Кровь — жидкая и подвижная соединительная ткань внутренней среды организма.
В доме у мадам Нуланд царили сумерки, не взирая на то, что за окном стоял день. Прибыла в поместье Виктория через два часа. Как всегда радушно приняли, со всеми причитающимися почестями. Забава в том, что знакомство с этой семьёй произошло само собой. Просто так случилось, что в войну ткани из которых шила мадам Нуланд, считались контрабандой. И по неосторожности, ей толкнули материал, который искал один богач. А та, упёртая коза, сопротивлялась, потому что за комплект белья ей перепадало чуть ли не в пять раз больше, чем стоит сама ткань. А денюжки в войну ой как нужны. Ну грех мадам было отказываться от такого! А тот тоже в позу встал. Тогда-то и познакомилась Виктория с ней. Вики как раз нуждалась в опытном портном, руки умелые, голова чистая, кимоно чтоб как следует пошил. Основным условием было умение молчать. И тут Этна с выгодным предложением. Почти даром несколько комплектов, взамен на разрешение на ввоз тканей, ну и заодно того голубчика убрать. Делов то. Что можно сказать. Все получили своё. Виктория шикарный костюм, мадам ткани, а чиновника нашли со вспоротым брюхом в реке. С этого собственно момента, фамилию Ансберг поговорили, а муж её, царство ему небесное, даже пару стихов сочинил. Чудно. Сейчас две вольные женщины, восседая на дорогих креслах, сидели в двух метрах от здорового камина, больше наверное чем сами окна. Каждое зашторено, ибо у хозяйки на фоне старости появилась какая-то непереносимость света. Кожа покрывалась наляпистыми пигментами, глаза чуть ли не кровоточили. Ходили такие слухи, абсурдные до жути. Мол, мадам вампир. Смешные такие. Сама Этна вечно ходила в чёрных строгих пуританских платьях и с чёрной вуалью. Она болела, сильно болела. Артрит, из-за которого кости буквально волнами в конечностях изогнулись, зубов почти нет, нервный тик в виде дёрганного века и редкий волос. Кажется, чудище какое-то! А это сама мать моды! Та, к которой стоят невиданные красавицы, успевая в очереди подраться за более модную и красивую шляпку, ради которой готовы выложить все деньги своего пожилого, но богатого покровителя. Этна их ласково звала высокопоставленными шлюхами. Характер конечно у женщины боевой, прям как в молодости. Озорная, волевая, наглая и дерзкая. Любит флиртовать и смущать молоденьких парнишек. Одной забавы ради. А с Викторией ох и сплетница. Страшная женщина! Она—страстный июльский порыв немыслимых сил. Её энергия чувствуется даже не глядя в глаза. Просто огненным маревом свободы окутывает. - Следующие, - немного скучающе вымолвила Вики, отпивая кальвадос из ажурного бокала на низкой ножке. Каждый раз сладко причмокивала от вкуса горячего яблока и крепости бренди. Таким представал вкус данного напитка. - Ох, детка! - жалостливо вздохнула, устремляя свои чёрные глазки в сторону девушки, - Коль приехала за выпивкой из нашего погребка, так скажи сразу! - Обижаешь, Эт. Я прибыла, чтобы приобрести у самой шикарной мадам самое шикарное платье, - вдова смущённо усмехнулась, лениво отмахиваясь морщинистой рукой, - Однако перед собой я увидела сплошной взрыв цвета и пошлости. - Тьфу ты! - она глянула на служанку, стоящую прямо перед ними так, чтобы наряд в её руках озарялся светом от огня и его было видно обеим, - Неси другое, - служанка протяжно выдохнула, отходя к огромной стопке фатиновых юбок и всего этого мракобесия из плиссе, шёлка и атласа. - Но кальвадос у тебя отменный, дорогая. Мне нравится. - Я заметила, - смешливо буркнула, - Ох вы, солдаты, все алкаши! До единого. Батюшка то мой, в белой горячке сгинул. Не пойму, чего вы алкоголь как молоко лакаете? - Молоко мы и так из под каждой коровы как котята сосали. Ибо воды не было. А пить хочется так, что кожа серой была, а в голове вместо мозгов желе. Спасаться от этого кровавого ада как-то надо было. Всё было чужим, будто ненастоящим и единственным спасением был спирт. - Фи, как вы им желудок не спалили! - Спалили, и не один, - усмехнулась. - А ты, детка? Тоже спирт пила? - заёрзала на месте, как это бывает у неё во время увлекательной и познавательной для неё беседы. - Я? Я что, алкаш пропитый по-твоему? - оскорбилась, но напускная важность спала с лица, когда по-лисьи хитрыми глазками стрельнула, - Я лучше делала! Мы с Волковым как-то на задании, надо было зачистить деревушку одну, после обнаружили чудный сад, что благоухал пурпурными, полными и сочными виноградниками. Красные такие, как рубины, слаще сахара. Липкие правда, зараза. Ну и мы сообразили столик. Намешали всякого и сидели с важностью японского чиновника, распивая. С тех пор я пила исключительно спирт с виноградным соком, - горделиво улыбнулась, сразу начав хохотать. - Ужас, детка! Поражаюсь, как ты налысо не побрилась после всего того ужаса, и женское бельё не перестала носить. - То было лучшее вино, так ещё и самодельное! С привкусом мечты о хорошем. Кальвадос это та же бурда, только доведённая до уровня мечтаний и изыска. Схема одинаковая: водка или бренди, вперемешку с яблоками или грушами, - откинулась на подушку под спиной, - А налысо я брилась, не понравилось, - менее эмоционально закончила. - Ой всё, детка! Мои последние три волосинки скоро дыбом встанут! - Да-да, я потом взгляну на них, когда ты вновь меня вопросами о фронте засыпешь, - отставила бокал, расстегнула три верхние пуговицы, благоверно выдыхая сладкую горечь. Алкоголь охмурил не хуже огня в паре шагов от неё, - Кто там следующий претендент на честь облачить моё тело? - Этна засмеялась, рукой подзывая слугу, в руках которой было очередное платье. - Следующие. - Детка! Ты, может больна, это ж платье я с мыслью о тебе и хранила! Когда шила, грезила и видела как этот красный шёлк, при чём первоклассный, ляжет на твоё шикарное тело и очертит прелестные ножки! А ты: «Следующие»! - на последнем изменила голос, дабы покривлять Викторию. - Эт, ну как я, в силу своего характера и тела его надену? У него ж спина открыта, а у меня там как на минном поле, одни швы, да окопы. Шрамы, вообщем-то, - недоумевающе фыркала. Нуланд схватила свою трость без которой давно бы сложилась пополам и доковыляла к девушке. - Ну, детка! Гляди какая красота то. Какой аккуратный, изящный разрез. Только под твои ножки, - пыхтя, наклонилась и провела кривой рукой по юбке платья. - Оно прекрасно, но оно не для меня. Это, знаешь, на куклу фарфоровую. Тут и корсет грубоват, всё пережмёт. И что ты с ногами возникла? - Детка, разрез— это великолепие и исключительность сейчас. Сама посуди, сколько девиц ходит в этих десятках плотных юбок, спотыкаются да валяться прям на балах. Позор какой! Единственное что подчёркивают—грудь. И то, прошу прощения, ну уж так затянут, что сиськи те выпадают, а все внутренности через рот лезут. А ножки у тебя прекраснее груди. Запомни, растяжка и длинные ноги—залог нахождения под боком искусного любовника, дорогая! - Вроде шестьдесят лет тебе, Эт, а ты всё та же интриганка, - улыбнулась. - Ай, если бы не этот ужас, я сама бы кинулась в агонию страсти и интриг. Только на меня глянь и умереть от страху можно. Тело мёртвое. - Пока жива душа—живо тело, - та скептически хмыкнула. - Да и мужа я люблю. Он мне, толковал за свою новую статью. За тебя спрашивал, просит, чтобы рассказала чего, - она похрустела пальцами, чего ей категорически не советовали, даже запрещали, - Лизи, тащи козырь сюда. Детка, я готова всё своё состояние поставить, от такого ты не откажешься! Ступай Лизи, ступай. - И как Владимир? Много рассказывает? - Виктория знала что к чему, но каждый раз подыгрывала. Да, он действительно мёртв. Был настоящий джентльмен, любил свою жену до безумия, хотя из детей был один только сын, и то умер от той же чахотки. А болей детей они не смогли иметь. Так и жили, рука об руку. Для себя и никого более. Владимир бравый солдат, пулемётчик с которого пример надо брать. В свободное время увлекался поэзией, не один стих Этне посветил. Любил с ней в вальсе кружить и Вики каждый раз радовалась как за себя, видя их на балах и всяческих светских мероприятиях. Но в минувшей войне был тяжело ранен и отправили его на пенсию. Усидеть на месте не смог, решил стать военным журналистом. Всё бы ничего, но он опубликовал какую-то статью, которую не следовало и спустя аж два года после войны его убили. Вообщем, его нашли привязанным за ноги к лошади и с выпущенными кишками. Этна не могла поверить в смерть своего мужа, находилась в глубоком горе и даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Однако в это время свою популярность начали набирать спиритические доски. Доска Уиджи стала для неё спасением. Каждый вечер, при свечах она сидит перед ней, задаёт вопросы, смеётся, а после спокойно спит. Видит своего мужа, слышит и любит. Забавно смотреть на счастливого человека, когда причиной этого счастья самообман. Даже завидно. - Он как обычно немногословен, детка. Но ему удаётся рассмешить меня до беспамятства, - каждый раз, слушая об этом сердце Ансберг неприятно ныло. Вдова сложила руки на серебряной рукояти, опираясь всем телом на неё. Одной рукой, что дрожала при каждом движении, подтянула вверх вуаль, обнажая искореженное от болезни и старости лицо. Бледная, сморщенная кожа, висящая жирными слоями и налегала друг на друга. Ветхие, сухие губы, под которыми почти нет зубов. И только её глаза молоды и ярки. Карие. Эти кофейные, лучистые зеницы с вкраплениями цвета мандарина, переливались и горели. Но так горько осознавать, что вся страсть жизни её улетучивается как только та встаёт. Долго смотрела на Викторию, которая благодаря проклятью всё также свежа, молода и красива. Хотя той девяносто семь. И змейка не задумываясь обменяла бы это на умение стареть. Никогда наверное и никто не захочет настолько сильно быть человеком. - Не думай, Вики. Не надо, - голос Нуланд скрипел, а безжизненные уста растянулись в тоскующей, вымученной улыбке, - Я знаю, что его нет. Знаю. Его нет здесь, - обвела помещение взглядом, - Но в моём сердце он жив. Он живёт там, поёт, дышит и танцует. И я счастлива чувствовать это. Тем более, я сама с ним скоро встречусь. - В каком это смысле? - Белоснежка поднялась со своего места, медленно подошла к женщине, садясь перед ней на корточки, - Ты в письме сообщала, что аппендицит тебе удалили, операция прошла успешно. - Да, но часть я утаила, детка. Врач сказал, у меня рак. - Рак? - зрачки расширились. - Да, дорогая. Во мне, в животе живёт это слепое, отвратительное и страшное чудовище с уродливыми клешнями, которыми оно перерезает последние нити моей маленькой жизни. И остановите его, увы, невозможно. - Нет, нет, Эт! Возможно! Сколько лет нашей дружбы, ты же знаешь, я могу помочь тебе! Да! Точно! Я..я могу излечить тебя! - её встревоженный вид, но серьёзные слова и намерения тронули мадам до глубины души. И Виктория прямо здесь, сейчас была готова изрезать свои руки и шевельнуть внутри Силой, чтобы та живым потоком запылала в крови, отдавая свои искры к обречённому огоньку, что в груди Нуланд почти потух. - Нет, - обхватила своими шершавыми пальцами ледяные пальчики Вики, - Я не хочу. - Но почему? - Я давно этого хотела, какое-то время даже жаждала. Но мою жизнь наполни вы. Люди, которые отмели это назад. Виктория поднялась. Она всё равно не понимала. Каково это, иметь возможность сохранить свою жизнь, но с улыбкой на лице и счастьем от этого отказываться. Ладно желание умереть, которое не раз заполняло собой и тело, и душу Ансберг. Оно ей понятно. Она смотрела на этого человека и не верила, что внутри сидит что-то гнусное, мерзкое и ужасное. Что-то что пожирает изнутри, а ты об этом даже не знаешь. Коварный, тихий убийца, заползающий в вены, под кожу. Клещ, сосущий все соки жизни. Порой, по юности ей думалось, что подобная смерть лишь невинная, идиотская шутка, а сами люди профессиональные игроки в умирание. В конце все просто посмеются, обсудят кто лучше сыграл, а после разойдутся по домам. Лягут в кровать без малейшего страха не проснуться. И утром они действительно проснуться. Нет, ну правда, не умирают же от повышенной температуры или от того, что на шее ничего не пульсирует? Чтобы умереть, надо чтобы кто-то стрелял, ударил. Просто так ведь не может быть. Она то знала. - Так, как у вас там в полку. Отставить хандру! - прихлопнула по худым коленям, издавая глухой звук, - Где там Лизи? Лизи! - Уже иду, мадам! - послышались шажки из глубины залы и шорканье ткани по полу. - Если и это тебе не понравится, то я уверую в Иисуса. - Какие жертвы. Эти глупости тебя не стоят. - Ну, ради этой глупости большая часть человечества посещают церкви и падают в них на колени. - Тот Бог в которого веруют люди слишком милосердный, слишком похож на людей. Настоящие боги, от которых и идёт род многих существ, жестоки, на вид омерзительны. У них нет голубых глаз, нет шелковистой шевелюры. А ещё они далеки от святыни. - Ты видела хоть одного? - Довелось, далеко не одного. Так, где там твой шедевр искусства из ткани? - Да вот, где-то. Лизи! Наконец она появилась перед ними, но Этна сразу возникла перед Викторией, не давая увидеть его перед собой. - Этна? Ты чего? - Идейка явилась в мою старую голову. Ты доверишь мне себя? - В каком это смысле? - Оно со стороны выглядит невзрачно, но на теле просто божественно! Я хочу чтобы ты завязала глаза, а я преобразую тебя в богиню. Вики нахмурилась, поджимая губы. Ну вот уж очень ей не хотелось лишний раз светить спинной. Но посмотрев на Нуланд, сжалилась. Звучит высокомерно, но ей действительно было её жаль и отказать просто не смогла. Поэтому просто махнула рукой в знак согласия. Мадам сразу прихлопнула в ладоши. - Чудно! Раздевайся, дорогая, - плутовски протянула.***
- Этнаааа, ну скоро, аль нет? - А ну, не ной! Вы вон, по часу по стойке смирно стоите и не ноете, а здесь чего? - сказала та, наблюдая за тем, как слуга поправляет складки на юбке. - Там меня хоть не дёргают и не раздевают почти догола. - Не смеши. Ты не умеешь смущаться. - Умею и меня это бесит. - Пока умеешь смущаться—умеешь любить, детка! Ты видела этих непробиваемых львиц? Они ж смущаются только когда им денег больше обещанного отвешивают. И то не все. Ну ладно, можешь уже поворачиваться! Вики с явным скепсисом обернулась в сторону зеркала, мгновенно встречаясь со собственным удивлённым взглядом. Она смотрела в отражение не мигая, словно боясь сморгнуть фигуру в серебристой поверхности. На ней было идеально чёрное платье, без всяких пышных юбок и тугих корсетов. Ткань легко обтекало тело, обнажая при активной ходьбе узкие бёдра. С плеч она спускалась аккуратно, открывая вид на ключицы и декольте. На талии ткань соединялась поясом с золотой нашивкой. Чем-то схоже на то, что дарил Птица. Только то было более строгое, нежели это. Это тонкое, с лёгким флёром какой-то поэтической возвышенности и романтизма. Плечи укрывал прохладный шёлк, ласкающий кожу, с нашитыми на него погонами, в виде золотых перьев, налегающие друг на друга как чешуя. Эти недо-рукава спускались вниз и тянулись волшебным шлейфом. - Вижу, вижу, детка! Тебе нравится! - воскликнула мадам. - А это что за ошейник? Это ты так намекнула что я прислуживаю? - усмехнулась, указывая пальцами на ленту, расшитую янтарными деталями и соединяющееся с платьем тоненькими, ажурными цепочками. - Ой, увольте меня от этого издевательства! Это всего-то декоративный элемент. Когда-нибудь и ты будешь смыслить в моде. У тебя определённо это получится. - Откуда такая уверенность? - не поворачиваясь, спросила, поправляя платье на талии. - У тебя тонкий, даже слишком, вкус. - Та мода и стиль, о которых многие имеют представление мне не нравится. Если бы я была портной и стилистом одновременно, то я бы создала нечто, что в глазах обычных зевак, которые гонятся за последним писком моды, стало криком яркости характера и неординарности. - Например? - Ну, например в модели я бы взяла людей с физическими отклонениями. Карлики, сиамские близнецы. Надела на них невероятно прекрасные тряпки, пустила расхаживать у всех на глазах и наблюдать, как толпа за кулисами, увидев тех в обычной жизни унижали и презирали бы их, а сейчас они кажутся им богами, самым красивым и прекрасным. - Ты слишком жестока к толпе. Это же цирк уродов. - А кто сказал что куклы на которых натягивают всё это убранство красивые? - Вик, придержи свой бурный нрав. В наше время с исключительным мнением не выжить. - И то правда. Хм, вот возможно в следующей жизни… - Вот и в следующей жизни будешь изощрения свои творить! А у меня, в моём храме искусства, не смей о таком думать, детка! - Как вам будет угодно-с, мадам Нуланд, - ухмыльнулась, наблюдая как вдова скривилась от официоза.***
Уже солнце медленно сползало за горизонт. Виктория аккуратно прикрепила сумку с платьем к седлу Уголька. - Точно не останешься? - Этна стояла в метре от неё, сжимаясь от холода, - Непогода, однако. Оставайся, Вики. - Прости, Эт. Я бы с радостью, правда хочу остаться. Чудно у тебя в поместье среди хвои. Но Предводителя в столице нет, а надо кому-то приглядывать. Дел тем более, уже в печени всё это сидит. - Так ты выпиши себе пенсию, да ступай на покой. Ко мне, например, - сквозь вуаль чувствовалась тёплая улыбка. - Если бы. Не могу. Не могу отступить, особенно сейчас. Возможно, после этой стычки покину пост и начну жить для себя. Да и, не исключаю шанс, что это в принципе мой последний бой. - Не говори так, детка! Тебе жить и жить ещё! Это мне, моя подруга косой машет. А тебе нельзя. Рано. - Девяносто семь, Эт. Все умирают рано, а я поздно, - прикусила язык, понимая, что перед ней человек, чьи дни сочтены и каждая секунда страшнее любого бедствия, - Может в санаторий тебе? Отдохнёшь, насладишься альпийскими лугами. - И смысл с этого, детка? Ну продлят мою жизнь на семьдесят два часа. А толку мне с этих часов, если я проведу их в маленьком, замкнутом пространстве с противно белыми стенами. Где ж это жизнь, когда ты ешь и спишь, гуляешь только тогда, когда усатая санитарка тебе разрешит? Мне не охота умирать на чужбине. Уж лучше я умру на пару дней раньше, но зато видя знакомые лица, лёжа в любимой кровати и чувствуя дух мужа, его любовь, что таиться и с годами впиталась в стены моего дома, - Вики кивнула. Нуланд взяла её за руку, массируя косточки, - Я до сих пор корю себя, что позволила умереть сыну в дали от себя. Санаторий—та же больница, но куда страшнее. В больнице хотя бы ты находишься в одном больном состоянии, от того и всё побоку там. И смерть там кажется обычной и не очень драматичной. В санаториях люди перебиваются между весельем и горем. Они обретают там друзей, а потом сами задыхаются от понимания их кончины. На кой мне этот театр? - Тебе точно не нужна моя помощь? - Нет. Зачем мне это, детка? Оттягивание неизбежного. Я устала видеть жалость и сочувствие в глазах людей, когда они на меня смотрят. Я бы презрение легче вынесла, нежели это великодушие, которым они меня награждают, чувствуя себя королями. Я уже давно смирилась. Знаешь, что я сделала, когда узнала о болезни? - Ансберг покачала головой, - Приказала прислуге принести все часы мне, а потом я собственноручно разбила каждые. И плевать откуда они и сколько стоят. У часов и времени одна цель—насмехаться над нами. Издеваться своим насмешливым тиканьем. И я уничтожила это. Теперь в моём доме нет времени. Нет часов, минут, секунд. И я счастлива. - Звучит утопично, - хмыкнула, глядя как буйный ветер несёт облака, что отчаянно хватаются за точёные горные пики. Прям как души цепляются за тело в предсмертной лихорадке. - Не вырвет тебя от предложенной мной мысли, если я скажу, что хочу видеть тебя перед смертью? - Меня вырвало бы не от твоего трупа. А от сентиментальности момента. Но ради тебя я понесу эту жертву. Уж это была правда. Виктория видела смерть, да и не раз становилась ею для кем-то. Она застала и самые глупые, например как один юнец решил пошутить над друзьями, сделав вид, что снял чеку с гранаты. А он таки снял. Выронил и через считанные секунды его тело разорвало на тысячи ошмётков. Потом его же товарищи соскребали. Но и были поистине тяжёлые.Июль. Разгар Гражданской войны.
Тусклый, почти зелёного цвета свет озарял душную землянку. Её земельные стены облуплены всем, что попало под руку. По краю кладка из красных кирпичей, которые были раздроблены до неузнаваемости и походили больше на твёрдые комки цветного песка. К потолку всё наспех забито сырыми балками, источающие вонь от ила и воды. Вокруг стояли ведра, полные окровавленной ваты, повсюду валялись бинты и тампоны, алые пятна крови в этом царстве медицинской белизны смотрелись вопиющей бестактностью. В этой конуре царил до ужаса отвратный запах, от которого все внутренности выворачивало изнутри. Эфир душил собой и этим металлическим привкусом, ассоциируемый с больницами. Зловонии медицинского спирта с горьким привкусом несчастливого лета. Виктория сидела на каком-то замызганном ящике, периодически подливая в подсвечник керосин, который так и норовит закончиться. Вид до ужаса пугающий. Кожа пепельного оттенка, с нездоровой синевой. Плечи острые, а рёбра выскакивают из груди при каждом вздохе. Даже глаза уже никак не отражали весь спектр тихого ужаса, творящийся здесь. Перед ней маячила еле различимая фигура врача в ранее белой рубахе. Фартук на нём забрызган коричневыми следами от запёкшейся крови. В полумраке это лицо, освещённое оранжевым светом от свечей, казалось превозноситься к небу. Потное, осунувшееся лико, имеющие в прошлом здоровый, сдобный вид, сейчас почти что расслаивалось. Линзы на очках запотели, а затылок был словно из воска. Шаркая по земле ногами, топтался туда сюда около стального хирургического стола, на котором расположилось тело солдата у которого половину туловища оторвало. И хирург, весь дрожа, будто концертировал все свои силы в этих умелых руках, пытаясь собрать розовые кишки обратно в брюхо. По обе стороны, в потёмках лежали стонущие от боли военные. Вики устало повернула в их сторону голову и отвернула обратно. Чуть не обронила подсвечник. Истощение достигло своего максимума. В висках пульсировало, а язык намертво приклеился к нёбу, так сильно хотелось пить. Тут дверь распахнулась, заставляя всех скорчиться от белого света оттуда. Более менее живой солдат нёс в руках чугунный чайник с водой. Вид у посудины такой, будто он прошёл через все фронта и полигоны. Передал врачу и тот, трясущимися от тяжести металла руками, налил в кружку такой красивой, желанной прохлады, начиная поить раненного. Десяток погасших очей устремили жадный, дикий взор. С носика чайника покатились пара капелек воды, которые тут же слизал паренёк, подползший к операционному столу. - Сестра, налейте спирта, - еле живым голосом произнёс лекарь. - Сэр, - хрипением отозвалась медсестра в шапочке с красным крестом, - У нас больше нет ни бинтов, ни спирта. Тогда хирург начал рвать на себе одеяние, замочил его в каком-то растворе и начал перевязку. В землянку ворвался какой-то юнец, начав что-то эмоционально шептать на ухо мужчине в белом. Тот кивнул и отправил его куда подальше. Затем врач взял что-то со стола, зашёл за угол, под лестницу. А после раздался выстрел и тело хирурга тяжёлой грудой упало на пол. Виктории с ранеными оставалось лишь наблюдать, как из его шеи, в районе нижней челюсти, быстрой струёй вытекала бордовая жидкость. Теперь уже его кровь была на нём. Белоснежка дёрнула головой, смахивая то мгновение пропитанное грязью, сыростью, кровью и тухлятиной. - Я пришлю письмо, - окончательно вырвала из морока Этна. - Долго говорим. Ты прощаешься. - А как иначе? Каждое «до свиданья», можно расценивать за последние слова. Жизнь опасна и непредсказуема. - Прям как ты, когда забеременела. - А ну тебя! Всё, красотка, скачи в свой замок, - они крепко обнялись. Вики даже боялась это делать, настолько тощей и хрупкой была Нуланд. После запрыгнула на Уголька, - Обещай, что в этом платье ахмутаешь всех! Всех, даже Графа! - Виктория залилась хитрым смехом. - «И без платья отлично получается», - Обязательно, Эт! Я тебе обязательно опишу всё в подробностях. До встречи, дорогая! - дёрнула поводья, пуская коня в движение. - Сияй, детка! Змейка пустилась в бег, пока мадам Нуланд стояла неподвижно, провожая спину девушки, и отмерла только когда её фигурка не стала меньше муравья. - Пойдёмте, мадам, - служанка взяла женщину под руку, уводя обратно в поместье. Небо затянулось матовым оттенком графита, начиная осыпаться миллионами снежинок. Скорей бы весна.***
Из-за встречного ветра и всей этой природной дикости, дорога заняла куда больше. Аж на час позже Виктория наконец достигла Адрии. Уголёк, при всей его живости и резвости, порядком устал, благо она услышала его отдышку и сбавила ход. На подъезде к дворцу Ансберг даже не сразу поняла где он. Настолько сильно мело. Самостоятельно довела своего красавца в конюшню. И несмотря на всю ломоту в теле, спать не хотелось от слова совсем. Это мягко говоря раздражало, поэтому вспотев и разозлившись на собственный организм, приняла решение поухаживать за Угольком самой. А он это ой как любит, тем более животное надо приласкать после этой суровой стихии. Хорошо что в конюшне Эрика не было, разговаривать ни с кем не хотелось. Только охранник был которому не до почестей. Вот кого в сон клонит, аж еле на стуле сидит, да слюни пускает. - Пойдём, красавчик. Накормим тебя, - тот довольно зафыркал, бодая головой хозяйку. Сняв пальто и закатав рукава, решила начинать. Пока животное поглощало содержимое в миске, напоминавшие больше корыто, Вики чистила загон и натаскала нового сена посвежее, которое фермеры привезли с террасы, что активно обогащалась кристаллом жизни, ради которого и отправлялись четверо в Теневые земли. Сено источало пряный, стойкий запах, перебивающий естественный запах конюшни. Оно и к лучшему. - Фуух, - сняв рабочие перчатки и воткнув вилы в стог, устало вытерла лоб от пота, - Месье, ваше ложе, - и сама рухнула в золотистую охапку, хмурившись когда за шиворот попало и начало щипать. Уголёк вдоволь наевшись, от тепла и сытости явно расклеился. Поэтому повернув голову уставился на Викторию, которая сразу поняла этот взгляд. - Ооо нет, даже не думай! Её попытки сразу были обломлены, ибо этот здоровый конь решил не грациозничать и просто завалиться в стог сена. Так оно и случилось. Телом приземлился в кучу, а голову специально направил так, чтобы уместиться на коленях Вики. Ансберг резко выдохнула, когда нелёгкая башка Уголька упала прямо на неё. Белоснежка уложила свои руки на его шею, чувствуя под пальцами шелковистую короткую шерсть. А Уголёк от касаний просто лелеял. - Косички заплести тебе что ли. Чтобы не беспокоить засыпающего коня, аккуратно приподняла его голову и потянулась к своему пальто, выуживая оттуда собственный гребешок. Ей было всё равно, что она собственные волосы им расчёсывала. Слишком любит Уголька. Расчёсывая гриву, мягче перьевой подушки, заворожено наблюдала как каждая прядь переливалась синевой. Вики вспомнились перья Птицы, но она даже представить не может насколько они прекрасные. И на ощупь, и на вид. Ощущала под пальцами размеренное сердцебиение, жар исходящий от мускулистого сильного тела животного, слушала тихое дыхание, что мощными порывами вырвалось из носа. Эта смесь из тепла и спокойствия действовала лучше снотворного. Веки наливались свинцом, а кости будто раздробили. Настолько тяжёлыми и вялыми оказались конечностями. Запах сена дурманил. Возвращаться в четыре стены, источающая всё это искусственное убранство и вычурность. Кажется, классицизм по сравнению с барокко настолько примитивен и прост. Но всё равно весь этот мрамор, лепнина, колонны порой так мозолили глаз. А здесь всё без лишних деталей. Дерево, камень, и лёгкий медовый свет от ламп под потолком. Ощущение ностальгии добило всякие попытки подняться и пойти в свои покои. Поэтому Вики стянула с перегородки своё пальто, укрываясь им. Хотя физиологически в этом не нуждалась, однако так гораздо уютнее и приятнее. Разлеглась поудобней в этой золотой куче и погружалась в дрему, под спокойное посапывание Уголька, чьё дыхание застыло под боком. Перед полным забвением вспомнилось как она нашла его. Ещё жеребцом, с необузданным нравом. Помнит, его топот на одном месте, недовольное фырканье. Виктория боялась к нему подойти, буянил и вскидывал копыта. Раненый жеребец не давал и шанса дотронуться. И только когда ладонь Вики аккуратно и нежно коснулась его головы, Уголёк наконец позволил себя залечить. Его рана на бедре затягивалась у Ансберг на глазах. Забава в том, что после он сам за ней поплёлся. Она и рада была обзавестись парнокопытным другом, да ещё и резвым и мощным, точно заряд молнии. А почему Уголёк? Потому что когда Вики завалилась в амбар, скрываясь от диверсантов, тот со страху подпрыгнул и перевернул на себя всё ведро с углём около печи. Вот и имя само собой появилось.***
- А вот она где! - Вильям влетел в загон, пыхтя как чайник, - Вики! Ты совсем охренела?! - Не надо на меня кричать…- промямлила с полуулыбкой. Показушно перевернулась на спину, жмурясь от удовольствия. Выспалась наконец-то! Разлепив глаза, увидела перед собой Вила и сзади заспанного охранника. - Ты какого чёрта делаешь? - Ну, на данный момент слушаю твою истерику. - Вставая давай. Ты напилась вчера что ли? - подал руку чтобы помочь, но Вики показала ему фигу и сама поднялась. - Да, а ещё я вступила в группу анонимных алкоголиков, - поднялась. - Издеваешься? - Именно, - взяв охапку сена, обсыпала ей брата. Жёлтые веточки застряли меж белёсых волос, - Так то лучше, а то твою недовольную рожу видеть самого утра невыносимо, - Отодвинув его в сторону, подошла к балке на которой весело некое подобие зеркала. Расплела косы вытряхивая оттуда мусор, - Искал меня чего? - Господа, покиньте конюшню, - буркнул Ансберг, вынимая сено из волос. Когда все покинули конюшню начал, - На, - вытащил из наплечной сумки маску Молчаливого и мантию с его формой, кидая её в руки недоумевающий Виктории, - Я скорее пришёл к Молчаливому. - А вот это уже обидно. А что собственно случилось? - Одевайся и выходи, только через другой ход. Там на площади хаос во главе с какой-то ведьмой. Быстрее давай! - Идиот! Додумался где! - расстегнув только верхние пуговицы махом сняла верхний слой, - Что, красивая сильно? - шикнула, заставляя Вила покраснеть и отвернуться. Настроение сошло на нет, оставляя за собой только зачатки агрессии, - «Тут нечисто»***
Вильям не соврал. На площади, перед мостовой, что вела к дворцу творилось сумасшествие. Люди страшась разбегались и прятались во всевозможных домах, лавках и заведениях. Словно расчищали дорогу женской фигуре, медленно идущей вперёд, походкой от бедра. Облачённая в тёмно-фиолетовые одежды с золотыми окантовками и в капюшоне. Кожа с фиолетовым оттенком и более яркими полосами, формирующие какие-то узоры. Волос нет вовсе. Ни ресниц, ни бровей. Белоснежный затылок поблёскивал под тканью. Пропорции нечеловеческие, чуть вытянутые. Незнакомка, ведя за собой десяток солдат белых фигур, расхаживала по площади так надменно, словно королева сей земли. С гордо поднятым подбородком и плащом, раздуваемый на холодных порах ветра. Тишина прерывалась только её шагами. Остановилась, скалясь от возникшего из ниоткуда тумана, в котором виднелся силуэт. - Стойте здес’, - с каким-то странным акцентом приказала. Явно это не её язык. Шаг, ещё шаг. Эхо, какое оно громкое! Тень в тумане становилась чётче, обнажая истину. Молчаливый. Выплыл из дымки, как страх появляющийся из под кровати. Походкой, словно против ветра шёл на встречу к незнакомке. Остановился в десяти метрах, рассматривая ведьму. - Проч’ с дороги, Молчаливый! - крикнула ему фиолетовая. Он словно пропустил это мимо ушей, - Нам нужна змея! - Сестра ночи, - медленно просмаковал на языке, - А мне казалось ваше племя ещё пятьсот лет назад вырезали, - из под маски доносился жуткий, шипящий голос, будто вместо голосовых связок там кусок металла. Склонил голову в бок, провоцирует. - Я повторят’ не буду. Отдай змею и мы сохраним тебе жизн’. Тен’ дарует благосклонност’ к тому, кто идёт за ним, - сестра ночи начала делать странные движения, расхаживая туда сюда как тигр в клетке. Молчаливый молчал. Не двигался. Только потом сделал какой-то знак и сквозь туман просочились стражники, волоча под руки Викторию. Она сопротивлялась и орала во всё горло. И ей удалось вырваться, но не надолго. Огребла по затылку, обмякая от сильного удара. Ноги тряпкой волоклись за ней. Стражники неряшливо толкнули Ансберг на ледяную плитку, заставляя осесть на колени. Лицо сестры ночи растянулось в зловещей ухмылке. Присела на корточки перед ней. Длинными когтями схватила за щёки, грубо поднимая голову Вики. Алые очи излучали отвращение, но взгляд от удара мутный. - Поразительно, - восхитилась ведьма, - Какая куколка, - залилась злобным смехом, скалясь, - Думала, ты сильней, а ты ещё никчёмнее чем твоя мат’. Выродок крысы, - плевалась, - Ну ничего, господин воспользуется тобой и уничтожит твой род раз и навсегда, змея. В глаза смотри! - сильнее сжала пальцами, оставляя кровавые подтёки на коже. Но тут плечи Виктории начали энергичней подрагивать, а грудь начал пробивать смех, от которого стало уже жутко сестре ночи. - Смешно, ты угадала почти во всём. Кроме одного… - Что ты там бормочэш’? Змеиные глаза вспыхивают ярче костра, в который залили керосин. Уши втягиваются, а под скулами прокладывается ряд чешуек. Ведьма не успевает понять, когда прямо в грудь вонзается нож. Ей только остаётся опустить взор вниз, откуда торчало лезвие. Виктория сбрасывает когти со своего лица, хватая ту за горло, притягивая к себе ещё ближе. - Забавно. Сама говоришь-с, - ядовито шипела, точно язык не человеческий, змеиный, - Змея. Так ещё и воспитанная крысой. А сама же так близко лезешь-с, - шепча это, специально проворачивала лезвие внутри тела, доставляя ужаснейшую боль, расковыривая внутренности. Отстранилась, скалясь и глядя в эти широченные пурпурные глаза, в которых застыла боль. Резко достала нож. Медленно окинула взором солдат сзади, ничего не понимающих. Зря оставила ведьма их далеко от себя. Отпихнув ногой сестру ночи, порывисто отпрыгнула и вскинув руку, на концах пальцев которой поблёскивали язычки Силы, начала их душить. Только четверо успели сделать пару выстрелов, но всё мимо. Жемчужная змея оторвала их от земли, наслаждаясь видом их искорёженных от удушения лиц. По их телу полезли алые полосы, что отравляли их, высасывали жизнь. - Дура…- шёпот, и тут уже Ансберг отшвыривают в другую сторону. Ведьма пошатываясь поднялась, вытирая с губ собственную кровь. Узоры на её коже засветились, а губы зашептали нечто на древнем языке. Её тело оторвалось от земли, излучая тёмного цвета энергию. Тут же подул необузданный ветер. Вики еле поднимается, оборачивается в сторону своего брата, замаскированного под Молчаливого. - Чего стоишь, займись солдатами сзади!!! - встала, скаля зубы, - А я займусь этой древней тварью. Словно услышав это, та зашептала с новой силой, пуская ударную волну. Змея вынимает катану из ножны, иероглифы на ней засветились кровавым, а после она ей буквально разрезает магический порыв, несущийся прямо на неё. Размахивая оружием, переманивала всё внимание на себя, успевая только отскакивать от пуль. - «Эти суки не дают мне напасть» Как раз в этом время подскочил “Молчаливый” и сражался с подмогой сзади. Но был отметён в сторону ведьмой. Она с силой сжимала кулаки, концентрируя в ней свою мощь. Свысока глядела на Викторию, стоящую в стойке и насмехалась. - Что, больше ни на что не способна? Жалкая! Только исподтишка на что-то способна! Сдайся пока не поздно! Перейди на нашу сторону! - Вы уничтожали мой род! - крикнула, пылая от ненависти, - Вы со своими шавками уничтожили мою жизнь! Сорвалась. Её всю обуяло Силой, сверкающая вспышками молнии. Сестра ночи выпустила дымчатые щупальца, от которых веяло смертным холодом. Они с невероятной скоростью приближались, окутывая всё во мрак. Ползли по стенам домов, облизывали фонарные столбы, сгибали их. И когда они все в один момент ринулись в сторону змеи, она в мгновение ока растворилась. Всё стихло. Ведьма недоверчиво покосилась туда, не понимая что произошло. Мягко приземлилась на землю, подходя на место, где зияла дыра от столкновения щупальцев. Тик. Так. Тик. Так. Удар! Плитка на площади друг за дружков трескалась, покрываясь красной паутиной, надвигаясь в сторону сестры ночи. Та закричала от боли пронзившей всё тело. Голову что-то повернуло, точно не видимая рука, в другую сторону, позволяя узреть страшный силуэт впереди. Жемчужные волосы поблёскивали кровавым, подолы кимоно развевались, а с рук капала кровь. Лицо застыло в суровой, жестокой эмоции, что пугала больше своим безразличием. Бинты буквально расклеивались от количества крови, пропитавшиеся бордовым они сползали с предплечий, а гранатовые капли стекали на землю. Кап, кап. Сама ладонь, сжатая в кулак, зажимала сгусток Силы, которой было настолько много, что она вытекала из под пальцев вместе с кровью, оставляя позади шлейф. - Передавай привет своему хозяину, шавка. Медленно, как змея надвигалась на сестру ночи, слушая её вопли. Виктория с помощью Силы нарочито неспешно разрывала её тело. Остановившись в метре от собственной жертвы, наблюдала как места где находятся суставы, разрывались. Как мышцы и мягкие ткани растягивались, трещали по швам, истекая последними соками жизни. Хруст костей разносился по округе. И так с каждым участком. Ноги, руки, туловище. Она медлительно убивала её, упиваясь страданиями, уперев змеиные зеницы с характерными узкими зрачками. Следила как кожа на шее трескается, а полные муки глаза заполнялись собственной кровью. И закончилось это только тогда, когда каждая часть тела ведьмы валялась на земле по отдельности. Всё стихло, Виктория почти без сил осела на землю, опираясь руками о неё. От больших потерь крови голова кружилась, побледнела. А после её вырвало. Магический туман рассеивался, а за ним показались бегущие стражники. Одного стошнило при виде расчлененного тела, которые словно треснули. Они были покрыты нарывами от Силы, специально, чтобы тот кому отправят останки понял, на что змея способна. - Виктория! - спохватились солдаты. Беловолосая обернулась. - «Вильяма уже нет. Отлично», - ей помогли подняться. Один взял под плечи, сразу пачкая форму в крови. - Госпожа! - раздался звонкий голос юноши. Птенчик, зачем же ты свою молодость в армии отбываешь. Вики остановила стражника, оборачиваясь. - Да? - измотано. - Неужели война будет? - его зелёные глаза светились таким светом, невинностью. - «Что же ты делаешь тут, ангел?», - думалось Ансберг. Даже если нет, я всё равно найду их и уничтожу. Пошли, - на этом всё, на большее она была не способна сейчас. Только перебирать ногами. Фраза до ужаса самоуверенная, и кажется что брошенная в порыве всепоглощающей ненависти и гнева. Но нет. Виктория с этой же мыслью проснётся завтрашнем утром.***
- Сэр! - влетел один из людей белых фигур в комнату, где сидел этот незнакомец в мантии, выдвинувший свою кровожадную идею, - Вам подарок. - Что? - донесло из под капюшона, - Несите сюда. Военные так и сделали, ставя на дубовый стол алую коробку с шикарным бантом. - От кого? - Неизвестно, сэр, - поклонился. Развязав ленту, открыл крышку коробки. - Твою мать! В коробке лежало расчленённое тело его прислужницы, отправленная им за жемчужной змеёй. Прислужник упал в обморок, а мужчина в чёрном изъял изо рта трупа записку.«Надеюсь вам понравился мой подарок. С любовью и наилучшими пожеланиями Виктория Ансберг»