Жизнь и счастье в ней

      Свежесваренный кофе горчит. Мирабель явно передержала его на огне. Она пьёт маленькими глотками и после каждого еле заметно морщится. Напиток можно было бы разбавить молоком, тогда и вкус бы стал приятнее, но только дети пьют кофе с молоком, а юная Мадригаль не ребёнок. По крайней мере ей очень хочется в это верить. В то, что она взрослая, рассудительная, мудрая. Даже если в последнее время слишком многое говорит об обратном.              Чашка опускается на блюдце, одинокий дзынь разгоняет гнетущую тишину. От кофе поднимается пар, колышется в прозрачном воздухе невесомым тюлем. Столовая пуста. Мирабель в одиночестве сидит за слишком большим для неё одной столом. За окном сгущаются сумерки. В прощальном отсвете дня всё кажется неверным. В голову лезут странные мысли. Хочется гнать их прочь, не заглядывать в их уродливые лики, но они несут правду, а правде надлежит смотреть в глаза.              Оптимизм часто выручал Мирабель. За ним можно было спрятать не только боль обиды, но и страх ошибки. Многое она смогла бы сделать, не будучи уверенной, что поступает правильно. Когда нибудь это должно было сыграть с ней злую шутку.              Юная Мадригаль ждёт кое-кого, заняться всё равно нечем. Так, почему бы и впрямь не отдаться этим невесёлым мыслям. Ведь обдумать в самом деле есть что, многое случилось за те несколько дней прошедших с их последнего урока шитья.              

***

             Мирабель плохо помнит, чем закончился тот вечер. Вернее, не помнит вовсе. Ни как Джульета вернулась с печеньем, ни как они потом разбредались по комнатам, ни куда делись крысы. Лишь расчёркнутый полосой лунного света потолок в своей комнате и сердце, бешено бьющееся о рёбра. Голова одновременно полнится мыслей и совершенно пуста. Сотни идей и помыслов возникают и тут же тонут в море себе подобных. Ни единого не получается осмыслить.              Так и лежит она не смыкая глаз до рассвета.              Однако и взошедшее солнце не сильно меняет положение вещей. Мысли всё так же роятся, подгоняемые каждым новым ударом сердца. Как во сне девушка идёт в столовую, помогает матери накрыть на стол, садится на своё место и просыпается, лишь когда Бруно опускается на стул подле неё. Видно, что он тоже не спал этой ночью, круги под его глазами явно стали темнее. Они, как зеркальные отражения, украдкой смотрят друг на друга, и, стоит взглядам пересечься, синхронно отводят их, пряча румянец за чашками с кофе. Их неловкость не остаётся незамеченной.              — Я что-то пропустила вчера? — спрашивает Долорес ни к кому конкретно не обращаясь.              Бруно и Мирабель не спешат отвечать, лишь бросают друг на друга уже не столько смущённый, сколько испуганный взгляд. Джульета, видя их замешательство, спешит объяснить, что всё-таки случилось. Расписывает историю их падения, сетует, что Бруно ушибся особенно сильно. Где-то на середине рассказа до Мирабель доходит: мамита видит причиной их смущения глупость ситуации, в которую они попали. Не самое плохое объяснение, все принимают его, а краснеющая парочка не спешит никого разубеждать.              — Ну, что же Вы, дядя, надо быть осторожнее в Вашем возрасте, — совершенно не к месту, с усмешкой подмечает Камило, за что тут же получает строгий взгляд от матери и бабушки.              Парень пытается оправдаться, но уже поздно, Пепу не остановить. Она начинает выговаривать сына и ясно, что это будет целая лекция. Мирабель не спешит его спасать, он сам виноват, раз забыл, что большинству взрослых в этой семье за пятьдесят, а значит шутки про возраст здесь могут задеть слишком многих. Её сердце приятно греет другое: заступаясь за всех представителей старшего поколения, Пепа прежде всего защищает брата. Вот оно подтверждение её любви, небезразличия к нему. Да, порой она бывает грубой с ним, но — и теперь юная Мадригаль это явно видит — не от желания обидеть. Люди, так случилось, судят других по себе, и будучи совершенно отличным от Бруно человеком, Пепа не всегда понимает, что может его задеть. Сейчас тот редкий случай, когда она способна поставить себя на его место. И до чего же приятно видеть подобное, впервые Мирабель с улыбкой наблюдает за тем, как тётя кричит на кого-то.              Однако лёгкость и безмятежность душевного настроя ненадолго остаётся с юной Мадригаль. Стоит ей вновь посмотреть на Бруно, как ураган мыслей снова захватывает её. Вся эта затея со свиданием должна была помочь разобраться в природе захлёстывающих Мирабель чувств. И, стоит отдать ей должное, свою задачу она выполнила. Ситуация действительно прояснилась. Только проще от этого что-то не стало. Мысли роятся, хочется всего и сразу: поговорить с ним, прикоснуться к нему… остаться с ним наедине…              Юной Мадригаль остаётся ей лишь прятать смущение за чашкой с кофе, да молиться, чтобы родные не подумали лишнего. На благо всеобщее внимание, в который раз, сосредоточено на Камило. В глубине души Мирабель ему даже благодарна, хоть и его шутки с каждым разом становятся всё больше похожи на подначивания.              По окончании завтрака, Мирабель еле заметно расслабленно выдыхает. Она встаёт из-за стола, задвигает за собой стул, идёт к выходу. В голове начинают строится планы, как они с Бруно проведут этот день. Начать можно с малого и, к примеру, просто поговорить...              — Мирабель, дорогая, подожди, — окликает её мамита, не успевает девушка толком отойти от стола. — Ты не могла бы заглянуть к бакалейщику за мукой? Кое кто съел почти все печенья, — она бросает строгий взгляд на мужа, — а на вас вчера, как ты помнишь, и вовсе ушли последние. Нужно сделать новые, да вот ингредиентов не хватает.              Мирабель соглашается, куда деваться.              — Спасибо, солнышко, только ты наверное всё не унесёшь, — в задумчивости она оглядывает столовую в поисках помощника. — Бруно, не поможешь нам?              Упомянутый замирает у самого выхода. Пытался, по всей видимости, незаметно ускользнуть. Что ж, очевидно, у него не вышло.              — Д-да? — спрашивает он гораздо испуганнее, чем обычно.              Джульета повторяет то же, что сказала дочери. Окинув племянницу странным нечитаемым взглядом, Бруно нервно кивает, соглашаясь, ему тоже некуда деваться.              Мамита провожает их до дверей и машет им на прощание. В спину летят наставления, дескать, чтобы в следующий раз проблем со спиной у Бруно было меньше, надо её упражнять, чему поход за мукой несомненно поспособствует. Пусть так, кто же будет спорить с главным и единственным лекарем семьи.              Они идут в тишине. Несколько раз Мирабель раскрывает рот, порываясь что-то сказать, но тут же закрывает его, не в силах подобрать слова. Болтливость всегда была её неотъемлемой чертой, именно она приходила ей на помощь в самых сложных ситуациях. Оттого-то так странно ощущать, как именно сейчас всегда прежде верный язык её подводит. Сердце трепещет. После вчерашнего вечера всё кажется иным, вставшим с ног на голову, это понятно и легко объяснимо, а вот, что делать с этим, хоть убей, не ясно.              Мирабель мельком глядит на попутчика. Бруно тоже, кажется, не в своей тарелке. Тоже выглядит смущённым, даже нервным слегка. Одна рука обнимает другую за локоть. Узловатые пальцы треплют махрящийся край ворота пончо. Не похоже, что он сам замечает, как дергает за торчащие нитки, придавая и без того ветхой ткани ещё более неряшливый вид.              Погружённая в свои мысли Мирабель не сразу замечает, что они уже вошли в город. Община встречает их многолюдными улицами и приветливыми улыбками. После звездопада все стали заметно добрее к Бруно. И это радовало, заставляло поверить в, то что всё налаживается и дальше будет только лучше. В первые дни после праздника особенно умиляла реакция детей. Выросшие на рассказах о коварности пропавшего члена семьи Мадригаль, они всё ещё с опаской поглядывали на сгорбившуюся фигуру в зелёном пончо, но после звездопада у них появилось с чем сравнивать россказни родителей. Не мог же всамделишный злодей предсказать такую красоту, наверное так они думали, нерешительно подходя к нему и благодаря за предвиденный праздник. Бруно в своей привычной робкой манере неловко смеялся и отвечал «пожалуйста». Тогда он тоже казался не в своей тарелке, но Мирабель знала, ему приятно их небезразличие, так может и сейчас за поверхностным смущением прячется что-то гораздо более глубокое. Остаётся лишь уповать на то, что этим «чем-то» было светлое и тёплое чувство.              Благо убеждать себя приходится не долго, дверь бакалеи юная Мадригаль открывает уже с настойчивой верой в лучшее. Они входят в просторное светлое помещение, заставленное всевозможными коробками и мешками и оттого кажущееся гораздо меньше и темнее, чем есть на самом деле. У противоположной от входа стены стоит прилавок. За ним проём без двери, в котором можно разглядеть натюрморт в тёмной рамке на фоне зелёных обоев. То боковая стена узкого коридора, проходящего за залом с прилавком.              Сидящий за прилавком плотный мужчина в летах приветственно машет рукой.              — Смотрите, кто пожаловал! — весело и бодро восклицает он. — Сеньорита Мирабель и синьор Бруно! Чем могу помочь?              — Нам бы муки пару мешков, — в той же манере, что и старик, отвечает юная Мадригаль.              Следуя негласному пакту, девушка, как и всегда, берёт коммуникацию на себя. Бруно, хоть и пытается избавиться от старых привычек, всё ещё робеет в общении со слишком громкими и восторженными людьми. Чужие эмоции словно задавливают его, заставляют боязливо замирать в нерешительности. Обидно правда, что будто чувствуя это, и другие люди редко заговаривают с ним, чаще предпочитая общаться с гораздо более открытой Мирабель.              — О чём речь, сейчас будет! — бакалейщик отходит от прилавка и выходит в проход за своей спиной.              Отсутствует он не долго и вскоре возвращается с двумя пеньковыми мешками. Они явно меньше, чем те, что приносит домой Луиза, когда на неё выпадает задача пополнить запасы муки. Стоило бы и сейчас поручить это дело именно ей, но сегодня она верно занята другим.              — Ах да, Мирабель, твоя мама просила сказать, как одна приправа появится, — вдруг вспоминает старик, ставя мешки на прилавок. — Я сейчас за ней сбегаю, отнесёшь матери?              Юная Мадригаль соглашается, почему бы и нет. Бакалейщик снова исчезает в проходе, и на этот раз его нет гораздо дольше. Дядя с племянницей стоят одни в заставленной мешками и коробками комнате, и воздух сгущается, тяжелеет словно.              — Я пойду, ладно? — вдруг говорит Бруно как-то нерешительно и нервно, один из мешков уже в его руках.              И это первая его фраза, обращённая к племяннице, за весь день. Мирабель не знает, чего она ожидала, но явно не этого. Никогда ещё он не решал разделиться так резко, раньше он несомненно бы дождался её. Неясное беспокойство колет сердце, но девушка кивает. В его словах можно найти определённую логику, если кто-то поранится, а зная Августина, так и будет, лучше иметь под рукой уже готовое печенье. Нужно отнести муку домой как можно скорее.              — Ладно, — говорит она, стараясь не дать голосу дрогнуть, — встретимся дома тогда.              Получив ответ, Бруно тоже кивает и выходит на улицу. Взглядом с Мирабель он старается не встречаться. Девушка остаётся в одиночестве. Если раньше воздух казался слишком густым, то теперь он словно разрежен, его не хватает даже. Холодок пробегает по спине. Она не хотела, чтобы он уходил.              Однако сделанного не воротишь. Ей остаётся лишь скучающе озираться по сторонам в ожидании возвращения бакалейщика. Внезапно со стороны прохода за прилавком раздаются шаги. Мирабель поворачивается ожидая увидеть старческое лицо, но встречается с молодым девичьим. Смуглая кожа, большие тёмные глаза, светлые вьющиеся волосы. Она застыла в проёме как статуя, лишь подол неброского двухцветного платья, продолжил движение, хлестнув её по щиколоткам. Сложно сказать, кто удивлён больше, девушка в дверном проёме или юная Мадригаль. Разве что девушка ещё и явно напугана, в широко раскрытых глазах плещется паника.              Мирабель её знает. Её имя…              — Каталина! — раздаётся из коридора крик бакалейщика. — Вот ты где! С утра тебя ищу!              Девушка резко поворачивает голову в сторону голоса, собранные в хвост волосы взметаются и падают ей на грудь. Однако не проходит и секунды, как она снова переводит взгляд на Мирабель, все её движения беспокойные и дерганые, она нервно и коротко кланяется, не то запоздало здороваясь, не то извиняясь, и быстрым шагом удаляется прочь, в совершенно противоположную от бакалейщика сторону.              — Тьфу ты, — недовольно бурчит мужчина показываясь в проходе, — вечно она так, — он смотрит на озадаченное лицо юной Мадригаль, и спешит, как ему кажется, разрядить обстановку. — Не обращайте внимания, она всегда такая, — смешок слетает с его губ. — Хотя, видя такую непочтительность, невольно думаешь, уж не правдивы ли те слухи, м?              — Я не понимаю о чём Вы, — неловко бубнит Мирабель поняв, что от неё непременно ожидают ответа.              И её слова сущая правда. Она никогда не была гуру слухов, это звание всецело принадлежит Долорес. О Каталине Мирабель знала не так много, лишь то, что она нелюдима, живёт у своего двоюродного деда в бакалеи, но работает в библиотеке. А большего ей и не надо было, лезть в чужую личную жизнь ей едва ли хотелось. Особенно сейчас, со своей бы для начала разобраться.              — Как? — совершенно поражённо восклицает бакалейщик. — Ну… О ней, её матушке и абуэле... Мне казалось, уж кто-кто, а все в семействе Мадригаль об этом знают.              Мирабель лишь смущённо пожимает плечами. Вот как ему сказать, что ей знать то, и не особо хочется?              — Вы точно ничего не слышали о её матери и бабушке?              Мирабель мотает головой, забирая с прилавка муку и маленький мешочек с приправой. Хочется уйти отсюда как можно скорее. Как знак свыше входная дверь открывается, впуская в бакалею нового посетителя. Переключаясь на него, бакалейщик спешит закончить диалог с юной Мадригаль:              — Тогда забудьте, о них и вовсе говорить не стоит.              Вот она горькая правда: в Энканто «не говорили» не только о Бруно. Особенно неприятно становится от осознания, что инициаторами подобного, как правило, становятся родственники, словно пытающиеся за счёт очернения своей плоти и крови обелить себя. Иногда Мирабель поражается силе своего оптимизма позволяющего с такой лёгкостью забывать о неприглядной стороне людской натуры.              Выходя на улицу, девушка задаётся вопросом, а может она не желала ничего знать о Каталине потому, что не хотела замечать очевидного. Чувствовала неладное, но хотела оставаться в блаженном неведении, сохранить иллюзию, что всё хорошо. Ведь, если подумать, и отсутствие дяди, когда-то казался ей само собой разумеющимся. Да, она вроде бы прозрела, но теперь её с новой силой слепят старая вера в лучшее и совершенно новое, перекрывающее собой всё остальное чувство. Пора попридержать оптимизм и признать, люди меняются неохотно. Теперь она даже рада, что дядя ушёл домой. Ей бы не хотелось, чтобы он слышал то, что слышала она.              Кроме того, его только начали принимать, едва-едва перестали считать вестником несчастий, если происходящее между ними вскроется... Мирабель вспоминает себя в прошлом. Свои отчаянные попытки заслужить любовь абуэлы, и лишь безразличные взгляды в ответ. Вспоминает Бруно, зажатого и пугливого там в застенках, и лицо Пепы недовольной упоминанием родного брата. А потом переводит взгляд на светловолосую девушку на другой стороне улицы. Всё вроде приветливы с ней, но взгляды холодны, все как один, хотят побыстрее закончить диалог. И всё от того, что совершила даже не она, а её мать и бабушка. В груди болезненно колет. Но даже если вскроется, они же будут друг у друга, так? Этого же будет достаточно?... Правда?              К своему стыду Мирабель не уверена.              Вполне понятная тревога поселяется в сердце. Мирабель не гонит её, но старается ей противостоять. Приводит аргументы, логические доводы, но беспокойство не отступает ни когда солнце приближается к своему зениту, ни когда, пройдя его, начинает клониться к закату. Мирабель идёт по дому, думая, что делать дальше. Самым логичным было бы обсудить всё с дядей, но ему и так не по себе. Не поселят ли её слова в нём ещё большее беспокойство?              Однако юной Мадригаль становится не до своих мыслей, когда она видит спину дяди по другую сторону патио. Она открывает рот, чтобы его окликнуть, но так и не делает этого. Джульета внезапно выглядывает из кухни, Мирабель и не знала, что она там. Мамита машет рукой, просит брата подойти и снова скрывается в проёме. Бруно думая, что его никто не видит, выдыхает напряжённо, как бы собираясь с мыслями. А после подходит к косяку и еле слышно стучит по нему несколько раз, так тихо, что если бы юная Мадригаль не видела этого собственными глазами, то в жизни не смогла бы уловить сей звук. Он не стучит даже, просто несколько раз касается дерева костяшками пальцев. Последним аккордом ставится такой же еле ощутимый удар по голове.              Даже смотря на то, как дядя медленно опускает руку и входит на кухню, Мирабель не может поверить своим глазам. Эти суеверные привычки, те самые, которые он с таким трудом переборол. Вернулись. Снова он прибегает к ним, тщетно пытаясь себя успокоить.              Тревога на сердце растёт.              Ночью Мирабель долго не может уснуть, но и на следующий день не может найти покой. Она старается себя успокоить. Он ведь согласился, ответил утвердительно на её вопрос. Понимая все риски он всё равно поддержал её. Да, точно, на губах расцветает улыбка, он ведь… А что он? Он лишь погладил её руку, смыслом это движение наделила Мирабель. Удобным ей смыслом. Да и сам вопрос, до чего же дурацким он был. Вот, что он значил? Как он в принципе относится к этой, давайте будем честны, паршивой ситуации? Отвечает ли он ей взаимностью? Согласен ли он перевести их отношения на новый уровень?! Улыбка постепенно становится истерической, Мирабель и сама теперь не знает, что вкладывала в этой вопрос. Как можно ожидать, что Бруно понял его правильно.              Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт. Какая же она эгоистка. Какое она имеет право, не получив полное согласие, обрекать его на общественное осуждение. На возвращение в кошмар, в котором прошла вся его жизнь. Нет, так дело не пойдёт. Им надо объясниться. И как можно быстрее.              Им бы наедине остаться. Там, где Долорес не услышит. Нужно выкроить момент и позвать Бруно на берег той реки. Легче всего это будет сделать после ужина, тогда и дел никаких нет, и лишних глаз и ушей на улицах города поменьше будет. Как только план созревает в голове девушки, время будто останавливается, тянется точно патока. Мирабель сидит на иголках весь день и под вечер это становится уже невыносимо.              Ночи без сна дают о себе знать, она устала, она стала дёрганой. Но ей некогда обращать на это внимание, она пьёт кофе за ужином и старается настроиться на скорый непростой разговор. Вся семья сидит за столом, слушает рассказ Долорес о том, как они помирились с Мариано. Мирабель стыдно немного, но прямо сейчас ей плевать как они примирились, кто что сказал и с какой интонацией. Все мысли о Бруно. Чтобы лишний раз не краснеть, она старается не смотреть на него.              Наконец ужин заканчивается. Все начинают расходиться. Мирабель вздыхает собираясь с духом, а после выходит из столовой, намереваясь поймать в коридоре уже вышедшего в патио Бруно. Но только выйдя во двор она чуть не сталкивается со спиной дяди, выглядывает из-за неё, а там Антонио. Мальчик улыбается и говорит, что должен им обоим что-то показать, а после машет рукой, призывая идти за собой.              Мирабель по началу хочет отказаться, сослаться на какую нибудь выдуманную причину и пойти поговорить вместо этого с дядей, как и планировала, да только Антонио не виноват в их с Бруно разладах. Она должна думать о всех членах своей семьи, а не только о дяде. Да, так будет правильно. Скрепя сердце девушка соглашается.              Что удивительно идут они в её комнату. Антонио жестом предлагает Бруно и Мирабель сесть на стулья возле стола. Не совсем ещё понимая, для чего они здесь, оба послушно исполняют просьбу. Как только они это делают из под шкафа на середину комнаты выбегают две крысы. Лючия садится поджимая лапки к груди. Пауло успокаивающе гладит её по спине.              — Они просят прощения, — с улыбкой начинает Антонио. — Особенно Лючия. Говорит, не думала, что всё так серьёзно обернётся. Вам всё ещё больно?              Мирабель с Бруно синхронно мотают головами. Лючия облегчённо выдыхает. Пауло снова что-то пищит.              — Он обещает, что больше такого не будет, — переводит мальчик смотря на крысу, а потом перемещает взгляд на пострадавших. — Простите их? — ну, как можно сказать «нет», глядя в эти глаза.              Бруно, зажатый и молчаливый до этого, вмиг оживает.              — Конечно! — восклицает он с лицом, негодующим, как может быть иначе. — Вы ведь заигрались просто, — Бруно опускает руки к полу и крысы взбегают по ним, — Мои вы хорошие, — с нежностью говорит он прижимая зверьков к щеке.              Мирабель улыбается, смотря на его ожившее лицо. Ещё не всё потеряно.              — Конечно простим, — с теплотой говорит она. — Но сначала скажите «спасибо» Антонио за перевод.              Крысы тут же пищат в унисон.              — Ой, да ладно, — смущается мальчик. — Я всегда рад помочь.              Мирабель по началу боялась, что виновники их падения, рассказали Антонио абсолютно всё, но похоже они настолько были шокированы травмами своих костюмеров, что вовсе не заметили вырвавшегося у девушки слова. Растроганная Мирабель тянется погладить Лючию и случайно задевает кончиками пальцев ладонь Бруно.              Он тут же отдёргивает руку.              Бросает на племянницу полный паники взгляд, но тут же тушуется и опускает его в пол. Он подхватывает крыс, буркает что-то про поздний час и уходит так быстро, точно сбегает.              Мирабель смотрит ему в спину, и физически ощущает, как в труху рассыпается сердце. В тот же момент она вспоминает и его странный взгляд сразу после завтрака, и то, каким зажатым он был рядом с ней по дороге в город, и как предпочёл сбежать из бакалеи, тому чтобы остаться с ней наедине. Как она могла не заметить всего этого раньше?              — Действительно, поздно уже, — говорит она не своим голосом, — иди спать, пока мама не начала волноваться.              Она не видит лица Антонио, но ощущает на себе его непонимающий взгляд. Юная Мадригаль молится, чтобы он не начал задавать вопросы, ибо она при всём желании не сможет ему на них ответить. Но её кузен всегда был понимающим ребёнком, возможно именно поэтому свеча дала ему силу слышать голоса тех, чьих речей никто больше не мог понять. Он кивает, как бы позволяя кузине сохранить свои секреты в тайне.              — Ладно, — говорит он тихо. — Спокойной ночи тогда, — добавляет он у самой двери и, не дождавшись ответа, медленно закрывает её за собой.              Мирабель откидывается на спинку стула. Горло сдавливает желание взвыть от бессилия. Много сил уходит на то, чтобы его побороть. Умом девушка понимает, что надо всё обдумать с холодной головой, нужно найти решение и быстро. Но как смотреть в будущее, если её бросает в дрожь даже от попытки припомнить события последних нескольких дней. От единой мысли, что Бруно теперь её боится.              Она раздевается, ложится в постель. Ведь в самом деле поздно уже. Взгляд утыкается в потолок. Что же она наделала…              Сон не идёт. Не удивительно, Мирабель бы искренне поразилась своему хладнокровию, сумей она без проблем уснуть после сегодняшних событий. Но это не первая по счёту ночь без сна подряд. Или почти. За последние три дня ей удалось поспать от силы часов шесть, организм вопит требуя отдыха. В глаза будто насыпали песок, веки наливаются свинцом, однако сам сон не идёт.              Мирабель не знает, сколько она так пролежала, возможно она даже сумела задремать, хотя это не важно, стук распахнутых ветром ставней, всё равно бы её разбудил. Старые петли скрипят. Прохладный ночной ветерок гладит девушку по щекам. Она открывает глаза.              В комнате не столько темно, сколько серо. И серость эта густая, кажется протяни руку и сможешь её потрогать. Мирабель свешивает ноги с кровати, садится, надевает очки, глядит на единственный источник света — в распахнутое окно. Из окна на неё огромным слепым глазом смотрит луна. Идеально круглая и абсолютно плоская тарелка в тёмных пятнах от времени. Она всегда была такой большой?              Девушка моргает и переводит взгляд на стену. Чёрное покрывало тени лежит как-то странно и неестественно. Что это? Юная Мадригаль встаёт, делает шаг и сразу запинается за обувь, что на ночь всегда оставалась подле кровати. Это странно. Касита обычно всегда убирала с дороги вещи, за которые могут запнуться домочадцы.              — Касита, — зовёт Мирабель, но ответом ей служит лишь тишина.              Ветер за окном набирает силу, становится неуютно и зябко. Обнимая себя руками юная Мадригаль снова смотрит на стену, и сердце пропускает удар. Трещина, вот что стыдливо пряталось в темноте. Девушка подходит, неверяще касается её рукой. Нет, то не игра воображения. Уродливым шрамом пересекая стену поперек она прячется за мебелью, но снова появляется на соседней, противоположной от окна, стене и ныряет под дверную раму.              Мирабель не спуская с трещины немигающего взгляда идёт к двери. Даже обувь надеть забывает. Медленно поворачивает ручку, выходит в коридор и шумно выдыхает. Она и не заметила, что не дышала всё это время. Ни справа, ни слева от двери в её комнату трещин нет.              — Касита, — снова завёт она, и на сей раз в ответ ей слышится звук шагов из патио.              Мирабель бросается к перилам, посреди внутреннего дворика стоит человеческая фигура. Девушка щурится вглядываясь в ночную темноту, но, не проходит и пары секунд, распахивает глаза пораженно.              Это Бруно.              Что он делает здесь посреди ночи?! Девушка кидается к лестнице, перепрыгивая ступеньки бегом спускается в патио. А оказавшись там не может ступить и шага.              Из темных углов двора один за другим выходят остальные члены её семьи. Все они идут медленно, постепенно окружая её дядю. Их лица искажены злобой и отвращением. И вот абуэла открывает рот. Она кричит, но ни звука не слышно. Лишь раздающийся пещерным эхом тихий звук шагов отступающего Бруно. Он выставляет вперёд руки, движет ими вверх вниз в тщетной попытке успокоить разъярённую толпу. Внезапно с новым шагом он останавливается и медленно оборачивается. Мирабель едва может разобрать его лицо, лишь испуганные глаза сверкающие в лунном свете.              Слышится треск. Во все стороны от двери комнаты юной Мадригаль расползаются трещины. Со стен сыплется штукатурка. Брусчатка под ногами вздрагивает и глубокая борозда пролегает между девушкой и её дядей. Дом рушится, стены взрываются облаками осколков. Разрывающий барабанные перепонки грохот заполняет всё вокруг. Лишь голос Бруно заглушает его, не срываясь с губ, но звуча колокольным набатом в самой голове Мирабель:              — Что ты наделала?              Девушка вскакивает в холодном поту. Последние услышанные слова звоном отдаются в ушах. В груди больно от рвущегося прочь сердца. И всего воздуха мира мало.              То был кошмар. Первый из многих.