Скинь нюдсы

Что там у Хазина по зависимостям? Дохуя их, вот что. Наркоман он сраный, бешеный абсолютно, меры почти не знающий. И во всём у него так: власть дали - ему больше надо; нюхать - больше; колеса - самые эксклюзивные; тёлки - премиальные исключительно. Теперь вот Гром, и его тоже надо больше. Всего его нужно, чтобы без остатка в себя затянуть, словно в черную дыру. Приплыл ты, дядь, всё. Он за несколько дней до конца расследования так старается, потому что знает: уезжать скоро. А Игоря, его зацепить надо, да так, чтобы не думал даже, не думал смотреть ни на кого больше. Петя и елду это здоровенную покупает исключительно на кураже: сидит обдолбанный, ноутбук на коленях, в пепельнице сигарета забытая тлеет. А он рассматривает, шарится на сайтах всяких. Чего там только нет, всех цветов, размеров и конфигураций. Чуть ли не хуи драконьи. Выбирает простой самый, человеческий, заказывает, оформляет онлайн, а на следующий день доставляют уже. Ну он и старается так, что жопа с утра болит, челюсть ноет. Игорь, сука, не отвечает ничего даже. Хазин мстительно надеется, что он там откинулся от сердечного приступа. — Ну, Петька, молодец ты, — довольно крякает Федор Иваныч, руку ему пожимает. Игорь-то рядом стоит, мрачнее тучи, на Петю даже глаза боится поднять. — Хорошо сработались с Игорьком, а? Хоть и не сразу получилось всё. Петя не слушает почти, ну в пол уха разве, сам Грома глазами жрёт. Чего он морозится-то? Не понравилось что ли? Перегнул неужели? Да нет же, ну, взаимно же все было. Игорь мало писал текстом, коротко очень, но похвала эта его скупая Петю на новый виток куража выводила. Он как адреналиновый наркоман, от каждого неловкого "Хороший", "Красиво очень", "Хочу, чтобы ты ртом", "Нагнул бы тебя прямо там" заводится ещё сильнее, как псина бесхозная руки готов вылизывать и хвостом вилять. Он же такое Нинке когда-то. Хвалил её снисходительно, важный такой, как индюк в курятнике. И чё? Сам теперь выстилается, кипятком ссытся от слов Игоря, от его фоток, что тот присылает. У него они какие-то чересчур живописные выходят: спина голая и задница поджарая в утреннем неверном зыбком свете, вихры от подушки на затылке, руки, венами обвитые, такие, что вылизать хочется от внутренней стороны локтя до запястья, мокро, слюняво чтобы, а потом пальцы длинные в рот потянуть, обсосать каждый. Как институтка, бля, но так хорошо ему в эти моменты. Ярче даже как-то, чем от наркоты приевшейся. А теперь стоит столбом, блин, холодное сердце. Кивает только на все слова Прокопенко, мол, плюс один, поддерживаю. Руки в карманы засунул, ссутулился весь. В конце речи так и вовсе игнорирует протянутую ему Хазиным руку и ретируется в туалет. Ну нет, Игорёк, так просто ты от меня не отвяжешься, зло думает Хазин. Совсем небольшую паузу выдерживает, потому что снизу Димка Дубин его палит, видно, готовый в любой момент грудью на амбразуру бросится. А потом следом идёт. В туалете прохладно, освежителем пахнет. Игорь у раковины стоит, руки о бумажное полотенце трёт, ловит его взгляд в зеркале. Пиздец. Петю накрывает волнением, но он все равно харахорится. — Чё, дядь, поматросил и бросил? Или тебе мое кино не понравилось? Игорь поворачивается, забавный такой, губы поджал, брови домиком сложил. Ебануть бы его чем-то тяжёлым, ну откуда он такой на Хазинскую больную голову? — Я его не смотрел даже, — отвечает глухо. Ну вот. Как ушат дерьма вылил. Петя от неожиданности ртом воздух хватает. Не смотрел, значит. Вот так значит, да? — Ну и пошёл в жопу, — выхаркивает зло. Врезать бы, кулаки чешутся. Но Петя сдерживается, виски только ладонями сжимает. У него дома есть, немного осталось от того, что с собой привез. Он отъедет напоследок, чтобы до судороги сладкой, а потом на вокзал. И всё, бон вояж. Хорошо хоть фоток успел насохранять, будет чем в рехабе заняться одинокими вечерами. Там телефон отобрать могут, но он договорится, подмажет кого следует. В жопу без мыла влезет, такой уж у Пети талант. — Бывай, короче. Уйти уже хочет, но Гром его вдруг за руку хватает своей лапищей, потом за шкирку на себя тянет как котенка провинившегося. Это первое настолько близкое прикосновение с тех пор, как Петя ту фотку отправил, и это пиздец. Встаёт сразу же, некстати совсем, он ведь тут вроде как оскорбленное достоинство разыгрывает. Игорю, кажется, на его достоинство похуям. Вздергивает его, как мешок с картошкой, в ухо шепчет горячо: — Не смотрел, потому что только от стонов твоих блядских кончил, хватило, — дыхание влажным оседает на виске, Пете заскулить хочется, стояком о бедро потеряться. — От слов твоих паскудных, Петя. Ты чё сделал со мной? Я же прям здесь сейчас, мне прям тут хочется. Словарный запас в грязных разговорах у Игоря не богат, репертуар в основном один и тот же, и говорит он как старшеклассник, который только вчера на выпускном в первый раз девчонке под юбку заглянул. Но Пете это нравится даже, ему крышу уносит. — С-сука, — срывается на тихий хрип Петя, цепляясь за Игоревы плечи. Трётся всё-таки об него, горячо, хорошо так, но мало. — Игорёк. Поехали ко мне? К тебе? У меня Сапсан через два часа, успеем. Я быстро, я знаешь, я... Или может тут даже? По-быстрому? Подрочи хотя бы, Господи. — О, верующий? — с напускной заинтересованностью тянет Гром. Верующий, да. Так и хочется на колени упасть и в рот взять. Но видно, что и у Игоря от Петиной близости тоже самоконтроль на честном слове держится. Дверь не заперта же, если зайдет кто-то, вот так их застукает... Петя больно тычет ему пальцами в тощий бок, а Игорь смеётся. Жарко. Улыбается Пете наконец-то, в первый раз наверное за все это время. От этого Пете ещё хуже становится, плывёт всё. Давно он так трахнуться не хотел, ни с одной бабой такого не было. Ну с Ниной разве что, когда влюбился как пацан, когда начиналось все только. — Поехали, — тянется к губам, давя на шею, заставляя ниже склониться, дышит ему в рот влажно. Целовать не решается, и Игорь тоже замер, ждёт. — Я тебе хорошо сделаю, звёзды увидишь, бля, кущи райские. Я умею, научился. Сам же видел. Давай. Я ж уеду... Ну, Игорь? Умоляет его. Игорь осторожно Петю за талию обнимает, оглаживает через рубашку спину. Прямо слышно, как у него в голове шестерёнки ворочаются, думает там чего-то. Потом с сожалением сопит Пете в макушку, бормочет виновато: — Петь, не могу. Хочу очень, но мне по делам отъехать надо, и отменить никак. Хазин рот открывает, но сказать ничего не успевает: за дверью смех слышится, и они отскакивают друг от друга очень вовремя, потому что дверь открывается, и заходит Дима собственной персоной. Глядит на них. Значит, долго они тут, раз потерял, не выдержал, за ними пошел. Думал, наверное, разнимать их придётся. — Игорь, ты едешь? Ждут же. — Да, Димк, да, сейчас. Пете ещё никогда не хотелось так сильно убивать. Всё как в тумане дальше: руки им жмёт, собирает сумку, в душе дрочит дважды, ключи хозяйке отдает. В Сапсане уже, когда он с эйр подсами в ушах дремлет, телефон бзыкает недовольно. Ну, чё там? Кого ещё хуями обложить? Настроение пакостное ведь, хуже некуда. Замирает, потому что от Игоря видео. Быстро на "плей", хорошо что в наушниках, и в первом классе, а рядом никого. Картинка застывшая отмирает возней какой-то в полумраке, он прежде чем рассмотреть, разобрать, что это там, стоны слышит. Низкие, тихие очень. Это чё, Игорь? Он. Камеру над собой держит, сверху снимает, как в кулак толкается, широко расставив ноги. Петя ноги наоборот сводит, толстовкой рядом лежавшей пах прикрывает. Кажется, спустит сейчас от этого всего, прямо так. Игорь никогда раньше так откровенно не выставлялся, так, намеками только. Но сейчас пиздец. Пожалей, Игорёк, Петя наркоман, сердце слабое, не выдержит же. Вот сука. Сука. Дима Дубин сука, и Питер этот сучий, и дело это сучье, так не кстати разрешившееся. "Дядь, охуел?" "Не обижайся, Петь. Я правда не мог с тобой поехать". "Ну класс, охуеть теперь, и чё дальше?" "Не бушуй, сладкий". Петя задыхается от возмущения. Какая же сука. Это Хазин сам виноват, сам же научил на свою голову приемам подлым. А Игорь очень уж способным учеником оказался. Пока он соображает там, Игорь уже следующее сообщение отправляет. "О тебе думал. Как мы прям там, в туалете в участке, и чтоб ты так орал, что все там услышали бы". Вот как, значит. "Гром, я в дороге вообще-то. Если у меня стояк штаны порвет, будет дико стрёмно, и ты будешь виноват". Ржущие смайлики в ответ. Ну да, ржака ему. А Пете вот не смешно. "Чё тебе не спится вообще? Весь мозг мне выебал сегодня, мачо-хуячо". Ворчит для проформы. Они переписываются ещё какое-то время на отвлеченные темы, а потом Игорь и правда спать идёт, пожелав спокойной ночи и сфоткав ему на прощание свою рожу сонную. Дома Петя опустошает одну из заначек и долго лежит пластом на пороге балкона, замерзая, но не в силах подняться. Потом уже, дрожа, через пару часов просыпается. Дождик моросит, небо чёрное. Одиноко так, что завыть хочется. Сейчас бы в клуб завалиться, в толпу втереться, среди потных тел затерявшись. Потискать какую-нибудь куколку в привате. Но он так устал, что не раздевшись лезет в постель и забывается тревожным гадким сном, натянув одеяло на голову.