Короли и Пешки

Вильям Ансберг ходил из стороны в сторону по скрипучим дощечкам. Нервно теребил страницу книги, по несколько раз перечитывал одни те же строки, ибо мысли предательски путались, а взгляд утопал сквозь напечатанные буквы. После случившегося, юноша сам не свой. Первое время руки дрожали так сильно, что поднять револьвер было не по силам. Что говорить о мече. Перед глазами всплывал один момент. Смерть. Смерть родной сестры. Каждый раз глаза наполнялись слезами, а желудок выворачивало наизнанку. Вся кровь в организме подступала к горлу, обдавая горечью. Вот опять его мозг над ним же издевается. Вырисовывает эти моменты так точно. Вот он, этот извращённый художник, живущий в нашем теле. Опять тело бьёт озноб. Вновь перед ним её фигурка, вопит имя брата, хватает за плечи. И глядя прямо в глаза Оскара, погибает в его руках. Швырнул книгу в другую сторону, что та с остервенением врезалась в стену. Ветхие швы при ударе жалостливо зашелестели и разорвались. Страницы рассыпались по полу ноябрьской листвой. Вильям упал в кресло, сжимая до скрипа зубы. Ему не хотелось вновь надрываться. — «Нет. Хватит. Надо сосредоточиться на насущном. Уже месяц прошёл. Вики пошла по пути гнева и ненависти. Такова была её судьба!» После этих слов в голове настала приятная пустота. Вдруг в комнату заползла тишина и покой. И парень обмяк в кресле, но за дверьми комнатушки что-то с грохотом обвалилось. Дёрнулся от испуга, ибо всё тело превратилось в один воспалённый нерв. Вновь воцарилась тишина. Но такая, от которой волосы дыбом и сердце ходуном в грудкой клетке носиться. — Кто это, чёрт возьми?! Никто не ответил. Беловолосый взял с собой оружие и потянулся к дверной ручки. Та предательски скрипнула, и с каждым щелчком заставляла сжиматься все мышцы. Резко открыл. Вокруг никого. Коридор пуст, всё на месте. Только часовых нет. Крадущимся шагом, двинулся вперёд, негодуя, почему его так это взволновало. Свет от подсвечников с каждым метром становился тусклее и тусклее, а из глубины коридора тянулась темень, точно туман от сажи. Такая же чернота. Вдруг этот туман рассекает протяжный свист металла. Лезвие катаны разрезает полумрак, отталкивая своим появлением Вильям. В страхе отшатывается, спотыкается об торчащую половицу и падает спинной вниз. Всё естество трепещет, когда из тьмы выплывает Он. Его мантия кажется частью этого мрака, и сам он словно сын. Сын этого мракобесия, из которого эта фигура выплывает, вальяжно, даже величественно. Свет от свечей опасно блестит в алых линзах, а тени ползут по продолговатому носу маски. И наблюдая это, вдруг охровых свет становится кровавым. — М-Молчаливый?! Мямлил, находясь на пике паники. Фигура в маске остановилась. Из мантии показалась рука, что потянулась и обнажило лицо, заставляя Вильяма давиться страхом. Лицо под маской было мёртвым. Когда-то свежее, белое лико сестры, смято. Кожа серая, а на щеке глубокий разрез, из которого торчит скула. На другой половине покров обгорел, покрывая кроваво-чёрной коркой. Взгляд. Злобный, полный жгучей ненависти. И направлен он на брата. Кап-кап. На пол упали алые капли крови. Сердце уже не билось. Проследил взглядом, видя как на камзоле, в районе бока, пятном смерти расползалась коровая клякса. — Ты. Шипела змеёй. Вильям всклочил, выхватывая свой серп для боёв. Но она в мгновение ока сбивает его с ног, выхватывает оружие и протыкает лезвием голень. — ААА! Юноша скорчился от ужаснейшей боли, когда ногу пронизывают насквозь. Заорал, что есть мочи, сорвав голос. Схватился за раненую конечность, в жалкой попытке сделать хоть что-то. Кривая улыбка искажает лицо Виктории. Схватив за рукоять серпа, прямо за него потащила Вильяма. Таща, за ними оставался кровавый след и истошные крики. Он чувствовал, как мышцы рвутся. Медленно-медленно. Змея шла неспешно, покачиваясь и напевая жутким, сладким голоском песенку: — Вырву твоё сердце целиком и сразу…твоя кровь сладкая, как сахар! Ты такой хороший, но так много плакал…Твоё тело пахнет ещё тёплым мясом…вырву твоё сердце целиком и сразу… Этот сладкий ужас, лился из уст, отталкиваясь об стены эхом. Лицо змеи искаженно негой, а губы искривлены в ухмылке. Тут всё переменилось. Потолок пропал, открывая взору графитовое небо. Стены раступились, а за ногу уже никто не тянул. Утерев слёзы, оглянулся. Он лежал на площадке для казни, а перед ним стояли жители горда. Шептались, насмехались. Кидали тухлятиной в него. Их едкий смех впивался в мозг, разъедая. Сестра взглянула на него в последний раз и натянув маску, пошагала к толпе, оставляя Вильяма на плахе. Серая масса рассасывалась перед ним, позволяя увидеть их. Прямо перед Ансбергом стояла Элин, держа под руку мальчика. Её взгляд пустой, траурный. Мальчик был чем-то схож с Вильямом. Цветом волос и глаз, хотя черты лица Элинии. И в отличии от безжизненного взгляда девушки, его глазки наполнены призрением. Молчаливый встал прямо около ребёнка, сел на корточки и что-то зашептал. С каждым мгновением лицо мальчика искажалось всё большей злобой. В итоге он медленно поднял руку, тыкая прямо в Вильяма, громогласно крича: — ПРЕДАТЕЛЬ!!! Беловолосый в истерике подскакивает. Тело пробила дрожь и неверие, что он сидел на том же кресле, в своих покоях. Подорвался к дверям, распахивая их. Часовые в коридоре вопросительно на него уставились. — Сэр? Всё в порядке? Впопыхах схватил камзол, быстро выходя на улицу. Сейчас уже начало апреля и пахло отнюдь не цветущей вишней, а порохом. А порой разложением. Вокруг северного города окопы, колючая проволока. Каждый день на носилках оказывались солдаты белых фигур. За частую попадались страшные экземпляры. Иногда носилок не было, в город просто заезжала телега с бездыханными телами. Никто не думал, что будет такое кровопролитие. Многие жители, узнав, что прибудет армия, кинулись в сторону столицы, плача от облегчения. Другие же в страхе разъезжались кто куда, обрекая себя на роль беженца. Потери несли обе стороны. И никто из всадников не собирался сдаваться. Вот как раз сейчас волочат повозку с телами, накрытую тканью. На коне сидел мужчина в возрасте, а на телеге, свесив ноги, сидел другой. Его взгляд был пуст, полон тихого ужаса. Остановившись, мужик слез с коня, подходя к товарищу и хлопнул его по плечу. — Ты, будто беса увидел! Глаза на лоб полезли! Что такое-то?! - тот что-то быстро зашептал, схватив друга за грудки. - Брешишь! Пить хватит! Вон уже, белая горячка! Скоро скажешь, что белочку видишь! Тьфу! - сплюнул на землю. А тот на телеге начал шептать молитву и креститься. Вильям подошёл к наезднику. Стало интересно. Хотя, это могла бы быть обыкновенная контузия. Ну или действительно горячка. — Милостивый, чего надо? - грубее, чем следовало прикрикнул. — Что с ним? - кивнул в сторону бородатого мужчины. — Этот? Бесс попутал, вон, гляди. Молиться он! Пить бросай! Алкаш хренов, ему уже смерть чудится. — В смысле? — Я ж твержу тебе, милостивый! Чушь собачья! Он мне уже все уши прожужжал о каком-то типе, весь в чёрном. И с маской. Говорит, что это он их порубал, - равнодушно кивнул в сторону телеги. Поднёс ко рту самокрутку и поджёг, выдыхая уж больно жгучий и терпкий дым. Ансберг скосился, приподнял ткань, ужасаясь. Мысль в голове пробирала до костей, заставляя отшатнуться. Тела были убиты колющими и режущими ударами. Как от катаны. А ей владел Молчаливый. — «Вики же мертва! Неужели это…приемник? А может подражатель? Мало будто убийц» Отшатнулся. На дрожащих ногах побрёл куда-то в сторону конюшен. Этот сон не на шутку испугал. Мужчина, куря, уставился на Вильяма, как на идиота. Нахмурился, взглянул опять на товарища, вновь переведя взор на беловолосого, выругался и опять сплюнул. — Только дай этим людям в дьявола поверить, да поглядеть! Тьфу! — Дьявол! Один из солдатов заболтался с другим и не успел дёрнуть поводья, из-за чего его лошадь ступила в яму и чуть не упала. Молчаливый во время заметил, и погнав Уголька, успел буквально схватить парня за шкирку, а то полетел бы с седла. — Спасибо, сэр! - разгладил кольчугу под одеждой, часто дыша от испуга. Лошадь его недовольно фыркала, но сразу успокоилась, когда во рту оказался кубик сахара. — В баре извинишься, - хмыкнул под маской. Отряд посмеялся. Вообще наблюдалась положительная динамика. Этот месяц сблизил чернознамёных с их командиром. И пускай они не знают кто под маской, пускай Молчаливый немногословен, но его перестали бояться и начали уважать. Порой кстати из под этой маски вырывались односложные шутки. Особенно во время вечеров в местных кабаках. Именно там армейцы отвлекались от бойни. Хотя, им уже тот мир привычен. Из шапок деревьев виднелась родная Адрия. В лесу, пресмыкающийся к ней, местами ещё лежал чёрный снег. Почти месяц назад отряд отправился в одну из деревушек на севере. Их задача была освободить население и снять установленный режим. С чем, собственно они и справились. Убитых среди них нет. Почти нет. Один находится при смерти и был отправлен в столицу раньше времени. — Предлагаю рассеять тоску! Кто последний прибудет к вратам Адрии, тот платит за всё! Повторять дважды не надо. Этим юным гиенам только повод дай. Все как умалишённые устремились вперёд. Звук топота копыт резко увеличил свою амплитуду. Казалось, этот рёв отталкивался то от одного ствола дерева, то от другого, заполняя собой всё вокруг. Резвые удары поводьями, учащённое дыхание всех и каждого. Воздух нагрелся, накалился драйвом и азартом. Весёлые выкрики, порой крепкие ругательства звучали тут и там. — Вы таким темпами разоритесь! - ехидничал один из солдат, глядя вполоборота на Молчаливого, скачущего чуть позади. — «Поглядим» Через минут пятнадцать отряд волной ворвался за пределы ворот, сразу дёргая поводья, ибо чуть людей не посбивали. — Совсем уже мозгов нет! - выкрикнул часовой. — Это тебе сказали, Берт! - засмеялся один из солдат, сползая с коня. Мокрые, взвинченные, сразу же начали спорить кто проиграл, а кто выиграл. Малые дети, ей богу. А они ещё называются элитным отрядом. — Стоп, а где Молчун? - все начали оглядываться в поисках командира. — Кто-то кажется проиграл, - с победной ухмылкой произнёс Берт. Это светловолосый паренёк, с пятнами витилиго на коже. Его победоносность сошла на нет, когда на плечо тяжело опустилась чья-то рука. — Кажется, да. Молчаливый оказался за спинной, хлопая армейца по плечу. Голос весёлый, победный. — Стоп, как вы? - возмутился один из них. - Мы же одной тропой скакали! - его лицо было до ужаса смешным. Красным, с вытаращенными глазами, с ноткой возмущения. — Надо родные места знать. Так, что там по поводу оплаты? — Чёрт бы тебя побрал! — Не шарахайся, - Молчаливый усмехнулся, выходя в центр залы. Шурик поперхнулся чаем, начиная бить себя по груди. — Ты вообще ходишь, ногами передвигаешься там? Ниндзя хренов! — Приму за комплимент. Как ты? - привстал, отвечая на крепкое рукопожатие. — Пока утром у меня есть эрекция — значит всё отлично. Лукавил. Виктория цокнула, подошла к столу, присаживаясь на стул напротив. Слуга сразу закопошился, понимая, что ему надо подойти и спросить, желает ли тот чего. Но его страх исчез, когда Молчаливый жестом приказал их оставить. — Я серьёзно. — Я тоже. Да ладно, ладно! Прихрамываю, порой ногу ломит, когда погода резко меняется. — Стареешь, друг. Угораздило тебя же в первый же месяц получить пулевое. Знаешь, как называются такие люди? - в это время Шура с удовольствием поглощал свой завтрак. — Неф. — Слово из трёх букв. Лох. — От лоха слышу! И, спасибо, что беспокоишься, - покраснел. — Alles für einen Freund, - вытащил из камзола часы. - О, меня ждут мои воробушки. Оревуар, месье. — Воробушки? - округлил глаза. — Я так отряд свой называю. — Я думал, они были отправлены на фронт. — Нет. Уже нет. Я только прибыла, если не заметил. Там Волков какой-то марафет наводит, - Ансберг уже развернулась, находу говоря и натягивая маску. — Удачи не уснуть. И не бей их там сильно! — Они за кружку медовухи всё простят. Ушла по своим делам, встречая брата. Он явно занятой, ибо под глазами просели мешки и сам похудел. При удобном случае выносит мозги сестре, что всё у него хорошо и вообще сам может перебить кого угодно. Да хоть всех белых фигур. Иронично в этой ситуации то, что он старший, но порой оба забывают, что Виктория младше их. Долголетние—единственное, что передалось Вильяму и Оскару от кровной матери. Так они не владели не чем, что на немного смахивало бы на способности сестры. Тут при разговоре выясняется от Оскара, что ни Волкова, ни Птицы во дворце нет. — От шило у кого-то, - разозлилась. - Война, всем только дай возможность его рыжую голову отсечь. Это как пить дай. А они уезжают по особо важным делам! Приедет—убью. Ансберг хитро покосился на Викторию, пусть одетую в столь грозный облик. — Забавно, - плутовски протянул. Буквально почувствовал, как под маской изогнулась бровь. - Ты его подчинённая, а такое ощущение, что всё наоборот. Хотя, вряд ли это деловой вопрос? - в его голубых глазах играли такие черти. Сатане на зависть. То, с какой интонацией он это протянул. — Купидон, тебе крылья обломать? - шикнул, дёргая головой, давая понять, что не то место для подобных разговоров. — Не надо, дядя. Ты ступай, у меня самого задница в мыле, кхм, - замялся, убирая порядком отросшие волосы. - То есть, мы оба заняты. Поговорим чуть позже. — Обязательно. Действительно, ситуация напряжённая. Все куда-то спешили, что-то делали. Как муравьи, туда-сюда носятся. И Ансберг не исключение. Хоть на месяц ушла от этой бумажной кипы и бюрократии. У неё рвотный рефлекс на все эти подписи, договора. Да, порой это помеха, но есть и другие, разбирающиеся в этом куда лучше. Например Алтан. Ушла, звучит так, криво. Ушла от бумажек, а куда? На фронт. Такое себе. Но в этом она считается мастером, так что уж лучше так. Выйдя из дворца, чуть помедлила, увидев строящийся отряд. Все строгие, серьёзные. Но тут: — АПЧХИ! Все аж дёрнулись, а вся важность сошла на нет. Молчаливый громко чихнул, представляя во внимание для солдат весьма смешное представление. Почему-то такие повседневные, обычные вещи, не вяжутся с этим жутким образом в глазах многих. И когда подобное происходит, всем сначала неловко, а потом весело. Но не дай бог засмеяться, а не то эти глаза под красными линзами уставятся прямо на тебя, и тогда уж будьте добры за лопатой, копать себе могилу. — «Чёртова аллергия. Ненавижу весну! Это цветение! Мало мне будто проблем!» Бурчала под маской, быстро ретируясь с места проишествия. Последующие часы были заняты разбором чьих-то дел и бумажной волокиты. Это утомило в несколько раз сильнее, так ещё и сказывалась несколько дневная дорога. Ночи ещё холодные, и порой стукают морозы. Из-за этого лошади быстрее уставали, да и сами наездники мёрзли. Приходилось устраивать перевал. — «Последняя!» Блаженно прикрыла глаза, падая в кресло у окна. Правая рука аж онемела от это писанины. Стянула маску и мантию, кидая на кровать. Камзол повесила на спинку стула и расстегнула верхние пуговицы рубахи. Руки сами собой потянулись к ткани, на которой Вики корпела долго. Вышивание крестиком увлекало, погружая в какой-то астрал. Ты ни о чём не думаешь, только о том, под каким углом вставить иглу, чтобы та легко прошла. Курорт для мозгов. Но курорт был настолько чарующим, что Ансберг сама не поняла, когда её голова упала набок, а сама погрузилась в безмятежный сон. За окнами, в ночи лился дождь. Капли приятно барабанили об пролёты. Так уютно. Она находилось в таком туманном дрёме. Не то сон, не то реальность. И сквозь эту преграду Вики отчётливо помнит, как чьи-то сильные руки подняли её и бережно переложили на кровать. — Оскар? — Я, сестра. Спи, - поцеловав сестру в висок и накрыв плечи одеялом, ушёл. Дверь закрыл на замок и сказал чтобы никто не беспокоил Молчаливого. Хотя, по-правде, ни у кого не было желания это делать. Брат же был немного раздосадован, ибо он надеялся найти сестру в более живом виде. Та новость и переполох между ним и Элин, нуждаются в выспавшемся мозге девушки. И теория, почему здесь замешан Вильям… Птица, с улыбкой и подперев рукой подбородок, наблюдал, как Вики поглощала еду. Отмечая, насколько её лицо искаженно удовольствием. Девушка вроде пыталась не спешить, но не получалось. Казалось, что тарелку отберут и не отдадут. А она наверняка бы убила бы этого наглеца, а после, как ни в чём не бывало, продолжит поглащать вкуснятину. Рыжеволосый засмотрелся на эту забавную и одновременно милую картину, что заставило Викторию замереть и поднять взгляд. Её он немного смутил. — Прости, - отложила вилку. Граф прибыл обратно где-то в два, а то и в три часа ночи. После настаивал Виктории, что лучше бы та продолжала спать и не тревожилась. Но подсознательно понимал, почем она так сделала. В каких бы отношениях они не состояли, Виктория не понижает планку, служит так же самоотверженно и с честью. Так что пропустить его возращения она считала верхом наглости. Сейчас же по утру они встретились на знакомой им уже террасе. Рыжеволосый сразу обнадёжил, что сюда слуги не имеют доступ. Это позволило Виктории освободиться не надолго от образа Молчаливого. — Просто после месяца поедания пайков… — Нет-нет. Меня эта тарелка Карбонара спасла от смерти, в лице тебя, - отнял руку от лица, отпивая кофе. Продолжал улыбаться. — Она не спасла, а просто отложила твою кончину. А вообще не мешай, меня эти макароны щас до оргазма доведут, - его это ещё больше повеселило. — Учту. В следующий раз я напрягаться не буду. — А ты напрягался? - хитро покосилась на пернатого. Облизнул губы, отвечая на вызов. — Я у тебя это спрошу потом ещё раз. — Когда? - поёрзала на стуле, словно предвкушая что-то. — Сегодня ночью, подо мной, - голос Птицы понизился, а эти глаза…они словно потемнели. Золото горело. Дыхание перехватило. — Ну-ну, - загадочно улыбнулась. Волосы упали на лицо, мешая есть. Ансберг нахмурилась, пряча уже обстриженные волосы. — Ты подстриглась, - только сейчас обозначил. Хотя заметил сразу же. — Тебе не нравится? - с каким-то смятением произнесла, поднимая глаза. Отложила приборы. — Что? Нет, нравится. Конечно нравится. Да и, я не думаю, что тебя это должно волновать, - пожал плечами, ложа в рот пару салатных листьев. — Ну…ты же, - закусила губу, осознавая, что назвать другом уж точно не получится. Но и назвать возлюбленным она…стесняется? Виктория Ансберг стесняется? Птица это понял по покрасневшим щекам и потупленному взору. Ничего не ответил, просто своей рукой накрыл её, переплетая пальцы. — И что? Это твой выбор. Ты хоть налысо побрейся, мне будет неважно. Этоневажно. Мои чувства от этого не испаряться. Тем более ты всегда прекрасна, даже в этой мужской одежде. В женской груди всё с жаром забилось. Тепло разливалось по всему телу, накрывая с головой, что аж кончики пальцев трепетали. Вики давно так искренне и нежно не улыбалась. Рыжеволосый же сделал равнодушный вид, точно эти слова просты. Будто говоря это, его сердце не билось в конвульсиях. Пусть играет в гордого. Виктория на это лишь улыбнётся. — Спасибо, - большим пальцем погладила тыльную сторону ладони мужчины. - В какой-то момент просто поняла, что длинные волосы неудобны. Особенно в этих условиях. — Мы похожи, - подмигнул, нарочно крутанув головой, чтобы медное каре колыхнулось. У Вики сейчас такое же, просто пряди чёрные и белые вперемешку. Но всё равно так же красиво блестели на свету. — Кстати, а какого чёрты ты покидал дворец? — Началось, - показательно закатил глаза. — Выпадут. Я же не просто так это говорю, Птица, - она хотела продолжить, но вдруг умолкла. - «Зачем я ему это говорю? Он всё таки предводитель, мало ли какие дела есть. В конце концов не думаю, что он отправился туда без охраны. Он волен делать, что пожелает. В рамках разумного, естественно». — Дела, Вики. Или мне начать длинную дискуссию бюрократов? Нет? Вот и я так думаю. А за меня не переживай. Вики ничего не ответила. Бывший Разумовский заметил, как быстро она метает взгляды то на дверь, то на свою маску, что лежала прямо возле неё. — Не волнуйся. Никто не придёт. — Я и не волнуюсь. Просто надо быть на готовности. — Понимаю. Я испытывал подобный мандраж, кого затевал революцию. До первого убийства мне казалось, что все глаза в мире смотрят на меня. Я порой даже спал с маской, - усмехнулся, зачёсывая назад рыжие пряди, что так красиво переливались на фоне серого небосвода, которое лениво плыло за окном. - Запомни, ты и Молчаливый—один человек. И как бы ты себя не называла, как бы тебя не называли. Ты это ты. — Тебе тоже Олег так говорил? - по-доброму усмехнулась. — Твердил, как молитву. Выпьем за Волче? За этого замечательного курильщика-мудреца? - Виктория стукнула рыжего, но не смогла утаить улыбки. — За Олега, - их чашки с кофе громко чокнулись в честь друга. После граф поднялся и подойдя к Вики, подал ей руку, оставляя на ней трепетный поцелуй. Прижал змею к себе. Только сейчас сполна ощутили этот пробел в месяц. Её руки легли на его плечи, а носом уткнулась в ворот его тёмно-синего камзола. Ему пришлось чуть согнуться, чтобы сделать так же. Ощутить этот родной запах. — Пойдём, родная, трудиться на благо этой странны. И может одной ночью, когда над нашими головами зелёной дымкой зацветут грёзы, судьба будет благосклонна и подарит нам закат перед страшным судом. Закат, где будем только мы и наши души. Её пальцы сжались на его плечах куда сильнее, притягивая ближе. Теснее. Вики дрожала от переполняющих чувств. Не могла поверить, что эти слова предназначались ей. Никакой-то девушке-мечтательнице, с идеальной осанкой и розовыми щёчками. А ей. Порой грубой, с шершавыми руками и шрамами. — Я согласна на это, если там будут эти макароны, - цокнул. — Умеешь же ты моменты портить. — И заглаживать, - подмигнув, её губы отыскали его, впиваясь долгим, чувственным поцелуем.

«…Это, в общем-то, — пустяк. Невеликая награда. Невысокий пьедестал. Человеку мало надо. Лишь бы дома кто-то ждал»

«Человеку надо мало» — Роберт Рождественский.