Of Bodom

Хенка спешил по темному коридору, ощущая в груди какое то слегка забытое чувство беспокойства, подталкивающее его торопиться. Наконец, внизу мелькнула яркая полоска света. Хенка наощупь, наткнувшись на скопившийся за года хлам, толкнул дверь, влетая в комнату, и замер на пороге. Светлые вьющиеся пряди мазнули по лицу, закрывая удивленно расширенные глаза и… сердце пропустило удар. Помещение, которое они снимали для репетиций, и на оплату которого едва хватало их общих средств, было старой, домашней студией, служившей одновременно складом или свалкой забытых вещей и инструментов. Но руку, безвольно упавшую на пол, сквозь сломанные полки, приставленные у самого входа, басист увидел сразу. Пугающая мысль кольнула ощущением где-то на грани сознания, пока он рванулся, расшвыривая провода, к низкому старому дивану, подлетая к Лайхо и падая на колени. Те ночи в больнице Хеннка помнил слишком четко, сколько не силился их забыть, а в голове все равно вставал образ смертельно бледного друга, цепляющего его за руки, шепчущего их имена сухими потрескавшимися губами с запекшейся кровью, пока они с Яской тащили его до кровати. Слишком часто Алекси увозили на скорой. Начиналось все примерно так же: белый до синевы Лайхо в состояниях разной степени тяжести и, - счет шел на секунды, - звонки врачам, носилки, машина. Но была одна деталь, которая повторялась перед каждым срывом. Из раза в раз Хенкка видел Лайхо, смотрящего в беспокойную воду озера. Время стирает воспоминания, но изредка, ловя упрямый взгляд друга, Хенкка замечал тот знакомый, бесовский огонек в его глазах, заставляющий покрываться кожу мурашками. Хенкка не мог выдержать и отводил глаза: сложно было признаться даже себе, но он боялся увидеть там то, что видел тогда в больничном коридоре. Алекси просто спал, откинув гитару рядом. Хенкка хотел проверить пульс, но вдруг нерешительно протянул руку и осторожно отодвинул прядь волос ему со лба, залюбовавшись тонкими, почти белыми ресницами, и абсолютно спокойным выражением лица Лайхо. Тот дышал едва слышно, и басист задержал взгляд на изящной линии приоткрытых губ, сухих, и от этого бледных. Его друг был действительно красив, но это была резкая красота, сразу бросающаяся в глаза, сочетающая в себе и мягкость, и какую-то скрытую агрессию, идущую извне, словно что-то из прошлого оставило след на его лице… Хенкка не знал, имеет ли это какой-то смыл, но единственный человек в их группе обладает истинным талантом, и этот талант оставляет какую-то особенную печать на людях. Он хотел коснуться губ Лайхо, ощутить мрамор кожи подушечками пальцев, но замер, поймав себя на мысли, что ненормально сидеть и рассматривать друга вот так. Или нет?... Почему ему нельзя смотреть на Алекси?... Хенкка вдруг нервно обернулся, ожидая, что в дверях может стоять Яска и ржать над ним, но комната, как и вся студия, была пуста. Черт, что за мысли приходят ему в голову последнее время?! Лайхо часто ведет себя странно, но он сам никогда не реагировал на это так. Хенри поспешно выхватил пачку сигарет из кармана куртки, и вскочив на ноги, выскользнул за дверь.