Скинь нюдсы

Утро серое, небо за окном Петиной квартиры обложено всё, как грязными комками ваты. В такие утра валяться хочется до обеда, чтобы только до туалета, на кухне перехватить что-то и обратно. Игорь на постели поворачивается. Простыни сбитые, влажные. Ночью какой-то пиздец был, у Игоря до сих пор уши горят, рот болит и задница ноет. Покурить бы. Кажется, сквозь сон слышал, как на кухне Петина кофе-машина навороченная, с блестящими боками, похожая космический корабль, гремела. Не показалось значит, потому что сейчас в дверь запахом кофе тянет. И апельсинами пахнет вроде как. Игорь улыбается, встаёт. Одеться бы, но его одежда так отвратительно смята, что он не решается, стирать надо. Сдергивает простынь, на плечи набрасывает и шлепает босыми ногами в уборную. В квартире тихо как-то, только телевизор «Вестями» бормочет. Где Петька, интересно? Уснул может. Или сосалку свою модную курит на балконе, завернувшись в Игореву куртку. На кухне стол накрыт, кофейник даже, фрукты стоят, сыр какой-то вроде. Крошки на салфетке и чашка с коричневым ободком пустая, значит, Петя уже позавтракал, не стал Игоря ждать. Ну и хорошо. Игорю странно немного, насколько им уютно вот так, вдвоем, хотя это впервые у них. Они и поцеловались-то вчера только, но Игорю кажется, что сто лет так живут. То, что они не вдвоем тут, а втроем, Игорь понимает, когда наконец-то Петю обнаруживает. Он правда на балконе, и сигарету свою электронную в пальцах крутит. В трясущихся пальцах. И куртку не надел, стоит в футболке белой, свободной, под которую так руку запустить хочется, приласкать спину, позвонки сосчитать пальцами. - Петь, ты чё тут? Простудишься же. Петя к нему поворачивается как-то обреченно, и Игорь понимает, что он обхерачен не на шутку, зрачки чуть не всю радужку затопили, от чего глаза у Пети бездонными стали, страшными. Плечи ходуном ходят. Втроём - это значит: Петя, Игорь и порошок. - Сорян, дядь, не удержался, - давит из себя, пытаясь виновато улыбнуться, но выходит перекошенная неприятная ухмылка. У Игоря первая реакция – ебнуть ему как следует, за шкирку встряхнуть, как котенка нашкодившего, наорать в лицо. Проходит несколько очень долгих и мучительных мгновений, когда он глубоко дышит, пытаясь успокоиться. Он знал, что у Пети проблемы, Хазин же сам признался. И о помощи попросил первый. Смелый он, Петя, а Игорь вот трус. Думал, что в сказку попал. Приедет тут со своими пирогами, и Петя чистым сразу станет. Хуйня это всё из-под коня, Игорёк. - Идём, - аккуратно его за плечи обнимает и уводит с холода. Петя послушный как кукла, идёт за Игорем, пальцы его теплые своими ледяными цепляет. Тормозит перед ванной, в глаза заглянуть пытается. - Я знаю, блин, тебе противно. Я запорол, знаю. Только не бросай, пожалуйста, Игорь... Я в рехаб лягу, хочешь, в самый строгий. Без телефона, без ничего, как колония. Такие есть, знаешь, мне батя предлагал. Как тюрьма. Там ногами пиздят за оплошности, точно за полгода всю дурь выбьют. И хуй сбежишь. Там же знаешь, через какое-то время реально в окно вылезти охота, да только решетки везде. Но я готов, без базара. Только если будет, ради кого. Ради тебя хочу, сам не потяну, понимаешь? Он трясется, и Игорь его к себе прижимает крепко, спину гладит, шикает ему, как ребенку малому. Дверь на балкон не закрыта, оттуда тянет холодом. Игорь не одет, простыней только обмотан, ступни голые мёрзнут. А у Пети носки смешные, в горошек. - Все хорошо будет. Помнишь, "Псалом"? - ...как-нибудь проживем, - подхватывает Петя с надеждой. - Как-нибудь, - серьезно кивает Игорь. Они в ванной, друг к другу жмутся. У Пети нос совсем не дышит, и глаза покраснели, слезятся. Игорь ему помогает умыться, обтирает мягким полотенцем. - Это надолго сейчас? - Часа полтора, наверное, - отвечает Петя. - Потом попустить должно. Игорь... Я немного соображаю плохо. В комнату пойду, ладно? Не хочу лишнего тебе сказать, ругаться тоже не хочу. Отсижусь. А ты позавтракай пока, душ там и все такое. - Стафф где? - тихо спрашивает Игорь, поглаживая Петю пальцами по заострённым скулам. - Отдай, пожалуйста. - Не веришь, - хмыкает Петя. Больно ему, неприятно, Игорь знает. Но по-другому сейчас никак уже. - Правильно, дядь, наркоманам веры нет. Да ладно, не ссы, я не обиделся. Сейчас все нычки выгребу и тебе сдам, товарищ майор. Гром его целует, крепко к себе прижимая, руки под футболку запускает. Петя стонет, отвечает на поцелуй, трётся об него всем телом замёрзшим. Ему нескольких секунд хватает, чтобы завестись. Лезет ладонями холодными под простынь, сжимает член крепко, заставляя Игоря голову запрокинуть и часто задышать. - Петь.... Ах, - Игорь пытается не подаваться навстречу его ладони, хотя так хочется. - Давай, родной, не сейчас. - А я предупреждал, что тебя заебу, - смеётся Петя. - Ладно, двигай в душ. Я щас сам себе рейд устрою, работает наркоконтроль, бля. После душа и завтрака действительно становится легче. Игорь моет посуду в раковине, складывает по шкафчикам. Так и не покурил же, а хочется. Он свои сигареты нигде найти не может, наверное в спальне забыл, но там Петя, Игорь войти не решается. Поэтому натягивает куртку поверх домашней Петиной майки ("Оверсайз, дядь, так что тебе в самый раз будет") с шутливой надписью "Госнаркокартель", и с чашкой крепкого черного чая идёт на балкон с Петиной сосалкой ("Сам ты сосалка, бля, деревня ты моя"). У дыма вкус какой-то экзотический, сладкий. Снова моросит, сыро и серо, хочется к Пете, под бок его себе подмять и дышать тихо в растрепанную макушку. У Игоря вечером поезд уже, а он до сих пор в прострации, вообще не понимает, как Петю одного оставить? Нельзя. Ему ложиться надо, чем скорее, тем лучше. Не совсем понятно только, как это устроить. Тут связи подключать надо, без Петиного бати никак, а тот и слышать об этом не хочет, стоит только заикнуться. Но только он так помочь сможет, чтобы у Пети на работе не знал никто ничего и не болтали. Но если Петя в рехаб, то увидятся они совсем не скоро. Пиздец. Игорь тянет дым упрямо, кашляет. Купят собаку, станут петь псалом. Как-нибудь, да. 9. - Петь! - Хазин чуть не захлёбывается, когда по Игореву номеру чужой голос отвечает. Ком к горлу подкатывает, норовит склизкой утренней кашей, которую он впопыхах глотал, наружу вылезти. Сердце как бешеное заходится. - Петь! Ты слышишь меня? - Кто это? Кто это, блять? - Петь, успокойся, это Дима. Дубин. Пиздец. Страшно, как в детстве совсем раннем, когда один в темноте вдруг остался, и ничего разобрать не можешь, глаза не привыкли. И тянешь руки, помня, что вот тут где-то должна быть стена, а ее нету, тело вперёд валиться, в бездну черную, и ноги заплетаются. Петя в темноте все это время руки тянул, надеясь Игоря нащупать, но по ходу пальцы только воздух ловят. - Ты ахерел? ! - гаркает Петя. В руках тремор начинается, так и не получилось за эти полгода окончательно от него избавиться. Но он чистый. Семь кругов ада и восьмой бонусом, но он справился. Больше возвращаться сюда не собирается. Если вдруг снова юзать начнет, лучше сразу пулю в башку, чтобы не мучиться. - Где Гром! Чё с ним? Случилось чё-то, да? Дубин! Сумка с его нехитрыми пожитками у двери валяется. Он свое отражение в зеркале прихожки ловит: коротко обстриженный затылок, худой как смерть, рожа пиздец. Балахон серый на костлявых плечах мешком висит. Будто и правда в аду побывал. - Петь, успокойся. Он жив... Сердце удар пропускает. У Димки голос ещё такой несчастный, Петя чувствует, что не знает он, как рассказать, с чего начать. Жив. Игорь жив. Но не в порядке. И Дима рассказывает, торопится, тараторит. Оправдывается будто, что не досмотрел, не уберёг. Но за Громом разве усмотришь, он же как псина бешеная, себя не жалеет. Опять поперся куда-то один, никого не предупредил, и на нож нарвался. Кровопотеря, гипоксия. Кома. - Он чё, в коме? - неверяще орет Петя. Это чего за сериал мексиканский, нахуй. Так бывает разве. - Когда? Когда случилось? - Два дня назад, - мямлит Дубин. - Тебя ждал очень. Билеты купил. Сегодня должен был ехать... Юрий ему сообщил, когда выходишь. Для Пети этой информации слишком много, даже голова болеть начинает, в висках стучит гулко. Дубин про них знает? Игорь с отцом общался? С каких пор? Петя себя чувствует полным идиотом, потому что в его жизни всё поменялось, оказывается, а он и не знал об этом. В глазах щипет. - Ты успокойся главное. Врач говорит, что шансы у него есть, не все так плохо. - Дим, ты не пиздишь? - Нет конечно, я не стал бы. Я знаю, что у вас, ну... Серьезно всё. Игорь рассказал. У Пети сердце точно сейчас прямо остановится. Игорь, значит, правда ждал его. Ещё и Дубину сказал. Но Петя это итак знал. Верил. Звонить давали редко, с Игорем толком поговорить не получалось, так, урывками разве. Он думал постоянно, что выйдет, и они вместе будут. Не совсем понятно, как, но разберутся. Ему передавали посылки, и сборник Булгакова там был. "Псалом" столько раз перечитал, что наизусть выучил. - Петь, ты как вообще? - спрашивает Дима после продолжительного молчания. - Ехать сможешь? Хочешь, я прямо сейчас тебе билет забронирую? Петя щеку изнутри до крови прикусывает. А если не успеет? Не увидит Игоря, живым не застанет. Тогда лучше сдохнуть сразу, потому что все ради него было. А без него и смысла нет. Постель заправить, в спальне порядок навести, утренние процедуры, обливание. В туалете толпа, по пять-семь человек на один толчок. Побриться, за небритость наказывали. Одноразовый станок, тоже один на толпу, больно скребёт щеки, но так похуй уже. Утренняя проверка, обыск. Завтрак: каша, всегда склизская и противная. Вся их шаболда "семьёй" называлась. - Семья, на прогулку! - Семья, стройся! - Семья, подъем! Так Петя последние полгода мыкался. Привык уже, сросся будто с этим. Полное смирение, хотя поначалу и побеги планировал, и сбежал даже однажды, но на полпути в плешивом леске нагнали. И вернули. И наказали как следует, так что больше никуда Петя не рвался, сидел как миленький. Теперь он и не знает даже, чем занять себя, пока звонка Димкиного ждет. В кровать ложится, телефон в руки. Он же полгода без телефона своего. Но номер не отключили, кто-то платил исправно. Петя мобильный интернет подрубает, экран оживает под пальцами, переливается и мелькает радостно. Мессенджеры все переполнены, почта тоже. В солнышко будто ебанули, когда видит, что и от Игоря сообщения есть. Почти 50. Это что? Зачем? Знал же, что телефон нельзя, что отобрали... Петя торопится, переписку открывает, в самое последнее аудио сообщение тычет. Петь, Петенька. Хорошо, что ещё немного осталось, правда? Я так соскучился, на стену готов лезть. Ну ничего, неделя осталась. Совсем скоро.... Кашляет. Долго. Прости. Я простыл наверное. Как-то хреново себя чувствую, но ничего, к возвращению твоему как раз оклимаюсь. Обещаю без соплей. Смеётся. Пете завыть хочется. Блин, ты же потом все прочтешь, послушаешь и посмотришь. Извини если что, я там... Не всегда трезвый. И скучал по тебе очень, а так, через сообщения вроде как ближе к тебе. Хоть ты и не мог знать. Всё, обнял приподнял. Отбой. Как раз Димка звонит, сообщает, что на завтра взял билет, скинул на почту. Говорит, что его встретит, и что он у Грома может пожить, пока тот в больнице. У Димы ключи есть, ну и он уверен, что Игорь не был бы против. Петя в холодильник лезет, а там всё свежее. Наверное мать позаботилась. Хорошо. Наскоро бутер себе сооружает, кофе делает. И снова в чат с Игорем, а пальцы у самого ходуном ходят. Видео. Ёлка, стол накрытый с оливье и шубой, шампанское. Уютная квартира Прокопенко, Игорь в дурацком синем свитере со снежинками, но он так хорошо к его глазам идёт. - С новым годом, принцесса. Подмигивает. На заднем плане тёть Лена в красивом платье, зажжённые бенгальские огни протягивает: - Берите, берите скорее, Игорёшь, на тебе тоже. Дядь Федя Игоря конфетти из хлопушки обыспает и ржет довольно. Мемов куча: с котами, попугаями, всех сортов. Фото: утро, Игорь хмурый заспанный, щетиной заросший в камеру смотрит по-собачьи преданно. Ещё фото: электронная сигарета со вкусом манго и кофе в белом стаканчике. Подпись: "Купил сосалку как у тебя, вкусно. О тебе напоминает". И следом: "Да, я сказал сосалка, и что ты мне сделаешь". Фото: участок, торт на столе Игоря, все в колпаках праздничных, шарики. Подпись: "Вот могут же, когда захотят". Аудио. Голос тихий, хриплый. Будто в постели лежит и спать уже собирается. Я вот подумал, почему же мы сначала так, физически друг к другу притянулись. Ты же мне показать себя хотел, но в душе у тебя так черно было, что решил тело сперва, да? Не отпугнуть чтобы. Интересно, как бы у нас было, если бы мы сначала подружились? Ну, общаться хорошо начали, на позитиве, как тогда? Что я несу... Всё, баиньки. От одного фото Петя ржет до слез. Картина маслом: член резиновый, на котором черным маркером аккуратно так выведено "Петя". Подпись: "За измену ж не считается?". Вот придурок. Ну и нюдсы, куда же без них. То, с чего все началось. Петя жадно смотрит, шесть долгих месяцев он на этот светлый лик и крепкую жопу передёргивал, кончая, всхлипами в подушку задыхаясь. Гром в ванной с полотенцем вокруг бедер. Без полотенца. С членом в руке и запрокинутой на подушке головой, глаза зажмурены. Хорошо, что он телефон сразу дома оставил запароленный. Если бы кто нашел, прочитал, хана этому идиоту. Видео. Гром на крыше вроде как, себя снимает на фоне заката. Красиво. Петя каждую чёрточку его лица взглядом облизывает. Если что-то с ним случится, Пете пиздец, теперь он это ещё острее чувствует. Если не найдет в темноте стену свою, опору, лучше там и остаться насовсем уже. Просмотрев всё, Петя обессиленно вырубается в обнимку с телефоном. Ему снится Игорь в больничной палате, с синими трупными пятнами на груди.