black eyes, bad guys

Ханагаки долго не может пошевелиться. Его сердце бьётся так громко, будто норовит оглушить его. В голове миллионы мыслей, но ни одна не имеет под собой ничего даже близко позитивного. Пригвождает к сидению даже не страх, а осознание: произошло что-то ужасное. То, что можно было избежать. Мутным взглядом он наблюдает, как Баджи опрокидывает первого ублюдка, а потом выбивает пистолет у второго, подбежавшего к злосчастной тачке. Не понятно, чем он был озабочен больше - дружком с изуродованным лицом или машиной, но это уже не важно. Кейске бьёт его, не щадя сил. Переворачивает, как скатерть, заламывает руки за спиной, до хруста сжимает запястья. Головой об асфальт… несколько раз. Спазм схватывает виски. Такемичи дёргает дверцу, но она не поддаётся. Только этого ему не хватало: быть в этой консервной банке запертым. — Чтоб тебя! — выдыхает с рычанием, упорно повторяя действие ещё пару раз. Толчок в плечо заставляет Чифую бросить короткий и растерянный взгляд в сторону Ханагаки. Он поджимает губы и кидается к своему командиру. — Баджи, прошу тебя… Остановись! — ему приходится подставиться под сильную руку. Он слабо жмурится, повалившись прямо сверху месива, что когда-то было лицом. Сердце Мацуно замирает, он напрягается, ожидая, что вот-вот попадёт под своеобразный град, но Кейске зависает, часто и неравномерно хватая губами воздух. — Какого дьявола ты влез, Чифую? — с диким блеском в глазах хрипит он. — Нам нужен врач… Для Майки. Ханагаки слышит это, когда ему удается открыть массивную дверь. Парень сводит челюсти, пытаясь подавить горький ком в горле и сдержаться от рыданий. Его тело странно затекает, а кости ломит в зоне грудной клетки. — Такемичи, — бормочет Чифую, с усилием повернувшись к нему, — Я не удержал его. Прости. Сано Манджиро слышит всё. Он опирается руками на плечи Дракена, впервые с таким трудом слезает с накренившегося байка. В небольшой луже крови лежит маленькое пушистое тельце, издавая тихий скулёж. Его животик судорожно подрагивает с каждым вдохом, и поза слегка неестественна. Он пробует поднять голову, но у него ничего не выходит. — Майки, — парень не узнаёт собственного голоса, когда из губ рвётся хриплый шёпот. С каждым шагом гравитация становится всё сильнее, но только остановившись предельно близко, он падает на колени. Дрожащие руки тянутся, но он не может заставить себя коснуться. Перед глазами всё странно плывёт. — Эй, дурачок… почему ты побежал?.. Ты так хотел ко мне на руки? Глазки-бусинки чаще моргают, почти закрываются, но смотрят на него. Он живой. Он всё ещё живой. Манджиро неощутимо прикасается к его ушкам, старается не смотреть на рану. — Зачем ты это сделал? Тебе просто нужно было уехать отсюда с Такемитчи. Зачем?       Щенок скулит, вытаскивая язык и Сано бессильно улыбается, ощущая, как всё тело бьёт мелкой дрожью. Дыхание не его. Тело не его. Он не должен это всё чувствовать. Он слишком сильный, все эти эмоции давно не принадлежат ему. Каждое слово из собственных сухих губ заставляет задыхаться: — Чего ты улыбаешься, Майки? Тебе нравится так играть? Это же больно. Это больно и неправильно. Ты не должен был выбирать меня. Такемичи больше не может сдержать слёз. Безысходность и ужас вызывают такое отчаяние, что он понимает, умереть сейчас — слишком просто. Его пробирает антарктический холод, когда Сано начинает склоняться над маленьким тельцем. — Так нельзя, — бормочет Чифую, — Кровь. — Чёрт! — Ханагаки кидается парню на спину, стискивая его корпус дрожащими руками. От слёз он не может ни говорить, ни соображать. Парень в его руках вновь подаётся вперёд, норовя уткнуться в щенка. — Ты не можешь это сделать, просто не сейчас. Его спасут. Поверь мне. — Он хочет ко мне на руки, Такемитчи. Почему ты мешаешь? — его трясёт так сильно, что Ханагаки начинает задыхаться от боли. — Ты обязательно возьмёшь его на руки. — Такемитчи… Дай к нему прикоснуться. Сейчас! — Он будет жить, слышишь? Просто дождись врача… Баджи… он звонит ему. Манджиро застывает, как статуя. И вдруг грубо дёргает плечами. Эта отчаянная хватка может поломать его. Она душит. Ему не нужно утешение. Ему нужно, чтобы этот дурак хоть раз услышал его. Ханагаки совсем теряется, когда Майки поднимается на ноги и медленно оборачивается. Его глаза сухие, лицо – маска. Только по позе ясно, как ему тяжело держать собственное тело, когда каждый вдох, как каторга. — Чего тебе стоит просто послушать меня хоть раз? — Манджиро, я хотел помочь тебе… — Ты не представляешь, как сильно меня бесит, когда ты пренебрегаешь моими просьбами! — А ты… ты меня слушаешь?! — Каждое твоё решение выходит боком, когда ты не советуешься со мной! Разве ты этого не видишь? — Тебя сейчас правда так волнует это?! — всхлипывает Такемичи, — Неужели ты не понял, что он хотел защитить тебя? Сано будто током ударяют. — Он бежал к тебе! Байк поменял траекторию! Ещё немного и пуля могла… — горло перехватывает от рыданий. Такемичи кладёт руку себе на грудь: кажется, что сердце приближается к грудной клетке. — Он защитил тебя, у него получилось! А я просто хотел помочь, но не смог… ты не дал мне шанса! — Ты мог помочь, убравшись к чёрту! — Ты не можешь знать наверняка! Я не собираюсь выполнять твои блядские приказы! Почему ты думаешь, что только ты имеешь право делать всё, что тебе вздумается?! Зачем взваливать всё на себя? Почему не можешь понять, что важен не только Тосве? Манджиро не может отвести от него взгляд. С каждым словом Такемичи в нём что-то хрустит и ломается, как тонкий лёд. — Потому что Тосва по-настоящему важна мне! Она не просто ярлык. Каждый там умеет постоять за себя. Пользоваться защитой слабых — ужасно. Однажды мне пришлось это понять! Для Ханагаки этот выпад, как удар в солнечное сплетение. Он медленно поднимается на ноги. Подходит так близко, что Манджиро чувствует его горячее дыхание на своём лице. — Ты можешь считать слабым меня… но Майки не такой, — Такемичи сжимает губы, — Если для тебя он просто ярлык, мне он по-настоящему важен, ясно? Давай, можешь ехать на чёртово собрание! Оно важнее! Майки раздражённо дёргает щекой. — Ты глух, Такемитчи, — холодно чеканит он, — Ты слышишь только то, что хочешь слышать. — Мне кажется, ты предельно ясно выразился, — выплёвывает Такемичи, — Давай же! Не трать время. Проваливай! Сано упрямо молчит и Ханагаки не выдерживает: желание схватить его за ворот куртки и хорошенько встряхнуть выкручивает пальцы до боли, однако Манджиро тут же перехватывает его запястья и притягивает предельно близко к себе. Он долго смотрит в сияющие злостью, опьяняющие решимостью синие глаза — и только когда от болезненной хватки Такемичи издаёт грудное мычание — его губы приковывают, выводя Манджиро из гипноза, вызванного игрой бликов на радужке. Их неравномерное дыхание заряжает несчастное расстояние между ними электричеством: если азот и кислород способны на поцелуй, то он состоялся. Парни не в силах сказать друг другу ни одного слова. И лишь зияющая болью дыра в груди Манджиро срывает с губ всего одну фразу: — Бесишь. — Слабак же. Не распаляйся на очевидное. Отпусти, — требует Ханагаки, — Немедленно! Сано внимает его просьбе: Такемичи отбрасывает от парня на приличное расстояние взрывом скрытого гнева, но он держится на ногах. — Кенчин, — окликает Майки, не сводя взгляда с лица растирающего запястья парня, — Поехали.