Скинь нюдсы

У Игоря в сумке – пара чистых носков, трусы, штаны и несколько рубашек. А ещё гостинец от тёть Лены, которая как узнала, что Игорь к друзьям в Москву собирается на выходные, со всей присущей ей заботой завернула такую посылку со съестным, что она теперь больше половины сумки и занимала. Игорь подозревает: Димка что-то сболтнул Прокопенко, а тот, конечно, не смог скрыть от супруги. С Дубиным он пока так и не поделился, что за принцесса у него там, в столице. Но Димка тактично не напирает, просто желает хороших выходных, хлопая его по плечу. - Не натвори там дел только, - просит с широкой улыбкой. А Игорь в ответ улыбается, как идиот, ничего с собой поделать не может. Он знает, конечно, что у них с Петей куча дерьма, которую теперь надо разгребать, но всё равно рад безумно тому, что увидит наконец-то. Обнять сможет, поцеловать, прижать к себе по-настоящему, не во сне горячечном. Они за этот месяц разлуки так прикипели друг к другу, что странно, ведь до этого даже близки не были. Петя язвил постоянно, Игорь кулаки сжимал и впрягался за всех, кому его ядом в лицо прилетало. Хазин же как приехал, они сразу не поладили, гавкаться стали. Фёдор Иваныч их в кабинет вызывал, речи вдохновленные толкал, как им надо объединиться ради общего дела. Игорь и сам уже не вспомнит, в какой момент стал на себе Петины взгляды ловить. Не издевательские совсем и не брезгливые, как могло бы следовать из стиля их общения. Взгляды сначала осторожные, украдкой, Игорь всё думал, что мерещится. А потом более долгими стали, более открытыми и нахальными. Грому бы разозлиться, но он вдруг понял, что ему от этих гляделок жарко становится и в своей коже тесно как-то. И хочется на самом деле, чтобы снова облизал вот так взглядом, на губах задерживаясь, потом к шее скользя, к паху. Он всегда знал, что ему мужики бывают в том самом плане интересны, со школы еще, как и девчонки, но впервые его зацепило настолько сильно. Петю потрогать хотелось, пальцами волосы оттянуть, руками под водолазку забраться и огладить тощие бока. Хотелось послушать, как он стонать будет, настолько ли шумный наедине, как при людях. А потом фото эти. Нюдсы, мать их. И Петя таким нуждающимся оказался, отчаянным и недолюбленным. Игорь раньше никогда бы не подумал, представить не мог, что язва Хазин будет его умолять о чем-то, просить так бесстыже, нарываться. В нём столько болезненного и нерастраченного пряталось, и оно всё на Игоря выплескиваться начало, стоило только верхний слой поддеть немного. Когда Гром выходит с вокзала, крепко сжимая в руках сумку, он видит Петину взлохмаченную макушку сразу же. Тот стоит возле своего черного Ровера, курит, нахохлился от ветра холодного, как воробей растрепанный. У него ветровка совсем легкая, зыркает по сторонам недовольно, но когда Игоря замечает, в довольной улыбке расплывается, от которой у Грома все внутренности теплом затопляет, по самую глотку. - Петь... Хазин его сжимает крепко, чуть ли не виснет на шее. Даром, что Гром шпала, Хазин цепкий такой, руки сильные неожиданно. - Петь, да задушишь. - Придушу, - многообещающе подмигивает Петя. – Но очень нежно. И не здесь, а потом, дома. Прыгай в тачку, детка, покатаю. В салоне тепло, какой-то очень расслабленный тихий бит льется из колонок, и дурманяще корицей пахнет. Хазин набрасывается на него как голодный, не спрашивая. Стекла в тачке тонированные, руки у Пети пиздец какие холодные, и он ужасно жадный. Ртом лезет, приникает, дышит тяжело и стонет жалобно, протяжно, когда Игорь его за затылок хватает и на поцелуй отвечает, к себе притягивая. Петя пахнет крепкими сигаретами, и ещё духи у него какие-то крышесносные, солью морской вроде тянет, и лесом, когда дождь только прошел, и дышится легко. У Игоря сознание отъезжает очень быстро, он тонет, в ощущениях теряется под этими прикосновениями нетерпеливыми. Петя ему вообще не помогает в руки себя взять и с мыслями собраться: цепляется за него, носом о шею трется, языком широко под подбородком вылизывает, мокро, горячо. Руки под свитер уже запустил хозяйски, шрамы нащупывает, оглаживает. Игорь его лицо ладонями держит, скулы мажет большими пальцами. У Пети глаза бешеные, взгляд такой нуждающийся, его же трясёт всего. Игорь жалеет, что нельзя его прямо здесь на заднем сиденье разложить. Он и сам извелся весь, каждый день наблюдая, как Петя с этим своим «резиновым френдом» как он его называл (Игорь называл по-другому, от чего Петя злился и приказывал перестать, но Гром продолжал с мстительным каким-то удовольствием), развлекался. Самому хотелось в податливую разработанную дырку вставить, чтобы мокро было, хлюпало всё, чтобы Петя от его члена ныл и вертелся как уж на сковродке, а не от игрушки этой. Чтобы тепло чувствовать, как он сжимается на толчках, смотреть, как касается себя. Господи, если они не перестанут сейчас же, Игорь думает, у него штаны порвутся натурально. Давление невыносимое, больно, слишком горячо. Слишком долго терпели они оба. И если Петя себе компенсировал (Гром правда, честно, старается об этом много не думать, не позволяет себе, потому что ревность начинает изнутри отравлять, хочется что-то очень нехорошее сделать. И потом, он же Пете сказал, что злиться не будет, и что обиду не держит), то Игорь одной дрочкой обходился. Не то, чтобы он специально решил верность хранить, но Петя с его видео и фотками все мысли занимал, и не было там уже места для кого-то еще. - Петь, господи, блять... Петенька... Хазин вскидывается от этого обращения, плывет совсем уже, невменяемый чуть более, чем полностью. Голову поворачивает, большой палец, которым Игорь его лицо гладил, в рот вбирает, лижет подушечку, потом щеки втягивает, сосёт самозабвенно. Игорь охает, потому что от одной этой картины можно в штаны спустить. Петя еще и стонет так сладко, мычит, и слюна стекает по подбородку, когда он рот открывает, чтобы остальные пальцы облизать. Игорь хочет зажмурится, но взгляд отвести невозможно. Двигает на пробу пальцами внутри, ощупывая, чуть вперед, потом обратно скользит. Кромку зубов трогает, на язык легко давит. Тяжело, потому что тут же представляет, как Петя не пальцы сосет, а член его заглатывает, на коленях стоя. Петя себя через джинсы сжимает и жмурится. Игорь руку его торопливо отодвигает, сам тянется, трогает. Горячо дико, жжет будто, даже через все слои одежды. Петя бедра вскидывает: мало, очень мало, хочется скинуть всё, кожей к коже притереться. У него на штанах пятно выступило, смазки столько, что залейся. Игорь только и успевает ремень расстегнуть и ладонь внутрь сунуть, а Петя тут же кончает, от одного прикосновения, от одного только ощущения горячей ладони Игоря на своем болезненно стоящем члене. Он действительно хнычет, ахает задушенно, с влажным хлюпом выпускает пальцы изо рта и лбом Грому в плечо упирается, мелко подрагивая. Пиздец, такого у Игоря еще никогда не было. Он и сам близок к тому, чтобы обкончаться, как школьник в пубертате, но решает, что хватит уже. Они так до дома Петиного никогда не доедут, заебут друг друга в этой самой машине, а потом их отсюда увезут в ментовку, как нарушителей общественного порядка. - Давай, мой хороший. Всё, всё, - Игорь успокаивает, оглядывается, вытягивает ворох салфеток из цветастой коробки на приборной и торопливо Петю вытирать начинает. - Прости, - Петя улыбается виновато, но так шало, что Игорю зацеловать его хочется всего. Какой же придурок, невозможно. – Я что-то перестарался немного. Так ждал тебя... Он застегивается, волосы еще больше взъерошенные поправить пытается, но безуспешно, они всё равно торчат во все стороны. Видно, что не укладывал их с утра: как встал с кровати, так и поехал Игоря встречать, переоделся только. - Выглядишь как блядина, которую в машине драли. Петя неверяще давится воздухом, толкая Игоря в плечо. - Ну ты и падла! Гром, блять, я же сейчас прям тут на второй круг пойду, а у меня штаны итак насквозь... - Извини, я хотел сказать, красивый очень. Петя опять его жадно вглядом облизывает так, как умеет. Игорь мотает головой, смеется: - Нет, нет, Хазин, мы не будем трахаться в этой машине средь бела дня. - Ладно, - Петя расплывается в улыбке. – Я же тебе это, синнабоны купил. И кофе! Забыл совсем! Отвлек меня охуенностью своей, дядь. Ты завтракал? Нет? Ну бери давай, чё сидишь-то. Вон, на заднем пакет и термос, - суетится Хазин. Так вот откуда запах этот пряный, сладкий. В машине вообще проветрить бы надо, потому что запахи корицы, пота, смазки и спермы перемешались в невыносимом миксе, от которого Игоря ведёт. Они едут, наконец. Петя расслабился заметно, уже не искрит так сильно, как когда у машины смолил и Игоря ждал. Игорь булочки эти (очень вкусные, кстати) с незапоминаемым названием ест, кофе запивает, рассказывает, как добрался. Кусочек отщипывает и Хазину в рот суёт, а тот бровями двигает заговорщически, ухмыляется, губы свои обветренные жутко яркие облизывает. - Придурок, - говорит Игорь, улыбкой отвечая. В целом, Игорь уверен, они напоминают сейчас двух подростков, у которых на уме только одно. Но это круто как-то ощущается, не стрёмно совсем. Он видит, как Петя рядом с ним выдыхает, морщинки даже как-то сглаживаются, спокойный такой, руками по рулю ритм отстукивает под очередную новомодную песенку (Игорь в современной музыке вообще не сечет), смеется над его шутками тупыми. Гром думает, что давно нужно было приехать. Может, не успел бы Петя ерунды всякой натворить тогда. 8. Петя себя так чувствовал в последний раз аккурат перед передозом последним, когда хорошо до звезд в глазах. Смотрит на Игоря и поверить не может, что тот приехал всё-таки, сорвался к нему. Он такой теплый, от него всего крышак рвет: от ладоней огромных горячих, от ног этих длинных, улыбки искренней и смеха заразительного. Пете страшно, что его там в машине приступ ебнет, настолько он Игоря хочет. Стыдно немного, что вот так расклеился, как проблядь последняя, потёк, но потом так похуй стало. Вот же он, Игорь, приехал. Весь его, Петин. Они об этом не говорят, никаких официальных заявлений друг другу не делают, но Петя чувствует, что Гром негласно ему себя вручил уже, и это пиздец как приятно. - Петь, это, тапочки-то у тебя есть? - спрашивает Игорь, шурша на кухне пакетами. Гостинцы от теть Лены на стол выгружает: всё банки какие-то, свертки, пиздец как много. Конфеты даже какие-то. Судя по габаритам, он с собой целый продуктовый притащил. - Нахуй тапочки, дядь, у меня пол с подогревом... - А, ну ладно, - Игорь выходит из кухни с бутылкой в руках. - Я тут вина привез, может, ну, того, за встречу? Петя кивает. Похуй ему, что утро только, он вообще не планирует сегодня с Игорем из квартиры выходить. Не зря же свечи везде намутил, жратвы заказал полный холодильник, гандонов всех цветов и видов, белье постельное чистое застелил. В общем, проявил организаторские способности по полной программе. Об одном только не подумал, но вот поздно уже, потому что Игорь на шест смотрит. Да, такое сложно не заметить. Взгляд у него нечитаемый какой-то, Петя нервничать немного начинает. Губы кусает. Каждое вот это напоминание о его жизни гнилой колет в солнышко. - Сорян, не успел демонтировать. Игорь сглатывает тяжело. - Не оправдывайся, Петь, все нормально. Бокалы тащи и штопор, я там у тебя ничего найти не могу. Устраиваются, пьют. Петя в какой-то момент, плечом к Игорю привалившись, думает, что можно и без всего вообще. Он бы просто проболтал вот так весь день, а потом спать бы лег. Вместе, в обнимку. Конфеты вкусные, он разворачивает одну, надкусывает и машинально Игорю к губам подносит: зеркалит так его утренний жест, когда Игорь с рук кормил. Игорь конфету губами хватает и немного пальцы Петины прикусывает, в шутку зарычав. И столько интимного в этом, так не похоже на все, что у Пети раньше было, что ему натурально отъехать хочется, как от стаффа. - Ты чего такой охуенный, дядь. Я не вывожу. Игорь на него взгляд поднимает, глаза потемнели, или кажется? Петя смотрит внимательно, как Гром его запястье перехватывает и начинает один за другим пальцы от расстаявшего шоколада облизывать, обсасывать. Пиздец. Чё он там думал? Так спать лечь? Нихуя. По Игорю видно, что он намерен ебаться до победного. Петю прошивает возбуждением. Он же там, в машине, кончил, а Игорь так и терпел всё время. Вот Петя еблан. Он плавно на пол соскальзывает, коленки острые голые под домашними шортами, об ковер мягкий обтираются. - Петь, ты чё? Петя быстро ремень громовских штанов расстёгивает, заставляет приподнять задницу и стягивает вместе с бельем. У Игоря стоит. Сколько раз Петя этот член видел на фотках, на видосах, а все равно когда вот так, вживую, зажмуриться хочется. Он же здоровый такой, ровный, пиздец красивый. Петя до этого момента не сказать, чтобы очень много хуев видел. Не сосал тем более никогда, вот так, у человека живого. Но он порнухи достаточно посмотрел, чтобы понять, что такой, как у Грома - это пиздец. И чё он делать будет? А если облажается, запорет, не понравится Игорю? - Петь, не бойся, - Игорь будто его мысли читает. Пальцами в растепанные волосы зарывается, гладит мягко. - Ну, помнишь своего "френда" резинового? Ты же умница у меня, ты все правильно делал тогда. Давай, возьми в рот. Пете стыдно, но от того, что Гром с ним разговаривает, как с маленьким, у него в трусах становится тесно за считанные секунды. Он кивает и под сбитое дыхание Игоря, под взглядом его голодным и потемневшим, открывает рот. Игорь так сосредоточенно направляет член, так медленно ведёт им по губам петиным (солоно, охуенно), что у Пети голова кружится. Ладонь на затылок давит, не сильно, подталкивает, и послушного такого Петю ртом насаживает, а потом давление прекращается. Он просто его по волосам гладит. Ждёт, пока Петя привыкнет. Петя дышит вокруг члена, рукой берет, отстраняясь. Языком пробует, лижет, продавливая. Пиздец, Игорь такой звук издает...у Пети яйца поджимаются. Он снова и снова облизывает размашисто, рукой себе помогает. - Петь, Петенька, - бубнит Игорь глухо, за волосы его оттягивает. Петя взгляд вскидывает, смотрит снизу вверх. Заводится от одной мысли о том, как он сейчас выглядит в глазах Игоря: зрачки расширены, волосы во все стороны торчат, подбородок слюняво блестит, коленки на ковре разъехались. Послушный, на все вообще готовый. - Петь, пососи, пожалуйста. Мне долго не надо, я же не выдержу. Немножко совсем, так кончить хочется, яйца болят. Петю ведёт, пробирает всего. Он ствол губами обхватывает, сосать начинает, слюнями подбородок и шею свою заливая, щеки втягивает. Там, где взять не может, рукой себе помогает. Он знает, что Игорь изо всех сил держится, чтобы глубже не толкнуться. Жалеет. Его и правда надолго не хватает: кончает, пытаясь Петю от себя отстранить. И Петя теперь только понимает с удивлением, что они про резинки забыли совсем, но сейчас так похуй. Он Игоря за бедра к себе притягивает и глотает, чуть не подавившись, кашляет немного, так что на подбородок снова течет. Игорь его к себе дёргает, на коленки усаживает, рот вылизывает. - Блять, - Петя притирается, ерзает, хнычет. - Игорь, пиздец ты. Сука, как же я хочу тебя. Игорь наваливается, ухо мокро лижет, шею зубами прихватывает, лапает везде, куда дотянуться может. - Смазку давай. Пошел. - Жопошник. Подрочи просто. - Давай, Петенька. Хорошо будет, обещаю. Ещё просить будешь. Петя перестает выебываться. Игорь смазку на пальцах греет, вставляет ему один, а потом второй сразу, хмыкает, когда понимает, что там с ночи ещё, с их последнего созвона, свободно чуть-чуть. Петя стонет, радуясь, что у него шумоизоляция. Пальцы в нем расходятся, давят, вскидывать бедра заставляют, насаживаться. Игорь тянет его бесконечно долго, Пете чувствительно слишком, и он в ощущениях теряется весь, трясется от желания, материт Игоря, потом умоляет, потом снова материт. - Если не трахнешь, я так кончу. Игорь его под задницу подхватывает и в спальню тащит, путаясь в заплетающих ноги штанах и белье, болтающихся вокруг щиколоток. Там на кровать роняет, не аккуратно совсем, Петя немного об изголовье башкой прикладывается. Чертыхается, но все матюки тут же в глотке застревают, когда он видит, как Игорь раздевается весь. Рубашку стягивает через голову, верхние пуговицы расстегнув, штаны с трусами тоже уже в стороне валяются. Красивый. Руки, ноги, пресс точёный, хуй ровный, идеальный. Запыхался весь. Петя думает, что обязательно всего его вылижет потом, как всегда хотел. У них ещё будет время, мало конечно, но это точно успеют. В принципе, они и завтра могут никуда не выходить, жрачки дома достаточно, спасибо Петиной предусмотрительности. Игорь его на четвереньки ставит, въезжает в растраханное почти сразу на всю длину, и Петя орёт как ебанутый, пальцами за простынь цепляется. - Тихо, тихо. Блин, Петь, не зажимай так, я же сейчас прям. Петя охает, стонет под ним, чувствуя, как Игорь неторопливый темп задаёт, они вместе покачиваются, у Пети коленки разъезжаются, и он подмахивает, сладко выстанывая. Это так хорошо, лучше даже, чем представлял. Игорь горячий, от него тепло волнами идёт, даже на расстоянии чувствуется. Он его под живот ладонью прихватывает, а второй рукой в рот лезет, и Петя обхватывает пальцы губами, сосёт послушно. - Петь, - Игорь рычит почти. - Петь, не могу больше. Хотел бы, блять, тебя с двух сторон взять, и в рот, и в жопу, сразу, какой же ты красивый, как хорошо, Петь. Пете этого не то, чтобы достаточно. Через край даже как-то, стыдно до звона в ушах. Он кончает сильно, больно, аж звёзды видит, орет, руку Игорю кусает, и тот шипит, по ягодице его припечатывая. Натягивает расслабленного податливого Петю на себя несколько раз, и тоже хрипит, всем телом содрогается, вытаскивает торопливо, чтобы резинку сдернуть. На спину теплым брызгает. Хазин из-под Игоря выползает буквально. Рядом валится, пальцами затылок трогает, щеку носом тычется. Игорь на спину его укладывает, сверху нависает, смотрит внимательно. И глаза будто светлее сразу, спокойный такой, улыбается. - Дядь, у меня уши до сих пор от твоих слов горят. Научил на свою голову. - Я ещё не такое могу, готовился, - фыркает Игорь и целует его в нос. - Хорошо подготовился, одобряю. Только жрать теперь хочется. Ты будешь?