюче ухмыляется, сверкая напоследок сиреневой глаз. — Ты не мог иначе, да? — кривит губы Сону, обращая на дядю взгляд. — Расслабься, малыш, — отзывается уже Чимин, обходя пустое кресло и занося ладонь над плечом Сону, но так и не касаясь из-за того, что то тот дёргается предусмотрительно в сторону. — Сонхун лает, но не кусает. Как минимум чужаков. Слишком чревато. — Чем же? Боится отравиться? Сону хмурится из-за яркой и довольной ухмылки, в которой растягиваются пухлые губы прямо рядом с его лицом. Чимин наклоняется слишком близко, опаляя тяжёлым кровавым дыханием, не присущим обычным вампирам. — А вот ты скоро начнёшь, — бормочет он, скрежеща ногтями по спинке кресла. — В тебе есть потенциал. Напоминаешь мне, знаешь, одного очень своенравного паренька. — Тебя в молодости? — пытается колоть в ответ Сону, хоть и примерзает к месту от ползущего под кожей страха. Чимин — хищник. Пострашнее, чем любой среднестатестический вампир, потому, что питается — своими же, а значит — силы имеет в разы больше. А хищники, как известно, страх заверсту чуят. — В кого он такой? — вскидывает вдруг голову Чимин, скалясь на Тэхёна, мрачно следящего за своеобразной перепалкой лучшего друга и племянника. — Он совсем не похож на… — У него особенный характер, Чимин, — прикрывает лавандовые глаза Тэхён; Сону замечает, как вены под нижними веками проступают сильнее под пергаментной кожей от непонятного ему напряжения. — Пожалуйста, ты слишком… — Воняю злобой? — Я бы выразился не так, но ты понял о чём я. Чимин в ту же секунду, как договаривает последние слова Тэхён, отстраняется от Сону, как от проклятой куклы, заводя руки за спину и склоняя по-вороньи вновь голову, прожигая внимательным взглядом чёрный затылок. — Ты тоже обязательно поймёшь однажды своего дядю, малыш, — тянет он. — Ну, а пока, — разворачиваясь на каблуках, — поздравляю с новосельем и удачно тебе расположиться на новом месте! Вместе с ледяным потоком воздуха, Чимин исчезает, глухо бахая за собой тяжёлой дверью и оставляя двоих наедине. Сону так и не решается больше поднять взгляд на Тэхёна, вместо этого упираясь глазами в свои колени, на которых ещё ощущал фантомно цепкие прикосновения чужих длинных пальцев. — Прости… — Он сказал я пойму однажды. — И я очень на это надеюсь, милый. — Это в самом деле так необходимо? Подвергать мою жизнь риску? — Сону смежает веки и произносит сквозь зубы то, чего никогда бы произносить не хотел, зная какую боль это принесёт, но… — Неужели ты недостаточно потерял, чтобы вот так разбрасываться мной? Он чувствует это. Потому, что успокоение Тэхёна уходит из него тёплыми, ощутимыми нитями, которые словно вытягивают из груди. Его способность перестаёт распространяться на Сону, но сам он так и остаётся в молчании. Сону мысленно перед ним извиняется, но вслух произносит лишь: — Мне нужно перенести вещи к нему или он переедет ко мне? — Мы подготовили для вас отдельную спальню этажом выше твоей, — чуть слышно отвечает ему Тэхён, приглушённый из-за сцепленных у губ ладоней. — Там есть все необходимые удобства. Я не обделял твой статус, не волнуйся, Сону. — Меня вряд ли волнует двуспальная кровать с балдахином, учитывая, что мой сосед чёртов каннибал. — Тебе нужно… — Я мог адаптироваться к их существованию и присутствию и просто обучаясь здесь. Ни к чему были эти крайние меры. Я ни в чём не провинился, чтобы заслужить это. — Я могу официально зарегистрировать твою попытку суицида, как нарушение закона и вписать тебя в поток к Сонхуну на исправительные, раз ты правда считаешь, что ни в чём не провинился. Сону от неожиданности даже распахивает алые глаза, поднимая на Тэхёна ошалелый взгляд. Голос дяди непривычно твёрдый, с тонкими нотками стали и привкусом кислоты. Сону чувствует теперь воздействите на себя его способности совсем иначе. И вряд ли он хоть когда-нибудь замечал что-то подобное, кривясь от неприятно стягивающего в грудине ощущения. Тэхён едва ли не впервые применял к Сону обратную сторону своей способности, распространяя сейчас по оцепеневшему телу колкий страх и чувство вины, нашедший его где-то запрятанным за сердцем и усиливший во сто крат. — Через час к тебе придёт один из старших ребят, чтобы сопроводить в новую комнату, — глаза Тэхёна теряют лавандовый свет, затягиваясь постепенно сиреневой темнотой. — Собери пока вещи. Сону слушается вынуждено, поднимаясь беспрекословно с кресла и кланяясь на прощание. С гуляющей под рёбрами жужжащей мутью, покидает кабинет, не оборачиваясь. Жалеет, что решился на эту опасную и неизвестную ему игру, соглашаясь залезть голодному тигру в открытую пасть. Ёжится, передёргивая плечами, как только оказывается далеко от кабинета Тэхёна, думая теперь о том, что не того тигра, пожалуй, боится.* 🥀 *
[Holding Absence — Mourning Song]
Два года назад. Пальцы срываются с гафрированной ткани, и Сону едва держится, чтобы не сорвать с шеи смехотворно огромный чёрный бант. Едва ли месяц прошёл со дня гибели его матери, но дедушка Ким и не думал отменять ежеквартальный ужин. Сону думает, что он мог бы, хотя бы для вида поскорбеть чуть дольше, чем пара жалких дней после похорон. Или, в самом уж волшебном случае, посвятить этот ужин единственной дочери, которую так жестоко и незаслуженно растерзали почти на глазах сына. Сону думает, что не выдержит чёртов ужин с приклеенной к лицу вежливой улыбкой и безызменным на вопрос «как ты?» ответом «держусь». Конечно же, все они держатся. Жизнь, а точнее один неуправляемый и неизлечимо больной психопат-вампир решил, что это то, чего они заслуживают. Носить чёрное не потому, что это красивый и лаконичный цвет, и менять цветы на могиле раз в три дня. Именно о таком ведь мечтает любой четырнадцатилетний ребёнок. — Тебе помочь? Сону вздрагивает, переводя взгляд с отражения на приоткрывшуюся дверь, в проёме которой стоял уже собранный Джейк. — Если сможешь отмазать меня от ужина, — облизывает нервно губы Сону, кивая, — то это будет неоценимая помощь. — Прости, — губы Джейка тянутся в виноватой улыбке. — Если бы я только мог. — Даже дядя не может, — обречённо выдыхает Сону, возвращаясь глазами к своему отражению. — И всё же? — Мама раньше занималась этим, — поддевает он пальцами развязанный бант. — Я ещё никогда не собирался к ужинам сам. Джейк коротко кивает прежде, чем войти в комнату, тихонько запирая за собой дверь. Он поджимает губы, оглядывая чёрную ткань, а после, в пару резких движений, улыбается вновь, но уже шире и увереннее. — Отец с детства приучал меня делать всё самому, — говорит он, отклоняясь и позволяя Сону, чуть задрав голову, оценить идеально проделанную работу. — Я примерно с восьми умею завязывать любые вычурные аксессуары. — И зачем? — фырчит Сону, стягивая с угла напольного зеркала бархатный пиджак. — Самостоятельность, — по слогам проговаривает Джейк, ероша свои волосы на затылке. — Никому не обуза, ни от кого не ждёшь помощи, полагаешься на себя и… — Не разочаровываешься? Их глаза встречаются и тёмно-сиреневый в радужке Джейка секундно вспыхивает, когда он хмурится. — Вообще, да. Но я не совсем это хотел сказать. Но да…ты прав, Сону. Это тоже немаловажный аспект самостоятельности. Когда всё в твоих руках — разочаровываться кроме себя не в ком. — Удобно, — бурчит Сону, застёгивая последнюю пуговицу. — И бесчувственно. — Не забывай каков мой отец, — хмыкает Джейк, предлагая Сону свой локоть для сопровождения, но тот лишь мотает головой отрицательно. — Захочу — не забуду. Теперь, когда мы живём вместе, я наоборот, кажется, начинаю понимать его. — Он родился таким. — Но он мог поменяться под общество и обстоятельства. Все мы меняемся, так или иначе. Но Намджун… — Сону щурится, останавливаясь перед закрытой дверью своей спальни. — Порой я ловлю себя на мысли, что завидую его такой хладнокровности. Это бы очень помогло мне в жизни, будь я таким же. Джейк с тёмно-кровавой радужки и побледневшего лица считывает, что Сону под своими словами подразумевает. И молча лишь сжимает его плечо перед тем, как открыть дверь и пропустить Сону в коридор первым.* 🥀 *
— Пак Сонхва, — чуть кивает брюнет, когда Сону открывает дверь после тихого стука. Он оглядывает высокого незнакомца в форме Академии и поджимает губы, сужая тёмно-красные глаза и не торопясь впустить гостя. — Вы Пак — моё проклятие в этом месте? Или что это за череда идиотских совпадений? — Прошу прощения, но не владею подобной информацией, Сону-ши, — безэмоционально произносит Сонхва, указывая ладонью в сторону коридора. — Тэхён-сонбэ поручил мне сопроводить тебя до другой комнаты. Ты собран? Или мне подождать? Цыкая раздражённо языком, Сону отходит от двери, возвращаясь к одному единственному саквояжу, стоящему на постели. — Собран, — дёргает резко молнию, оглядывая комнату, к которой даже привыкнуть не успел. — Но не скажу, что очень счастлив куда-то переезжать. — Увы, но ничем не могу помочь, кроме сопровождения. — Ты давно здесь? Сколько тебе? — склоняет голову Сону. — Беседовать же с тобой можно? — Можно, — чуть ухмыляются тёмно-розовые губы. — Я здесь уже несколько лет. Живу и помогаю иногда в адаптации. Но только очень важным гостям. — Приятно знать, что хоть кто-то считает меня здесь гостем, а не законным постояльцем. — Поверь, — закрывая на замок дверь, Сонхва хмыкает, — однажды ты не захочешь уезжать отсюда. — Это будет самый кошмарный день в моей жизни, — содрогается Сону от одной только мысли о том, что ему придётся вечность находиться в подобном месте среди вездесущих малолетних каннибалов и нарушивших законы взрослых. — Быть может и так. Время покажет, полагаю. Следуй за мной. Сонхва не срывается на вампирскую скорость окончательно, но явно движется быстрее человеческого глаза, лишь иногда смазываясь для Сону, пропадая на лестничных пролётах. Сону мог бы подумать, что тот заводит его в неизвестный и тёмный уголок Академии, но Сону не то, чтобы знал её полностью, а потому, он лишь сиротливо озирается по сторонам, успевая зацепить взглядом чуть более тёмные и узкие коридоры. И то, что поднялись они явно выше второго этажа, на котором Сону разместился изначально. — Это что… — Это крыло для проживающих, — понимает его с полуслова Сонхва, лишь слегка оглядываясь через плечо. — Таких, как я, Сора, Джейк, Рики… — Стой… — встряхивает головой, резко тормозя, Сону. — Ты сказал… — Твой брат с первого класса живёт в Академии, — замедляет шаг Сонхва. — Хочешь сказать, не знал? — Я жил с ним последние два года носом к носу и он всегда… Сону замолкает, хмуро опуская взгляд и бегая алыми глаами потеряно по полу из чёрного дерева. В самом ли деле нос к носу? Видел ли он Джейка рано по утрам, если только засыпал к рассвету, истерзанный слезами? Видел ли он Джейка днём в будни, если из спальни своей выходил изредка, лишь чтобы взять пару гемаконов и вновь запереться? Видел ли он Джейка вечерами в последнее время, когда начал заниматься с Намджуном в подвале? Понимание и осознание отражаются на его лице и уголки губ Сонхва дёргаются кривовато. — Но дядя сказал… — Добро пожаловать в настоящую Академию, Ким Сону, — прыскает Сонхва, протягивая на раскрытой ладони позолоченный резной ключ. — И приятного проживания. И испаряясь так скоро, что у Сону даже кончики угольных волос взметаются. Ключ отдалённо напоминает Сону тот, которым мама закрывала в их доме двери в сад. Теперь же, он открывал им дверь в неизвестность новой реальности, что ему так любезно подбросил под ноги дядя. Как благодетель. Буквально швырнув на острие клыков к дикому зверю. Невольный возглас удивления срывается с губ Сону, как только дверь с тяжестью поддаётся и открывается вовнутрь с тихим писком. Это достаточно отличалось от его предыдущей спальни, в которой он не успел провести достаточно времени, но это так напоминало ему дом. Дом, в котором он родился и вырос. Дом, в котором погибла его мама. Взвитые к высокому потолку кровати из вишнёвого дерева, грузный бархатный балдахин в цвет густой крови, пышные перины и мрачновато-алый закатный свет из ненастоящих окон. Даже запах, Сону улавливает краем глаза веточку благовоний на тумбочке возле одной из кроватей, такой же, как из детства. Розовое масло и жжённые свечи. Запах, который большинству людей, да даже вампиров, показался бы невыносимым, плотным и душным. Сону обожал его, потому что это увлекало его в воспоминания о жарких летних вечерах с мамой в теплице, где они ухаживали за цветами. С тех пор, как её не стало, он два года не касался цветов. Не приезжал в тот дом и даже мысли не допускал о том, чтобы когда-то туда вернуться. Казалось, даже на могиле мамы ему душой было выстоять легче, чем в поместье, хранившем в каждой пылинке на стене память о тех днях, когда он был не один. Когда у него была семья. Под тонкими пальцами плотная чёрная ткань форменного пиджака. Под чуть отросшим ногтем алые нити вышитой на лацкане буквы «А» и небольшой кровавой капли. Это удивительно, думает Сону, что за все почти шестнадцать лет своей жизни, за два года проживания в доме дяди, он столько слышал про Академию, но никогда не задавался вопросом об эмблеме. Почему она такая? Что означает? Кто придумал её и когда? Падая спиной на кровать, на краю которой сидел, Сону уставляется в деревянные балки на потолке, уложенные слегка неровно. Он разглядывает чернеющие зазоры, отколотые куски, замечает засохшего, свернувшегося в клубок, паука на одной из балок. Прижимая к себе пиджак, сворачивается в такой же клубок тоже, и пустым взглядом уставляется на заправленную кровать напротив. Кровать, на которой теперь будет спать Сонхун. Каннибал. И пропадает в нервной дрёме с мыслью об убийце, спящем на расстоянии вытянутой руки.* 🥀 *
[Placebo — infra-red]
Он резко подрывается на кровати от внезапного оглушительного стука двери о стену. Рубин испуганных глаз примерзает к насмешливой радужке цвета индиго. — А ты в самом деле королевских кровей, а? — ухмыляется, обнажая клыки, Сонхун, плечом дёргая сползающую сумку. — Две двуспальные кровати и жилое крыло. Серьёзно? Сону решает не отвечать ничего. Не потому, что не желает удостаивать Сонхуна ответом, но потому, что боится не подобрать нужных въедливых слов в ответ и остаться ни с чем. Поджимая розоватые губы, он откладывает пиджак, с которым задремал в обнимку, и усаживается на краю постели так, чтобы в любой момент можно было сбежать в оставленную распахнутой дверь. — Я думал, — продолжает тем временем Сонхун, бросивший сумку на постель и щупающий полы балдахина, — нас в семьях Основателей наоборот учат относиться к подобному спокойнее. Растят без явных излишеств и погони за роскошью. А ты будто бы… — Если тебе здесь не нравится, — всё же подаёт голос Сону, отдающийся на окончаниях чуть слышным рыком, — буду только рад потере соседства. В Академии ещё полным полно свободных комнат. Здесь не держат. — У, — сужает мгновенно потемневшие глаза Сонхун, оборачиваясь через плечо, — так ты всё же в самом деле умеешь кусаться, да? А я то думал там в кабинете это просто была защитная реакция от внезапного страха. — Я — Ким. Но я умею себя защищать, — выплёвывает Сону, ощущая, как глаза собственные щурятся и наливаются алым. — Не в обиду твоего дяди, но вы точно из одной семьи? Сонхуна явно забавляет танцевать на тонких нитях нервов Сону. И он бы, безусловно, порвал их к чертям, если бы рискнул заговорить о маме. Но он выбрал одну из нейтральнейших тем — Тэхёна. Сону был благодарен опекуну за поддержку, подставленное плечо и крыло, но…ни одно слово о нём не могло его ранить по-настоящему. Никого Сону и никогда не любил так, как маму. И возможно, если бы у него был отец… — На то он и мой дядя, — закатывает глаза Сону. — Мы не обязаны быть похожими. — В кого же ты такой тогда, м? — не унимается Сонхун, внезапно для задумавшегося Сону оказавшийся слишком близко; ещё пара широких шагов и Сону сможет клацнуть зубами перед его носом. Дьявол. Шаги Сонхуна плавные, словно пританцовывающие. Руки, спрятанные за спиной не сулят ничего хорошего. Ухмылка полных насыщенно-алых губ и резко ударивший в ноздри запах крови взрывает в голове Сону очевидную догадку. Он дёргается назад, проезжаясь задницей по постели, и стискивает зубы, не сводя глаз с сияющей радужки Сонхуна. — Выделываться в кабинете дяди, с поддержкой его способности, витающей в воздухе, легко, не так ли? — переходит на низкий шёпот Сонхун, наступая. — Но оба мы видели, в какое истеричное месиво ты превращаешься, когда никого вокруг, способного защитить тебя, нет. — Только тронь меня и пожалеешь, — шипит змеёй Сону, сгребая в пальцах бархатное покрывало позади себя. — Вряд ли ты способен хоть что-то мне сделать. У тебя даже способности нет. — Зато есть у меня. Сону вскидывает взгляд за спину Сонхуна, на впившиеся в плечо пальцы, и сияющие сиренью и решительностью глаза. Сжимает челюсти невольно, чтобы не проронить лишнего слова, хоть и очень хочется так много сказать. Но ещё больше хочется узнать: чем это всё теперь кончится? — И готов поспорить, ты не хочешь, чтобы твой брат узнал о том, где ты был, когда бежал из кабинета Тэхён-ши. — Крыса, — ядовито прыскает Сонхун, сбрасывая с себя ладонь и выпрямляясь. — Отойди от него, Сонхун. Вас заселили сюда не для того, чтобы ты оттачивал мастерство угроз и запугивания. — А тебя, Джейк-и, заселили сюда не для того, чтобы совать свой любопытный нос в чужие дела. Но постой? — Сонхун оборачивается с кровожадной ухмылкой. — Тебя сюда и не селили. Тебя сбагрили в Академию, как в интернат для брошенных и даром не нужных. — Если ты считаешь, что твои слова хоть сколь-нибудь меня заденут — могу лишь посочувствовать. Сону? — смотрит Джейк поверх плеча Сонхуна. — Как ты? — Нормально, — брякает Сону, постепенно выпуская из пальцев покрывало. Он должен быть благодарен. Чувствовать облегчение и свободу. Защищённость и покой. Но всё, что постепенно поднимается вверх, закипая в его крови, злость. Он зол потому, что Джейк вступился за него, обозначив Сону, как заведомо слабого. Как неспособного решить конфликт с каким-то заносчивым ублюдком в одиночку. Как того, кто нуждается в чьей-то помощи. Сону нуждался в освобождении, но Джейк не дал его ему тогда. Он, как верно выразился Сонхун, как самая настоящая крыса сдал его Тэхёну. Рассказал в красках о том, как Сону готовится себя убить и что у него это точно получится. Предал звание «брата», пусть и ни разу не родного. Предал звание «семьи», уничтожив Сону морально в тот миг, когда Сону больше всего нуждался в спасении. Он хотел освободить себя от этого всего. Джейк же решил, что Сону ещё стоит помучиться на этой бренной земле. Не ведая видимо совершенно, что ждало Сону за подобную «провинность», как желание оборвать свою проклятую вечную жизнь. Он видел Ад в свои пятнадцать и так жаждал показать его Джейку тоже, но чёртово благородство старшего… — Спи спокойно, королева, — хмыкает Сонхун, отлетая к своей сумке, чтобы достать оттуда блистер, а затем мечась размытым пятном к открытой двери. — Сегодня ночью меня не будет. Хлопок двери с его уходом погружает комнату в тишину. Взгляд Джейка с испепеляюще-угрожающего мгновенно сменяется беспристрастным и прохладным. Свет в глазах тухнет, оставляя их словно чёрными зияющими дырами под тёмно-каштановой чёлкой. — Я не просил, — цедит Сону, наконец усаживаясь прямо на постели. — Тебе и не нужно было. — У тебя хобби такое? Влезать ко мне, когда я не прошу? — А так хотелось испробовать судьбу? — Ты прекрасно знаешь, что одна капля моей крови, попавшая к нему на язык, вгонит его в недельную агонию. — А ты прекрасно знаешь, что одно касание его клыков твоей кожи насквозь — и вы связаны на век. Сону скалится на брата, одним рывком сдирая балдахин и закрываясь им от всевидящих глаз. — Проваливай, Джейк. — Не за что, Сону. — Я не буду благодарить тебя за то, о чём не просил, не надейся. — Всё, на что я надеюсь, это восстановление общения с тобой, Сону, — тише произносит Джейк. — Мы ведь семья. — Чёрта-с-два, — фырчит Сону. — После твоего предательства, ты мне никто. — Я знаю, — слышится осторожный шаг в сторону кровати, — вся эта ситуация неправильна и опасная. Но, Сону? Тэхён-ши никогда бы не создал для тебя заведомо смертельно-опасных условий. Если вы здесь — он уверен в каждом из вас. Просто попробуй довериться ему. Хотя бы ему. Он всё-таки твой… Сону хмурится на заминке, приподнимая бровь. Тишина едва ли длится секунду, но Сону её замечает. — Он твоя семья. И прежде, чем Сону удаётся съязвить, он слышит тихий хлопок двери, а после гробовую тишину спальни. Семья. Значит ли для него это слово хоть что-то теперь, когда маму не вернуть, брат, едва только выдался случай, предал его, а дядя, единственный, на кого Сону ещё мог положиться, запер его в комнате с тем же существом, из-за которого Сону теперь ощущает себя сиротой? Семья. В самом ли деле она у него всё ещё есть?* 🥀 *
[Choir Noir — Shadow Moses]
Багровые глаза ищут его. Среди захламлённых чёрным кружевом и атласом платяных шкафов. Среди потрескавшихся деревянных панелей в старинных стенах. Под кроватью, где пыль стирают грузные бархатные одеяла, опадая на пол кровавой бахрамой. Сону зажимает себе рот ладонями, но крик лишь сильнее рождается в горле. Он ощущает на губах ярко свежую кровь. Ещё тёплую, льющуюся меж тонких детских пальцев, кажется, будто из них самих. Сону боится оторвать взгляд от черноты в дверном проёме и взглянуть на свои руки. Сону зачем-то ведёт носом и невольно вдыхает запах крови, знакомой с детства. Запах крови, текущей в нём самом. Он не может ничего поделать и опускает взгляд заполненных слезами глаз к ладоням. Залитым густой кровью его мамы. Испачкавшим уже лицо его и белоснежную некогда ночную сорочку. Босые ступни, жмущиеся нервно друг к другу на деревянном полу. Он прячется потому, что боится стать следующим? Он прячется потому, что боится, что его поймают? Он жертва? Или же он убийца? Багровые глаза оказываются напротив, когда он вскидывает голову, захлёбываясь испугом.[8 graves — begging to bleed]
Пара глаз цвета индиго испытующе смотрят на него, пока запястья горят огнём. — Что ты… — Ты скулил, — низким, пробирающим до костей голосом произносит Сонхун. — Я не… — Фетиш? Сону спросонья, напуганный и растерянный, дизориентированный, сначала не понимает ничего. Но, стоит только Сонхуну приподнять его руки вверх, в запястьях скованные длинными пальцами, щёки наливаются жаром неловкости. Он понимает грязный намёк, и всем своим пятнадцатилетним, неиспорченным нутром дуреет от того, как закипает кровь. Как Сонхун мог такое про него ляпнуть? Как Сонхун мог его коснуться? Почему Сону вообще это всё волнует, когда он может попросту клацнуть зубами и сбежать? Сон вспыхивает перед распахнутыми глазами яркостью красного. Сону вспоминает «почему». — Кошмары, — сглатывает он, вырывая руки из некрепкой хватки. Сонхун отпускает его. Сону опускает взгляд. Чёрные одежды каннибала сливаются с темнотой спальни, как и уголь волос и хмурость густых бровей. Только подсвеченная искусственным лунным светом кожа на неприкрытом лице выделяется пугающе неестественно и декоративные пряжки на кожанке, скрывающей широкие плечи. Должны ли вампиры настолько бояться своих? Свой ли каннибал? — Ты мешаешь спать, — бросает холодно Сонхун, сбрасывая куртку с плеч одним движением. — Тебя вообще не должно быть здесь, — бормочет Сону, усаживаясь на постели и потирая запястья. — Упс, Ким, планы поменялись. — Вообще-то… — Ногти срезать не думал? Если бы я не пришёл, ты бы неделю слепым ходил. Или любишь экстрим? — Мне не впервой, — выдыхает Сону. Он оглядывает бегло спальню, подмечает, что балдахин его отдёрнут, а на постели Сонхуна лежит та же сумка, с которой Сону его видел при заселении. — Точно экстрим. — Селфхарм, — поправляет Сону, зачесывая пальцами со лба тёмные прядки. — Это называется «селфхарм». Когда ты калечишь себя, чтобы…зачем ты вернулся? — А что? — оборачивается Сонхун, расстёгивая сумку. — Боишься закрывать глаза в одной комнате со мной? — Боюсь, что вообще теперь не усну в одной комнате с тобой. На звук булькающей в гемаконе крови и отрывающегося зубами пластикового уголка, Сону дёргает головой так, что фокус смазывается. Как ни в чём не бывало, Сонхун усаживается на краю своей постели, вытягивая вперёд длиннющие ноги в драных джинсах и остроносых ботинках, и вгрызается в пакет с кровью. Глядя прямиком в глаза Сону своими пульсирующими ярким сиянием. Сону невольно сглатывает. — Тоже голоден? — бормочет Сонхун, отрываясь от кормления и являя чужому взору испачканные кровью зубы и по краям полные губы. Сону как заворожённый смотрит на багровую линию, за которой прячутся два острейших клыка и такой же язык. Он, кажется, голоден. Кажется, не до крови. — Нет, — сглатывает ком в пересохшее горло Сону. — Воняет. — Вампирская кровь не так уж и сильно отличается по запаху, не придуряйся, — кривится Сонхун, вновь припадая к гемаконе и втягивая крупными глотками тёмную жидкость. — Пойду прогуляюсь. Откидывая чёрные покрывала, Сону спускает с кровати ноги, босыми ступнями касаясь пола. Сперва чувствует, а уже потом замечает, вскинув голову, липкий взгляд. Его острые коленки не прикрыты ночной сорочкой совсем, задравшейся в таком положении. Тощие ноги молочной кожей притягательно выделяются на фоне кроваво-чёрной постели. Но не к этому приклеены оказались потемневшие вмиг глаза Сонхуна. — Селфхарм говоришь, — тихо произносит он, хмурясь. Сону спешно одёргивает сорочку, закрывая от каннибала израненную кожу бёдер с белёсыми и розоватыми полосами. — Не твоё дело, Пак, — рычит он, хватая с края кровати форменный пиджак и на всей скорости вылетая из комнаты.[MISSIO — losing my mind stripped]
Сон, сбитый Сонхуном, возвращать не хотелось, хоть сил в Сону не было так много. Но он бежал по слабо освещённым коридорам жилого крыла, вспоминая путь, по которому вёл его Сонхва. Едва касается голыми ступнями деревянного пола, натягивая на плечи пиджак посильнее. Ему не холодно, не может быть, но морозит неприятно. Воспоминание о кошмаре и смерти мамы, ночь за ночью приследующие его. Внезапные непонятные ему ощущения при виде крови на Сонхуне. Сам Сонхун…то, что Сону заперт в Академии по вине доблестного братца, решившего его «спасти». Сону вылетает с визгливым грохотом стеклянных дверей на небольшой балкончик. Оборачивается даже в неверии. В этом огромном замке есть что-то настоящее, что-то из живого стекла, с живым проходящим светом. Что-то, что не искусственное окно, источающее такой же искусственный свет. Как вся жизнь Сону с тех пор, как он переехал жить к Тэхёну. Всё ненастоящее, всё изображающее. Снег под розоватыми пятками — настоящий тоже. Сону делает шаг. И ещё, пока не упирается голыми коленками в каменное ограждение балкона. Он не ощущает холод совсем, но тонкий слой снега под ногами его приятно хрустит, умирая. Перед глазами его: целый спящий лес, уложивший на свои чёрные плечи груз тёмно-синего неба, спрятавшего в густых тучах звёзды. Кладбище Академии прямо подле, всего-то за высоким забором серой каменной кладкой. Сону видит, как минимум, четыре надгробия, спрятанных под сухими ветками обнажённых лиственниц и тенью хмурых елей леса. Сону знает, что никогда не будет здесь похоронен, у их семьи есть фамильный склеп, но почему-то тянется вперёд, упираясь ладонями в край ограждения, вонзая в бетон ногти. Слабый хруст пары сломанных он не слышит. Слишком заворожён тишиной ночной территории Академии. И внезапно упавшим на чёрную чёлку снегом, тихим шуршанием начавшим укрывать всё вокруг. Будто Сону призвал его своим молящим кровавым взглядом, полным слёз и боли. Глаза его закрываются, как запрокидывается голова, подставляясь колкому снегопаду, застилающему и могилы у подножия леса. Сону краем губ усмехается. Он не должен был этого видеть сейчас, снег скрывает от него это всё. Скрывает его, прогоняя, заставляя уйти. Но форменный пиджак уже превращаться начинает в белую накидку. Волосы Сону угольно-чёрные, окрашиваются в пушистый белоснежный, остриём снежинок зависая на кончиках растрёпанных прядок. — Тебе пошёл бы белый цвет, — слышит он тихий голос брата за спиной. — Не в одежде. Сону усмехается шире. В одежде он и так зачастую предпочитал белый, к удивлению всей семьи. Вампиры, как правило, придерживались чёрных не марких оттенков. Мама Сону обожала одевать сына в светлое, говоря, что он у неё особенный и должен отличаться. В чём особенность его — Сону не узнает никогда, но носить продолжает светлые сорочки и рубашки. Как память. Мама была бы рада.[Adam Watts — where to begin]
— Следишь? — невпечатлённо спрашивает он, медленно оборачиваясь и позволяя снежинкам сорваться с волос вниз. — Приходится быть на чеку, — поводит плечами Джейк. Сону невольно отмечает форму на нём и всё ещё уложенные волосы. — Всю ночь спать не будешь? — Если потребуется. — Сколько дядя платит тебе за это? — А должен? — Джейк прячет руки за спину, сужая темноту глаз. Сону внезапно, лишь на секунду, становится интересно, в какой момент его детство было сломано? Почему в свои почти семнадцать Джейк выглядит, как взрослый и уже убитый одной вечностью вампир? — Ты мой брат, Сону… — Да ни разу, — фырчит тот, скрещивая на груди руки. Опрометчиво. Пиджак с его плеч соскальзывает вниз под тяжестью ткани и налипшего снега. Но Джейк оказывается рядом быстрее, подхватывая вещь и возвращая её на хрупкие плечи. Их глаза слишком болезненно сталкиваются, пока лица находятся столь близко. Пальцы Джейка сжимают Сону сквозь увлажнившуюся ткань, но радужка не вспыхивает ни на миг. — Ни один документ не породнит тебя ни с кем, Сону, — вкрадчиво произносит Джейк. — Ни одно ДНК не способно сделать кого-то чужого родным твоему сердцу. Ты всегда был и будешь моим братом. И я хочу верить, что однажды, ты тоже будешь считать меня таковым. Несмотря на то, что произошло. — Ты упёк меня сюда за то, что я хотел освободиться, — сквозь зубы и подступающие слёзы шипит Сону. — Я поступил, впервые в жизни, как эгоист. И спас того, кого не хотел бы никогда потерять. Не думая совершенно о твоих чувствах, прости меня, Сону. Но я не мог… — Если я захочу умереть прямо сейчас, закроешь глаза, м? Искупишь свою вину? — Сону… Руки Джейка отпускают его плечи. Взгляд мрачнеет и холодеет, как и земля под опускающимся снегом за спиной Сону. — Твои извинения, братишка, — колет он, — бесполезны, пока ты продолжаешь наступать на горло моим чувствам. Найди себе уже кого-нибудь, кого будешь бояться потерять. Знаешь, а я даже проклинаю тебя найти того, кого ты будешь бояться потерять больше, чем меня. И надеюсь, это случится поскорее. — Ты когда-нибудь простишь меня? — Когда крышка моего гроба захлопнется перед тобой. Сону решительно вздёргивает подбородок. Сону отчего-то чувствует, что это никогда уже не случится.