black eyes, bad guys

Долгие объятия вытеснили из тела холод, постепенно возвращая ясность мысли. Торопиться никуда не хотелось – тревога, охватившая Майки, полностью отступала только сейчас. Такемичи слушал звук дыхания и, безошибочно уловив его состояние, не пытался прервать их молчаливого единения. Просто был рядом и терпеливо ждал, правда сам не знал, чего? Да и нужно было искать ответ? Находиться рядом, порой, самая смелая и искренняя ласка. На неё не каждый способен.        Майки медленно отстранился и взглянул Ханагаки в глаза. Он видит меня. Не просто смотрит, а именно видит, — подумал Такемичи, — Всегда так было. — Не против ещё прогуляться? — шепнул, убеждая в этом. Такемичи не удержался от улыбки. Ладони легли на опалённые морозцем щёки, губы прикоснулись к кончику носа. — Холодный, — заключил он, — Ты не замёрз? — Мне с тобой тепло, — заверил Майки, — …но если хочешь в дом, то… — Нет. Если так, то всё в порядке, — Такемичи достал перчатки из карманов, принялся поочередно натягивать их Манджиро на руки, — Не хочу, чтобы ты болел. — Мне казалось, я тебе именно таким понравился. — М-м, так ты весь в моём распоряжении и ведёшь себя, как ребёнок, — Такемичи прикусил губу, — Но любой Майки – мой Манджиро. Такемичи ослепительно улыбнулся, и Сано зарделся: только теперь не хотел сваливать это на мороз, законы космоса, простуду и прочий бред. Пытаясь не взвыть от умиления, он схватил Ханагаки за руку и потащил за собой в сторону пирса. Шли молча, но сердце почему-то отбивало бешеный ритм в груди Такемичи. Если бы его попросили описать свои эмоции, он бы просто сказал, что счастлив. С Майки невозможно было долго грустить, даже если он вскрывал самые тяжелые раны в своей душе. Его жизнелюбие зашкаливало и разрушало границы. Поэтому его страх смерти, страх потери и убитого впустую времени был вполне естественным. Только Майки видел в этом подвох, потому что хотел быть счастливым. А счастливые люди – храбрые. Эта истина была где-то у него внутри и тайно служила его девизом. Манджиро в принципе знал слишком много. Его присвоение людей себе означало не требование рабского повиновения, а открытый и жесткий по отношению к самому себе настрой – ты мой, поэтому вся твоя боль моя, все твои страдания, слёзы, потери – мои, и даже если мне самому нужна помощь, то сначала я помогу тебе, ведь иначе буду страдать ещё больше. Такемичи ощутил холодок, бегущий по спине: Майки сам пришёл к этому убеждению, потому что по-настоящему любил своих близких. Только с Майки он понял, что это значит. Куда идти теперь, если не вместе? Как жить, если без него? — Ты хочешь мне что-то показать? — прервал он молчание, которое показалось ему болезненным. Сано с улыбкой обернулся: — Научился читать мои мысли? — Это мой вопрос, — шепнул смущённо, и громче добавил, — Просто ты торопишься… Обычно, прогулка в темпе – это желание поскорее прийти к цели. — Восхищаюсь твоей логикой, — Манджиро рассмеялся. — Если это сарказм, то ты меня почти обидел. Майки резко остановился и притянул Такемичи близко к себе, начал осыпать поцелуями его растерянное лицо. Ханагаки смешно визжал и жмурился. — Ни в коем случае. Прости, — бормотал он, едва касаясь губами его кожи, — Прости, прости… — Я понял… понял, Манджиро! — Ханагаки расхохотался, когда Майки случайно издал губами звук, похожий на газоиспускание, в его шею. — Чёрт, — зашипел он, — Ты ничего не слышал! — А вот и нет! — Такемичи почти захлебнулся в смехе – щекотки обрушились на него, доводя до боли и судорог. Они упали на снег, не прекращая дурачится, — Всё-всё, я великий глухой! — он попытался перевести дыхание, брыкаясь под парнем. Майки смотрел во все глаза. Они так сверкали, что он вдруг понял:  — Я сейчас по новой в тебя влюбился. Майки поцеловал Такемичи с нежностью, от которой бабочки в животе стали взрываться. Их поцелуи становились совсем голодными. Такемичи попытался глотнуть немного воздуха, и Сано прикусил его подбородок, вызывая мелкую дрожь. — Манджиро, — прохрипел он, выгибая шею, когда горячий рот спустился к горлу. — Таким должен был быть… — он понизил голос, — …наш первый поцелуй. Если влюбился по новой, то сейчас мы всё сделаем правильно, — он оставил влажный след языка на шее и грубо прикусил её, — Ты такой горячий… Кажется, снег под тобой растает. — А я… под тобой, — он притянул лицо Майки к себе и влажно чмокнул, — Ты хоть помнишь, куда вёл меня? — М-м-м, — Сано хотел ответить, но его затянули в очередной поцелуй. — Такемитчи… сейчас правда забуду! В ответ он провёл пальцами по горячим губам Майки. Вот она, его главная слабость. В голубых глазах мерцают искры, и Сано понимает: этот чёрт знает, что делает. Он замер всего на секунду и, сжав парня объятиях, горячо прошептал: — Нравишься… мне больно, потому что ты так нравишься. — Манджиро, — прошелестел Такемичи, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой, — Я чувствую. — Эту боль у меня никто не заберёт, — с обреченностью сказал Манджиро, — Никому не позволю. Даже ты не в силах. Такемичи закрыл глаза. Чувство своего, родного, почти лишило его способности дышать. Только бы не потерять это… никогда. Слёзы своевольно проступили на его ресницах. А затем, на пирсе, хлынули потоком, потому что подарком Майки – был его собственный байк. Правда, с небольшим приспособлением сбоку, в котором щенок мог чувствовать себя комфортно. — Такемитчи, а сейчас чего ревёшь? — Не умею, — всхлипнул он в его шею, — не могу водить! — Тоже мне, проблема, — хмыкнул Майки, — У тебя есть личный тренер. — И что, — понуро проговорил Ханагаки, — Научишь меня и больше мы… не будем, как раньше? У Манджиро дёрнулся глаз. — Такемитчи, куда делась твоя логика? Поцелуй лишил рассудка? Хочешь я его сломаю? — он указал на байк подбородком, — Чтобы ты был уверен, что ничего не изменится! — Нет, нет, ты чего? — Такемичи обхватил парня за плечи и впился в его губы так сильно, что на мгновение Майки оказался в открытом космосе, — Теперь, и я буду тебя катать, да? Вкрадчивый шёпот ударил по припухшим губам, и Майки поднял взгляд в самую глубину синих глаз. — Да. Хочу кататься. С тобой и на тебе. Такемичи поперхнулся воздухом и уткнулся лицом в шею Майки. Его губы приоткрылись и некоторое время просто грели кожу. А потом он сказал: — Вернёмся. Твой подарок тебя заждался. Майки шипяще выдохнул: — Мы же можем поехать за ним в другое место, да? Боюсь, что нам помешают. Такемичи невольно рассмеялся, но в животе приятно стянуло. — Манджиро, другой подарок. Не секс, — почти по буквам проговорил он. — Если ты ждал Нового года, то он уже настал, — почти обиженно напомнил Майки, — Ты сказал мне – не слушать твоих отказов. — Манджиро, — Такемичи провёл губами по его щеке, — Почему ты так торопишься? — Может потому, что хочу тебя? — он взял руку Такемичи и притянул к своим губам. Коснувшись искусственной кожи и металла на пальце, он вдруг улыбнулся, — Единственная вещь, которая мне на тебе нравится. Остальное можно снять. Глаза Ханагаки распахнулись шире, казалось, от возмущения, но Майки быстро усомнился в этом – Такемичи потащил его обратно в особняк, да так стремительно, что появилась уверенность: вот, сейчас они уединятся, сорвут всю одежду и будут любить друг друга до тех пор, пока гости не протрезвеют. На их возвращение обратили внимание все, кому не лень – даже Пеян, который до этого преспокойно спал в васаби. — Вы там чё делали? Погода не благоволит удовлетворению на природе, — усмехнулся Баджи. — А нам плевать, — Манджиро показал ему язык. — Веди себя прилично, — Такемичи схватил последнюю подарочную коробку у камина и потащил парня за собой в спальню. На плече Шиничиро дремал Вакаса, и те, кто ждал от него комментариев, остались ни с чем. Он лишь многозначительно улыбнулся, не желая будить своего друга. Кейске повернулся к Чифую и гаденько ухмыльнулся: — Знаешь, мне даже страшно представлять, что Ханагаки может подарить Майки… — Почему это? У меня вот, запонки и игрушки для котика, — Мацуно просиял, — Он крут! — Оу, а фантазией он не блещет, — расхохотался Баджи, — У меня тоже игрушки… для котика. Кейске протянул упаковку своему парню – Чифую едва ли не задохнулся, выпучив глаза. — Вот же дебич… уебу! Шиничиро сверкнул улыбкой. — Кейске, мы переживали за твою мужскую несостоятельность. Поэтому я порекомендовал ему секс-шоп. Крутая идея? Баджи скрипнул зубами, краснея от гнева и смущения, почти решился бросить в Сано подушку с дивана, но Шиничиро остро взглянул ему прямо в глаза, и, как бы оберегая, положил руку на голову Вакасы. — Не смей. У меня на плече пьяный леопард, редкое зрелище. — Если ты сейчас скажешь, что вы с ним просто друзья… Шиничиро, я подготовлю баннер с надписью "братья Сано – пиздаболы", — зашипел Кейске. — Я поучаствую в спонсорстве, — пробормотал Изана, поглаживая по загривку щенка, который гневно хрипел и порыкивал на Санзу, закутанного в пледе по шею. — Да… мы друзья, — с садистским наслаждением проговорил Шиничиро. И чтобы Баджи не взвыл раненным тюленем, Чифую достал кляп из упаковки и сунул ему в рот. Жест оценили по достоинству и подняли тост за находчивость Мацуно. На островке спокойствия было тепло. Мансарду обволакивал праздничный свет, льющийся в окна то вспышками фейерверков, то игрой огоньков гирлянд. Рюгуджи гладил Эму по волосам, пока она пела колыбельную. Даже рядом с Луной и Маной она почему-то казалась ему самой маленькой. — Дракен, — сонно шепнула она, удостоверившись в том, что девочки уснули, — Хочу так… всю жизнь с тобой. Его рука замерла на её затылке и сжалась крепче. Вместо слов он склонился к ней, желая коснуться губами мягких губ, но раздалось хитрое хихиканье. Сёстры устроили настоящее представление. — Хочу всю жизнь! — Мана прижала ладошку ко лбу. — Я тебя поцелую! — Луна приподнялась и едва ли не упала, запутавшись в одеяле. Мицуя, дежуривший у двери, заглянул к ним и неловко почесал затылок: — У вас тоже провал? Они невыносимы. — Да нет, что ты… — смущённо пробормотала Эма. Дракен устало потёр лицо ладонью. — Почему Таканчик меня не любит? — вдруг протянула Мана, и пьяный Хаккай, где-то со стороны толчка, стал вторить ей. — Абсолютно невыносимы, — вердикт брата обжалованию не подлежал.