black eyes, bad guys

После разговора с врачом Такемичи не мог заснуть всю ночь, уместившись на футоне возле дивана, где спал Шиничиро. Он думал о Майки. И о том, что болезнь обличает человеческое одиночество. Ханагаки сделал шаг в этот мрачный и реальный мир, когда узнал правду от Мансаку. Ему удалось защитить Сано от байка, но рак – это не байк, не машина, вылетающая из-за угла, не кирпич, падающий в затылок. Эта болезнь похожа на проклятие, любой коснувшийся медленно гибнет сам. Ханагаки не бросит Шиничиро, но давать отпор должен. Ведь то, что кажется этому парню чувствами – просто жажда жизни, желание хвататься за любую соломинку, чтобы ощущать, что он всё ещё есть в этом мире. Такемичи это знакомо. Когда долго ничего не чувствуешь, а потом всё резко переворачивается, ты стремишься быть живым с безумным рвением. У каждого свои способы. Он не подозревал, что сам сможет так измениться, он не видит пути назад. Он ни за что не покинет Манджиро, потому что сам хочет быть рядом. Он будет помогать Шиничиро во всём, не оставит его наедине с раком. Просто нужно прекратить размывать границы, прекратить бояться и бежать. Нужно просто начать жить самому. Ханагаки не может заставить Шиничиро лечиться, если тот не будет желать того же. Он не сможет помочь Майки, если уйдёт от него. Такемичи сделает всё, чтобы они были счастливы. Его ошибка в том, что он за уши потянул себя и поставил перед выбором. Он поступил, как эгоист. Такое не повторится. Такемичи будет стоять на своём до конца. На рассвете он поднимается с облегчением, с уверенностью человека, который уже принял решение. За чашкой кофе у Тагавы он говорит, что ему нужно поехать домой, чтобы взять вещи – парню разрешили остаться и помочь, ведь Шиничиро необходимо постоянное наблюдение и уход хотя бы несколько дней. Врач обещает договориться с психиатром для Майки, а после крепко пожимает Ханагаки руку – он кажется ему гораздо взрослее того двадцатисемилетнего ребёнка. Даже гордость берёт. Уже через час Такемичи обнаруживает, что дверь в его квартиру взломали – он догадывается, кто мог себе позволить подобное, поэтому ни капли не волнуется, когда переступает порог. Он замирает, когда слышит надорванный, тихий голос из спальни. Несколько долгих минут ему хотелось умереть, ведь он мог упустить момент, когда слом самого дорогого для него человека, мог забрать смысл всей этой борьбы. И было, чёрт возьми, достаточно оказаться в объятиях Майки и почувствовать себя в безопасности. Разве у них может быть конец? Точно нет. К чему попытки? Ему становится стыдно за свою трусость – как он мог подумать о том, что ему нужно отказаться от него? Сано лично простился с тем, что было неотъемлемой частью его жизни. Манджиро всё это время хотел, чтобы его просто услышали. Как же ему надоело проёбываться! Такемичи не будет убегать от своих чувств. Манджиро – это жизнь. Со всеми случайностями, нелепостями и безумием. Шиничиро – друг и комфорт, который может превратиться в его личный гроб. Его раку нужен не Такемичи, а человек, который будет с ним в могиле, улыбаться и врать, что всё хорошо. Только Ханагаки хочет быть живым с Манджиро. Пока он будет рядом – ему не страшно стоять в могиле по самое горло. — Прости меня, — Сано замирает в его руках, — Ты мне сильно… нет, не так… Майки вскидывает взгляд, полный отчаяния. — Молчи, — обрывает он, и долго-долго всматривается в лицо Такемичи, — Я прошу тебя, Ханагаки… просто больше не поступай так со мной. Никогда, ладно? Он чувствует лёгкое прикосновение к своим губам и тихо добавляет: — Я скучал. — По себе знаю, — Ханагаки кусает губы, — как сильно. — Ты все это время был с Шиничиро? — Дело в том, что я… Снова хочется плакать, потому что это невыносимо. Ложь – это больно. Точно валун на спине растёт с каждым разом, когда ему приходится выгораживать себя перед Манджиро. Всё вместо того, чтобы говорить о том, что происходит… — Что – ты? — Думаю, ты знаешь, мы готовили с Шиничиро сюрприз. — Подробнее? — Он нашёл потрясное место для новогодней вечеринки. Сердце прекращает биться в ту минуту, когда Майки натянуто улыбается. — Он передумал праздновать у себя? Вообразил себя за горой посуды, поэтому зассал? Такемичи не удержался от тихого, надломленного смешка. Это могло быть правдой, если бы не рак. — Знаешь, он снял домик в лесу. Рядом с озером. Связь там – дерьмо, — он старается не дёргаться лишний раз, но щёки его пылают. Сано сосредоточенно щурит глаза. — Думаю, сейчас Шиничиро уже проснулся и продолжил заниматься приготовлениями. — Вы что, спали там вместе? — Шиничиро храпака давал. Я вот не мог… — Вы в одной комнате… ещё, блять, скажи, что на одной постели! — Боже, Манджиро! Нет! Конечно же нет! Такемичи отыграет эту партию по правилам старшего Сано, но не пойдёт на поводу у его болезненного эгоизма. Что он говорил? Быть смелым? Давать отпор? Ну-ну. Он пошлёт его рак к чёрту! И обязательно сделает всё возможное, чтобы спасти его. С Тагавой они говорили до поздней ночи. Есть ещё вариант решения проблемы, но для этого необходимо обследование. И этот ублюдок пройдёт его вдоль и поперёк. — Я чувствую, что ты умалчиваешь о чём-то. Там не «что-то», там пиздец… Майки выразительно выгибает бровь, поймав взгляд Такемичи. — Давай ты снимешь мокрую одежду, окей? — Такемитчи, — Сано притягивает парня за ворот футболки, — Уверен, чтобы во всём сознаться, тебе необязательно видеть меня голым. — Я просто волнуюсь, что ты заболеешь. — Я буду в порядке. Ханагаки сдаётся с предсмертным вздохом, а муки на его лице сойдут для позирования Ботичелли. Манджиро усмехается. — Ты говорил о будущем… тогда, на крыльце. Я понял, что хочу потихоньку погружаться во врачебное дело сам. — Ха? — моргнул Майки. — Сегодня мне нужно будет уехать на пару дней. Я нашёл врача для практики. И он обещал мне найти психиатра для тебя. Ты же понимаешь, что твоё здоровье мне важно? — Такемитчи, ты… — отчего-то смущённо бормочет Сано, — ты ещё и этим занимался?! Юлий Цезарь хренов! Ханагаки трётся носом о его щёку. — Эй, я хочу помочь тебе. Верю, тебе станет легче, если… — Легче с тобой, — обрывает Майки, а Ханагаки устало прикрывает глаза. Выговаривает чётко, как маленькому ребёнку: — Я поддержу тебя. На тебя не будут давить… Или я врежу в челюсть. — Ты настолько хочешь позаботиться обо мне, что уже готов разрушить свою не начавшуюся карьеру? — Одно твоё слово, — Такемичи поглаживает скулу парня, внимательно смотря в глаза. Его голубые кажутся синими от уверенности, которая почему-то вышибает воздух из лёгких. — Врачи сохраняют конфиденциальность. Ты можешь высказать всё, что у тебя накопилось, если сам того захочешь. Сможешь понять, на что тебе следует обратить внимание… По-настоящему освободиться. Если Майки согласится, то новость о брате ему будет принять относительно легче. Ханагаки злится, потому что молчанка Шиничиро с «ложью во благо» – это ловушка для всех. В особенности для Майки. Но это не может продолжаться вечно. Сано долго молчит, рассматривая его лицо, и, в то же время, пытаясь отвлечься от глаз Такемичи, полной такой огромный надежды на лучшее. От него холода в груди становится меньше. Я ведь был готов задушить себя подушкой, а теперь… есть только спокойствие оттого, что он здесь. Это не лечится. — Я тебя понял, — шепчет он и заглядывает в глаза, — … но до меня только дошло: ты оставишь меня сегодня так надолго? Почему два дня – это и впрямь долго? Ханагаки, соберись! — Это… Ради нас, — кажется, это и есть вся правда. — Если мне нужно тебя отпустить, я могу попросить кое-что взамен? — Конечно, — Такемичи бодро кивает. Понимает, что это торг. Но как ему вести себя иначе? — Новый год. Мы отпразднуем его вдвоём. Здесь. Только ты и я. — Только мы? Это было бы прекрасно… — Такемичи осекается, когда в сознании всплывает Шиничиро, вместе с гнетущими мыслями о том, что это может быть его последний раз. Надежда есть, но на глаза всё равно набегают слёзы. — Но, может, мы потом просто сбежим? — Почему тебя это так расстроило? — Этот сюрприз – идея Шиничиро. Для него это важно, понимаешь? Майки садится на постели и всматривается в лицо Такемичи. Последнему начинает казаться, что его пошлют нахер, с песней. И широкими шагами. Признаться, у Сано и впрямь возникла такая мысль. Но почему-то, после недолгой борьбы с собой, он просто устало закрывает глаза и трёт сонное лицо руками. — Если это важно и для тебя тоже, Такемитчи, — хрипло бурчит он, — то я согласен… И для тебя, не прячься, — почти вырывается у Ханагаки, но он просто издаёт сдавленный всхлип и счастливо стонет, накидываясь на Майки с объятиями: — Я пиздец как тебя люблю! За что ты мне такой достался? — За моего говнюка брата, с которым ты носишься, как курица с яйцом! — бухтит в плечо Майки. Такемичи искренне смеётся, но Сано вдруг резко толкается – Ханагаки пулей, с громким визгом вылетает из постели. Всё его тело – один большой ушиб. — Ты… ты сказал… только что… — Люблю, — счастливая усмешка прорезается сквозь всхлип, — видишь, это не смертельно… мы с тобой живы! Безмолвный Майки прячется в одеяло.