Когда Майки рылся в своих воспоминаниях и пытался найти подсказку, которая могла объяснить, что в его жизни
с того дня всё пойдёт не так, он оказывался ни с чем.
Солнце в небе не могло быть предвестником беды. То утро началось, как обычно: недели без брата в принципе не отличались разнообразием, сливаясь в серую массу.
На каникулах он просыпался достаточно поздно, купался, завтракал и носил еду Руби – щенка принять в дом дедушка не разрешил, но помог организовать ему жилище недалеко от поместья на заброшенной стройке. Хозяин там был добрейший человек – даже обанкротившись, он не озлобился на весь мир и был очень рад видеть и Руби, и Манджиро с друзьями.
Майки надеялся, что Шиничиро вернётся и всё разрулит с дедом, и тогда больше не придётся держать щенка далеко от дома.
Далее следовала тренировка с Баджи и другими учениками деда.
Возможно, не будь этот пацан выскочкой, который несколько месяцев только и делал, что терроризировал его, провоцируя драться, они бы никогда не подружились.
Баджи отличался от других. Пока остальные опасались Майки и бесили его этим, он пытался продемонстрировать свою крутость – получалось, честно говоря, хреново, но это помогло им сблизиться.
В глубине души Манджиро был благодарен ему за эти знаки внимания всю жизнь.
Планы на вечер были просты –шерстить новый район, раздавать пиздюлей всем, кто попросит и радоваться жизни. Но невыносимая жара упорно не спадала, а занять себя чем-то очень хотелось.
Комната Шиничиро была сродни пещеры сокровищ – в отсутствие брата, Майки пускал туда только Баджи – годы дружбы делали своё дело.
Они рассматривали журналы непристойного рода, валяющиеся на кофейном столике. Поковырявшись в ящике, Майки нашёл фотоснимки с полароида – Шиничиро везде был с сигаретой, это и послужило толчком к новому греху. Они впервые решили попробовать курить.
— На вкус, будто кошка в рот насрала, — скривился Майки, — Я не понимаю, почему моему брату это нравится?
Кейске захлебывался кашлем.
Манджиро оскалился в злорадном превосходстве: всё-таки, Шиничиро никогда не гнушался курить при нем, поэтому мальчик был закалён и не избегал дыма.
— Вот слабак, — хмыкнул он, — Тебе что, скорую вызвать?
— Нет, нет… кха, — он зачем-то бил себя в грудь, — Т-ты не понимаешь кайфа!
— Ты сейчас умрёшь, горилла.
— Просто надо привыкнуть, Майки!
— Всё равно тебе конец, — Манджиро прищурился и сел на корточки, зажимая пальцами фильтр, — Твоя мама унюхает, что ты курил. Говно-дело…
Он взял банку от колы и стряхнул туда пепел так, как это делал брат. Баджи, наконец, прокашлялся: теперь он и впрямь испугался. Майки ухмыльнулся.
— Дед сказал, что Шиничиро – идиот, поэтому курит и пьёт разноцветную химию. А я думаю, что он просто любит злить его. Выглядит прикольно… Ты тоже хочешь маму позлить? — предвещающий огромный масштаб бедствия тон Майки лился мурашками по коже Баджи.
Он икнул, уставившись на бычок в своих пальцах.
— Значит,
прикольно выглядит, Манджиро?
Внук медленно поднял взгляд и уставился в дверной проём.
Баджи спешно избавился от улики и нервно обернулся через плечо – Мансаку хищно щурился, стуча по полу тростью. Прямой выход отрезан. Он сглотнул горечь и посмотрел на Майки.
— Окно.
— Самоубийство не выход, — воспрепятствовал Баджи.
— Оставаться здесь – то же самое.
— Там же крапива!
— Здесь дед.
Кейске всхлипнул, но согласился с коротким кивком.
Дед дал им фору, но вернуться всё равно пришлось быстро.
Мать мальчика приехала сама – это был сигнал, что привилегии "свободно гулять" он лишается на день-два. Женщина потрепала сына за ухо и увезла домой.
Может, уже тогда стоило задуматься о том, что всё идёт по одному месту?
Планы накрывались и Майки не знал, куда себя деть до вечера. Пытался дозвониться до Кенчина, но ему ответила девица лёгкого поведения. Можно было поиздеваться над ней, но и здесь дед вставил свою палку…
в колёса.
Спас Майки только визит Драконов, хоть он тщательно скрывал свою радость от их приезда.
Мансаку жаловался, что внук
распоясался и начал курить, Такеоми довольно рассмеялся на это, а Вакаса неодобрительно цыкнул и поплёлся
серьёзно разговаривать с Майки.
— Сенджу, Харучиё… Идите дальше выносить мозги брату, я вас благословляю. Нам с Манджиро надо кое-что перетереть, — он благосклонно сел на порожки рядом с Сано – мальчик продолжал лежать, разглядывая трещины на крыше, — Значит, решил подражать Шиничиро?
Майки резко сел и обиженно уставился на парня:
— Нет. Я попробовал – мне не понравилось. Так что можешь не затруднять себя объяснениями, что это вредно.
— Даже не думал этого делать, — Вакаса смерил Майки таким взглядом, словно тот уличил его в чём-то непристойном; полез в карман и достал чупа-чупс, — Держи. Лучше соси, чем кури. Это хотя бы вкусно.
Майки уставился на
альтернативу, ожидая подвоха.
— Сосать – это круто?
Вакаса невозмутимо повёл бровями, стянул фольгу и сунул леденец себе в рот.
Глаза Манджиро распахнулись шире.
— Что думаешь?
— Мне стоит говорить… ты рождён, чтобы сосать?
Вакаса мрачно посмотрел на Майки, и тот залился смехом.
Имауши был из тех уставших от жизни людей, которым шутить не нужно.
Хватит одного выразительного взгляда, чтобы спровоцировать желание ржать. Настолько непривычно было видеть на его лице какие-либо эмоции.
Как ни странно, но тогда его черты сразу смягчились – Вакаса
почти улыбнулся.
Влияние брата, несомненно.
— Не важно, что у тебя во рту – сигарета или чупик. Важно, что ты сам из себя представляешь. Понял?
Майки лениво кивнул.
— Кстати, комплименты не твоя сильная сторона, — между делом заметил Вакаса.
— А у Шиничиро разве лучше получается? — хитро спросил Манджиро, с удовольствием наблюдая замешательство на лице молодого человека.
— Ты очень скучаешь по нему, верно?
В глазах мальчика появилась тень грусти, но он тут же гаденько улыбнулся.
— Вижу, ты тоже. Даже подарок его нацепил, — он указал подбородком на серьги – от такой внимательности мурашки побежали по спине, — И не смей отрицать!
— Зачем отрицать очевидное? — парень тускло улыбнулся, — Мне его не хватает. Иногда я думаю о том, почему он не предупредил меня о своём отъезде, когда мы виделись в последний раз?
— А что… что он тебе сказал тогда?
Майки пытался скрыть любопытство, рассматривая свои ногти, но у него не получилось.
Это заставило Вакасу усмехнуться.
— Не думай, что мне интересно, просто так спрашиваю!
— Отрицаешь очевидное?
— Нет. Можешь молчать.
— Шиничиро говорил о тебе, —Вакаса внимательно вглядывается в смущённое лицо – опущенные глаза и мягкая улыбка делают Майки
непростительно похожим на брата, — Ты у него спрашивал, как понравиться парням?
— И чё? Не о девушках же его спрашивать, — Майки нахохлился.
— Уважаю, — Вакаса встал с порога и потянулся.
— Вот зуб даю… тебя бесит сама мысль о том, что у Шиничиро может быть девушка!
— Чего?
— Думаешь, я не видел, как ты переключаешь всё внимание на себя, когда рядом появляется кучка девчонок? Кстати, при тебе он
особенно старается их клеить.
Молодой человек опустил голову и медленно обернулся:
— Повтори.
— Ты слышал. Что у вас с моим братом за игры?
— Мы друзья, Майки, — он нахмурился, — Однако, чтобы кому-то понравиться, надо прекратить хотеть нравиться. Сколько бы людей я не встречал прежде, все они надевали на себя маски. И это ужасно.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну, кто-то хотел стать мне удобным – знаешь, по типу мягкого кресла. Я больше всего ненавижу… уютных. Обычно это лжецы и лицемеры, — Вакаса прикусил губу, — Другие старались выказать мне максимум неуважения, строя из себя дерзких. Они хотели, чтобы я снизошёл до их уровня. Но я их просто пиздил, и тебе советую.
Манджиро улыбнулся, понимая, что общение становится неформальным.
Никаких чупиков и разговоров о курении, только месилово.
— Но твой брат, он… всегда вёл себя естественно, — тонкая рука парня коснулась серьги, перекатывая маленькие камешки, — Он не притворяется "плохим" или "хорошим" мальчиком. Он что-то между. Нет, он… Настоящий.
В холодных глазах теплились воспоминания, как солнечные блики на глади озера.
Лёгкая задумчивость делала его лицо совсем детским.
— Шиничиро выше притворства. Поэтому он нравится парням. Некоторые женщины любят рисовать себе несуществующие образы и приписывать черты, которые зачастую ему несвойственны. Поэтому ребята "в масках" как раз для них. А Шиничиро такой, какой есть. Этим он разрушает ожидания. И привлекает парней.
Иногда это меня раздражает, особенно всякие мелкие, вроде Коко и…
Он осёкся.
Майки прищурился, готовый поклясться, что в этом холодном лице проклёвывалось что-то, похожее на злость, но никак не прокомментировал.
Спустя минуту Вакаса вкрадчиво спросил:
— Кстати, о Шиничиро… он звонил?
Стационарный телефон в то время был единственной возможностью связаться с братом.
За прошедшее время он звонил лишь пару раз, и делал это ночью.
— Прошла неделя с его последнего звонка, — тихо шепнул Манджиро, — Я подолгу не сплю и жду.
Вакаса подошёл к мальчику и сел на корточки перед ним.
— Вот как… А где Эма?
— У подружки… у неё гуашь для кожи есть, так что они экспериментируют. Думаю, ей тоже не хватает Шиничиро. Из-за неё он заинтересовался этими штучками, — Майки протянул руку и слегка задел мочку уха Вакасы, — А ты видел его дефиле на каблуках?
— Да, — он даже вытаскивает свою соску изо рта, — Один частый гость у него, такой белобрысый… глаз от него не отводил, пришлось заставить Шиничиро их снять.
— Как ты это сделал? Просто он и так под потолок ростом, мне на будущее…
Вакаса звонко рассмеялся.
— Ну, мне пришлось пойти на хитрость – я незаметно свалил из магазина, а потом позвонил ему и сказал, что с ним
красотка хочет познакомиться. Пока он дошёл до места, у него почти отказали ноги, так что он стал босым, как сельская школьница… и я тащил его на спине.
— Не надорвался, а?
— Твой брат того стоит. Правда вместо туфелек он начал охотиться за босоножками и сабами. Он неисправим.
— Как ты объяснил отсутствие
красотки?
— Кто сказал, что красотки не было? — он провёл рукой близко к себе, от головы до ног, широко ухмыльнувшись.
Майки расхохотался.
— У него отмерли ласты, ему было пох… всё равно.
— И что было после? — пытливо улыбнулся Майки.
— К себе его отнёс. Мы пили пиво, я лечил его мозоли… Смотрели какой-то дерьмовый боевик. Он много смеялся, — Вакаса смущённо уставился в землю, — С ним никогда не бывает скучно.
— Точно, — Манджиро опустил задумчивый взгляд, — Скучать – это не про него.
— Знаешь, Манджиро, когда я говорю с тобой, мне становится легче… такое ощущение, будто Шиничиро совсем рядом.
Майки слабо улыбнулся.
— Огромная часть его сердца всегда рядом с тобой. Поэтому я не хочу, чтобы ты грустил.
— Когда он звонил в последний раз, то сказал, что вешать нос мне запрещено, иначе он поставит меня на шпильки, когда вернётся, — он рассмеялся.
— Хорошая мотивация, — Вакаса одобрительно кивнул, но уже через секунду смотрел в глаза Майки совсем серьёзно, — Послушай, ты ему дороже всех. Меньше всего мне хочется видеть тебя без настроения.
Он осторожно сжал руку Майки в своих пальцах.
— Ваша связь заметна даже на расстоянии.
До сих пор Манджиро трудно передать словами счастье, испытанное в те минуты.
Он не понимал причину долгие годы. Только теперь осознал всё.
Ни у кого бы не получилось предсказать с точностью, чем закончится тот день.
"Мой ангел Манджиро, если ты держишь это письмо, то я знаю своих сыновей.
Вы вместе, а ты уже умеешь читать. Это первая причина, маленький, чтобы ты перестал плакать…".
Лист бумаги жалобно встрепенулся от ветра, едва ли не соприкоснувшись с огнём.
Майки моргнул пару раз.
— Не сейчас, — он спешно сложил письмо обратно в конверт.
На губах Шиничиро появилась кроткая улыбка.
— Конечно, не торопись, — шепнул он, — наверное, тебе с первых строк плакать перехотелось.
— Я вспомнил кое-что, — Майки посмотрел в глаза брата, — Тогда ты был со мной.
— Манджиро, ты… о чём это? — щёки Шиничиро вспыхнули.
— Из-за тоски по тебе, мне было трудно поверить в слова Вакасы, но ты… ты со мной. Сейчас я всё понял.
Шиничиро от такой прямоты растерялся. Он неуверенно кивнул, ожидая объяснений – не давил, не принуждал, а терпеливо и смиренно молчал.
Майки прикусил губу, пытаясь собраться с мыслями.
Такемичи бережно сжал его крепче, уткнувшись носом в лопатки.
Только сейчас Сано понял, почему от слабости в коленях он никуда не свалился… его опора была рядом. И это, почему-то, совершенно не злило его.
Майки кивнул в сторону дома, прижимая письмо к груди; пока они шли, он пытался максимально точно рассказать о лучшей части того дня. Тогда он не был поглощён мраком, он не испытывал ненависти к себе; ему просто не хватало Шиничиро.
Он с удивлением обнаружил – стоило ему начать делиться правдой, в которой, как оказалось, была не только боль – невыносимая тяжесть на его плечах постепенно рушилась.
Галька, перекатывающаяся под его ногами, была тем непосильным грузом, который измельчился на обломки.
— Шиничиро, — уже громче сказал он, пока его брат старался дышать как можно ровнее, — Ты всегда был рядом со мной, потому что жил во всех моих мыслях.
Манджиро улыбнулся, когда они остановились на заснеженном порожке дома.
— Тогда я выжил благодаря тебе. У меня не было другого выбора, кроме как не сдаться и защищать тебя. Да, я проиграл… но ты ведь всегда говорил мне, что победа не главное?
— Манджиро, — Шиничиро прохрипел имя брата еле слышно.
На большее его не хватило.
— Такемитчи прав. Каждый день неповторим, — он схватил растерянного Ханагаки за руку, — Поэтому сейчас я не хочу вспоминать то, что меня разрушило. Твоим главным подарком, Шиничиро, станет отсутствие чувства вины. Потому что ты всегда спасал меня, просто находясь в моём сердце.
Такемичи в порыве чувств сильно сжал руку Майки. Он
заметно расслабился и тогда Шиничиро крепко обнял брата.
Некоторое время они стояли, не шевелясь, впитывая нерастраченное тепло и нежность друг к другу.
Посмотрев на заплаканного Такемичи, чьи пальцы брат не отпускал даже во время объятий, Шиничиро едва слышно шепнул:
— Спасибо.
Ханагаки прикусил губу, толком не понимая, за что его благодарят?
Это были их отношения, которые не могли рухнуть или исчезнуть.
Их нельзя стереть временем, болью, испытаниями, болезнями. Можно только закрыться и спрятать чувства глубоко внутри.
Но кому от этого лучше, легче?
— В подарок – ещё можешь Вакасу чмокнуть, — усмехнулся Майки, нежно погладив брата по волосам свободной рукой.
Глаза Шиничиро округлились – он почти задохнулся от возмущения, когда Такемичи вдруг расплылся в улыбке и резво закивал.
— Довели до слёз, теперь издеваются… идите в задницу! — он закрыл влажные глаза рукой, — Без вас разберусь, свахи!
Он сразу же ринулся в дом – острая боль в груди теперь была другая.
Светлая. В ней было очищение, а не отчаяние.
На веранде Майки и Такемичи остались одни.
Сано подошёл к парню совсем близко, провёл рукой по влажной щеке.
— Ты… почему ты так смотришь, Такемитчи? — улыбнулся Манджиро.
— Я рад, что письмо тебе помогло.
— Тш-ш, — Сано положил палец на губы парня, — Мне помог ты. Без тебя… знаешь, что стало бы с этим письмом? — он нервно улыбнулся, — Ха, сам не знаю… Я бы не позволил себе читать его. Не пытался справляться с новой болью. И уж точно не смог увидеть хорошее в худшем дне в моей жизни.
Губы Такемичи задрожали.
Он почувствовал, как плотину в его душе вот-вот прорвёт, но крепкие объятия, до боли в онемевших костях, её удержали.
— Ты всё, для чего я был рождён, — прошептал в его шею Такемичи, — Потому что моя жизнь началась с тобой. И как бы тяжело тебе не было, я не собираюсь отступать, я сделаю всё возможное, чтобы ты не чувствовал себя покинутым.
Сано зажмурился, тихо шепнул:
— Я тебе верю, Такемитчи.
