Скинь нюдсы

Со сколькими женщинами переспал Хазин, чего он там только в постели не пробовал, каких только изысков ему не предлагали. А тут Гром, женатый на своей работе. Нет, не девственник конечно, и отношения были, и секс там всякий. Но всё как-то урывками, словно бы потому что нужно, так же принято. Ну и приятно это, чего уж там. И все равно не сказать, что Игорь сильно искушенный. Иногда продрыхнуть всю ночь после тяжёлого изнуряющего дня приятнее, чем амурные приключения искать. Ну и с проститутками у него не выходит ничего, пробовал однажды, да с тех пор ни разу. Глупо это, странно, ну, неправильно как-то. Лучше уж передернуть, если совсем неймется, честнее всё-таки по отношению к самому себе. С теми, кто сам к нему напрямую подкатывает, у него получается, иногда по пару недель даже вместе, но потом он надоедает со своей мордой вечно побитой, хатой разъебанной и тем, что не звонит первым никогда. Только если ему, то он согласен. Хазин по-другому привык. Хазину если нравится, значит, хочется, а если хочется - рефлекс у него, брать нужно, добиваться. Похуй, что там дальше будет, может на одну ночь, может на пару месяцев хватит. Он телефон оборвет, весь мозг выебет, но своего с холодным расчетом и истеричным азартом добъется. Фас, Петя. Он и не понимает, как это, это как вообще, просто вот нравится? Нет, неправильно, тупость. Нравится - трахаешь. Не трахнул - значит, не так уж и нравилась. Поэтому, когда Хазин работает над делом в Питере, совместно с их спецами, он долго не рефлексирует. Гром ему нравится, ну, сначала просто мужик интересный, загадочный весь такой, ебало всегда хмурое, а если улыбнется, так сразу лет на пять молодеет внешне. Весь как-то теплеет, пиздец, и у Хазина от улыбки этой где-то в паху теплеет. Надо бы сказать, что в душе теплеет, но Хазин особо в это не верит. Ему всю жизнь другое в голову вбивали. Нет души, не нужно думать об этом. Только материальное: чины, полезные знакомства, шепотки на кожаных лоснящихся диванах в важных кабинетах, бабло и тачки, телки опять же, красивые, чтобы в свет вывести не стыдно, но и породистые, иначе в семью нельзя, гнать их всех. Стояк на Грома у Пети тоже вполне материальный, очень даже настоящий, так что Хазин этому верит. Только вот Пете Игорь никогда не улыбается. Гром на первый взгляд не породистый совсем. И на десятый. Петя зачем-то думает, что отец бы его сказал, если бы Петя сам был бабой и привел такого, как Игорь. Мент простой. Нихуя у него нет, не для него роза твоя цвела. Впрочем, Петя не баба, так что нахуй такие мысли. Гром пикируется с ним регулярно, потому что Петя на язык острый, язва настоящая, а Гром за справедливость типа. За девчонок в отделе вступается, в адрес которых Хазин шутки грязные отпускает. За Димку Дубина горой встаёт, когда Петя решает над ним поиздеваться немного, так, для проформы, да не обидно даже, вроде как. Но Гром полутонов не знает. Девчонки, по Громовским пионерским понятиям, слабые. А Дубин этот - друг, а за друга рвать принято у таких, как Игорь. У правильных таких, справедливых. Петя не такой, неправильный он. Всё думает, как к Грому грамотно подъехать, чтобы не спугнуть. Ковыряет его, наблюдает за реакцией. А если тут уколоть, а если вот так шуткануть, чего он? Стерпит? Или в ебальник пропишет? Пете не страшно ни разу, он на азарте и не на такое способен, а ебальник заживёт. В туалете встаёт рядом, косится. Хуй у Грома как дилдо из сексшопа, просто звездец. Хазин отводит взгляд, но Игорь все равно замечает, кажется. Замечает, падла, но молчит. Стряхивает аккуратно, заправляет. Ремень застегивает методично так, свитер одергивает и к раковине идёт, даже на Хазина не взглянув. Ишь какой, сука. Ноги длинные, ладони огромные такие, задница тощая. Дылда. Так его Хазин окрестил, когда впервые увидел. Голову приходилось задирать немного, чтобы в лицо посмотреть. Гром снисходительно так на него, как большая псина на тявкающую карманную собачку. От этого взгляда Петя и поплыл в первый раз. Другие все со страхом смотрели, пресмыкались, ну или ненавидели исподтишка. А этот не боялся, в глазах читалось, что хребет пополам переломит, если нужно будет, и похуям ему связи Петины, батя его, регалии и золотая ложка в жопе. Общение не клеится, и расследование не клеится тоже. Петя устает уже и в первый раз в жизни думает, что нахуй. Чё ему этот Гром дался? Заебал со своими отповедями, да взглядами презрительными. Что там для него Петя, сынок генеральский, баловень судьбы, мажор зажравшийся. Он его общество терпит под бубнеж Прокопенко. Слышал Петя однажды, украдкой, мимо неприкрытой двери кабинета проходя: — Игорёк, ну ладно тебе. Он же уедет, уедет потом. Только не наворотил бы чего, нам проблем не надо. Игорёк с мрачным ебалом смотрел на свои ладони и молчал. Взвешивал будто, сколько ещё вытерпит, прежде чем Пете прописать и высказать всё, что о нем думает. Да чего Петя там о себе не знает? Чего не слышал? Ему Нина всё сказала. И Горюнов этот на Трёхгорке, ножиком в него тыча да слюной с соплями заливаясь всё вывалил, там дерьма тонны было, захлебнуться только и можно. А Петя выплыл и дальше по этому дерьму погреб. Живой, и на том спасибо. Сука, да. Ну и пусть. Он и не умеет ничего, если до постели дело дойдет, думает Петя. О Громе думает в выходной свой законный. Поздно уже, за полночь перевалило. Съёмная хата у него довольно скромная, выебываться не перед кем здесь, да и устал он от понтов вечных. Квартиру свою в Москве продаст к хуям, когда вернётся. С шестом этим сраным, с китчем дешевым. Вот такую возьмет, как эта питерская, простую, без изысков, скандинавский уют, мать его. И всё белое, белое, как порошок забористый, тот, который Петя с зеркальца сейчас снюхивает. С этим тоже завязывать надо по-хорошему, но не сейчас, не получится у него. Дело закроет, Грома из башки выбросит и домой, ту-ту, рехаб, овсяночка и таблеточки по утрам, капельницы бесконечные и сны болезные, желание удавиться и противные улыбки врачей. Нихуя этот Гром не может, злится Петя. У него такие телки были, рай просто, круче колумбийского кокса. Всякое делали. Там хотя бы стоило вложенных усилий, времени потраченного. А тут что? Если и дойдет, если и получится, максимум подрочат друг другу, да разбегутся, а на Петю ещё больше презрения свалится, что вот ведь, и пидор к тому же. Петя не пидор, Петя - завоеватель. Смеётся, телефон из кармана домашних треников выуживая. Быстро вбивает пароль, в переписку с Громом смотрит. Короткая она, безликая. "Сегодня будешь? Свидетелей нашли вроде" "Ок" "Прокопенко тебя ищет, приезжай" "Да я в пробке застрял, буду скоро" И несколько файлов рабочих: с материалами дела, допросами какими-то, таблицами и цифрами. Петя лижет губы судорожно, думая о том, как, должно быть, Игорь в рот брать будет неумело. Чтоб слюни по подбородку, чтоб макушку его трогать, за волосы короткие схватить, натягивая. Это приятно. Он вдруг о Нине вспоминает. О нюдсах её, так она это называла, когда голую себя скидывала или в белье, в чулках там. И ему писала "скинь нюдсы" с игривыми смайликами, но он смеялся только. "Иди ты" набирал быстро, заполошно, посылал ей. Она - ржущие мемные картинки ему в ответ. Другим посылал нюдсы эти, не ей только. Другим и член свой скидывал с похабными подписями, а Нине не решался почему-то, хотя потом делал по отношению к ней вещи гораздо хуже и стыднее. Все их видео он удалил, ну те, где они вместе так. И телефон сменил нарочно. Решиться, когда в тебе кокаина больше, чем в мексиканском наркобароне, легко. Петя штаны приспускает, выставив текущий стоящий колом член. Футболку задирает до подбородка, вот так. Рукой себя гладит, вздыхает прерывисто и фоткает. Рассматривает потом: лицо в кадр не попало, если что, можно отшутиться, что чатом ошибся, это Ире, Иришке он хотел отправить. На фото он во всей красе, живот поджатый, соски торчат, хуй стоит как надо. Ну, будь Петя не Петей, он бы себя трахнул, наверное. Красиво же, чего бы нет. Фотка летит в полупустой чат с Громом. Хазин тут же телефон отшвыривает, не со стыда конечно, просто душно ему, истомой накрывает от мыслей всяких. Может, порнуху посмотреть? Он включает телек, щелкает несколько раз, выбирает. Ничего не нравится. Мужики в порнухе ему не заходят вообще. Как они скрипят там натужно, друг другу в лица харкая, как извиваются конвульсивно, своими синюшными причиндалами тряся. Пете не нужны мужики, ему нужен Игорь. Телефон, лежащий экраном в диван, вибрирует пришедшим сообщением. Петя лениво себя сжимает в кулаке, цепляет другой рукой аппарат, блокировку снимает. "Хазин, это чё?" Петя ржет, представляя озадаченное ебало Грома, который, скорее всего, уже спать собирался. Весело будет, даже если ничем хорошим не закончится. "А на что похоже?" Отбивает Петя, ухмыляясь самодовольно. "На то, что у тебя кукуха потекла" - мгновенно отвечает Игорь. "У меня не только кукуха потекла, Игорёк" И ещё фото скидывает, чтобы добить. Крупным планом себя там, на вот, любуйся, сука. Игорь молчит. Долго, с час наверное. Петя успевает подрочить, принять душ и улечься в постель, когда телефон наконец снова оживает. "Ты номером не ошибся?" "Ну а если скажу, что ошибся, тебе легче станет? Ну, хочешь удалю всё, потру?..." Теперь Игорь быстрее отвечает, торопится: "Потом поговорим. Спи". Он не говорит "да", так что Пете ничего не мешает считать это своей маленькой победой. Фотки гордо остаются висеть в диалоге ещё какое-то время. На утро Петя видит, что Игорь очистил историю их чата. В управлении легко сделать вид, что ночью показалось всё, особенно потому что дело их наконец сдвинулось с мертвой точки, нашлись люди, на которых можно надавить. Участок возбуждённо гудит и вибрирует, Петя наскоро вливает в себя кофе, хватаясь за ключи и телефон, нетерпеливо топчется на пороге, ожидая, пока Гром наконец нарисуется на горизонте, выйдя из кабинета Прокопенко. Одно удовольствие видеть, что у Грома синяки под глазами такие, словно он всю ночь не спал. И глаза красные, злорадно замечает Петя, когда Игорь подходит поближе. Будто хочет его по плечу хлопнуть, но передумывает, только "Поехали" быстро бросает и первым выходит на улицу, в дождь и слякоть. В нагретом салоне его запах тут же вытесняет все остальные: мятная зубная паста, одеколон какой-то бесхитростный с двумя нотами, кожанка тоже пахнет, животным чем-то, или Петю просто слишком сильно кроет от его такой близости после вчерашнего. После переписки этой. Они разговаривают когда о деле, обсуждают, как будут допрашивать, что говорить, Игорь на Петю даже не смотрит, кепку свою на коленках комкает и в окно запотевшее, всё в дождевых каплях пялится. А Петя то и дело на его коротко стриженный затылок залипает, ловит себя на мысли, что хочет носом уткнуться, сзади прижаться, притереться бедрами к заднице и. День проходит быстро, стремительно как-то. Как только из машины выходят, Петя тут же обо всем забывает, в псину бешеную превращаясь. Привычно, хорошо, он эту роль любит, в отличие от всех остальных. Матом харкается направо и налево, ядом плюет во все стороны, хватает кого-то за грудки и трясёт, угрожающе заглядывая в глаза. Юрист, не юрист, а эта шкура уже приросла к нему как следует, не выплавишь теперь. Игорь рядом весь день, где надо градус снижает, а где припрет - кулаками помогает. Он здоровый, и если Хазин страшно лает, то Гром бьёт страшно: и следов почти не остаётся, Петя так не умеет, а навык-то полезный. Он словами прежде всего запугивает, а Игорь сразу делом. Они расходятся ближе к девяти вечера, по домам сразу, заслужили, Прокопенко хвалит даже. Это в первый раз за всё Петино тут присутствие ему доброе слово перепадает. Петя устал, наверное, спать бы надо. Но вместо этого, поужинав едой из доставки, он хватается за телефон. "Круто было, да?" "Да" "Фотки зачем удалил?" "Так ты помнишь?" Ну пиздец. Игорь за кого его держит-то? Он падла конечно, и сука, но не маразматик же. "Ещё не поздно сказать, что не помнишь. Или чатом ошибся". Вот тупица. "Ты что, вот так всю красоту потёр? И не жалко тебе было? Произведения искусства". "Ага. Аполлон Бельведерский". Петя ржет до слез почти, так что не сразу врубается в сообщение, которое Игорь скидывает ему следом: "Себе сохранил". Пиздец. Петя воздух ртом хватает. Ну вообще, повело как девственницу, от одной только мысли, что у Грома в телефоне теперь он есть (Цветков всем, кто хочет и не хочет рассказывает, как они отделом ему на ДР смартфон вскладчину задарили вместо доисторической Нокии, Петя от этой истории почему-то неизменно прется, хоть слышал ее не раз). Да и в таком виде ещё. Надо успокоиться. Петя наливает себе коньяка и, сделав большой глоток, морщится. К переписке возвращается. "Вздрочнул хоть?" Это откровенно уже, даже откровеннее, чем фото, потому что там отбрехаться можно. Вчера всё намеками больше, ничего напрямую. А тут вот так. Ну, завоеватель, хуле. "Ещё пришлешь?" Сука. На вопрос не ответил прямо. Ладно, Петя не гордый. Пришлет конечно. Ставки увеличиваются, так что он идёт в ванную, перед зеркалом большим крутится, так и сяк себя фоткая. Не то всё, в душ лезет, обливается, мокрый выходит. Так лучше уже. И зеркало на фото чуть запотевшее. У Нинки научился. Губы вот так приоткрыть надо, пальцами за сосок себя прихватить. Петя много фоток всяких шалашовок повидал, теперь вот сам такую старательно изображал. Впервые себя на их месте почувствовал, когда понравиться надо, зацепить, желание разжечь. На большее не решиться пока, скидывает несколько фото в зеркале, в испарине, тело бледное, соски темные, пальцы, губы. Глаза обрезает, рано пока. Слишком уж как-то, вдруг Гром завтра всему участку показать вздумает. Теперь Петя, пожалуй, понимает, как неправ был, своих девочек всем подряд демонстрируя. "Игорь?" "Чё?" "Хуй в очо, бля. Скажи что-нибудь хорошее" "Ты красивый очень". Ух. Петю размазывает от простых неловких слов, которые и мальчик девочке на школьной дискотеке мог бы сказать. Адреналин зашкаливает. Что там Гром делает сейчас? Вот Пете очень хочется видеть. Он в кровать лезет голый, простыни разгоряченную кожу холодят. Телевизор не выключает, только громкость потише, чтобы фоном, чтобы совсем сейчас в тишине не оставаться наедине со своими мыслями. Решается. Что он теряет-то? "На тебя хочу посмотреть". "Да чего там смотреть, Хазин". Петя фыркает, челку со лба сдувая. Ох не того человека называли Дубиным. "Ты прикалываешься что ли? Давай нюдсы, а то я больше не играю". "Чего???" Этого стоило ожидать. Петя улыбается как еблан. Конечно, Игорь хоть смартфоном и обзавелся, шарить лучше во всяких фишках не стал. Он начинает уже объяснение строчить, когда экран брякает коротким насупленным "Погуглил". "Давай, дядь, шнеллер, я тут голый весь, жду. А то вставать завтра рано". Ждёт, затаив дыхание. Воображение услужливо подсовывает картинки, рисует: как Гром там освещение получше подбирает, как касается себя, как о нем, о Пете, думает. Хазин губу закусывает, просовывая свободную от телефона руку под покрывало. Экран загорается, мерцает в полумраке. Петя торопится, смотрит скорее, жадно. Торс у Игоря ожидаемо пиздец какой красивый, вылепленный словно, смуглый такой, с блядской дорожкой, теряющейся где-то во мраке, а дальше всё оставлено на откуп воображению. Гром или обрезкой не владеет, или просто Пете верит, потому что его лицо видно, в отличие от тех фоток, что Петя ему скидывал. Серьезное все то же лицо, взгляд нечитаемый. Будто врачу лечащему фотку скинул, мол, гляньте, у меня здесь какая-то хуйня, не умру? И все равно горячо дико. Петя всматривается, изучает каждый миллиметр: мышцы грудные, соски темные, кубики пресса, руку видно в зеркале, с телефоном в ней зажатым. Вторая рука там, внизу, где нихуя не видно. Ничего, Петя его научит. Петя ему покажет своим примером, как надо. "Горячий ты, дядь, пиздец. Тебе в модели надо, на порнхаб, или онлифанс". "Там таких как я" . Нет, дядь, таких как ты нету больше. Бакланов непуганых, наивных. Но Петя внутренне выдыхает, потому что вот же, Гром ему с ебальником своим фотку скинул. На следующее утро переписки опять нет, но Петя уже предусмотрительно сохранил фотку и заскриншотил вчерашнюю переписку. День обещает быть интересным. *** Хазин с того вечера как с цепи срывается, а Игорь и не знает, что ему думать. Днём они работают с упоением, даже и не пытаются обо всем поговорить, и Грому кажется иногда, что все это вечернее блядство - плод его воображения. Но нет, вот они, Петины фотки в его телефоне, даже пароль пришлось выставить, потому что теперь было что охранять. Хазин всё бесстыднее с каждым днём становится: новые ракурсы, новые позы. Игорь смотрит, оторваться не может. Думает все про себя, какого черта? С каких пор ему вот этот индюк московский так нравиться стал? Проблядь эта, чьего отправления Игорь ждал с нетерпением, и всю плешь Прокопенко выел. А теперь с нетерпением ждёт вечера. Хазин через три дня так увлекается, что первое видео ему скидывает. Игорь чуть телефон не роняет, когда видит, что он там с игрушкой из сексшопа развлекается. Лижет член этот резиновый напоказ, сосет крупную головку, за щеку забирает. На фоне рэп какой-то кальянный, глаза бешеные пиздец, лямка борцовки сползла как-то, он потный весь, блестит аж, будто марафон пробежал. "Хазин..." "Чё, дядь, нравится? Тренируюсь, между прочим. Размер подобрал на твой похожий, не ошибся же, да?" Гром себя через ткань домашних штанов сжимает, чувствуя, как там горячо и мокро. Тихонько в ладонь толкается раскрытую, трётся об нее. "Ошибся немного, у меня больше". У самого голова кружится, щеки и уши горят. Ну он что, не соврал же. Петя снова видео скидывает. Хуйня эта резиновая у него, оказывается, на присоске. Он ее к холодильнику прилепил что ли? Игорь даже смотреть это не может, зажмуривается, отшвыривает телефон в сторону, стягивает штаны и трогает себя, слушая доносящиеся из динамика стоны. Пиздец, Хазин, сука. Что же ты творишь, падла. Как же это. Пиздец как хорошо, вот как. Ему и смотреть не надо, достаточно услышать, как Петя там слова всякие грязные говорит, ему, Игорю адресованные, и как стонет показушно. Где только научился такому? Минуты хватает, чтобы кончить задыхаясь. Видео то он так посмотреть и не решается, и Пете ничего не отвечает, вырубаясь от усталости прямо на диване перед телеком. На следующий день они раскрывают дело.