***
Шастун пропустил ужин, находясь в домике, зачитывая и заучивая от корки до корки книгу и найденную в старом лагере тетрадь. «Про чеснок явно бред, но попробовать стоит, займусь этим ночью. Другой вопрос в том, как обезопасить Арсения от этого дерьма… Думай, Шастун, думай…» — Я принёс тебе булочек и чай, — дверь в их «убежище» отворилась. На пороге стоял Попов со стаканом чая и пакетом булочек с маком. — Ты же ужин как всегда пропустил. Антон умилился такому жесту, полному любви и тепла. — Я был не голоден, но за булочки спасибо, — спрятав книгу и тетрадь под подушку, Антон развернулся к своему кавалеру. Арсений вручил Шастуну пакет и стакан, а сам принялся переодеваться. Студенту было не впервой видеть тело вожатого, но он каждый раз подвисал на этом моменте. Вот и сейчас он залип на то, как Попов развязывает галстук, как расстёгивает рубашку и натягивает футболку, как переодевает вожатские шорты, на более свободные. Это зрелище было для Антона настолько завораживающим, что он забывал пережевывать откушенную булку и был похож на хомяка, набившем зерна за щеки. — Ты жуй жуй, потом насмотришься, — хихикнул Попов. — А? — мгновенно выйдя из транса дернулся физрук, — ничё я не смотрю, больно надо. — Ну-ну, да, конечно, — Арсений подошел вплотную и нагнулся к лицу юноши, — ври больше, — вожатый чмокнул парня в нос, что заставило Антона подавиться воздухом. Было мало, хотелось ещё, ещё больше, ещё ближе. А что останавливает? Ничего. Наспех пережевав запасы булки, находившиеся за щеками, и прополоскав рот чаем, Шастун вскочил с кровати и впился в губы брюнета, держа рукой за шею, тем самым пресекая возможность отстранится от поцелуя. Студент целовал жадно, напористо, мокро, не как в тот раз, потому что хотелось больше, глубже, сильнее. Развернув Арсения и усадив на кровать, Антон устроился на его бёдрах, немного ёрзая от желания, не разрывая поцелуя, шастал руками по телу партнера, вжимался в него и горел, горел желанием и возбуждением. Парни разорвали поцелуй только лишь из-за нехватки воздуха и смотрели друг на друга затуманенным взглядом. Оба взмокшие, с растрёпанными волосами и раскрасневшимися от поцелуя губами. — Не сейчас, — тихо произнёс Попов, оглаживая торс Шастуна указательным пальцем, — отбоя ещё не было, вдруг зайдёт кто. — Я тебя понял, — улыбнулся Антон, — понял и запомнил, — юноша спрыгнул с бёдер своего молодого человека и устроился рядом с ним на кровати, доставая книгу и тетрадь и передавая Арсению. Спустя минут двадцать изучения бумаг Поповым, оба пришли к выводу: — Все таки в лагере вампиры, — на удивление самих себя, синхронно сказали парни.***
После отбоя Шастун заверил Попова, что скоро вернётся, а сам же направился исполнять свой план. Проникнуть в столовую не составило ни малейшего труда, а уж стащить пару головок чеснока так тем более. «Для начала проверю-ка третий отряд, уж больно часто он замешан во всех бедах» — и он направился к домикам, которые располагались в начале первой аллеи, выделенной для первого и третьего отрядов.***
Лена была вожатой первого отряда и как раз возвращалась после обхода своих подопечных к себе в домик. По своей натуре она была девушка взбалмошная, не прочь и за гаражами посидеть, и пива выпить. Что она забыла в пионерлагере вожатой? Одному богу известно. На аллеях было тусклое освещение, лес вокруг шумел от легких дуновений июльского ветра. Вожатая шла, погружённая в свои мысли: «Вот я, красивая, веселая, а на меня никто внимания не обращает и никто не слушает. Несправедливо!». Она была единственная из всех, кто жил без соседа или соседки, ей это не нравилось, она чувствовала себя обделённой. До домика оставались считанные пять метров, как за спиной девушки возник силуэт довольно жилистого мужчины. Руки неизвестного обхватили девушку и заткнули чем-то рот, в следующую секунду тело Лены в руках нападавшего обмякло, а по шее, из свежей ранки, стекали капли бордовой крови.***
Физрук уже обошёл три домика и подсунул под подушки спящих ребят из третьего отряда по зубчику чеснока. Реакции никакой не было, на что Шастун уже терял веру в правдивость данного метода проверки, но оставался ещё один дом, тот, где жили трое ребят и Паша. Паша, который не даёт покоя Антону с самого первого дня в лагере. Физрук медленными и неуверенными шагами направился в сторону домика, нутром чувствуя какой-то подвох, будто что-то не так и вот уже стоя на пороге, он не решался зайти. «Там просто дети, Антон, тебе двадцать лет, а ты боишься детей? Да, блять, боишься. Потому что это не просто дети, я не понимаю что это за существа, может не все, но один там точно посланник Сатаны и кровосос-убийца. А почему убийца? Все же живы. Блять, м-м-м, так, все, соберись и зайди как мышка, тихо-тихо…» — голову Антона распирало от противоречивых мыслей, зайти он так и не решился, но решил заглянуть в окно, удостовериться, что пионеры спят, благо дети забывали занавешивать шторы на ночь. Обойдя дом, студент нерешительно заглянул в окно. — Твою ж мать… Лучше бы он этого не делал…