Скинь нюдсы

7. «Снег у нас, смотри». Петя улыбается, просматривая видео. Гром ему снимает двор у парадной своей, на небо серое камеру наводит, на деревья засыпанные белым, на птиц нахохлившихся. Слышно, как Димка кричит где-то рядом: - Игорь, мы опоздаем! Девушке твой привет, кстати! Игорь не смеется, а вот Петя искренне ржёт. Девушка. Королева бала, в рот вас ебала. Он сидит, завернувшись в одеяло, телефон крепко сжимает холодными пальцами. Руки в царапинах мелких все, а Хазин не помнит даже, где так успел покоцать себя. Последние несколько дней как в бреду пролетели, за бесконечным самоедством. На работе отрывался: кричал громче обычного, куражился с утроенной силой, его парни тормозили иногда даже, чтобы совсем уж не занесло. Петя и на них орал, а потом, придя домой, закидывался и отъезжал на некоторое время. Тогда вот мыслями опять накрывало об Игоре, о поведении своем. Ну чё он как маленький? Попросить просто, что он потеряет? Решился ведь когда-то фотку эту развратную скинуть, получилось же, завертелось. Гром по-доброму к нему. Ни от кого он такой доброты не видел ещё, такой чистой заинтересованности в себе. От этого голова кружится. Хочется еще больше себя выставить напоказ перед ним, как есть, без прикрас. На, смотри. Душа дерьмовая, но тело что надо, и скиллы всякие есть. Бери вот так, всего, потому что некому больше. Не нужен никому майор Сука. Его совсем немного колет куда-то в солнышко, когда он думает, что Дубин этот, он же там, рядом с Игорем. Заехал за ним перед работой, кофе ему наверняка привез. Сейчас сядут в теплый салон, так близко будут. И Дубину можно: смех Игоря слушать, дышать его дерьмовым парфюмом за три копейки, в глаза смотреть и пихать в плечо, когда Гром опять пошутит неудачно. Наверное Игорь даже снег зачерпнет ладонями своими огромными, Димке за шиворот насыпет и будет ржать как придурок, а Дубин побледнеет, покраснеет, чихнёт. «Ну и дурак ты, Гром», а потом тоже засмеется всё равно. Петя в мыслях своих гадких тонет, вязнет, поэтому не сразу даже понимает, что на следующем видео Игорь фронталку включил и ебалом своим довольным светит. Вместо кепки привычной – шапка идиотская, серая, вязанная, а под подбородком красный шарф намотан, теплый. Глупо вроде, Игорь никогда в ярких цветах не щеголяет, а тут такое. Ему идёт. Глаза смеются тепло, морщинки в уголках глаз лучами, и щёки красные, и нос. И мокрое на ресницах, снег что ли запутался и расстаял. У Пети внутри всё сжимается. От невозможности рядом оказаться, залезть под теплую куртку, обнять. Щеки колючие потрогать, по губам большим пальцем мазнуть, охуеть в очередной раз от того, какой он высокий, как рядом с ним хорошо. Как хочется его до стояка мгновенного, стоит только об этом подумать и вспомнить, как вчера они по телефону друг другу шептали перед сном: горячо, откровенно, до стыдного даже. Игорь прибухнул, наверное, потому что трепался, ничего не стесняясь и Петю довёл за пять минут. Всё так же просто, без словесных изысков, но по мясу как будто, туда, в самое нутро попадал, где разъебано всё. Куда только нажать немного нужно, правильно, и Петя плывет тут же, отчета себе не отдавая. И Игорь уже знает, как правильно, а ведь он его даже не целовал ни разу, не касался разгоряченной кожи там, где обычно одеждой скрыто. На вкус не пробовал. От мыслей голова кружится, в висках стучит гулко, во рту Сахара настоящая, в трусах мокро уже. Безумие какое-то. Это кончится, нет? Пете слишком ярко вот это всё, слишком больно временами. Разве можно так сильно в человеке другом нуждаться? Игорь на экране говорит тихо, хрипло: - Скучаю, принцесса. И подмигивает. Видео кончается. Петя взрослый человек, Петя мужик, в конце концов. Петю не должно так переебывать от этого обращения, которое Гром в шутку придумал, чтобы при Димке и других не палиться. Но что-то уже давно и бесповоротно с Петей не так, потому что он от прозвища кайфует похлеще, чем от пыли. Если бы у Пети был список зависимостей, он бы туда «Игорь Гром» вписал уже сейчас, на первое место. Главный дилер, чтоб его. После слишком долгого душа Петя выходит и смотрит на пропущенный от матери. Одинокий, скромный. Не хочет беспокоить его, боится разозлить. Эта она правильно, потому что настроение скачет, он будто на русских горках катается. Наорёт на неё стопудово, если она что-то вдруг не то скажет. Не сейчас, мать. Пете починить себя надо немного, иначе разъедется во все стороны, как кукла шарнирная. «И я скучаю. Вечером созвон?» «Да. Если спать будешь хотеть, не жди, не обижусь» «Ок» 8. Я курю дерьмо, не хочу панических атак Зарываюсь глубже, в голове я вновь открыл портал Почему, сука, так часто я на черной полосе? Мне срывает снова башню, я вишу на волоске Мэн страйк, девяностые, запрыгивай назад Ну а тех, кто не согласен - запихаем в автозак. Вечером в клубе с друзьями отвисает. Да какие они ему друзья? Так, кучка прилипал, с которыми он бабло спускает. Алкоголь уже в глотку не лезет, от музыки уши болят. Кто-то «балтийский чай» ему подсовывает, и Петя соглашается, выпивает. Скажи наркотикам «нет» - это не про него. Он с наркотиками не разговаривает, это они с ним говорят. Злость в глотке пульсирует, глаза застилает, на подвиги тянет. С девчонкой какой-то танцует, платье красное, губы мягкие очень, мёдом от неё пахнет, липовым, блять, цветом. Тянет её в уборную, платье задирает, кожу нежную щипает. Она ему в шею стонет, к ремню на штанах пробирается. Телефон звонит, вибрирует настойчиво в переднем кармане, как раз там, где её пальчики гладят его осторожно. - Стой, стой, - Петя руки её убирает, лезет в карман. Где-то на краю уплывающего сознания неясно мелькает ярким красным пятном, таким же, как платье. Шарф Громовский, вот что это. Он же позвонить должен. Сука, да сколько же сейчас времени? Он ненадолго ведь хотел, чуть-чуть совсем, чтобы мысли так в черепной коробке не метались, успокоиться. Он же дома уже должен быть несколько часов как, раз Игорь звонит. Это же Игорь, да? Это Игорь, конечно. Наелся шавы своей, в ванной откис, стиралку разобрал и теперь звонит, как обещал. За это время Хазин всю рутину его успел выучить, будто вместе живут, а не в разных городах. Петя гипнотизирует экран, тяжело дыша. - Ну что? - она нервничает, платье уже начинает поправлять. - Извини, ответить надо. Кивает. Умница. Петя уже на прием нажал, смотрит, как она руки споласкивает, в зеркало себя оглядывает и сбитую прическу поправляет. - Петь? Игорь наверное сразу чувствует, что что-то не так. - Привет. - Петя, ты где? Ты в порядке? - Конечно, да. Да, всё хорошо. А что такое? - Я тебе седьмой раз набираю. - Прости, не слышал. Я в клубе. -А... – Игорь напрягается, Петя нутром это чувствует. – Мешаю? Мне потом позвонить, может? Это Петя Игорю мешает, одним фактом своего никчемного существования. Влез со своей озабоченностью и желанием кому-нибудь очень нужным стать. Вертится рядом, как пёс блохастый, хочет с рук есть и на постели рядом засыпать, пальцы вылизывать, и чтобы на коврик не прогоняли. Не пинали чтоб ногами, не хаяли, а любили наверное. Разве он хоть немного не заслужил? Нет, не заслужил. Мразь он, мразь и сука, прав Горюнов был. Права Нинка. Пошлые фотки, грязные видео, слова стыдные – вот его лимит где. Только на это и годится. Чего он сейчас собирался, девченке этой вставить? А чего ради? Когда его Игорь там ждёт, столько тепла ему дарит, ну, на расстоянии конечно, как умеет. А Пете всё одно: нанюхаться, засадить кому-нибудь, подраться, запугать. - Не мешаешь, - у Пети в глазах щиплет, под носом чешется, он трёт со всей силы, шмыгает. – Поговори со мной, пожалуйста, дядь. К уху трубку прижимает, спиной к стене кабинки приваливается. Волосы рукой взъерошивает, у него ком в горле стоит, будто заплачет сейчас. Он когда в последний раз плакал вообще? Нинка когда аборт сделала и сказала «Это наверное девочка была, как думаешь, Петь?». Они сколько раз шутили, что если дочка родится, он ей в метриках Балда Петровна напишет. Нинка злилась страшно. - Хорошо, успокойся, Петь. Я тут, - мягко отзывается в трубке Игорь. – Как себя чувствуешь? - Хреново, - честно выдает Петя. Шифроваться невозможно уже, да и Игорь не дурак далеко. – Во мне порошка до жопы, судя по ощущениям, скоро из ушей полезет. Больно. Будто нарыв вскрывает, но без этого никак. Игорю тоже неприятно наверное, когда он всё озвучивает, слова еле изо рта выталкиваются, скользкие и противные, вместе с тошнотой. Сердце заходится, энергии столько, что бежать хочется, делать что-то, пока лёгкие свои горящие не выплюнет. - Успокойся, родной, - говорит Игорь. У Пети по позвоночнику теплая волна проходится, он снова жмурится до цветных кругов под глазами. Родной. – Меня послушай просто, ладно? Петя кивает. Потом спохватывается, понимая, что Игорь не видит его. - Да, да. Он глаза снова прикрывает, пытаясь глубже дышать. Игоря представляет, домашнего такого, в спортивках и растянутом свитшоте. Игорь и слов-то таких не знает, у него всё одно – кофта и кофта. - Мы договорим, и ты пойдешь умоешься. Вызовешь себе такси, не вздумай за руль. Приедешь домой и мне сразу наберешь. И всё будет хорошо, понятно тебе? Разберемся потом, когда в себе будешь. Сам если не позвонишь, я через час наберу, недалеко же от дома ты? - Угу. - Вот и славно. Лицо у него мокрое, капает с щек, из носа течет. Распутил сопли всё-таки. - Игорь, я мразь же. Почему ты со мной? - Петь, не мразь ты. Просто запутался. - Игорь, я телку хотел, прям тут, в туалете. Я постоянно хочу, Игорь. Тебя, блин хочу, но тебя нет, и я... - Не надо, Петь, - перебивает Игорь. Именами перекликаются, и вроде как полегче от этого становится, заземляет. – Ты не виноват ни в чем. - Не обижаешься? - Неприятно, - честно говорит Гром. – Но пережить можно. Тебе самому же не нравится это. - Совсем, - выдыхает Петя, всхлипывая. - Значит, не будешь больше. Всё, давай к умывальнику топай. Ты в туалете же? Ну вот, как следует. И водички попей. До созвона. Он эту водичку выблевывает всю, поэтому снова умываться приходиться. На воздухе немного легче становится после того, как компанию свою, хуями обложив, посылает. Они смотрят на него, вылупившись, мол, Хазин, чё зе дела, всё ж нормально было. Наверное, решают про себя, что он перебрал. Пусть так. Дома, прежде чем Игорю звонить, решает в душ забежать, потому что смыть с себя хочет это липкое, грязное, чужие прикосновения и взгляды осуждающие. Слышит, как телефон надрывается, выскакивает мокрый, наскоро полотенцем обернувшись. Игорь. Нельзя же, чтобы он нервничал опять. С него на ковер капает, с волос на плечи. - Всё в порядке? - Нет, - Петя головой мотает. – Я перебрал, если честно. У меня сердце стучит так, что кажется сейчас откинусь. Ебля бы помогла. Там, с девчонкой той, он потому и хотел. Чтобы попустило. Привык так, оно всегда действовало же. Но сейчас даже думать об этом противно. А он думает всё равно, сука, еблан помешанный. - Блин, Петь. А чё делать-то? Игорь растерян. Конечно, он с нариками дел не имел до Пети. Таких близких, по крайней мере. Пете стыдно, но он всё равно говорит: - Давай по телефону. Ну... Как вчера вечером. В квартире очень тихо, только из крана в ванной капает немного. Гром мог бы засмеяться или Петю послать, сказав, что у него в голове хуй вместо мозгов. Но Игорь ничего такого не делает. Думает недолго, решается. - Хорошо. Ты так, руками? Или с... - Игорь, если ты скажешь «с елдой», я тебя убью, - бормочет Петя, забираясь на кровать. – Это пиздец как не романтично. Когда про секс – это привычно ему. Он сразу себя другим чувствует, в своей стихии, не такой потерянный и разбитый. - А баб трахать по клубам, пока тебя мужик дома ждёт... Романтично, да? – Игорь беззлобно говорит, со смехом, но Пете всё равно плохеет немного. Гром спохватывается, его сопение услышав. – Прости. Шутка тупая, согласен. Я совсем ничего такого... Но Петю переклинивает как-то, и он Игоря перебивает торопливо. - А как бы ты меня наказал, дядь? Всего через две минуты он себя пальцами трахает, руку за спину заведя и слушая голос Игоря на громкой связи. Гром мнется сначала немного, слышно, что ему стрёмно, но расходится потом. Рассказывает, как бы он Петю отходил ладонью по заднице голой, через колено перекинув. И как ебал бы его, руки связав, не давая к себе прикоснуться, как кончить бы заставил только от члена своего. Как на лицо бы ему спустил, и чтобы он рот раскрыл, как в порнухе дешёвой. Он злится, Петя чувствует. За девчонку эту, и за других, с кем Петя всё это время, с тех пор, как из Питера вернулся. И Пете нравится это в какой-то момент, ублюдское такое удовлетворение, потому что вот ведь доказательство, он нужен Игорю. Он его к другим ревнует, значит, нужен же, правда? Хреново, конечно, что так это до него доходит, после того, как Грому неприятно сделал. Но вот такой вот он. Тут уж ничего. Петя с Игорем прощается, ложится, свернувшись под одеялом, чуть ли колени к подбородку не прижав. Ему спокойно. Телефон бзыкает несколько раз. "Ты Булгакова "Псалом" помнишь?" "Нет, зубрила" Петя улыбается. Игорь начитанный такой, и умный очень, не смотря на то, что многие его воспринимают как дебила, который только кулаками махать горазд. Игорь ему скриншот с текстом скидывает. Петя читает, перечитывает. Игоря обнять хочется, до боли дикой в грудной клетке. Ну, вот такой мужик его, чего уж. Грязный секс по телефону, а потом стихи цитирует. Охуенный мужик, черт возьми, Пете пиздец как повезло. Он скриншот этот себе сохраняет. Потом не раз перечитает ещё, когда будет казаться, что всё совсем невыносимо. Я куплю себе туфли к фраку, Буду петь по ночам псалом Заведу большую собаку. Ничего, как-нибудь проживем. А когда износятся туфли И издохнет от старости пес Пеплом станут в камине угли Звезды с небом скует мороз Будет ночь, словно льдинка, хрупкой, Будет музыкой мрак дышать На подстилке из старого фрака Будет милый щенок лежать Новый фрак повиснет на стуле Пара туфель стоит у дверей Жить по-новому очень трудно Жить прошедшим еще трудней.