The Nameless Monster

Эндрю Миньярд не глупый человек. К Натаниэлю приходит почти болезненное осознание этого прямо сейчас. Его глаза следят за блондином, в то время как он понимает, что за ним так же наблюдают. Сейчас он играет в опасную игру, тайна его личности уже висит на очень, очень, очень тонком волоске. Стоит Эндрю копнуть чуть глубже или Натаниэлю неловко оступиться, чтобы личность Нила пересеклась с Абрамом и тогда... Всё рухнет прямо у него на глазах. Натаниэль знает это, Натаниэль понимает это. Но, по какой-то причине, он всё равно появился сегодня вечером и собирается привести Эндрю прямо к тому месту, которое он защищал ценой своей жизни весь последний месяц. У Натаниэля мало времени, он ведёт обратный отсчет с самого своего рождения. Но взяв с собой Эндрю, рискуя всем, он только ускоряет тиканье часов. Он всё ещё должен найти предателя в участке, он всё ещё должен выполнить приказ отца. Он всё ещё должен убить его. Он всё ещё должен предать доверие, которое они с Эндрю тщательно выстраивали в течение нескольких недель. Но он не может этого сделать. Не может, пока не может. Эндрю одет в чёрное, он всё еще держит пистолет в руке, а под толстовкой у него пуленепробиваемый жилет. Натаниэль пресекает свои размышления о будущем, потому что чувствует, как кровь впитывается в одежду, а рану жжёт при каждом прикосновении ткани. Боль не сильная, приглушённая. Натаниэлю приходилось стрелять из пистолета с раздробленной рукой — из-за отдачи он не мог потом даже пальцем пошевелить. Так что бывало и хуже. Но всё равно, когда они вернутся на склад, нужно будет обработать рану, и Натаниэль не был уверен, как ему удастся это провернуть. Эндрю молчаливо застывает рядом с ним, когда они, наконец, достигают вершины холма, ведущего вниз к трём рядам складских помещений. Ряды одинаковых белых строений. Первоначально они использовались для торговли наркотиками, пока Натаниэлю не приказали устранить их, потому что они мешали бизнесу его отца. Подняв одну руку, он указывает двумя пальцами на чёрное небо, сигнализируя своему охраннику, чтобы он не взорвал ни его, ни Эндрю. Короткая вспышка света в ответ подтверждает, что всё в порядке и они могут двигаться дальше. — Необычно, — мягко замечает Эндрю слева от него. — Сигналы руками и всё такое. — Мхм… — отвечает Натаниэль, жестом приглашая следовать за ним. — Сделай мне одолжение: возьми свой образ полицейского и засунь его себе в задницу, когда встретишься с детьми. Большинство из них не любят местных правоохранителей. Эндрю приподнимает одну бровь в ответ на это. — О, я полагаю, этому научил их прекрасный лидер. — Нет, я ничего против вас не имею. До тех пор, пока вы не лезете в моё дерьмо, у нас обычно всё в порядке. — О, конечно, извини, — сухо отвечает Эндрю. — Я буду иметь это в виду, если мы когда-нибудь встретимся в перестрелке. Натаниэль ухмыльнулся, но затем на мгновение замешкался, когда понял, что Эндрю этого не видит. — В этом вся фишка. Этот разговор показался ему до жути знакомым. Натаниэль не мог позволить себе играть в эту игру, потому что если он это сделает, то у них точно будут проблемы. Эндрю был чужим для Абрама. Тем не менее, он резко тормозит у одного из складов. Натаниэль на мгновение заколебался, потому что знал, как сильно рискует, приводя сюда Эндрю, но в глубине души он надеется, что если Эндрю всё-таки развернётся и вызовет подкрепление, он, по крайней мере, будет бороться за безопасность детей. — Либо пристрели меня, либо открой эту чёртову дверь, — огрызается Эндрю. Его взгляд устремлён на одетую в черное фигуру Натаниэля, который старается держаться подальше от зоны видимости Эндрю. Тени помогали ещё больше скрыть его, хотя, по логике, Эндрю мог видеть только голубые глаза. Он вздохнул, слегка поправив чёрную маску на лице, и пожалел, что сломал защитные очки, которые Элисон сделала ему много лет назад. — Честно говоря, у меня был соблазн пристрелить тебя, — проворчал Абрам, быстро постучав в дверь девять раз подряд. Это слабым эхом отозвалось на пустой стоянке, как и то, что Эндрю переступил с ноги на ногу и снял пистолет с предохранителя. Изнутри послышался слабый щелчок и дверь начала подниматься. Взору предстали ряды матрасов, одеял и подушек, сваленных в один угол, а ещё упаковки от еды, что заставило Натаниэля нахмуриться, потому что он мог поклясться, что убрал за собой перед уходом. Среди всего этого хаоса находилась дюжина или около того подростков. Некоторые свернулись калачиком в углу и спали, их биологические часы сбились меньше, чем у их сверстников. Другие, бодрствующие, переговаривались сидя в небольших группах. Люди Натаниэля, только те, кому он доверял настолько, насколько это вообще возможно для такого человека, как он, стояли вдоль стен. Некоторые даже разговаривали с детьми, заботясь о малышах. Судя по тому, что Эндрю коротко вздохнул, это зрелище, похоже, вывело его из себя, и Натаниэль не мог его в этом винить. Странно видеть как банда мафиози пытается быть милой с детьми, которые едва доставали им до пояса. Натаниэль по привычке осмотрелся в поисках Элисон. Он нашел её прислонившейся к двери со скрещёнными на груди руками. Натаниэль попросил, чтобы все его люди носили что-нибудь, скрывающее их личность, и Элисон выбрала яркий розовый парик в сочетании с блестящей белой маской. Натаниэль закатил глаза при виде этого зрелища. — Ты не лгал, — комментирует Эндрю рядом с ним, опустив пистолет (слава Богу). Как всегда, его лицо остаётся бесстрастным, за исключением чего-то кипящего под поверхностью. Его глаза сканировали пространство, отмечая, как дети помладше, едва взглянув на него, тут же отворачивались. Другие, в основном подростки, приостановили свои занятия и смотрели на него, недоверчиво прищурившись. — Это не то, о чём люди обычно лгут. Эндрю начал хмуриться, пока тоненький голосок не привлёк его внимание. — Абрам? Они оба повернули головы в сторону тоненького голоска Мэдс, которая встала с места, где сидела с Чарльзом. Её плюшевая собака, которая разваливалась по швам, была засунута под мышку, что хоть как-то выдавало её возраст. — Ты встретил Эндрю. — К сожалению, — отвечает Натаниэль, когда она подходит к нему. Он никогда не считал себя защитником, потому что большую часть своей жизни ему нечего было защищать. Но казалось, что с каждым годом это чувство становилось всё острее и сильнее, и его невозможно было игнорировать. Натаниэль хотел делать добро — он хотел спасти этих детей. — Мэдс, ты в порядке? — спросил Эндрю, не пытаясь скрыть беспокойство, прозвучавшее в его тоне. Его ореховые глаза быстро осмотрели девочку на предмет травм, но ничего не нашли. Очевидно. — Я в порядке! — Мэдс ухмыльнулась, её улыбка стала более твёрдой с тех пор, как Чарльз вернул её обратно. — Но Абрам всё же хочет тебе кое-что сказать, — уверила девочка, протянув маленькую ручку и обхватив ею руку Натаниэля в перчатке, чтобы повернуть его к Эндрю. — Верно, Абрам? Он раздражённо хмыкнул, но всё же не отдёрнул руку. — Мне жаль, что я отравил ваш участок газом ранее. Я не хотел произвести плохое первое впечатление. Мэдс засияла. Эндрю нахмурился. — Папа всегда учил меня, что манеры очень важны, — пояснила она. Натаниэль снова вспомнил, как молода была Мэдс, независимо от того, насколько старыми казались её глаза, когда она с криком просыпалась от своих кошмаров. Эндрю раздражённо покашлял, прочищая горло. — Да, это верно. Также верно и то, что ты можешь отклонить чьи-то извинения, как я собираюсь сделать прямо сейчас. Дорогой Абрам, извинения не принимаются. Эндрю снова встретился с ним взглядом, когда заговорил, и сердце Абрама дрогнуло. Ощущение было незнакомым, и он не мог понять, потому ли это, что одно неверное движение и все его грязные секреты будут раскрыты, или потому, что он видит Эндрю в своём мире. — Хей, Абрам, кто этот новенький? — крикнул кто-то сзади. Очевидно, один из подростков, уставший ждать объяснений. Похоже, он не был единственным любопытным, потому что вскоре после этого начался хор других вопросов. Милли, тринадцатилетняя девочка, у которой было достаточно язвительности, чтобы отправить Абрама в могилу раньше времени, присоединилась к нему. — Да, я и не думала, что у тебя могут появиться друзья. Очевидно, шесть недель вернули некоторым из них немного жизни. В этом и заключалась особенность молодежи: они каким-то образом могли вернуться к нормальной жизни, по крайней мере, некоторые из них. Вкус свободы снова принёс надежду в их улыбки, в их слова, в их поступки. Натаниэль позволил себе вздохнуть. — Ещё раз спасибо тебе, Милли, за это, моё эго и так уже разбито вдребезги. Эндрю пристально смотрит на него. Абрам чувствует, как от этого взгляда покалывает кожу, поэтому он прочищает горло и указывает рукой в сторону Эндрю. — Это… — он делает паузу, бросая взгляд на блондина, не зная, хочет ли тот, чтобы он назвал его настоящее имя или нет, но в ответ получает лишь непоколебимый взгляд, так что он принимает это как согласие. — Это Эндрю. Мне нужна помощь. Как вы знаете, нам нужно найти лучший источник пищи, а также источник воды, чтобы мы уделили больше внимания гигиене некоторых из вас, потому что здесь чертовски воняет. Это сложно, ибо копы сейчас будут сильно на нас наседать. Эндрю может помочь нам с этим, — он колеблется мгновение, его взгляд пробегает по группе детей, которые смотрят на него с доверием, которого он не заслуживает. — Я собираюсь предложить кое-что, и вы можете подумать об этом, если хотите. Если кто-то из вас хочет принять помощь правовой системы и обратиться в полицию, это ваш шанс. Сразу же раздаются неодобрительные возгласы и Натаниэлю приходится терпеливо поднять руку, чтобы заставить их успокоиться. Он чувствует, как Мэдс крепче сжимает его другую руку. — Я не говорю, что вы должны это делать, идиоты, — снова вклинивается он. — Это и есть причина, по которой вы всё ещё здесь, и я не отвернусь ни от кого из вас. Но я не собираюсь лишать вас этой возможности. Эндрю — офицер… Снова шум, но на этот раз в их голосах звучит страх, и Натаниэль бросает взгляд на своего напарника. Его лицо тщательно скрыто за безразличием, но он медленно убирает пистолет за спину и молчит под натиском оскорблений. — Остыньте, блять, кучка придурков, — огрызается Натаниэль. — Вы знаете, что я не стал бы брать с собой кого-то, кто может представлять для вас опасность. Эндрю такой же, как и все вы, поэтому он действует за спиной своего начальства, чтобы быть здесь. — Я действую за спиной закона… — бормочет Эндрю себе под нос, складывая руки на груди. — Сейчас на нашей стороне кто-то внутри системы, ясно? Это обеспечит нам большую безопасность и стабильность. Мы с Эндрю будем работать над тем, чтобы найти вариант для всех вас, который гарантирует, что вы все будете в безопасности, и никто больше не воспользуется вами, — дети затихают один за другим, некоторые всё ещё смотрят на Эндрю, другие беспокойно перебирают пальцами или смотрят в пол. — Я обещал вам, ясно? Эндрю знает маршруты патрулей и знает, что известно копам. Мы разберёмся с этим. Несколько мгновений никто не произносит ни слова, но вот тихий голос в общей массе тихо заговорил. Он даже не уверен, кто это. — Но что, если мы хотим остаться с тобой, Абрам? Он моргает. — С чего бы? Ребята, я не могу предложить вам даже душ, не говоря уже про стабильную жизнь. — Мы можем работать на тебя? — это Киллиан, рыжие волосы, шестнадцать лет — никогда не разговаривал, до сих пор. — Нет, нет, ни за что на свете. Вы, ребята, убираетесь нахуй из этой дерьмовой жизни. Точка. Дети начинают протестовать, он не понимает почему. Он чувствует себя слабым. — Ребята, хватит, — он снова говорит, делая шаткий шаг вперёд и понимает, что его трясёт. — Возвращайтесь к своим занятиям. Он слышит ещё голоса, но они переходят в фоновый шум, когда его зрение начинает слегка расплываться. Выдержав паузу, он вытягивает руки и смотрит на ладони перед собой, замечая лёгкую дрожь в пальцах. Эндрю снова наблюдает за ним, и Натаниэль не может понять, о чём он думает, потому что его голова внезапно становится очень лёгкой. Почему я на работе? - он моргает. - Нет, не на работе. Я сейчас не Нил, я… Он смотрит вниз на свои чёрные перчатки - руки Абрама, и снова поднимает глаза, не обращая внимания на всеобщие обеспокоенные взгляды. Он снова делает шаг вперёд, намереваясь пойти и спрятаться. Но вместо этого он машет рукой Чарльзу, который быстро движется в его сторону. Высокий мужчина наклоняется, Натаниэль хватает его за плечо, его голова кружится, но ему удается вымолвить. — Следите за Эндрю, ты и Элисон. Убедитесь, что он не… он… я думаю, что теряю сознание. — На… Абрам? Что? Но мир становится серым, и, на мгновение встретившись взглядом с карими глазами, Натаниэль понимает, что забыл о ножевой ране на спине. — Ошибка дилетанта, — пробормотал он про себя, прежде чем упасть на пол.

_____________________________

Эндрю Миньярд — человек, который повидал многое, но сцена того, как преступник из низов заботится о тринадцати детях, когда ему самому на вид не больше двадцати, — не то, что, как он думал, может пополнить список. Эндрю пошёл за призраком, известным как Абрам, потому что ему было всё равно, умрёт ли он, но он не собирался подвести ещё одного ребенка. Только не снова. Поэтому он последовал за вооруженным до зубов человеком на незнакомую территорию. Он наблюдал, как тот щелчком пальцев отгоняет людей с глаз долой будто это было обыденное дело. Он видел, как тринадцать пар глаз повернулись и уставились на него, когда дверь открылась, и теперь Эндрю всё понял. Абрам был их спасителем. Их героем, который вытащил их из Ада и дал им то, что они посчитали Раем, если сравнивать с тем, через что они прошли. Эндрю знал это чувство. Помнил жестокие руки, злые слова и бесконечную жажду тепла, которое он никогда не получит, а затем вдруг появилась она. Касс с нежной улыбкой и добрым голосом, который не заставлял вздрагивать или дёргаться, когда она звала его. Спасительница — герой. Но всегда была какая-то загвоздка. Эндрю всё ещё пытался понять, в чём подвох тут. Но теперь он точно знал, что группа неудачников настолько заботилась о своём лидере, что в тот момент, когда он упал, все их взгляды устремились на Эндрю. Если бы не розоволосая девушка, Эндрю подумал, что его бы разорвали в клочья эти недоверчивые взгляды и обиды, засевшие глубоко внутри. — Возвращайтесь к тому, чем вы, крысята, занимались до этого. Нам нужно кое-что уладить, хорошо? — она замахала руками, делая шаг в сторону Эндрю, который всё ещё отказывался доставать свой пистолет. Идиот, идиот, тебе нужно убираться отсюда. Вызови подкрепление, ты знаешь, где дети, ты… — Что случилось с Абрамом? — мягкий голос Мэдс застаёт его врасплох. — Он в порядке? Крупный мужчина, нависший над бессознательным телом Абрама, поднял голову, вынужденная улыбка растянулась на его губах, когда он кивнул. — О да, Мэдс, вообще не беспокойся, — он похлопал Абрама по голове, покрытой капюшоном. — Я только отнесу его в подсобку. Мужчина поднял миниатюрного парня, как будто тот ничего не весил. Его капюшон сдвинулся, и Эндрю не мог оторвать от него глаз, пытаясь разглядеть цвет волос, но вскоре он скрылся из виду. Пинки вздохнула. — Это просто Абрам ведёт себя как идиот, возвращайся к остальным крысятам. Мэдс замешкалась и на мгновение взглянула на Эндрю, который сухо кивнул, потому что сейчас ей, вероятно, будет безопаснее с другими детьми. — Ладно, коротышка, куда ты его ударил? — спросила Пинки, повернувшись к нему лицом. Ее блестяще-белая маска раздражала не только своим сверкающим видом, но и тем, что она была необходима. Он задумался, проходил ли он когда-нибудь мимо этих людей на улице, когда шёл в магазин, или проезжал мимо них на машине. И всё же он не стал смягчать свои слова. — В спину, ножом. Удивительно, что он не упал раньше, удар вышел достаточно глубоким. Пинки, похоже, это не беспокоило. — А что насчёт тебя? — Что? — У тебя есть какие-нибудь раны, о которых я должна знать? Эндрю почувствовал, как уголки его губ скользнули вниз. — Я буду в порядке. — Тебе лучше не врать мне, потому что Абрам убьёт меня, если с тобой что-то случится, пока он будет в отключке, — ворчит Пинки. Её голос приглушен маской, заставляя Эндрю поверить, что он мог ослышаться. Он ничего не говорит, но, возможно, Пинки хорошо умеет читать людей или сотрясение мозга, которое у него определённо есть, сказывается на нём, но она смеётся. — О, Абрам неравнодушен к таким людям, как ты, — она качает головой. — Видимо, ты привлёк его внимание. Эндрю не отвечает, и Пинки больше ничего не говорит. Она просто стоит рядом с ним, наблюдая, как общаются остальные, а Эндрю пытается успокоить своё колотящееся сердце. Пытается заглушить беспокойство, которое извивается вокруг его лодыжек, как змея, и пытается не желать, чтобы Нил был рядом с ним прямо сейчас. Он ничего не может поделать с тем, что длинный язык Нила и его острая, как нож, ухмылка, помогают ему успокоиться. Он не может ничего поделать с тем, что у Нила, если быть честным, приятное лицо, на которое приятно смотреть, и в нём есть загадка, которую Эндрю медленно разгадывает каждую минуту. Ему интересно, как бы Нил отреагировал на то, что он делает. Он думает, что Нил пошёл бы с ним, что Нил без колебаний нарушил бы закон. Единственная причина, по которой он следует ему, заключается в том, что у него связаны руки, и за ним слишком пристально следят. Эндрю понимает это. Он почти хочет позвонить Нилу и позвать его. Попросить его приехать, потому что тогда у него будет запасной вариант и он не будет чувствовать себя так глупо, как сейчас, но он быстро отгоняет эту мысль. Нилу не нужно было ввязываться в подобное дерьмо, когда он пытается оставить своё прошлое позади, оставить того человека, которым он был до Балтимора. Эндрю просто не понимал, почему он не может сделать то же самое.

__________________

Абрам просыпается через десять минут. Небольшой проблеск кожи, который видит Эндрю, болезненно белый, его голубые глаза тусклее, чем обычно. Тем не менее, он двигается с определённой грацией, а его взгляд останавливается на Эндрю, стоящем в стороне, в то время как большинство детей начинают падать в свои кровати. Все, кроме Мэдс, которая сидит и рассказывает Эндрю истории о своих последних приключениях. Он должен отдать Абраму должное. Этот человек, по крайней мере, нашёл творческий подход к тому, как развлекать детей. — А это Скуби, — объясняет девочка, протягивая затёртую до дыр плюшевую собаку. Её голова озабоченно склонилась набок, бледно-жёлтый мех стал тёмно-коричневым от грязи. — Он — единственное, что у меня осталось от прежней жизни c папой, до того, как я пошла к красной леди. — О, понятно. Мэдс одарила его зубастой ухмылкой. Тени вокруг её глаз, которые он видел раньше, исчезли, её поза расслабилась, а в другой руке она держала наполовину съеденное яблоко. Она продолжала болтать о своей подруге Эмили, которую она обещала познакомить с ним, как только та проснется, и о том, как Абрам принёс настольную игру «Монополия», и ей пришлось несколько раз просить всех замолчать, потому что их крики были слышны на весь двор. — Да, это было довольно стрессово, — хриплый голос с акцентом раздался сзади Эндрю, который напрягся, когда понял, что даже не заметил, как Абрам подошёл к ним. — Вы, придурки, действительно пытаетесь отправить меня в могилу раньше времени. Он сказал это в шутку, но когда Эндрю посмотрел в его глаза, у него возникло ощущение, что это правда. Эндрю не был уверен, что он чувствует по этому поводу. Мэдс хихикнула, придвигаясь ближе к Абраму. — Я как раз рассказывала Эндрю обо всём, что мы делали. Ты должен пригласить его на вечер игр. Голубые глаза быстро метнулись к Эндрю и тот поднял бровь в ожидании ответа, потому что он не собирался приходить на вечер игр — это был бы рискованный шаг, но опять же, оглядев комнату, он подумал, что всё, что он делает сейчас — рискованный шаг. — Посмотрим, Мэдс, — отвечает Абрам, слишком мягко для человека, который всего несколько часов назад орудовал ножом, как второй рукой. Он погладил длинные чёрные волосы девочки, а затем кивнул головой в сторону дверей. — Нам с Эндрю нужно поговорить. Увидимся позже? Мэдс нахмурилась, её рука потянулась вверх, чтобы поймать руку Абрама в перчатке. — Ты же в порядке? — вдруг спросила она. — Я испугалась, когда ты упал. — Ох, — снова шокированный взгляд, когда кто-то просто спросил в порядке ли он. — Да, Мэдс, я в порядке, просто была небольшая потасовка перед тем, как я вернулся сюда. Она нахмурилась. — Твой папа снова был зол? Это заставило Абрама замереть. Он повернул голову, чтобы посмотреть на Мэдс. Эндрю засуетился рядом с ней и приподнял обе брови. Кто такой папа? — Кто рассказал тебе о моём отце? — спросил Абрам. Его голос внезапно стал очень, очень, очень беглым. Голубые глаза снова заблестели. Мэдс пожала плечами, явно не понимая, что она всколыхнула в Абраме. — Я подслушала, как женщина с розовыми волосами говорила об этом с Чарльзом. Она сказала, что твой папа продолжает причинять тебе боль. Абрам медленно наклонился, взял Мэдс за плечо и покачал головой. — Нет, Мэдс, я в порядке. Я могу справиться с ним, так что не волнуйся за меня, хорошо? Просто обещай мне не говорить об этом с другими, ладно? И если ты услышишь что-то о моём отце, скажи мне, хорошо? Мэдс нерешительно кивнула, но всё же рассмеялась, когда Абрам поднял руку и взъерошил её волосы, прежде чем встать. Его взгляд лишь на мгновение метнулся к Эндрю, прежде чем он направился в сторону двери, сделав едва заметное движение рукой, которое Эндрю мог не заметить, если бы не смотрел вниз. Он наблюдал, как крупный мужчина — Чарльз — сдвинулся с места и на несколько мгновений вышел из комнаты за дверь. Губы Эндрю сжались, когда Чарльз вернулся и поднял большой палец вверх сигнализируя Абраму. — Никогда не могут следовать грёбаному протоколу, — пробормотал Абрам, качая головой, но всё же толкнул большую дверь, надавив на неё плечом. Выйдя наружу они не остановились. Эндрю молча последовал за Абрамом, но всё же потянулся за спину, чтобы снова вытащить пистолет. — Неужели я не доказал, что не желаю тебе зла? — спросил Абрам, но в его голосе не было удивления. Не то чтобы парень тоже не вытащил кинжал и теперь бесцельно вертел его в руках, пока они шли. Эндрю ничего не сказал, просто приподнял бровь в ответ на вопрос собеседника. Абрам слабо фыркнул, поднимая руки в притворной капитуляции. — Справедливо, я считаю. Когда они достигли вершины холма, с которого открывался вид на двор, Абрам остановился и достал что-то из кармана своей черной толстовки. Он передал это Эндрю, который не удивился, обнаружив, что это листок бумаги с датой и временем. — Мы будем встречаться в одном и том же месте, в одно и то же время, в этот день недели, — он говорит ровно, скрестив руки и прислонившись к дереву. Расстояние и тени снова делают невозможным разглядеть какие-либо детали. — Я найду другой способ общения, но на данный момент это лучшее, что я могу предложить. Эндрю сопротивляется желанию закатить глаза. — Кто сказал, что я всё ещё согласен? Абрам вздохнул в отчаянии, похоже, у Эндрю была склонность так поступать с окружающими его людьми. — Ты готов помочь мне, да или нет? Это действительно не так сложно. Эндрю изучает листок перед ним. — Сделка, — предлагает он. — Какого рода? — Я соглашаюсь и использую то, что знаю, чтобы пока что уберечь тебя и детей от тюрьмы. Я помогаю тебе убедиться, что они не умрут до того, как ты найдёшь для них постоянное место. Взамен ты больше не трогаешь мой отдел и держишься подальше от других незаконных действий. Я уверен, что ты согласен на это. Он знал, что эта сделка была полностью заключена в пользу Абрама, но всё же пауза, установившаяся между ними, заставила подумать иначе. Наконец, Абрам заговорил. — Я могу заверить, что не причиню вреда твоим людям, но я могу только пообещать, что сделаю всё возможное, чтобы держаться подальше от других «незаконных действий», как ты выразился. Эндрю колебался всего мгновение, прежде чем сухо кивнуть ему, пытаясь сдержать аргумент, который вертелся у него на языке. Он логически понимает, что это лучшее, что он может получить. — Хорошо, но у меня есть вопрос, — говорит он, прежде, чем Абрам снова заговорит. — Что там Мэдс говорила об отце? Он действительно твой отец? Парень перед ним молчит несколько мгновений и Эндрю задается вопросом, получит он дерьмовый ответ или нет. — Он… — начинает Абрам. — Технически, он мой настоящий отец. Но у каждого есть небольшие проблемы с папочкой, я прав? Это вызывает у Эндрю холодный взгляд, полный скуки и раздражения. — Я не заинтересован в том, чтобы вести дела с человеком, который мне лжёт, — он говорит ровно. — Он будет проблемой? Под чёрной маской раздаётся негромкое ругательство, затем Абрам резко качает головой и прижимает кинжал ближе к себе. — Нет, если я смогу с этим что-то сделать. Эндрю внутренне вздохнул, это не звучало многообещающе. Но, по крайней мере, у него не было ощущения, что собеседник снова соврал ему. Он чувствовал страх Абрама даже на расстоянии и это почти рассмешило его: похоже, даже у людей, скрывающихся в тени, есть свои чудовища. — Могу я узнать, кто этот человек? — спросил он, на что Абрам резко сглотнул. — Это не имеет значения для того, что мы делаем. — Ладно. Наступает тишина. Эндрю пока не хочет уходить. Не с миллионом вопросов, всё ещё вертящихся у него в голове, не с сомнением, стоит ли ему выпустить в человека перед ним всю обойму. Абрам наблюдает за ним, его глаза сужаются на мгновение, прежде чем он снова говорит. — Если ты подумаешь о том, чтобы предать нас, я узнаю. Не совершай ошибку, думая, что я ничего не сделаю. Это угроза, Эндрю знает это. Он видит преступника, которого ему изначально удалось задобрить, когда он понял, что это не обычный похититель детей, каким он представлялся ему при первой встрече с Мэдс. Глаза Абрама тёмные, разительный контраст с тем, какими они были раньше, когда он был рядом с детьми, его руки замерли, и он уверенно сжимает нож. Чёрный металл, гладкий и острый, хорошо обработанный. Абрам двигает им, как третьей рукой. Их взгляды встречаются... Эндрю не испытывал желания съежиться перед кем-либо очень много лет, и сейчас, когда он смотрит в горящие голубые глаза, это не меняется, но он находит в них что-то ещё. — Я бы поставил свою задницу на кон. И если бы у меня была идея получше той, что ты предложил, ты бы уже был в тюрьме. Это самое близкое к тому, как он может сказать «не волнуйся». Глаза Абрама лишь слегка светлеют, он наклоняет голову набок. — Это обнадёживает. — Низкие стандарты, я погляжу. Снова наступает тишина и Эндрю обнаруживает, что на этот раз она ему не так неприятна. Конечно же, Абрам снова нарушает её. — Так, ну, тебе, наверное, пора идти? Эндрю моргнул и посмотрел на часы. Было два часа ночи. Он уже чувствовал, как предстоящий долгий день давит на его кости. Вероятно, это самое большее, что Эндрю мог сейчас получить, так что он, наконец, поддался крику своих костей и зуду под кожей, и начал отходить от Абрама и неподвижных складов вдалеке. Теперь, если бы он был хорошим офицером, он бы начал вызывать подкрепление и вытаскивать детей… — Спасибо, наверное? — неожиданно говорит Абрам. Он уже развернулся, чтобы тоже уйти, но это не мешает ему добавить что-то ещё через плечо. — Езжай осторожно. Ох, Эндрю ненавидит этого парня. Эндрю не делает ничего, кроме как рвётся прочь. Его мысли уже бешено мечутся. Он мог бы поговорить с Рене, или, может быть, позвонить Нилу за советом? У Нила вообще есть опыт в этом деле? Потому что Эндрю не имеет ни малейшего представления, относится ли это к категории «банды и молодёжь» в их работе. Но когда Эндрю добирается до своей машины и дрожащими руками вставляет ключ в замок зажигания, он знает, что звонить он не будет. Потому что он не может перестать слышать дрожащий страх в словах этих детей, видеть ужас в их глазах, даже при одной мысли о том, что полиция может прийти и забрать их. Забрать их за что-то настолько глупое. Он не может доверять правовой системе и быть уверенным, что она не перемелет их на части своими шестерёнками за то, кем они были. Вдруг ему снова семнадцать и кто-то кричит, а с его разбитых кулаков капает кровь. Перед глазами сплошной красный. Ники неподвижно лежит на земле, клочья волос на его голове вырваны, палец торчит под неправильным углом. Люди показывают на Эндрю пальцами, люди смотрят на него так, словно это он избил невинного ребенка за его ориентацию. Ему плевать на мужчину перед ним, стонущего от боли, тот должен страдать, ибо как он посмел тронуть то, что ему не принадлежит, как он, блять, посмел… Красный и синий свет, наручники и наркотик, разрушивший последние остатки его разума, — вот что следует после того, как он снова ударяет его кулаком. Ему двадцать, его трясёт, его заставляют говорить о том, о чём он никогда не хотел говорить вслух. Его брат, болезненно бледный, и Дрейк. Лицо последнего всё ещё в синяках и распухло от отчаянных ударов, которые наносил ему Аарон. Ему двадцать, когда его переполняет ненависть, тошнотворный стыд и унижение, когда звук наручников, защёлкнувшихся на запястьях его брата, эхом отдается в зале суда, а Дрейк выходит на свободу. Нет, он не мог, он не мог доверить им это. Эндрю заводит машину — в кои-то веки он позволил себе вернуться к прежним мыслям. Это работа не для этих свиней.

____________________________

— Доброе утро! — говорит Нил, проскальзывая в чёрную машину Эндрю в мрачных рассветных лучах. Он берёт предложенный ему кофе, наслаждаясь теплом, и быстро благодарит. Эндрю сегодня выглядит напряжённым: он крепко сжимает руль, а в глазах застыла ставшая знакомой дымка. Нилу это не понравилось. Кажется, сегодня у Эндрю плохой день, и он не был уверен, что сможет чем-то помочь. Прошло две недели с тех пор, как Эндрю решил заключить хрупкий союз с Абрамом, а беспокойство Нила уже достигло критической точки. Не то чтобы Абрам и Эндрю проводили много времени вместе лицом к лицу, но одноразовый телефон, который он купил в двух экземплярах, казалось, прожёг дыру в его кармане. Единственное, что было хорошего в этой сделке — это новый приток еды и неустанные попытки Эндрю найти место, где дети могли бы принять душ. И, может быть, то, как Эндрю смотрел на него, когда он был Абрамом. Это отличалось от того Эндрю, которого он знал днём, ибо ночью блондин легко вписывался в общество преступников. Оставалось надеяться, что он придумает, что делать с детьми, пока не стало слишком поздно и пока отец не начал догадываться, куда Нил всё время сбегает. Нил отхлебнул из стакана с кофе, который держал в руках, и тут же сморщил нос. Сладость с утра пораньше ударила ему в голову. — Фу, что за хуйня? — он отодвинул стакан и осмотрел его. — Что это? Эндрю, человек, который редко показывал какие-либо эмоции на своём лице, выглядел почти веселым. — Это кофе. — Это… — перебил Нил, жестом указывая на стакан, — это самая далёкая от кофе вещь. Это что вообще такое? — Это особенный сорт. — Особенный… Эндрю, у этого такой вкус, как будто я собираюсь проснуться с десятью новыми болезнями! Эндрю закатывает глаза. — Это единственный вариант, как вообще можно пить кофе, Джостен. — Я пью чёрный кофе, Эндрю! Самое близкое, к чему ты можешь приблизиться, съев настоящие грёбаные кофейные зерна! Эндрю, очевидно, не согласился, закатив глаза на Нила. Он положил руку на кресло напарника и оглянулся через плечо, поворачивая машину задним ходом. — Ну, конечно. Это пиздецки противно, — заявил он, прежде чем вырулить на дорогу, ведущую к участку. Нил не был уверен, когда это произошло. Каким-то образом Эндрю узнал, что Нил каждое утро бегал на работу, что, честно говоря, не составляло для него особого труда. Нилу нравились его утренние пробежки, даже если на то, чтобы добраться до работы (и до дома, если уж на то пошло), уходило ощутимое количество времени. Но в случае надобности, он всегда мог просто позвонить Элисон или даже Чарльзу, чтобы они приехали за ним. В юности ему не разрешали садиться за руль — это всегда была чья-то работа, поэтому Нил не видел необходимости что-то менять. Но, очевидно, это раздражало Эндрю. Эндрю раздражали странные вещи. Например, когда Нил сидел, скрестив ноги на стуле, или когда грыз конец ручки, а совсем недавно, когда он надел джинсы, которые заставила его купить Элисон. Нил использовал это как доказательство того, что они уродливы, но она только рассмеялась ему в лицо. Поэтому он научился просто мириться с этим, возможно, задвигая это в сознание глубже, чем нужно, но, тем не менее, ему было всё равно. Была существенная разница между злым Эндрю и раздражённым Эндрю. Так что теперь Нилу нравилось иметь дело с раздражённым Эндрю. Увы, с того дня, как Эндрю узнал его адрес (жуть) и явился к нему домой прежде, чем Нил успел улизнуть и скрыться. Логически он понимал, что если очень захочет, то сможет сбежать, но иногда утренняя поездка с Эндрю была приятной. Даже если глаза Эндрю возвращались к своему затуманенному взгляду, или его движения становились жёстче, чем обычно. Непринужденный юмор, который был раньше, снова исчез, и Нилу захотелось вернуть его, по крайней мере, это означало бы, что Эндрю всё ещё здесь, в настоящем, а не в своих мыслях. Нил был знаком с демонами, которые преследовали ваш разум, независимо от ваших собственных рациональных мыслей, они разрывали вас на части, пока не оставались только жалкие ошмётки. Поэтому Нил давал Эндрю пространство и не давил. Но он следил за тем, чтобы Эндрю видел его обеспокоенный взгляд, чтобы знал, что Нил в безопасности, и если Эндрю понадобится, Нил сделает всё, что нужно. Они вместе вошли в участок. Эндрю возглавлял смену и открыто игнорировал все приветствия, брошенные в их сторону, включая приветствие Рене, что заставило большую часть группы притихнуть. Возможно, они догадались, что это не та битва, которую им надо выиграть. Или, подумал Нил, они знают что-то, чего не знает он. По какой-то причине он почувствовал лёгкое раздражение из-за этого. Может быть, не раздражение… но что-то. Он выдвинул стул, сел на него и потянулся к папке с делом, которая лежала на столе. Он не заметил ни внезапного пристального взгляда Эндрю, ни его протянутых пальцев, намеревающихся выхватить у него папку. Открыв дело, Нил почувствовал, как у него с шипением вырвался выдох. Тёмно-рыжие волосы и голубые глаза, лукавая улыбка и потрескавшиеся губы. Лицо, которое Нил знал слишком хорошо. Он бросил бумаги, словно обжёгся, не заботясь о том, что Эндрю смотрит на него с чем-то похожим на любопытство, а Нил явно открывает слишком большую часть себя. Это... это было слишком близко к правде — это было не то, что он мог себе позволить. Но, блять. Никто не знал, никто, кроме, может быть, Элисон, что иногда Натаниэлю приходилось сидеть на полу в своей комнате. Приходилось цепляться пальцами за волосы и заставлять крик в груди умолкнуть. Приходилось мысленно связывать ноги, чтобы не дать им убежать прочь. Приходилось впиваться ногтями в ладони, цепляться за края сознания, чтобы избавиться от холодного оцепенения, чтобы стоять перед отцом и не дрожать. Не вспоминать ножи на своей коже, не вспоминать крики тех, кому отец заставлял причинять боль — заставлял убивать. Натаниэль был трусом, и всю свою жизнь он пытался скрыть тот факт, что лицо его отца заставляло его покрываться трещинами, как стеклянную фигурку, которой он и был. Он не мог — он не мог дышать. Увидеть отца, увидеть его в месте, где его защита была ослаблена. Он не думал, что это будет так тяжело. Спрячься, — шептал его разум. Тело вернулось к детским инстинктам. Нил вскочил на ноги, его тело гудело, мир был неподвижен, а его мать кричала — о Боже, его мать. Её окровавленная рука тянулась к нему, глаза были полны ужаса, и она умоляла. — Только не мой мальчик, только не он. Не трогай моего мальчика. Ему показалось, что он тоже кричал вместе с ней. Он протянул руку, попытался подползти ближе, но на полу было слишком много крови. Он всё время поскальзывался, его хватка была слишком слабой, а тело слишком юным. Мир накренился. Сцена перед ним изменилась. — Прекрати делать из него грёбаного монстра, Натан. Что ты делаешь? Теперь он стал ещё моложе, а его голова лежала на полу кухни. Он протянул руку, чтобы погладить собаку рядом с ним: белый мех был таким мягким под его пальцами. — Убей его, Натаниэль, — в руках отца нож, он протягивает его ему. Натаниэль растерянно моргает. — Почему? Он мой друг, — ему нравилась эта мягкая белая собака, которая лизала ему лицо, когда ему было грустно. — Я не хочу причинять боль своему другу. Но нож уже был в его руках. Натаниэль так и не вспомнил, что в конце концов случилось с той собакой. Сдвиг — ещё один. — Натаниэль, послушай меня, послушай, милый, мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещал, — его мать никогда не просила многого. Натаниэль не может найти, откуда у неё идёт кровь, слишком много ран, слишком много ран, слишком много ран… — Не становись им, — её руки обхватили его лицо, или её рука, — Натаниэль не может найти другую, он отрезал её, он отрезал её, он отрезал её… — Не будь таким, как он. Ты хороший, Абрам, ты такой хороший. Я обещаю тебе… Мне жаль, что я не смогла вытащить тебя. Но ты сможешь, ты выберешься, Абрам. Будь хорошим человеком. Он слышит шаги отца, когда тот подходит ближе. — Я убью его, — он думает, что всё же сказал ей это. — Я разорву его на части. — Ещё не время, — говорит она сыну. — Ещё нет. Пока делай, что тебе говорят. — Почему? — он почти рычит. Он видит только красное, он чувствует только слабеющую руку матери на своём лице. Его отец входит в комнату, он улыбается. — Делай, что говорит тебе папа. Он будет добрее, если ты будешь слушаться. Отец протягивает ему нож, он стоит перед ним и ухмыляется ещё шире, так широко, что его губы трескаются. — Избавься от этого, Натаниэль, — говорит он сыну. Он не может пошевелиться, не может, не может, не может, не может, не может, не может… — Делай, что тебе говорят, Абрам, — повторяет ему мать. Натаниэль так и не вспомнил, что в конце случилось с его матерью. — Нил, — зовёт его другой голос. Натаниэль хмурится, он не может вспомнить, кому принадлежит это имя. Какой демон поджидает его… — Нил, тебе нужно дышать, — на этот раз голос звучит более уверенно, ухмылка его отца исчезает быстрее. На его шею сзади ложится тяжёлая рука и он с ужасом понимает, что она не хочет причинить ему боль. Он тянет руки вперёд, пытаясь ухватиться или защититься. Чужая ладонь обхватывает запястье Нила. Вид чёрных повязок заставляет его снова дышать. Он чувствует свежий воздух и понимает, что находится на улице. Тротуар впивается в колени, прохладный ветер обвевает и без того дрожащие плечи, а лёгкое прикосновение к затылку заставляет его поднять голову и встретиться взглядом с карими глазами. Нил не осознавал, что так сильно опирается на Эндрю, пока не понял, что именно он был рядом с ним, именно он заставил его демонов скрыться в туманных уголках его разума. — Эндрю, — вздыхает он, опустив плечи и полностью падает на землю. Проводит рукой по своим мокрым от пота волосам, крепко вцепляясь в пряди. — Блять, мне очень жаль. Эндрю хмурится. — Это досье на моём столе вывело тебя из себя, — следующая фраза звучит почти обвиняюще. — Не извиняйся за бессмысленные вещи. Ледяной страх вперемешку с чувством вины — не самое приятное ощущение. — У тебя был плохой день, — слабо говорит Нил, как будто это может помочь разобраться в том беспорядке, в который он попал. — Я не хотел делать всё ещё хуже. — Нил, — голос Эндрю твёрд и является единственной константой в грёбаном мире Натаниэля прямо сейчас, но также и тем, что разбивает его сердце, потому что Эндрю на самом деле всё равно. Он заботится о Ниле. Натаниэль не сможет быть и никогда не будет Нилом. Потому что Нил даже не настоящий. Ничто в его жизни не реально. — Нил, ты снова загоняешься, — рука сжимает его шею. — Это была всего лишь фотография. Ха, — с горечью думает Нил, — как скоро ты перестанешь в это верить. — Удивлён, что ты ещё не начал задавать вопросы. Единственный признак удивления Эндрю — подёргивание его правой брови. Нил почти улыбается и ему интересно, знает ли Эндрю, что он так делает. — Я больше озабочен тем, как вытащить своего напарника из панической атаки, чем тем, почему она вообще началась, — говорит Эндрю. Его руки такие тёплые. Нил хотел бы быть лучшим человеком и тогда он смог бы сделать что-то для Эндрю, когда тот забрал его сегодня утром. Но, увы, всё, что у него осталось, — это груз, осевший у него внутри. — Спасибо, — это единственное, что он может сказать в ответ. Эндрю смотрит на него несколько мгновений, затем кивает, позволяя тишине укрыть их одеялом уединения, и Нил благодарен ему за это. Ещё больше он благодарен за то, что Эндрю не убрал руку с его шеи, как и не убрал другую руку, которая всё ещё сжимает его запястье. Нил почти хочет рассказать всё Эндрю, прямо сейчас, чтобы покончить с этим. Чтобы избавиться от бессонных ночей, в которые он представляет, как однажды Эндрю будет считать его врагом и что они не будут напарниками. Что они никогда не были настоящими напарниками, потому что Нил — это ложь. Абрам тоже близок с ним и он знает, что Эндрю не слишком заботится о нём. Он задаётся вопросом, что бы сделал Эндрю, если бы узнал, что это Нил отравил участок газом, что это он забрал Мэдс и увез её. Именно он заставил Эндрю отвернуться от своей работы, отвернуться от своих друзей. Мягкое давление большого пальца Эндрю заставляет Нила поднять голову и их глаза на мгновение встречаются. — Идиот, — это всё, что говорит Эндрю, прежде чем сделать паузу. — Могу я помочь тебе подняться? Нил кивает, и Эндрю обхватывает его руками за плечи, поднимая на ноги. Нил находит равновесие и чувствует, как его разум и тело снова становятся одним целым. Теперь он начеку, уже выискивая всё, что может представлять угрозу или вред… — Кролик, — бормочет Эндрю, наморщив лоб. — Прекрати. Нил смотрит, как он уходит, смотрит, как он открывает дверь и оборачивается. Он вопросительно поднимает одну из своих тёмно-русых бровей, когда видит, что Нил всё ещё стоит там. Я не хочу терять это. Это печальная мысль, но Нил ничего не может с этим поделать. Он улыбается. Это начинает больше походить на замаскированную агонию, чем на притворство.

_____

Нил оказывается окружён в тот момент, когда возвращается в участок. Он чувствует тяжёлую руку Мэтта на своей макушке и нежную руку Дэн на своей спине. Рене дарит ему мягкую улыбку, но всё равно хмурит брови. Она протягивает руку и останавливает Эндрю, говоря ему что-то, чего Нил не слышит, но он замечает, как Эндрю возвращает взгляд на него, прежде чем кивнуть и продолжить идти. — Ты в порядке, чувак? — спрашивает Мэтт и что-то тёплое распространяется внутри. Нил отвечает ему усталой улыбкой, но она настолько искренняя, насколько это вообще возможно прямо сейчас. — Ты нас всех здорово напугал. Я никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро. Он выбежал через заднюю дверь. Наверное, потому что не успел мысленно заковать себя в кандалы, когда увидел лицо отца. — Ох, да, у меня просто иногда случаются приступы паники. Это с детства, ничего страшного, — Нил пытается успокоить его, но это никого не убеждает. Кажется, что взгляды всех только ещё больше потемнели от беспокойства. Хуже всего, когда появляется Ваймак, почёсывая рукой свою бороду с редкой сединой, и указывает пальцем на свой кабинет. — Идём, Джостен. Нил следует за ним. Дэн быстро сообщает ему, что он может поговорить с ней, если ему это нужно. Он машет рукой в знак благодарности и улыбается, потому что он не помнит, чтобы чувствовал, что кому-то не всё равно, разве что Элисон, но даже она иногда может быть не в духе. Но когда Ваймак закрывает дверь своего кабинета, он меньше всего ожидает, что шеф полиции тоже будет выглядеть потрясённым. Нил ждал крика, насилия, гнева. Потому что подобный срыв показывает, что он слаб и явно не достоин работать на такой важной работе. — Нил, ты в порядке? — это первое, что спрашивает мужчина, сидящий напротив него, сцепив руки перед собой, как будто он знает, что Нилу становится легче от того, что он может их видеть. — Я в порядке, шеф. Извините за то, что произошло, больше такого не повторится, — быстро начинает он, больше из старого инстинкта, чем из-за чего-то другого. — Я не выспался прошлой ночью, и это то, что случается, когда я… — Малыш! — вмешался Ваймак, резко подняв руку. — Я не спрашиваю о причине. Я спрашиваю, потому что я никогда не видел такой сильной панической атаки. Я чертовски испугался, увидев твоё лицо в тот момент. Нил опускает голову, стыд пронзает его насквозь. Слабак, — звучит голос его отца. — Я читал о твоём прошлом, малыш. Происходить из криминальной семьи, а потом быть окружённым этим на работе? Я знаю, что это, вероятно, тянет за собой то дерьмо, о котором ты предпочёл бы забыть. Я просто хочу, чтобы ты знал, что ты чертовски сильный мудак, если делаешь это каждый день. И если тебе нужен перерыв, не стесняйся попросить меня, хорошо? Эти ублюдки получают достаточно свободного времени. Ты тоже должен отдыхать иногда, хорошо? — заканчивает Ваймак, и его голос твёрд, когда он говорит. Кажется, что он действительно уверен в своих словах. И что-то в Ниле жаждет поверить этому, так сильно, что он снова чувствует себя ребенком, который хочет, чтобы его отец гордился им. Ваймак дарит ему небольшую улыбку, которая едва изгибает его губы, но тем не менее Нил кивает и благодарит его. Он не может объяснить, почему ему кажется, что пустота наступает ему на пятки.