Tenebris Сardinalis

Больничное крыло, казалось, насквозь пропахло горьким запахом костероста и пряно-травяным ароматом успокоительного. В горле запершило, стоило чуть глубже вдохнуть спёртый холодный воздух. Жутко хотелось уйти, но Рон знал, что не может этого сделать из-за переломов, и от этого бесился ещё сильнее. Уизли открыл глаза и с тихим вздохом сел на кушетке. Нет, он определённо больше не мог притворяться спящим. Позвоночник мгновенно отдался болезненной вспышкой. Зелья никогда не действовали на него подобающим образом, так что боль оставалась, даже если раны уже зажили. Рональд никому не рассказывал об этом, даже своей семье, хотя и догадывался, что это очередная проблема, связанная с Предательством Крови. При мысли об этом Рон невольно сжал кулаки. Как же он ненавидел свою мать за это! За то, что бросила свою семью, родила детей от Проклятого, хотя и знала, что те будут вынуждены нести это проклятье, как и она сама. Горько усмехнувшись, он перевёл свой взгляд на кровать Лонгботтома. Тот до сих пор не пришёл в себя. Это было неудивительно, учитывая те раны, что нанёс Невиллу бладжер. Хотя выглядел он и лучше, чем мог бы, и, Рон был уверен, чувствовал себя лучше, чем он сам сейчас. «Поганый чистокровка», — пронеслось в голове, заставив Уизли поморщиться. Иногда он даже забывал, что подружился не с простым магом, не с таким, как он… Подсознание, будто скалясь или издеваясь, нашёптывало, что Невилл уйдёт от него, как только узнает чуть больше. Может, даже извинится, скажет, что тут нет его вины, но всё равно уйдёт. Останутся лишь тупая боль и желание отомстить. Послышался тихий кашель где-то над головой, и Рон, вскинув голову, наткнулся взглядом на пёструю бордовую мантию, расшитую звёздами и полумесяцами. Рон растерянно моргнул. Он не слышал шагов или скрипа двери… — Д-директор? — голос нещадно хрипел, несмотря на выпитую воду. Уизли закашлялся. — Я хотел узнать, как проходит ваше с мистером Лонгботомом выздоровление, — старик прошёлся быстрым взглядом по помещению и взмахнул палочкой, накладывая заглушающие чары на палату. — Но… Как я вижу, мистер Лонгботтом всё ещё не пришёл в себя. Мы ведь можем поговорить кое о чем личном, Рональд? — Конечно, директор… — Рон недоумевающе смотрел на Дамблдора, абсолютно не понимая, к чему он ведёт и о чём «личном» может говорить с ним. Директор чуть ухмыльнулся каким-то своим мыслям, и, взмахнув палочкой, опустился в кресло, появившееся за его спиной буквально из воздуха. — В детстве я тоже был небогат. Моя семья не могла позволить себе практически ничего… Но, знаешь, у меня всегда имелись средства. Нужно лишь видеть способы заработать, — тихий голос успокаивал, подавлял порывы сопротивляться. Как медленный яд, что расплывается по венам приторным нектаром смерти. — К чему вы это говорите, сэр? — голос Рона, напротив, звучал всё так же хрипло и дрожал от ещё не угасшего волнения. — Ты ведь умный мальчик, Рон… И всё понимаешь, — тон старика оставался всё таким же миролюбивым, но пылающий взгляд был настолько выразительным, что заставлял вжиматься в матрац. — Вы… Вы хотите, чтобы я сделал для вас что-то?.. — Рон непроизвольно закусывал губы, замечая странный блеск в глазах Дамблдора. — Рон, ты знаешь, какой ресурс является самым ценным? Уизли быстро отрицательно мотнул головой, чувствуя себя, как загнанная в угол добыча. Что бы ни сказал Дамблдор — он не откажет. Рон знал это. И поэтому так боялся, но хотел скорее узнать, за что ему заплатят. Директор покачал головой с показной строгостью и прищурился. — Знания, мой мальчик, знания… Мне нужно всё, что ты сможешь добыть про Невилла Лонгботтома и Гарольда Уэллса. Даже самые мелкие детали их поведения, странности, привычки, магическую силу. Я должен знать всё, вплоть до того, какие заклинания они колдовали при тебе, — казалось, на мгновение воздух похолодел, сгустившись и сжав находящихся в помещении тесным коконом. — Н-но директор… Как я всё это проверну?.. — лишь жалкая попытка вырваться, произнесённая невыразительным голосом. Даже сам Уизли понимал это. — Уэллс не захочет со мной общаться, он… слизеринец! — Найди подход, — просто сказал директор и улыбнулся ободряюще. — Гарольд сирота, выросший в детском приюте. Ему сейчас нелегко, — он сокрушительно покачал головой. — Думаю, что ему не помешала бы поддержка, как думаешь? Вы с мистером Лонгботтомом могли бы помочь ему освоиться в нашем мире. Рон сглотнул вязкую слюну, внутри вспыхнул жар, и лёгкие сжало, да так сильно, что дышать становилось всё тяжелее с каждой секундой. Что для него важнее — дружба и признание или деньги, которые он мог бы потратить на что-то значимое для него? Независимость от своей семьи привлекала и вынуждала поддаться соблазну. — С-сколько вы… — он замялся, не решаясь продолжать слово. Директор всё понял и сам. — Если хорошо справишься, то… предположим, для начала по семнадцать сиклей за каждую интересную новость. Если твои сведения будут полезными, то я увеличу сумму, — добродушно ответил Дамблдор. Глаза Рона против воли загорелись блеском. Внутри, несмотря на протест, всё же что-то жадное и алчное поскреблось в грудную клетку, и Рон, облизнувшись, опустил голову. Рассматривая свои сбитые костяшки на руках, он прикусил губу. Директор не предлагал ему выбирать, но дал ему возможность на этом заработать. Наверное, чтобы был стимул. И он был. Его не волновало, зачем директору вся эта информация про сироту или про Невилла. Оба, на взгляд Рона, не представляли из себя ничего интересного. Но если директору было нужно… — Я согласен, сэр, — выдохнул Рон и поднял взгляд. — Только, боюсь, я… я могу не запомнить всего. — А тебе и не нужно, мой мальчик, — по-старчески тепло прошелестел директор. — Ты будешь давать мне доступ в свой разум, и я сам просмотрю все интересующие меня моменты. О, не волнуйся, мне ни к чему твоя личная жизнь, — хохотнул он в бороду, заметив, как округлились у Рона глаза. — Только то, что меня интересует. Рон вдруг замер и, оглянувшись на бессознательного Невилла, склонился чуть ближе к директору. Рону подумалось, что информация, которую он знает, может оказаться полезной для Дамблдора. А если и нет, то… В любом случае, он ничего сейчас не терял. — Сэр, вы сказали, что Гарольд — сирота, — он замялся, неуверенно глядя на директора. В его глазах сверкнуло что-то вроде интереса, так что, дождавшись ободряющего кивка, Рон продолжил: — Мы с Уэллсом познакомились ещё в поезде, и тогда он сказал мне, что… что его мать волшебница! Не знаю, насколько это важно, но… я подумал, вдруг вас это заинтересует, — его щёки покраснели от витающего в воздухе напряжения. Он боялся, что Дамблдор скажет, что тот сморозил ерунду, о которой тот наверняка уже знает. Но брови директора поползли вверх, и Рон мог поклясться, что увидел в глазах старика удивление. — Даже так, — протянул тот куда-то себе в бороду. — Он что-то ещё говорил про… своих родителей? Имена, быть может. — М, нет, сэр, — Рон мотнул головой. — Лишь то, что его мать волшебница, а про отца он сказал, что не знает, — Рон пожал плечами. После недолгого молчания директор поднялся на ноги. — Продолжай следить, Рональд. Любая мелочь может быть важной. — Конечно, сэр… А когда мне приходить, чтобы… — Я сам буду вызывать тебя. Передай мистеру Лонгботтому мои пожелания скорейшего выздоровления. Хорошего вечера. Уизли уже не слышал ничего. Что-то внутри сломалось с громким треском, выжигая на внутренностях кровавое и несмываемое «Предатель». Ему хотелось сорвать с себя кожу, вырвать новую «печать». Но он мог лишь впиться в плечи ногтями, шепча неразборчивое «прости». Паучья сеть захлопнулась, обвила жертву тонкими, но такими крепкими нитями. Теперь не вырваться. Дамблдор не спеша выплыл из палаты, тихо напевая какую-то неритмичную мелодию себе под нос, оставляя за своей спиной мальчика, молча смотревшего в пустоту и обнимающего свои колени, содрогавшегося от беззвучных слёз.

***

Драко замер в нерешительности перед дверьми спальни. Пока однофакультетники обсуждали вчерашний матч, Драко решительно направился к спальне, куда убежал Уэллс. Малфой давно хотел поговорить, но всё никак не мог найти в себе смелость, чтобы начать разговор. Постоянно что-то вставало между ним и Гарольдом, будто нарочно оттягивая неминуемое. Толкнув дверь, он зашёл в спальню. Холодный свет из окон бликами блуждал по комнате. Гарольд неподвижно сидел на своей кровати, а рядом с его коленом на покрывале свернулась в клубок змея. Странно было, что тот её не отпустил, хотя, вроде, и не держал. Змея сама порой пропадала куда-то, и Драко каждый раз с облегчением думал, что навсегда, но в конце концов она всегда появлялась вновь. При посторонних Гарольд никогда не говорил со змеёй, сколько бы Малфой ни сидел в комнате, навострив уши и притворяясь, что занят своими делами. Иногда змея что-то шипела и заползала к нему на колени, обвивала его торс, но тот лишь рассеяно гладил её лоснящиеся чешуйки и что-то бормотал. Но, к разочарованию Малфоя, по-человечески. Сейчас Уэллс сидел у изголовья и читал с таким видом, будто не произошло ничего серьёзного. Будто то нападение на Лонгботтома его вообще не впечатлило. Гарольд то хмурил брови, то закусывал губу, подчёркивая и выделяя на лежавшем рядом пергаменте какие-то записи. В то время как Драко боролся с шумом в ушах и вставшей комом в горле тошнотой. Вчерашнее событие никак не выходило из головы. Перед глазами всё ещё стоял образ распластавшегося в проходе между сиденьями Невилла, больше походящего на кровавое месиво, а рядом — рыжеволосого Предателя Крови с пробитыми насквозь рёбрами, из которых торчала большая палка. И этот тошнотворный запах крови, буквально въевшийся в одежду и горчащий на языке. Но, похоже, Гарольд был не таким впечатлительным, как остальные. Это происшествие никого не оставило равнодушным, а его будто даже не коснулось. Вдохнув побольше воздуха, Драко решительно подошёл к его кровати и, нависнув над ним, решил расставить все точки над i: — Ты говоришь на парселтанге!.. — с укором заявил он, будто надеясь застать Уэллса врасплох.