***
Утром Шастун проснулся и обнаружил, что его соседа в комнате нет, зато на тумбочке у Антона бережно лежали три конфеты «Белочка» и записка: «Убежал до твоего пробуждения, доброе утречко. Арс». Студент улыбнулся во все свои тридцать два зуба и с удовольствием слопал все конфеты, а уже после отправился умываться. С косметическими процедурами Антон расправился быстро, впрочем как и с уборкой спального места, и с переодеванием в спортивный костюм. Осталось только одно незавершённое дело — поесть, желудок урчал неистовыми воплями, похожими на рёв стаи китов. «Я готов съесть слона и не подавиться» — с этими мыслями Антон запер домик и пошёл в столовую.***
После завтрака молодой физрук направился в администрацию, где от Нинель Борисовны услышал, что неплохо было бы провести что-то в духе зарницы или же веселых стартов. — Может соревнования по футболу? — предложил парень. — А девочки? — Нинель Борисовна выгнула бровь. — Им это будет неинтересно. — Понял, принял, обработал, тогда… можно так, — у Шастуна появилась идея, — у нас четыре отряда, четыре команды, мальчики военные, которые должны будут спасти своего «раненного» товарища, — Антон всегда был активный, именно поэтому сейчас он импульсивно размахивал руками, что-то показывая. — Девочки будут медсёстры, которые должны будут вылечить этого товарища, ну и в случае чего помочь «раненым» бойцам, вот… — Хм, интересно, — Сорока одобрительно кивнула, — а ты умный парень, Антош, — женщина потрепала его по голове. — Мг, тогда я пойду? — Иди, Антош, иди, — Антон вышел и направился на футбольное поле. Там его ждал третий отряд во главе с Арсением. Как думал Антон «его Арсением». — Доброе утро всем, — студент улыбнулся, подходя к кучке людей. — Доброе утро, — радостно ответили дети, — а можно сразу футбол? — спросил один из мальчишек. — Можно, — улыбнулся физрук и кинул мяч на поле, мальчики быстро оккупировали его, и, на удивление Шастуна, к ним подключились девочки. Антон повернулся к Арсению. — Пошли к трибунам. Вожатый положительно кивнул, вот только сели они не на них, а отошли за лавочки и спрятались. — Ты чего? — Хочу тебя обнять, — замялся Попов. — Обнимай, — Антон раскрыл руки, на что Арсений обвил его руками и прижал к себе, не как в тот раз, а как-то… более тепло и приятно. — Антон… я понимаю как это сейчас прозвучит, учитывая, что мы в СССР, что это неправильно, и ты может вообще меня возненавидишь или пошлёшь… — начал свою речь Попов, парень вылез из его объятий. — Ты о чем? — Шастун догадывался к чему все идёт и был рад этому, потому что он уже не мог глупо отрицать то, что влюблён, и глотать это из раза в раз было сложно. — Не перебивай, — Арсений смотрел прямо ему в глаза, — в общем… и целом, неправильно, плохо, как-то не так, не по советски и не по христиански, но ты мне нравишься… нет, не так, я влюблён, беспросветно и по уши, — Попов протараторил так быстро, что стал тяжело дышать, — и ты меня можешь послать, игнорить и так далее, потому что ты не такой, как я, вот. — Такой я, вот, — Антон склонил голову на бок и улыбнулся, словно кот. — Чего? — вожатый опешил. — Что слышал. Ты мне тоже нравишься, а то что не по христиански, так я атеист, ха-ха. — Фух, аж от сердца отлегло, — брюнет показательно схватился за сердце, — тогда, можно? — он выпрямился и подошёл вплотную к физруку, говоря прямо в губы. — Можно, — студент сам потянулся навстречу. — Антон Андреевич! — раздалось громкое и перепуганное с поля. Оба парня развернулись и ринулись к полю, где обнаружили лежащего на земле мальчика с вывернутой в обратную сторону лодыжкой, извивающегося от неистовой боли. — Разошлись все! — скомандовал Антон. — Как это произошло? — Он почти забил гол, а я хотел выбить мяч, но промахнулся и… и попал ему по ноге, он упал и… вот, — перепуганный мальчик указал на ногу пострадавшего. — Так, ты своих веди в отряд, а я этого отнесу к Темуровичу, — подытожил Антон, поднимая мальчишку на руки. — Понял, — встревоженный Арсений повел весь отряд по их домикам. Врач диагностировал разрыв связок, на что было принято решение, что нужен гипс, следовательно парнишку отправят либо домой, либо в городе наложат гипс и вернут обратно. «Может оно и к лучшему? Может все-таки домой? А то черти что в это лагере творится…» В медпункт прибежала встревоженная Сорокина и стала отчитывать Шастуна, мол недосмотрел, не уследил, не уберёг и так далее. Физрук лишь переглядывался с врачом и закатывал глаза. — Нинель Борисовна, это игра, как я могу предугадать то, что творится на поле? — Антон отстаивал свою точку зрения. — Нин, ну правда, — поддержал физрука Дмитрий Темурович, который, как оказалось, был ярый фанат футбола, — в игре все непредсказуемо, откуда Коля мог знать, что Савельев захочет мяч выбить? — Ладно, ваша взяла, — обреченно выдохнула и сдалась вожатая, тем самым прекратив свои нравоучения, — я пошла тогда сообщать Матвиенко, чтобы готовил теплоход и отправим нашего пострадавшего в город, — Сорока закончила свою речь и удалилась из медпункта, на что Шастун и Позов облегченно выдохнули.***
После обеда был тихий час. Колю, как и было решено, отправили в город, а Шастун с Поповым направились на поиски той самой загадочной церкви. — Я примерно знаю где это, — заверил Антон, — идём, — взяв вожатого за руку и сплетая пальцы потопал в сторону леса. В лесу было красиво, необыкновенно красиво. Солнечный свет пробивался сквозь густые, темные кроны сосен, шишки хрустели под ногами, росли редкие кусты, сплошь и полностью усеянные то малиной, то ежевикой. А запах… Запах хвои и свежести пьянил и укачивал. Парни шли за руки по извилистой тропинке, и наконец на горизонте замаячила та самая церковь. Высокое, полуразрушенное здание из красного кирпича, которое видимо не один раз пытались побелить. Стены потрескавшиеся, крест наверху купола покосился и вот вот упадёт, ни двери, ни окон, да и внутри тоже пустота. — Что мы вообще хотели тут найти? — спросил Шастун уже зайдя внутрь и все осматривая. — Не знаю, что-то да хотели, — вожатый пожал плечами и пошёл куда-то направо. — Опять разделимся и осмотримся, — физрук пошёл прямо вглубь. Ничего путного они и не нашли, кроме уже высохшей парочки мертвых крыс, раздробленного кирпича и какого-то старого, уже от времени засаленного крестика на тонкой-тонкой верёвочке. — Он самодельный, пробы нет, — констатировал Арсений, разглядывая находку. — Хм, похуй, возьми на всякий случай, — махнул Антон и пошёл к выходу. — Стой. — Чего? — физрук обернулся и остановился. — Мы же тогда не закончили, — вожатый хитро улыбнулся и подошёл к Антону. — Целоваться в церкви? Серьезно? — Похуй, ты же атеист, — и он прильнул к пухлым губам студента, нежно обхватив нижнюю губу и смакуя, будто это самая сладкая конфета в его жизни. Антон не растерялся и слегка потянул Арсения на себя, сам же вжимаясь в стену, обхватил его шею руками, подался вперёд, желая больше проникнуть языком в его рот. Попов оттягивал и прикусывал то нижнюю, то верхнюю губу, по хозяйски проникая в рот, сплетал их языки, руками обвивая талию уже своего молодого человека. И целой вечности им в этом момент было мало. Сейчас для них существовало только три вещи: они сами, разрушенная церковь и старый крестик в кармане.