«Вдох глубокий. Руки шире. Не спешите, три-четыре! Бодрость духа, грация и пластика.»
Неспешно встав с кровати, Антон заметил, что Попов уже вовсю бодрствует и чистит зубы.«Общеукрепляющая, Утром отрезвляющая, Если жив пока еще — гимнастика!»
— Доброе утро, жаворонок блин, — потирая глаза и зевая произнёс студент. — Жоое ушро, — ответил Арс с пеной и щеткой во рту. — Че? — Антон смотрел на своего новоиспечённого друга как на придурка, а Попов тем временем сплюнул пену и повторил. — Доброе утро говорю. — А… а ты че встал то так рано? — Да не знаю, — Попов пожал плечами, — то ли вчерашняя ситуация меня так взбудоражила, то ли место новое. — Ситуация конечно… была весьма неожиданной, — Антон почесал затылок вставая с кровати и направился к умывальнику.«Если вы в своей квартире — Лягте на пол, три-четыре! Выполняйте правильно движения.»
Арсений ничего не ответил, а лишь молча стал переодеваться в форму вожатого, состоящую из темно-синих шорт с выглаженными и ровными стрелками, белой рубашки с рукавами чуть выше локтя и, разумеется, красного пионерского галстука. Антон наблюдал за ним через отражение в зеркале и улыбался словно душевнобольной, что не осталось незамеченным.«Прочь влияния извне — Привыкайте к новизне! Вдох глубокий до изнеможения.»
— Ты че? — Арсений непонимающе выгнул бровь и мотнул головой. — Ничего, — сполоснув рот ответил Шастун, хотя его щеки предательски порозовели, — тебе идёт. — Спасибо, — Попов улыбнулся так лучезарно, словно солнце в зените, а Антон нахмурил брови. — Но чего-то не хватает… — студент потёр подбородок и максимально стараясь сделать задумчивый вид. — Чего…? — Один момент, товарищ вожатый, — Антон полез в рюкзак откуда вытащил маленький бронзовый значок олимпийского мишки, на поясе которого красовались цветные кольца. — Вот, — в миг подлетев к Арсению, студент нацепил значок на правый нагрудный карман, отошел и гордо произнёс, любуясь, — теперь точно идеально! — Спасибо, — вожатый бережно и аккуратно провел по значку, будто это священная и древняя реликвия. — Я буду его теперь всегда носить, даже после окончания смены. — Я рад, что тебе понравилось, — смущённо отведя взгляд ответил Шастун и принялся заправлять кровать. — Я побегу, мне ребят надо в столовую вести, — уже около двери протараторил Арс. — Беги, увидимся ещё. Заправив кровать и переодевшись в спортивный костюм, Антон двинулся в столовую, куда направлялись собственно все дети во главе со своими вожатыми. Столовая встретила приятным запахом липового чая и манной каши. Сев за один стол с вожатыми, юноша принялся за еду. На удивление, каша была без мерзких комочков, а даже очень вкусной и сладкой, в дополнение к ней шёл бутерброд с маслом и сыром, чай и обожаемые Антоном конфеты «Белочка». «Вот конфеты как конфеты. Ничего необычного: какао, масло и орехи. Но чё ж так вкусно то?» — думал Антон, поедая уже третью по счёту сладость.***
После завтрака молодой физрук отправился в подсобку за футбольными мячами. По плану было провести две тренировки у третьего и четвёртого отрядов. «Должно быть не тяжело, все советские мальчишки любят футбол» — думал Антон, шагая на футбольное поле и подкидывая мяч. На поле уже ждали мальчики четвёртого отряда и их вечно переживающая и активная вожатая Оксана. — Всем доброе утро, — поприветствовал всех Шастун. — Здав-ствуй-те, — отчеканила толпа детей и выстроилась в ровную шеренгу. — Привет, Антон, — вожатая смущённо улыбнулась и заправила прядь волос за ухо, — на полтора часа они в твоём распоряжении, а у меня пока дела в админке. — Так точно, товарищ вожатая, — с улыбкой ответил ей Шастун и отдал честь, на что Суркова лишь хихикнула и скрылась за трибунами. Все ребята были одеты как на подбор: белые футболки, темно-серые шорты, гольфы до колен и коричневые кеды с белыми полосами. «Хор мальчиков-зайчиков блин» — промелькнуло в голове Антона, когда физрук проходил взглядом по своим подопечным. Стоп… — Почему ты в галстуке? — Шастун нахмурился. — П… простите, товарищ физрук, м… мне просто не хочется его помять в раздевалке, — Паша неуверенно оправдывался. — На занятиях по физической культуре должна быть соответствующая форма, бегом снял, — придав голосу максимальную, на сколько это возможно, строгость отчеканил Антон. — Антон Андреевич, ну пожалуйста, я верный послушный пионер, совесть не позволяет расстаться с галстуком, — пионер продолжал вешать лапшу на уши. — Первый и последний раз. Кругом марш! Бегаем 5 кругов, потом отдыхаем и разминка, — скомандовал физрук. «Ну-ну, первый и последний» — ухмыльнувшись подумал Юрков и побежал вслед за ребятами. «Что-то с тобой не так. Что-то ты недоговариваешь. Что же случилось ночью? Я все равно узнаю это, рано или поздно…» — Антон пристально наблюдал за мальчиком. Бег закончен, разминка тоже. Шастун вручил ребятам мяч, а сам отошел к трибунам. — Бу! — раздалось громко из-за спины, от чего студент подпрыгнул и схватился за сердце. — Т… ты дурак что ли?! — перепуганно заикался Шастун. — Прости, ха-ха, я не смог удержаться, — заливаясь смехом из-за физиономии Антона, протараторил Арсений. — Двадцать два года, а ведёшь себя как они, — Антон показал пальцем в сторону ребят, хаотично бегающих по полю. — А если б меня Кондратий хватил? Что б ты делал, м? — Ну прости, прости, — Попов состроил самое невинное лицо. — Долго вы ещё? — Где-то час, может меньше. Потом твои оболтусы по плану. — Знаю, слушай… я вот че пришел то, ты после обеда занят? — вожатый склонил голову на бок и как-то по-лисьи сверкнул глазами. — Нет вроде, во всяком случае планы пока не строил. — Вот и не строй! — Арсений развернулся и побежал с поля, — жди меня после обеда возле домика! — уже доносилось эхом издалека. — А что случилось то? — но вопрос остался без ответа.***
Как и было обговорено, после обеда Шастун ждал Попова возле домика, ради «такого» случая. А какого «такого»? Антон же даже не знал что его ждёт, но студент все же переоделся в джинсы и белую рубашку с коротким рукавом. — Пойдём? — раздался запыхавшийся голос со стороны, на что Антон опять вздрогнул. — Да Арс, чёрт тебя дери, опять ты за своё! — Ну черта не надо, а вот тебя… — Попов поднял бровь и как-то двусмысленно посмотрел. — Чё? — обычно на такое выражение лица, как сейчас было у Антона, мать твердила «сделай лицо попроще». — Не бери в голову, — отмахнулся Попов. «А бери в рот» — продолжил он же у себя в голове и хихикнул, на что Шастун опять окинул его взглядом полным непонимания. — Идём за мной, — вожатый направился в неизвестную для физрука сторону, а тот последовал за ним. Спустя десять минут дороги они дошли до окраины лагеря, огороженной забором с ржавой калиткой. — Ты позвал меня посмотреть на забор? — Шастун выгнул бровь и посмотрел на Попова как на душевнобольного. — Потерпи маленько. Ловко расправившись с замком при помощи скрепки, парни вышли за ворота и пошли дальше. «Я не буду спрашивать где он научился вскрывать замки…» — думал Антон, глядя на идущего впереди него Попова. Спустя время на горизонте показалось огромное цветастое пятно, где-то белое, где-то красное, но в основном оно было фиолетовое. Оно явно и очень красочно выделялось на фоне зелёного поля, по которому шли студенты. — Смотри какая красота! — восторженно произнёс Арсений. — Я нашёл это место случайно и сразу решил показать тебе, только тебе, это люпины, целое поле! Антон не мог оторвать взгляда. И вправду красиво. И вправду Арсений решил показать это ему. И Антон понадеялся, что действительно только ему. — Это очень… красиво… в Москве такое только на картинах. — Вот и я про что! — Попов плюхнулся на траву рядом с цветами. — Садись тоже, у отрядов сейчас тихий час, а у нас есть два часа свободного времени. И Антон сел. Сел рядом и пристально вглядывался в глаза Попову, которые при солнечном свете были просто необычайно красивы. Так они и сидели, глядя друг на друга, разговаривая обо всем на свете и выкуривая каждый по сигарете, пока кое-что не привлекло внимание Антона… — А там что? — студент ткнул пальцем куда-то за спину Арсения, на что тот обернулся и вгляделся в даль. — Не знаю, здания какие-то, — Попов пожал плечами. — Пошли посмотрим. — Ну пошли.***
Это был старый лагерь, вернее то, что от него осталось со времён войны. Разрушенные здания, потрескавшийся асфальт, выбитые окна корпусов, стены, разрисованные нацистской свастикой и символикой. — Мрачненько… — подытожил Попов. — Мг, пошли зайдём, — Антон кивнул в сторону полуразваленного здания старой библиотеки. — У меня есть выбор? — Разумеется нет. Внутри было так же, как и снаружи. Стены растрескались, в полу дыры, обои были оторваны клочьями, мебель перевёрнута, а стеллажи с книгами разрушены. Парни бродили по зданию и не нашли ничего интересного, Арсений не нашёл, а вот Антон… В куче перевёрнутых и раскрытых книг лежала маленькая тетрадка в кожаном переплёте. Открыв её, физрук прочёл «Лагерь оп…», а дальше чернила размыло водой. Спрятав тетрадку за пазуху, Антон позвал Арса, парни вышли из здания и вернулись в лагерь.***
Оставшийся день прошёл без приключений, а после отбоя Антон, захватив найденную тетрадь, направился к общей сцене, посидеть один, почитать, подумать. Сев на край сцены и свесив ноги, он принялся за чтение. Страницы были потрепаны временем, оно логично, ведь на одной из них была дата «1946 г.». Где-то отсутствовали чернила, а где-то и вовсе вся страница. «Пропадают дети… они не такие, они меняются… кровь… чеснок, кресты, олово… старая церковь за лесом…» — Бред какой-то, — захлопывая тетрадь, вырвалось у Шастуна вслух. —Возможно и бред, но я же просил никуда не лезть… — грозный голос раздался со стороны. — А я и не лезу, просто нашёл и прочитал, — хмыкнул Антон. — Просто нашёл, просто поперся в старые корпуса, все у тебя больно просто, — продолжил свои нравоучения Семён. — Ну интересно мне стало что там, может бы понял чего, а по факту… не понял ничего… — Шастун опустил голову. — Послушай, пожалуйста, — Семён сел на корточки напротив Антона и взял его за руки, — оставь это, проведи смену спокойно. — Не могу я… оставить это, ты же меня знаешь. — Знаю, ты упрямый, упёртый и всегда идёшь напролом, но запомни, ты всегда можешь со мной посоветоваться и поговорить, я всегда помогу тебе, — парень тепло улыбнулся и погладил Антона большим пальцем по тыльной стороне ладони. — Помню, вот только… разговариваю я с пустотой… Антон сидел на сцене один, а в руках была зажата тетрадь.